Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
В понедельник, 22 мая, из итальянского Бари в Москву доставили мощи святого Николая Мирликийского (Чудотворца). Желание прикоснуться к святыне у верующих оказалось столь велико, что некоторые всю ночь простояли невдалеке от храма Христа Спасителя в окружении полицейских в надежде первыми попасть утром к заветной раке. «Лента.ру» побывала на Пречистенской набережной, чтобы узнать, чем занимаются, о чем говорят и думают люди в ожидании чуда.
В пять с небольшим часов утра Курсовой переулок абсолютно пуст. Лишь в самом его начале, напротив храма Христа Спасителя, припарковано несколько машин. Контуры собора подсвечены восходящим солнцем. Так ярко, что на контрасте кажется, будто в переулке еще ночь. В недорогой иномарке с заведенным двигателем спят двое. Один, помладше, сидит на водительском месте. Рядом второй, с седеющей бородой и в черной рясе священника. Золотой наперстный крест батюшки лежит в подстаканнике передней панели.
Четырьмя часами ранее они вдвоем ходили по широкой проезжей части Соймоновского проезда, отделяющего Курсовой переулок от территории храма Христа Спасителя. Полицейские, заставившие всю округу железными ограждениями, их не гоняли. Священник производил впечатление исполненного заботами организатора: то и дело указывал куда-то пальцем, морщился, поглаживал бороду. Молодой делал заметки и торопливо кивал после каждой реплики.
Батюшка приехал из Воронежа как рядовой паломник. К тому же без ведома своего епархиального руководства. «Самовольство вышло, с моей стороны, поэтому не стоит вам мое имя в статье указывать. Вырвался на день», — рассказал он «Ленте.ру».
Однако к началу очереди, где он был еще в два часа ночи, батюшке и его молодому спутнику уже не попасть. В пятнадцать минут пятого полицейские отделили ближайшую к храму группу верующих, создав сектор, покинуть который можно, но вернуться или придержать для кого-то место — нет.
«Не надо было мне рясу одевать: в очереди градом философские вопросы посыпались. За четыре часа язык точно бы отсох, — продолжает батюшка. — Но к машине пошли не из-за этого, а потому что хотели дождаться еще знакомых. Вместе приложиться к святыне, но они еще спят. Куда теперь идти? К парку культуры, Крымскому мосту? Далековато».
За порядком строго следили сотрудники окружных батальонов ППС и подразделения ОМОНа. Строгость заметно усилилась, когда стало светать. В темноте правоохранители и верующие спокойно курили здесь же на набережной. Но когда небо над Кремлем заалело, стражи порядка стали подходить и требовать немедленно прекратить нарушение. До рассвета можно было перебежать набережную прямо здесь возле храма и встать в первую, ближнюю к храму группу паломников, а не идти до Крымского моста — туда, где стоят металлоискатели и начинается равномерно разгороженный на сектора путь паломников к святыне.
Ночь на вторник, 23 мая, на Пречистенской набережной выдалась на редкость (для нынешней весны) теплой, ясной и почти безветренной. Для паломников пригнали два больших автобуса. В том, что стоял ближе к храму, свободных мест не было. Второй, полупустой, превратился в спальный вагон.
«Смотри, кружит чайка здесь. Значит, место хорошее, рыбное. Сейчас бы донку», — сказал, прищурясь, 50-летний Олег, приехавший из села Рассказовка Тамбовской области. Он едва ли не единственный, кто пришел сюда без компании, в одиночку. Старается «не светить» тюремными наколками на кистях рук, но не стесняется тяжелого перегара изо рта. Впрочем, к утру его дыхание заметно очистилось.
«Был здесь батюшка из Воронежа… Я спрашивал у него разное. К примеру, почему во Владимире все сделали, как в Иерусалиме… А потом он ушел… Хотел я еще сфотографировать фабрику «Красный Октябрь», но туалетные кабинки помешали», — тамбовчанин хватается за следующую мысль, не досказав предыдущую. Он явно раздражал окружающих, но замечаний ему никто не делал.
На улице с фонариками в руках люди, меняя друг друга, пели акафист (сборник молитв) святому Николаю. Многие вычитывали про себя те же молитвы из заранее приготовленных книжек и тетрадей. Другие вели беседы на отвлеченные темы или молча наблюдали за рекой, отражавшей яркую городскую подсветку.
Молодых людей среди пережидавших ночь на набережной почти не было. Из тех, что пришли, большинство сопровождали престарелых родителей. Олег из Пермского края — исключение. Он громко и эмоционально пересказывал окружившим его в автобусе пожилым женщинам древние притчи.
«Это величайшее событие. Ведь не каждый человек вообще знает, что есть такой город в Италии — Бари (где хранятся мощи святителя Николая — прим. «Ленты.ру»). Не каждый может позволить себе туда съездить. Я вот не могу, — говорит Олег, сжимая в руках молитвослов. — Другое дело, когда мощи привозят сюда, к нам, в Россию. Как можно сюда не прийти и не поклониться этой святыне?».
Олег видит особый знак в том, что мощи святого Николая прибыли в Москву ровно через сто лет после революции и начала гонений на христиан в России.
«Этот святой спас у нас много церквей от разорения своим небесным заступничеством», — продолжает молодой человек. Ему не нравится, когда люди обращаются к Николаю Чудотворцу за какими-то земными благами, а не исповедаться и причаститься.
Недавно начальство в ресторане быстрого питания, где Олег работает, потребовало от него снять крестик. Он отказался. Хотя многие, по его словам, снимают.
В соседнем автобусе верховодит «единственная в Поволжье женщина — казачий атаман» (так ее представила соседка) — Ирина из Марий Эл. В казачьей форме и погонах подхорунжего (младшего лейтенанта), она что-то раздает окружающим из своей женской сумки, больше напоминая не атамана, а кондуктора.
«Зашли, приложили крестик и вышли. Приедете домой, обнимите близких и благодать перейдет им, — прокатывается по салону автобуса ударной звуковой волной, но видно, что связок она вовсе не напрягает и даже не повышает голос. — Денежку и записочки с молитвами о близких нужно приготовить заранее. В храме у вас для этого времени не будет».
Ирина уже 20 лет возит группы паломников по святым местам. За это время насмотрелась чудес, научилась легко и быстро отвечать на любые вопросы экскурсантов. К примеру о том, почему в России так почитают святого Николая, который жил в Ликии (юг Турции) в IV веке и никакого непосредственного отношения к Руси, казалось бы, не имел.
«Люди, которые вчера прикладывались, сегодня стоят в очереди, еще едут сюда — это десятки тысяч человек. Раньше не было такого массового паломничества, — рассказывает атаманша. — Община отряжала нескольких странников, которые шли с записками к святым местам и мощам, долго шли пешком, с одними лишь сухарями за плечами. Это был тяжелый и опасный путь, поэтому без конца лилась молитва к Николушке, небесному покровителю всех странствующих, как от самих паломников, так и от тех, кто их в дорогу отрядил».
Ирина верит в силу искренней общей молитвы верующих, потому что тогда, по ее словам, среди них незримо присутствуют и святитель Николай и сам Господь.
«Часто бывает, что вместе с воцерковленной женщиной в паломничество случайно отправляется какая-то подруга, которую интересуют в основном житейские, а не духовные проблемы, — добавляет она. — Но и таких порой пробивает на слезы во время наших молитв, и такие отряхиваются от суеты, претерпевая трудности дороги и многочасового ожидания, как сейчас».
У металлической ограды, прямо напротив пешеходного перехода, ведущего к храму Христа Спасителя, то есть первой в очереди, стоит Анна Владимировна из Серпухова. Ее привезли на машине родственники. Она вспоминает, как тяжело ей было попасть к поясу Богородицы в ноябре 2011 года. «Мы стояли с ребенком: с шести утра и до двенадцати ночи. В этот день президент поздравлял патриарха Кирилла с днем рождения, и на три часа очередь просто встала, — говорит Анна. — Но все равно того стоило, и сейчас, думаю, людям даже приятно будет постоять. У нас, как и у многих тут, машина на платной парковке с часу ночи. Кто-то расстраивается, но что с того? Набежит 500 рублей. Это ничтожная плата за возможность увидеть своими глазами святыню».
Оживились палатки с едой и питьем, оборудованные специально для паломников. Ночью к ним никто не подходил. Бутылка воды стоит 50 рублей. Тарелка гречневой каши — столько же. Суп и пельмени — по 100 рублей
Возле ограды, отделившей первый сектор от остальных, к половине пятого утра собирается уже целая толпа. Большинство терпеливо ждет, читая молитвы, но некоторые просят полицейских пропустить их: «Мне на работу никак нельзя опоздать», «Ну, вот, человек один вышел, можно одному зайти вместо него?» Но стражи порядка непреклонны.
В пять по набережной по огороженному коридору в сторону храма Христа Спасителя движется сплошной поток людей: это организованные группы, прибывшие из регионов на автобусах. У них опознавательные знаки — прицепленные к груди ленточки, а у некоторых даже бейджи с названиями храмов их общин. Ночь они провели в пути, и многие, не сомкнув глаз, молились небесному покровителю путешественников, чтобы благополучно добраться до этой набережной, а затем попасть в храм.
Организаторы предупреждают: после 17:00 очередь занимать бессмысленно. Стоять не менее четырех часов, а храм закрывают в девять вечера.
«Сажал на колени и трогал. Я тогда не думала, что это плохо»
Эти кавказские девушки пережили изнасилования. Но никому не могут об этом сказать
Фото: Eraldo Peres / AP
По статистике, каждый год в России происходит около 3,5 тысячи изнасилований или покушений на изнасилование. Эта цифра практически не меняется с 2015 года. В июне россиянки поддержали флешмоб 19-летней Дарьи Агений, которая отбилась от предполагаемого насильника с помощью ножа для заточки карандашей и теперь может сесть в тюрьму. Они не побоялись рассказать о случаях домогательств и сексуального насилия, чтобы помочь другим жертвам. Однако в России есть регионы, где женщины не смогли бы присоединиться к такой акции, даже если бы захотели: это Северный Кавказ, где по разным причинам о насилии заявляют максимум 1-2 процента жертв. Несколько дагестанок, переживших изнасилования в собственных семьях, согласились рассказать свои истории анонимно.
В республиках Северного Кавказа статистика по изнасилованиям удивительно оптимистична. Чечня по количеству таких преступлений, совершенных, например, в 2017 году, находится на 82-м месте, Дагестан — на 77-м. Однако по большинству подобных случаев (особенно если изнасилования происходят внутри семьи) уголовные дела не заводятся, а изнасилованные девушки хранят молчание — кто от страха, кто от бессилия, кто от стыда, ведь в обществе с восточным менталитетом женщина понимает, что во всем обвинят именно ее. Домогается ли ее мужчина, бьет ли, изменяет или насилует — все это будет объясняться фразой «дала повод».
«Однажды моя близкая подружка рассказала о том, что была изнасилована, — рассказывает известный дагестанский блогер Марьям Алиева. — Я долго была в шоке. А потом, чуть успокоившись, стала эту тему изучать. Впервые об изнасилованиях в Дагестане я написала в своем блоге в ноябре. Думала, поговорим, обсудим… Но тут ко мне стали приходить письма от девушек со всего Кавказа, со всей России, переживших подобное. Они писали о своих историях, и это было так страшно, что я стала бояться открывать свою почту. Каждый день мне приходили семь, десять, двенадцать сообщений… Почему? Потому что есть вещи, о которых девушка никогда не сможет рассказать своим родным, не сможет поделиться за чашкой чая со своими подружками, но это сидит в ней и мучает ее».
Далее следуют истории, рассказанные этими девушками. Имена героинь публикации изменены.
Предупреждение: сцены сексуального насилия, описанные в материале, могут шокировать эмоционально чувствительных читателей.
«Может быть это даже хорошо, что у меня детей нет»
Джамиля, 28 лет
Мы жили в селе у бабули, папиной мамы. Нас было пятеро детей, я — самая маленькая. Родители? Они все время работали. Бабуля была очень строгая и всегда нас ругала. А когда приходили папа и мама — жаловалась им на нас. И тогда нас били за то, что мы заставляем бабулю нервничать.
У папы был младший брат Рустам. Он учился в институте, часто к нам приходил и был такой хороший… Мне всегда конфеты приносил, сладости. А когда я совсем маленькая была, сажал меня на колени и трогал. Я тогда не думала, что это плохо.
Однажды, когда я училась в первом классе, мама и папа поехали за товаром, а Рустама попросили остаться и помочь бабуле за нами присмотреть. Он и остался. С ночевкой. И вот, как стемнело, он лег ко мне и так прижимался и дышал громко. Я это помню четко. Было очень страшно, хоть я и не понимала, что он делает. И делала вид, что сплю, хотя не спала и чувствовала, как он трогает меня, как об меня трется.
Встав утром, я хотела рассказать обо всем бабуле, но услышала, как она ругает старшую сестру за то, что накануне соседский мальчик провожал ее из школы до дома. Я испугалась, что меня тоже будут ругать, поэтому и не стала ничего говорить. Как-то раз мама и папа поехали отвозить бабулю в больницу и снова оставили нас с Рустамом. Старшие были еще в школе, а я пришла домой. Рустам тогда сказал, что купит мне куклу из рекламы, если я ему что-то сделаю. Потом завел в комнату, прижал к стенке и стал трогать. Я ничего не могла сказать или сделать, потому что очень испугалась! А дальше… Он снял штаны и сказал, чтоб я его трогала там. Я не хотела. Но Рустам больно схватил меня за волосы и стал угрожать, что побьет… И я трогала его, а он опять громко дышал. Я думала, что он сошел с ума и может убить меня. Но он потребовал, чтобы я легла на пол, сел сверху и стал тереться об меня… Так было потом еще несколько раз.
А потом, в пятом классе, он меня изнасиловал. По-настоящему.
Это случилось так. Мы поехали на свадьбу в другое село и ночью я встала, чтобы пойти в туалет. А туалет был на улице. Рустам, оказывается, тоже тогда встал. Он потащил меня в огород и сказал, что убьет и закопает там же, если буду кричать. И сделал это… Я уже знала тогда, как это бывает, потому что видела в кино. Я плакала и кричала, но никто не услышал. Рустам ушел, а я не смогла встать и лежала, меня кусали комары и было очень страшно. А потом я уснула.
Утром меня нашла тетя и начала орать. Потом, уже в больнице, меня спрашивали, кто со мной такое сделал, но я сказала, что была ночь и я не видела лиц.
Я долго лечилась. Мне делали операцию. А Рустам…
Он по-прежнему приходил к нам домой и смотрел на меня. Только позже, когда я уже стала постарше, и он как-то ко мне приблизился, я сказала что, если он меня тронет, всем все расскажу. Он удивился. Сказал, мол, ты же сама хотела, если б не хотела, сразу бы бабушке пожаловалась!
Знаете, я вот что еще хочу рассказать. Когда все это со мной уже произошло, к нам в гости приехал мой двоюродный брат. И он рассказал, что с ним тоже так было. Что его изнасиловали старшие ребята, а он никому про это не сказал, чтобы не стать посмешищем. Да и… Тем ребятам все равно ничего бы не сделали, потому что у самого старшего из них отец — глава какого-то там отдела милиции.
С тех пор много лет уже прошло. Тот брат женился и уехал. А про меня все в селе всё знали, так что я замуж там не вышла. Меня хоть и жалели, ни в одну семью брать не хотели. Тем более, что после операции я рожать уже не могу. Недавно я все-таки вышла замуж, став второй женой. Не рай, конечно. Но я не жалуюсь. Может быть, это даже хорошо, что у меня детей нет. Я, когда вижу их на улице, сразу начинаю бояться: вдруг у них жизнь как у меня сложится?
«Отец одной из девочек дедушку и убил»
Амина, 32 года
После смерти отца моя мама с головой ушла в работу, а дедушка делал все, чтобы я этого не замечала. У него это неплохо получалось. А потом настал тот день.
Мы с ребятами веселились на лужайке недалеко от дома. И тут Адам, мальчишка-сосед, который часто играл с нами, спросил: «Амишка, ты видела, какие яблоки растут в огороде дяди Коли?»
Дядя Коля — тоже наш сосед, русский дедушка, ужасно вредный, как мне тогда казалось. Его никто не любил, а мы его жутко боялись, наслушавшись страшилок, что он якобы убивал детей и закапывал в своем огороде. Не знаю, зачем я тогда к нему полезла.
Я собирала яблоки, как вдруг послышался шум, появился дядя Коля — и все ребята бросились врассыпную. Я второпях стала спускаться с дерева, но тут ветка подо мной хрустнула, и я упала, сильно разбив колени.
Дядя Коля протер мои раны полотенцем и замотал бинтами. А потом отвел домой. У порога стоял дедушка. Он был в ярости. Я еще никогда не видела его таким. А потом… Я обнаружила, что рана снова стала кровоточить — алая дорожка вырисовывалась от колена к щиколотке. Дедушка тоже заметил.
Он снял с меня бинты и отложил их в сторону.
«Так, ну это нужно хорошенько промыть. Там все в песке».
Не успела я одеться после ванной, как он вошел ко мне. Я была в растерянности. С шести лет я даже маму в ванную не впускала, потому что считала себя уже взрослой.
Его голос звучал как-то странно. Он коснулся рукой моей шеи. Дедушка тяжело дышал, а запах табака вызывал тошноту. Он начал меня трогать. Я не понимала, зачем он это делает, но знала, что это очень плохо.
Хотелось кричать, звать на помощь, но я впала в ступор, а он закрыл мне рот рукой и стал жадно целовать. Разорвав остатки моей одежды, он сел сверху, больно сдавив мне ноги. Было больно. А затем он схватил меня за локоть и притянул к себе, приказав открыть рот… Я не смогла сдержаться — меня стошнило прямо на него.
Дедушка больше меня не трогал. Он вел себя так спокойно, что, казалось, ничего страшного не сделал, а, напротив, это я повела себя неправильно и теперь, по милости своей, он скроет это от мамы.
Спустя какое-то время она, конечно, заметила изменения в моем поведении, но решила, что все из-за того, что ее часто не бывает дома.
С тех пор я стала бояться всех взрослых, особенно мужчин. Старалась держаться от них как можно дальше. О том, что со мной произошло, я поняла только лет в 14. А спустя еще два года оказалось, что я была не единственной дедушкиной жертвой. Сначала об этом не побоялась рассказать одна девочка, а затем заговорили и все остальные. Отец одной из них дедушку и убил…
Мама никогда не затрагивала эту тему. То ли от стыда, то ли от страха перед правдой. После переезда она еще больше ушла в работу, а я… Я до сих пор не понимаю, кого ненавижу больше — дедушку или себя за свое молчание, из-за которого было сломано столько жизней.
«Потому что я так хочу»
Асия, 38 лет
Я ненавижу всех. Начиная с себя, за свою трусость, и заканчивая родителями, которые так боялись разговоров со стороны родственников, что отдали меня замуж в 16 лет.
Свадьба у меня была вместо выпускного. Вчерашние переживания об ошибках в диктанте превратились в беспокойство о том, достаточно ли соды в муке для хинкала. Мое детство закончилось слишком рано. А вместе с ним — и моя жизнь.
Как только я переступила порог дома мужа, сразу уяснила, что хозяин в доме один — и это вовсе не мой муж. Его отец ясно дал понять, что без его согласия нельзя даже садиться за стол. Он подавлял всех. Наверно, именно поэтому мой муж только мне показывал свою мужественность, выражающуюся в тумаках и криках…
Я быстро привыкла. Да, и альтернативы не было. С самого детства мне внушали: «из дома мужа — только на кладбище», вот я и убеждала себя в том, что все не так плохо, что я ни в чем не нуждаюсь, живу хорошо, ношу хорошую фамилию.
Свекра мне было приказано называть «папа» — это слово носило в их семье какой-то невероятный смысл и подчеркивало его безграничную власть и вседозволенность.
Я отлично помню, с чего все началось. И от этого еще больнее, потому что, анализируя все сейчас, я понимаю, что тогда еще могла что-то изменить, если бы не моя трусость.
Когда однажды мы вышли провожать гостей, «папа» стоял позади меня. Это было странно, учитывая, что он обычно стоит во главе семьи. Вдруг я почувствовала, как его рука крепко сжала мое бедро. Обернувшись, я увидела его ухмыляющееся, покрасневшее от выпитого недавно коньяка лицо. Я мгновенно забежала в спальню, в надежде застать там мужа. Мне впервые в жизни захотелось его обнять — настолько я нуждалась в его защите. Я бросилась ему на шею и, уткнувшись в плечо, зарыдала. Мне был так необходим тот покой, который жена чувствует в объятиях мужа. Но он не хотел, а, может, просто не умел его давать. «Все, давай ложись. Мне с утра на работу».
И я послушно легла. Но стыд напрочь лишил меня сна. Я пыталась убедить себя в том, что «папа» был пьян и не контролировал, что делает. Но не представляла, как утром взгляну в его глаза.
Все повторилось спустя неделю. Проводив мужа на работу, я принялась мыть посуду, когда он подошел сзади и, прижавшись, уткнулся носом в мои волосы.
«Ты так пахнешь», — прошептал он.
Что я испытала в тот момент? Знаете, то самое чувство, когда ты пугаешься во сне и не можешь пошевелиться. Вот только это был не сон и, чтобы все закончилось, недостаточно было просто немного переждать.
Он развернул меня к себе и, притянув, прижался ко мне пахом. Он был возбужден — и это пугало еще больше.
Я не знала, что нужно говорить, как себя вести. Хорошо, что в этот момент раздался телефонный звонок. Отвлекшись на него, свекр вышел в другую комнату, а я рванула на улицу, забыв обуться. Босиком, недалеко от двора, я простояла до прихода мужа. Никогда я не ждала его, как в тот день, никогда так не хотела, чтобы он был рядом. Я бросилась ему на шею. Когда мы вошли в дом, на пороге стоял «папа».
«Твоя жена совсем из ума выжила! В доме целый день нет хозяйки: или сидит в спальне, или шастает босиком по улице. Ты мужчина или кто?», — орал он. Последствия не заставили себя ждать: в этот раз муж бил меня с каким-то отчаянием, а затем, упав на колени, разрыдался, причитая «я даже жену нормальную найти не смог».
Говорить с ним было бесполезно. Расскажи я ему все, он бы мне не поверил. А даже если бы поверил, не смог бы ни отцу ничего сделать, ни со мной дальше жить. Выгнать и опозорить меня гораздо проще! Я ведь чужая их роду, а значит, со мной уйдет и их позор. Если же всплывет правда про отца, весь род моего мужа не отмоется от этого грязного пятна…
Этот треклятый день стал моим ночным кошмаром. Все произошло накануне праздника. Муж с матерью собирались на рынок за продуктами и, как я ни молила взять меня с собой, ушли вдвоем.
Клянусь Богом, я проклинаю себя за то, что не бросилась бежать из дома, наплевав на все! Я не знаю, что остановило меня, что заставило надеяться на то, что все обойдется. Наверное, решила, что успею закончить все дела до того, как «папа» вернется.
Управившись со всем, я поднялась в свою комнату, чтобы повязать платок и выйти из дома. Но, уже сбегая по лестнице, услышала, как в замке ворот щелкнул ключ. Первое, что пришло в голову — спрятаться. Возможно, он решит, что я уехала на рынок вместе с мужем. Чулан под лестницей. Он никогда не заглядывает туда.
Я не знаю, как долго планировала так сидеть…
Потолок надо мной заскрипел, он поднялся наверх. Решив воспользоваться моментом, я выскользнула из чулана и рванула к двери. Босиком я выбежала во двор и кинулась к воротам. Но на пороге стоят Заур — брат свекра.
С одной стороны, я надеялась, что он будет у нас до тех пор, пока не вернется мой муж, а с другой — понимала, что у меня уже не осталось шанса сбежать.
Не прошло и пяти минут, как ворота захлопнулись. Я знала, он сейчас придет, поэтому взяла в руки тяжелую вазу и принялась ждать. Все, что было дальше, напоминало какай-то жуткий фильм. Я ударила его вазой, а он, сорвав платок с моей головы, схватил меня за волосы и потащил вниз по лестнице. А затем швырну во двор — на ледяной бетон.
«Такая дрянь, как ты, не заслуживает, чтобы ее драли в доме». Он навалился сверху и прямо на мне стал стягивать с себя штаны.
Я плакала. И больше ничего. Просто плакала. От стыда, безысходности и вины… «За что?» — спрашивала я.
«Потому что я так хочу».
Это повторялось много раз: в ванной, при полном доме гостей, в подвале, в самых грязных местах. Никто не обращал внимания на то, что я давно ни с кем не разговариваю. Мне был противен голос, я не могла его слышать. Точнее, он был мне не нужен. Зачем? Что мне говорить? Ни постоять за себя, ни ответить кому-то, ни даже пожаловаться я не могла. Я стала тенью, которая неслышно приводит дом в порядок…
22 ноября у него случился инсульт. Он выжил, но стал буквально овощем.
Я ликовала.
Я не смогу вернуть ничего. Не смогу вернуть мою душу, не смогу вернуть себя прежнюю, но теперь, по крайней мере, для меня все закончилось.
«Я опозорила весь наш род»
Фатима, 26 лет
Для меня, 16-летней, Анвар был прямо-таки символом благородства. В свои 26 он казался бесконечно мудрым и надежным. Сознаюсь еще: часто, приходя домой из школы, я воображала, словно мы живем вместе как муж и жена. Вот прямо так: я заваривала нам чай, садилась, беседовала с ним, уставшим от работы, спрашивала о его делах, рассказывала о своих, интересовалась, чего бы ему хотелось на ужин… Помнится, он залился смехом, когда я однажды рассказала ему о такой своей игре.
Короче, любила я его. Но вида не показывала! Я росла в очень строгой семье, так что мне даже с большим трудом разрешили окончить школу. Не дай Бог, подобные разговоры — меня запрут дома и больше никогда не выпустят.
Мы встречались тайно. Точнее, это и встречами назвать было нельзя. Я прогуливалась по парку, а он шел позади, и мы разговаривали по телефону… Вот и тогда… Я, как обычно, шла из школы и болтала с ним. Неожиданно он коснулся моей руки. Я жутко испугалась, буквально отскочила и залилась краской, потому что он еще ни разу не стоял так близко.
Я ему: «Нас могут увидеть. А он: «Пусть видят! Надоело уже, как собачке, плестись за тобой. Хочу идти рядом, держать твою руку». А потом еще: «Фатима, нужно что-то решать. Я уже хочу поскорее пить с тобой чай на кухне и рассказывать о том, как прошел мой день. Сегодня я расскажу маме о тебе. О том, что нашел ей невестку». У меня от этих слов аж голова пошла кругом.
Тут он и позвал меня к себе — знакомиться с его мамой. Это было странно: так бывает, чтобы девушка сама шла знакомиться с родителями жениха? Но разве я могла я ему отказать? К тому же идея казалась мне весьма безобидной…
Придя домой, я пыталась скрыть волнение, но дурацкая улыбка никак не давала это сделать. У меня так покраснели щеки, что мама сначала решила, будто я заболела.
Я приняла душ, уложила волосы и около часа выбирала наряд. На глаза попалось легкое белое платьице мамы. Она его давно не носила, но очень любила, оно напоминало ей о знакомстве с папой. Там такие кружева были… Короче, идеально для такого случая.
Поднявшись на 8-й этаж, где жил Анвар, я долго стояла у его двери. Волновалась так, что во рту пересохло. И даже решила пойти обратно. Но тут дверь открылась. Посреди большой комнаты стоял накрытый стол. Но накрыт он был совсем не так, как обычно это принято при таких обстоятельствах, да еще и на две персоны.
«Где твоя мама?» — спросила я. «А меня тебе недостаточно?» — он притянул меня к себе и попытался поцеловать. Я увернулась и в следующее мгновение оказалась у двери. Не тратя время на обувь, я была готова босая бежать домой от этого гада. Попыталась открыть, но не смогла.
Услышав его смех позади себя, поняла, что дверь он запер.
«Анвар, умоляю, — прошу тебя, прекрати! Я сейчас закричу!»
«Кричи! Пусть все соседи знают, чем мы тут занимаемся. Наверняка, добрые люди видели, что ты сама пришла. Значит, сама всего хотела».
Знаете… Я видела, как человек, бывший мне дорогим, мгновенно превратился в монстра. Мерзкого такого. Похотливого. И самое ужасное, что я ничего не могла с этим поделать.
Он грубо толкнул меня на кровать и навалился сверху. Он отвратительно пыхтел, роняя слюни на мою шею. Только сейчас я обратила внимание, что он не трезв. Но запаха алкоголя не было. Поняв, что говорить с ним бесполезно, я стала бить его изо всех сил, размахивая руками и ногами. Я разбила ему губу. Тогда он заревел, стащил меня на пол, стянул с себя штаны и устроился сверху. И вдруг — вышел в другую комнату. За коньяком.
«Пей. Тебе будет легче», — протянув бутылку, произнес он. И стал заливать жидкость мне в рот…
Через какое-то время я поняла, что лежу на мягкой кровати, а Анвар об меня трется. Так я проваливалась в сон еще несколько раз, открывая и закрывая глаза. Вдруг он схватил меня за волосы и, подавшись вперед, вошел в меня. Я закричала от боли. Вот тогда я окончательно и поняла: это — все, конец. Меня уничтожили. Просто взяли и стерли из жизни. Прошло уже много лет, а это чувство ни на секунду так меня и не покинуло.
Что было дальше? Я отключилась. Проснулась от дикой боли внизу живота. Все ныло. На ногах и на постели была кровь.
Анвар, наговорив гадостей, выпустил меня. Я так и ушла, босая. Не помню, как добралась домой. Но хорошо помню холодный душ, под которым я просто стояла около часа. Помню, как спрятала платье мамы и заснула на полу в прихожей.
Разбудил меня шепот мамы. Мне было так стыдно смотреть на нее… Я лишила нашу семью чести, достоинства. Я опозорила весь наш род. За что? За что им такая дочь?
Был момент, когда я хотела обо всем рассказать папе, пожаловаться на этого урода и знать, что папа его обязательно накажет. Но, увидев его глаза, я решила, что это только моя боль. Да и… Узнай кто о случившемся, позор ляжет не только на меня, но и на всю семью, а я знала, как отец дорожит своей честью… Теперь, когда отца больше нет, я боюсь встретить его даже во сне: мне по-прежнему не хватает смелости взглянуть в его глаза.
Я тогда лишилась всякого интереса к жизни. Перестала посещать школу, без всякого зазрения совести похоронив мечты о карьере доктора.
Вот еще что помню. Как-то утром мама крутилась у зеркала, прикладывая к себе платья.
«Ты уходишь?» — спрашиваю.
«Я же говорила, у тети Зули сын женится. Как его? Анвар, кажется».
Кажется, в этот момент, я забыла, как дышать.
Услышав шум и сигналы машин во дворе, я спешно спустилась во двор. Мне хотелось увидеть его, взглянуть в его глаза. Как? Как он приведет в дом, где лишил меня жизни, ту, с кем проведет каждый свой день? Как его дети будут бегать по полу, на котором он меня поил, чтобы изнасиловать?
Я презираю, ненавижу себя за эти мысли, но где-то в самом темном уголке моей души я ведь мечтала, чтобы он осознал, какую допустил ошибку, и попросил прощения, и сказал, что действительно хочет, чтобы я стала его женой. Но все совсем умерло во мне, когда я увидела, какими счастливыми глазами он смотрел на красавицу в белоснежном платье.
Не знаю даже, как я не умерла тогда на самом деле.
«Отмываясь от касаний этого урода, носила в себе его часть»
Радмилла, 35 лет
Для меня теперь дни разделены по цвету. После смерти моих родителей все они имели серый оттенок. Этот же день был ядовито-черным. Как вспоминаю — до сих пор тошнота подступает к горлу, появляется ощущение грязи на теле и хочется немедленно смыть с себя все. Потому что собственное тело вызывает у меня отвращение. Никогда бы раньше не подумала, что буду так презирать саму себя…
Что случилось? Мой день рождения. Я сделала все дела по дому, сходила на кладбище, а потом вернулась домой к своим тете и дяде. Там был только Адиль — мой двоюродный брат. Он на четыре года старше меня. Любимец всех домашних!
«У тебя ведь сегодня день рождения? Поздравляю! У меня кое-что есть для тебя». Он улыбнулся и вытащил из кармана маленькую коробочку, в которой оказался кулон в виде маленького ангелочка на тоненькой цепочке. Красивый. Аккуратно взяв украшение и отыскав крохотный замочек, я попыталась его надеть, но застегнуть так и не смогла. Адиль подошел сзади и, взяв концы цепочки в свои руки, ловко управился с замком.
«Ты красавица», — сказал он. Но как-то странно сказал. А когда я хотела подойти к зеркалу, и вовсе заявил: «Зачем тебе зеркало? Посмотри в мои глаза. Отражение легко можно разглядеть». Я была в недоумении. Он впервые так откровенно нагло вел себя. И еще сжал мою руку.
Адиль начал говорить, что я должна поблагодарить его за такой подарок, что он единственный, кто вообще вспомнил про мой день рождения, и что я должна его за это поцеловать.
Я прямо онемела. А он притянул меня к себе.
«Ты что делаешь?» — закричала я.
«Хочу достойной благодарности!»
Я пыталась вырваться, но он был раза в три крупнее меня — и мои удары по груди и плечам были для него ерундой. Я кусалась. Дралась. А он… Прижав меня к стене, он набросился на меня и снова стал целовать, трогать меня. Я стала брыкаться, отбиваясь ногами. Но это только пробуждало в нем еще большее желание. Удерживая одной рукой мои запястья, другой он попытался стянуть с меня блузку, я попыталась помешать ему, за что получила пощечину. Кофта никак расстегивалась, и тогда он просто разорвал ее.
«Я придушу тебя, если издашь хотя бы звук. Придушу и закопаю на заднем дворе! Ты такая же чокнутая, как твоя мамаша, так что тебя и искать никто не станет. Все решат, что ты сбежала».
Он разорвал на мне трусы и стал двигаться вверх и вниз…
Что я могла?
«Я все расскажу дяде», — грозила я ему.
«И что он сделает? Даже не поругает. Не забывай, я его сын, а ты — никто. Расскажешь — и тебя вышвырнут из дома», — сказал он. И был прав. Я — никто…
Я не знала, как смогу взглянуть в глаза домашним после произошедшего. Было так стыдно… Я быстро спустилась вниз, дверь была заперта, поэтому я вылезла из дома через окно. Я шла по улице и, казалось, что каждый идущий мимо знает о том, что я только что пережила, и смеется надо мной.
Куда я шла? К могиле родителей. Я просила их забрать меня к себе.
Не знаю, когда и как я попала домой, но следующие несколько дней я провела в постели, у меня был жар, лихорадило. Пришла в себя я три дня спустя. Открыв глаза, я не сразу вспомнила о произошедшем. Память освежил Адиль, вошедший в комнату. При виде его лица меня тут же стало рвать прямо на пол.
«Мама! Мама! Иди сюда, скорей! Посмотри, что она наделала! Фу, какая гадость».
Каждый последующий день выжигал меня медленно и мучительно. Днем я загружала себя всевозможными заботами, всю работу по дому взяла на себя, все хозяйство. Ночью же не могла уснуть.
А недавно я чуть не умерла. Лежа в операционной, я в полудреме наблюдала за тем, как из меня извлекают крохотный результат «шалости» моего братца. Как же я ненавидела себя, узнав, что, отмываясь от касаний этого урода, носила в себе его часть!
Я не могла ответить на вопросы дяди о том, как забеременела и с чьей помощью его опозорила. Почему молчала? Считала, что правда вызовет еще большее презрение ко мне. Боялась. Я не могу объяснить этот страх.
Боялась ли я, что у меня отнимут единственное, что имело смысл в жизни: возможность каждый день ходить навещать маму с папой? Или боялась, что принесу горе в семью, приютившую меня? Не знаю. Я знала наверняка только одно: виноватой в любом случае буду именно я. Да, что там! Даже в своих глазах я виновата в том, что приняла подарок, что осталась с Адилем наедине, что недостаточно сопротивлялась, что допустила все это.
Я продолжила влачить свое жалкое существование. Никем была, никем и останусь.
Несогласованная акция перед посольством Мьянмы в Москве, многомиллионный митинг в Грозном и обещания уйти со своего поста, чтобы охранять мечеть Аль-Акса в Израиле, — это лишь небольшая часть деяний и намерений, которые приписывают главе Чеченской Республики Рамзану Кадырову. Подконтрольные ему отряды элитного спецназа при этом являются не меньшим оружием, чем Instagram с миллионами подписчиков. Для многих остается загадкой, какие цели преследует Рамзан Кадыров. Зачем он превращает себя в лидера российских мусульман — разбиралась «Лента.ру».
Дзен-джихад
Конфликт между буддистами и мусульманами в Мьянме восходит к 1826 году, когда в результате англо-бирманской войны британцы аннексировали территорию нынешнего штата Ракхайн и стали переселять туда бенгальцев в качестве рабочей силы. В 1942 году произошло первое крупное столкновение представителей двух религиозных групп, которое известно как ракхайнская резня. Свою роль в эскалации конфликта сыграла и так называемая третья индо-пакистанская война, более известная как война за независимость Бангладеш 1971 года.
Недавний всплеск насилия в противостоянии бирманских властей и мусульман-рохинджа лишь продолжает долгий и кровавый конфликт. Между тем агрессия в отношении мусульман имеет давнюю историю во многих странах мира, например, в Китае и Центральноафриканской республике.
В России эти события привлекли широкое внимание только сейчас. Это объясняется тем, что проблема солидарности с притесняемыми и угнетаемыми оказалась крайне востребована в российском политическом (и околополитическом) пространстве. Более того — вовремя нашлась и яркая фигура, которая сумела воспользоваться ситуацией: Рамзан Кадыров. С появлением главы Чеченской Республики все начинают пристально следить за ситуацией — неважно, идет ли речь о безвестных бирманских мусульманах или о войне в Сирии.
Гроздья гнева
Первые сообщения о происходящем в Мьянме появились 25 августа, когда бирманские власти перешли к активным действиям. В России внимания на эти события практически не обратили. Но уже к 29 августа, по мере снижения напряженности в Мьянме, число сообщений о происходящем начало расти в геометрической прогрессии, как и волна народного гнева. На смену страстям по «1 сентября, принесенному в жертву Курбан-байраму», пришла радикально новая повестка о солидаризации с угнетаемыми мусульманами.
3 сентября у посольства Мьянмы состоялся несогласованный митинг, на который пришло около тысячи неравнодушных. Призывы собраться активно распространялись через социальные сети, но автор этой инициативы остался неизвестным. Сделавший себе имя на резонансных северокавказских процессах адвокат чеченского происхождения Мурад Мусаев сказал, что «митинг — неплохая идея, но следует соблюсти требования закона», чего сделано не было. Стоит отметить, что три года назад Мусаев, будучи адвокатом обвиняемого в убийстве Юрия Буданова, сам находился под уголовным преследованием по обвинению в подкупе свидетелей. Говорили, что наказания удалось избежать, так как за него вступился Кадыров, но сам Мусаев, конечно, это отрицал.
В ходе митинга за различные правонарушения задержали 17 человек, и около половины пятого, после подписания петиции в поддержку мусульман Мьянмы, митингующие начали расходиться. Вскоре появилась информация о том, что активисты подали заявку в администрацию о проведении еще одного подобного мероприятия. Однако тот факт, что мероприятие не было санкционировано, стал одним из ключевых в дальнейшем развитии событий.
Всем бояться
Официальные лица московского ислама отреагировали почти сразу же, как только в сети появились сообщения о готовящемся митинге.
«Нельзя участвовать в завтрашней акции, которая планируется у посольства Мьянмы, она несанкционирована!» — такова была первая реакция имам-хатыба Соборной мечети Москвы Ильдара Аляутдинова. В одном из следующих постов последовало подробное объяснение, почему нельзя выходить на митинг, кроме того, что это мероприятие нацелено против действующей власти.
«В последние дни некие люди активизировали свою «диванную» деятельность, при этом оскорбляя власть и не имеющих отношения к государственной власти имамов. Ощущение такое, что кто-то целенаправленно хочет внести смуту среди мусульман и четко делает свое дело, играя на чувствах верующих, подпитывает их душещипательной информацией, которая позволяет с легкостью управлять толпой», — отметил Аляутдинов.
В своем выступлении имам-хатыб Соборной мечети Москвы сделал акцент на двух важнейших моментах: лояльности российской власти и единстве, которое может быть разрушено действиями неназванных «диванных» сил. Резюмируя, Ильдар Аляутдинов призывал к активным действиям, но исключительно в категориях высокой морали, чтобы «не просиживать в ресторанах, болтая часами ни о чем», а «отдать, к примеру, половину своего имущества». Правда, кому отдать — не уточняется. Позиция была заявлена максимально четко: политически правильно и морально обоснованно.
Салам, шайтаны!
В ситуацию с митингом вмешался еще один человек — Рамзан Кадыров, чьи политические амбиции гораздо выше, чем у столичных мусульман. Они ограничиваются осторожными призывами не выходить за рамки легальных действий, а он готов любую ситуацию максимально использовать в своих интересах. Для этого у него имеется эффективный ресурс в виде социальных сетей, а особенно Instagram.
После московского митинга Кадыров не мешкал и организовал в Грозном масштабный митинг. Кроме того, он сделал довольно лаконичное, но важное заявление: «Если даже Россия будет поддерживать тех шайтанов, которые сегодня совершают преступления, — я против позиции России». Впрочем, спустя время Кадыров сделал еще одно заявление, напомнив о готовности умереть за Владимира Путина. Но еще до этого Кадыров успел выступить в качестве основного актора, вынудив Кремль реагировать на свои действия.
Некоторые видят в произошедшем митинге очередную попытку Кадырова позиционировать себя в качестве лидера всех мусульман. Очередную — потому что Рамзан Кадыров давно осознал потенциал манипулирования исламской тематикой.
Первым серьезным шагом на этом пути стало строительство одной из самых крупных в Европе мечетей — «Сердце Чечни», которое началось в апреле 2006-го и закончилось в октябре 2008 года. После того как ислам материализовался в столь грандиозном строении, надо было окончательно закрепить его в публичном дискурсе. Начались вербальные интервенции в духе «шариат стоит выше законов России» сказанные в интервью французской Le Figaro в мае 2010 года), в 2009 году широкий общественный резонанс вызвало открытие исламского медицинского центра, в котором планировалось изгонять джиннов. В январе 2016-го Кадыров выступил с инициативой создания исламского банка в Грозном.
Особое место в исламской риторике Кадырова занимает женский вопрос и семейная проблематика. С середины 2000-х с разной степенью интенсивности актуализируется тема ношения платков. Кстати, Рамзан Кадыров возвращался к ней совсем недавно в контексте полемики с новым министром образования Ольгой Васильевой.
Правозащитники неоднократно поднимали проблему ранних браков в Чечне, однако Рамзан Кадыров уверен в семейном счастье пар с большой разницей в возрасте — так, например, он высказался о браке начальника ОМВД России по Ножай-Юртовскому району Нажуда Гучигова и 17-летней жительницы села Байтарки Луизы Гойлабиевой, после того как побывал у них на свадьбе в мае 2015 года и станцевал там лезгинку.
Кроме того, недавно стало известно о практике насильного воссоединения пар «ради счастья детей» и для борьбы с терроризмом. Для этого создана специальная программа по гармонизации брачно-семейных отношений и воссоединению распавшихся семей.
Недавно, в мае 2017 года, Грозный принимал третье заседание группы стратегического видения «Россия — Исламский мир», созданной сразу после присоединения России к Организации Исламского сотрудничества в качестве наблюдателя в 2006 году и призванной служить «дальнейшему укреплению долгосрочного сотрудничества России и исламских государств». На практике же это инструмент, призванный создавать позитивный образ России в мусульманских странах.
«Россия остается самым верным союзником и защитником ислама», — заявил Рамзан Кадыров на открытии мероприятия. Показательно, что Грозный стал третьим после Москвы и Казани российским городом, принявшим заседание пусть и не принимающей решения, но статусной организации.
Свежая кровь
В случае с мусульманами-рохинджа все укладывается в версию об амбициях мусульманского лидера. Например, в речи на митинге Кадыров говорил о «геноциде», от которого надо защитить мусульман, сослался на одного из популярных лидеров мусульманского мира — Реджепа Тайипа Эрдогана. Но если вдуматься, то исламская риторика вновь оказывается чрезвычайно эффективным инструментом для решения политических задач.
Во-первых, все мероприятие в Грозном было обставлено как театр одного актера. В своей речи Кадыров лишь вскользь упомянул про многострадальных мусульман Мьянмы, основной акцент был сделан не на сострадании или организации гуманитарной миссии, а на прорисовке деталей образа защитника всех мусульман: «Но если бы была моя воля, была бы возможность, я ударил бы ядерным (оружием) туда даже, просто уничтожил бы тех людей, которые убивают детей, женщин, стариков».
Во-вторых, лидера создает его окружение. Рамзан Кадыров использует этот принцип максимально эффективно: за ним всегда стоит тот, кто уверенно скажет то, что митингующие готовы услышать, а сам лидер не рискнет высказать. Так, спикер парламента Магомед Даудов пообещал в своем Instagram оплатить всем желающим участвовать в борьбе «билет до ближайшего к Бирме аэропорта». Но этим дело не ограничилось.
«За моей спиной стоит человек, которого Всевышний наделил великой миссией объявить слова истинного джихада, истинной веры, сконсолидировать в единый кулак мусульман», — таковы были слова министра Чеченской Республики по национальной политике, внешним связям, печати и информации Джамбулат Умаров.
В этих словах видна знакомая идея консолидации и единения, но не под крылом государства, а под крылом лидера всех мусульман. Джамбулатов проронил и еще одну фразу: «Рядом со мной стоит человек, который войдет в историю».
В-третьих, игра Кадырова в панисламизм проявляется в медийности множества религиозных ритуалов. Почти три миллиона подписчиков в Instagram, около 750 тысяч в Facebook, где посты радости по поводу удачной рыбалки перемежаются смелыми политическими заявлениями. Одних его читателей подкупает честность и открытость, а других — эпатажность и вызов, которым проникнуты многие посты Рамзана Кадырова.
Митинг в Грозном также превратился в такое резонансное событие благодаря социальным сетям. Ведь в июне 2012 года в результате схожего конфликта в Мьянме погибло гораздо больше людей, но эта новость прошла в общем потоке незамеченных новостей из стран третьего мира. Все внимание было приковано к митингу, а между тем после речей состоялось не менее важное с точки зрения политического позиционирования Рамзана Кадырова мероприятие: коллективная молитва.
Именно она, по мнению Кадырова, «наглядно продемонстрировала высокий уровень зрелости чеченского гражданского общества». Стоит отметить, что попытки переплести религию и политику не раз предпринимались мусульманским сообществом. Но если мусульманские лидеры старались использовать трибуну религиозных мероприятий для обозначения своей политической позиции, то Рамзан Кадыров зачастую делает все в точности до наоборот: встраивает политические события в религиозный контекст.
Игра минаретов
Чтобы убедиться в том, что события в Мьянме стали только предлогом для очередного предъявления прав на лидерство, стоит обратиться к более широкому контексту конкуренции в среде российских мусульман. Противостояние различных ДУМ (Духовное управление мусульман — своего рода административный орган управления мусульманской общиной в отдельном регионе — прим. «Ленты.ру») продолжается с разной степенью интенсивностия с 1990-х годов. В результате этого сформировалось три наиболее влиятельных центра — московский, казанский и уфимский.
Пик противостояния пришелся на 1994 год, когда молодой Равиль Гайнутдин (ныне председатель ДУМ РФ и Совета муфтиев России) решил выйти из состава ДУМ европейской части СНГ и Сибири под руководством Талгата Таджуддина (ныне возглавляет Центральное духовное управление мусульман в Уфе) ввиду «высокого морального и политического авторитета Исламского центра Москвы и Московской области».
Спустя время некогда единая структура под руководством Талгата Таджуддина начала трещать по швам, и из ее состава выделилось еще несколько региональных ДУМов. В 1996 году Равиль Гайнутдин смог сделать правильную ставку во втором туре выборов, оказав поддержку будущему президенту Борису Ельцину и обеспечив влиятельное положение как московскому муфтияту, так и недавно созданному Совету муфтиев России.
Благодаря сложившейся ситуации Равилю Гайнутдину удалось консолидировать под своим руководством большую часть лидеров региональных мусульманских общин. Звездный час третьего центра — казанского — также начался в середине 1990-х благодаря усилиям Минтимера Шаймиева. Все они с разной степенью успешности смогли сохранить лидирующие позиции после избрания Владимира Путина, не скрывая существующих между ними противоречий. Ярость 1990-х годов поутихла, и конфликт перешел в латентную фазу, чем и воспользовался Рамзан Кадыров, включившись в борьбу за лидерство среди российских мусульман.
Борьба, как всегда, идет за выгодное распределение ресурсов — как материальных, так и символических. Что касается первых, то речь идет о финансировании ДУМов, второе — о влиянии и близости к власти, причем зачастую второе оказывается более ценным. Одно из самых популярных средств в этой борьбе — разговоры о традиционном исламе.
Все должно быть максимально понятно и просто объяснимо: есть мусульмане «плохие» — условные «салафиты» или «ваххабиты», а есть «хорошие» — «наши». И традиционность лучше всего подходит для описания этих самых «наших» мусульман. Это очень удобный концепт: можно говорить и про традиционные ценности, и про патриотизм, и про единение, и про духовность.
В экспертном сообществе не раз предпринимались попытки изобрести «российский ислам»: в начале 2000-х политолог Сергей Градировский предлагал канувший в безвестность проект «русскокультурного ислама», который включается в пространство русской культуры и русского языка и отвечает интересам российского государства. Эта идея была активно воспринята и такими радикальными представителями экспертного сообщества, как Раис Сулейманов, для которого традиционный ислам «в первую очередь подразумевает восприятие России как своей Родины и готовность ее защищать и даже воевать за нее со своими единоверцами, если они выступают против России». Поэтому многие мусульманские лидеры в России упражняются в адаптации этой самой «традиционности» к нашим мусульманам.
Равиль Гайнутдин в «рождественском послании» к мусульманам сравнивает праздник Мавлид Ан-Наби с Рождеством, а минарет — со Спасской башней; Талгат Таджуддин без ложной скромности позиционирует Уфу как оплот традиционного ислама в России, призывая активно возрождать «традиционные ценности российского ислама»; а Дамир Мухетдинов (заместитель председателя ДУМ РФ) даже разработал целую концепцию «российского мусульманства».
Чужая повестка
Рамзан Кадыров пошел дальше соперников и в августе 2016 года организовал масштабную международную конференцию «Ахль Сунна валь Джамаа».
Нашумевшая грозненская фетва (правовое решение по какому-либо вопросу, обязательное для исполнения теми, кто признает ее легитимность), принятая на этом мероприятии, была призвана зафиксировать на бумаге разделение на мусульманам «плохих» и «хороших», наших и не наших.
Определить, кто же те самые «люди сунны», — вопрос, над которым мусульманские улемы бьются не одно столетие. По тексту данной фетвы получалось, что самой «правильной» остается одна небольшая группа тех самых сторонников «традиционного ислама», представленных на Кавказе рядом суфийских тарикатов. Все остальные выносились за скобки. С одной стороны, это вызвало ожесточенные дискуссии внутри мусульманской общины в России. Принять позицию новоявленного претендента на лидерство среди всех российских мусульман означало отказаться от своей позиции, что недопустимо среди политических игроков такого уровня.
Но Рамзан Кадыров не ограничился Россией: так как конференция носила международный статус, то и действие данной фетвы должно было распространяться далеко за пределы Чеченской Республики, что было негативно воспринято странами-лидерами мусульманского мира, такими как Саудовская Аравия и Египет. В СМИ даже появилась информация о том, что один из саудовских улемов, известный своими радикальными убеждениями, объявил такфир Рамзану Кадырову (обвинил его в неверии), однако потом появилось опровержение.
Саудовская Аравия издала свою фетву, в которой выражала несогласие с тем, что ее записали в ряды салафитов. После той конференции Рамзан Кадыров отправился в Эр-Рияд с визитом.
Как показала ситуация с грозненской фетвой, на богословском уровне чеченским улемам не повлиять на глобальную повестку, зато претензия на лидерство во всероссийском масштабе была заявлена уверенно. Ведь никто другой из мусульманских лидеров не решился бы даже на разговоры о подобной фетве. А Рамзан Кадыров был уверен в успехе. Во-первых, потому, что у Чеченской Республики и так хорошо налажены связи с арабским миром во всех сферах.
В культурной — это ежегодные конкурсы чтецов Корана, проходящие при поддержке стран Персидского залива, в экономической — это целый ряд проектов с теми же государствами (например, недавнее крупное соглашение с фондом «Халифа» по поддержке малого и среднего бизнеса). Но самое главное, что Рамзан Кадыров по максимуму использует и иные каналы своей символической легитимации во внутрироссийском пространстве.
Помимо активного позиционирования себя в соцсетях, он всеми возможными способами оказывает помощь братьям-мусульманам из Сирии: вывозя оттуда брошенных детей, отправляя отряд отборных бойцов спецназа для противодействия ИГ.
Кстати, косвенным доказательством того, что это опять же работает исключительно на раскрутку Кадырова внутри России, может служить настороженное отношение сирийцев к тем самым чеченским отрядам. На одном из сирийских информационных сайтов в августе 2017 года был проведен опрос на тему «Поддерживаете ли вы отправку Россией чеченских военных для реализации соглашения о снижении напряженности?» Более половины опрошенных (51 процент) ответили отрицательно. Это лишь косвенное подтверждение, так как ресурс не самый популярный, а проголосовавших было всего около 350 человек.
Кроме того, развернута кампания по возвращению уехавших воевать в ИГ. Могут ли эти люди после триумфального возвращения в Чеченскую Республику продолжить экстремистскую деятельность в России, уехав за пределы республики, — не уточняется.
Ситуация с мусульманами-рохинджа, с одной стороны, полностью укладывается в контекст противостояния различных российских центров силы внутри мусульманского сообщества, а с другой — ярко показывает намерение Рамзана Кадырова набирать политический вес любой ценой. Исламская риторика является одним из самых эффективных инструментов чеченского лидера в этом вопросе.
К этому можно относиться по-разному, но пока Рамзан Кадыров виртуозно наполняет площади Грозного и свои аккаунты в соцсетях, другие мусульманские лидеры даже не пытаются конкурировать с ним по популярности. И пока те будут сетовать на старые дыры, Кадыров будет и дальше примерять новые наряды, эффективно решая давно обозначенные политические задачи.
Ибрагим Чупалаев променял помидоры на цветы, продавал розы под свист пуль в Грозном, пережил покушение и, несмотря на осуждающие взгляды соотечественников, стал единственным в Чеченской Республике мужчиной-флористом. О том, как ему это удалось, какие букеты предпочитает жена Рамзана Кадырова и почему чеченский мужчина похож на маммиллярию, Ибрагим рассказал «Ленте.ру».
Вырезали скотину, посадили цветы
Мой отец был большим трудягой — много лет проработал замначальника охраны Грозненского химического завода имени 50-летия СССР. Я и сам там некоторое время работал слесарем-монтажником. Устроился с умыслом — чтобы уйти в армию с производства, что давало шанс получить кое-какие привилегии, а главное — свою квартиру. Очень уж мне не хотелось жить под одной крышей с отцом и братом — не потому, что я их не любил, а потому что свободы хотелось, потому что взгляды разные, понятия разные. А цветы… Их к тому моменту уже вовсю выращивал мой брат Адам. Было как: отец наш попал в серьезную аварию, долго лежал в больнице, так до конца не восстановился, вот семья и решила зарабатывать выращиванием и продажей овощей. Мы вырезали скотину, поставили теплицу и стали растить разное. Только однажды почти все помидоры медведка поела. Расстроились мы страшно. И тут товарищ брата говорит, мол, у меня луковицы нарциссов есть, сажайте их, не пожалеете! Терять нам было нечего. Вот мы нарциссы и посадили.
Мама регулярно ходила с нарциссами на рынок и меня с собой брала. Сколько мне тогда было? Лет двенадцать. Калькуляторов тогда не существовало, зато я очень быстро считал, потому что учился хорошо. И однажды я услышал, как ее русские коллеги-подружки сказали, показывая на наш товар: «Ой, Паша (маму на самом деле звали Петимат), что это? Чеченцы цветы вырастили? Скоро нам тут делать нечего будет!» Так оно вскоре и случилось. Мой брат, помню, и сам удивлялся: с одной небольшой грядки нарциссов он заработал больше, чем с целой теплицы помидоров! Тогда-то семья и решила, что «переквалифицируется» в цветоводов. А я что? Мне это все до лампочки тогда было. Если бы меня не привлекали без конца все пикировать, сажать, поливать, подвязывать, опрыскивать, я бы только радовался. Надо оно мне все было? Совершенно не надо! Но приходилось делать. Я еще и по этой причине, когда подрос, решил сначала на завод, а потом в армию сбежать. И сбежал! А когда вернулся… У нас в Чечне есть пословица: «Сбежавший от воды попадает под жернова». Вот так и я: с чем боролся, на то и напоролся. Не успел я переступить порог дома осенью 1983 года, как услышал, что нужна моя помощь по перевозке цветов — к тому моменту у нас уже было несколько больших теплиц с нарциссами и хризантемами, которые надо было отправлять в точки продаж. В основном в Тюмень.
Если бы меня попросили сравнить Чечню с каким-нибудь цветком, я бы сказал, что это геликония. Посмотрите на нее: во-первых, она упругая, ее тяжело сломать, во-вторых, на своей длинной ножке она все тянется, тянется вверх. Это очень нам соответствует. Да и к тому же геликония похожа на Чечню и внешне: наша республика, если взглянуть на карту, такая же вытянутая.
Сидим на рынке, а вокруг стреляют
В 1994-м, когда началась первая чеченская война, у нас было уже очень большое хозяйство: мы выращивали до 100 тысяч цветов. Прямо в своих дворах убрали коровники, вырубили деревья и поставили теплицы — я, брат, сестра, родители. И тут в один момент все это погибло.
Что было делать? Я не мог уже не заниматься цветами, поэтому они стали моей жизнью. И я снова занялся их продажей. Где брал? Присылали знакомые из России. Проблемы с хранением я решил довольно легко: прямо в Грозном построил из кирпича холодное помещение, поставил туда холодильный агрегат, закачал фреон…
Было страшно. Пуля, она ж не разбирает, в кого лететь. Нарвешься на пьяного идиота, независимо от того, кто он — боевик или федерал, и — все. И вот сидим на рынке, вокруг стреляют, а мы работаем. В основном, конечно, все продавали еду, а среди них я со своими цветами. Меня вечно из-за этого на смех поднимали. Но война войной, а жизнь-то продолжается, и любовь, как говорится, по расписанию! У меня букеты все покупали: сегодня — какой-нибудь русский вояка, завтра — чеченский, послезавтра — обычный гражданский. Больше всего розы спрашивали. Для праздников брали, для свиданий, для жен своих. Иногда меняли на цветы продукты или что-то из одежды. Ну и что?! Я потом многое отдавал тем, кто нуждался, кому есть нечего было и не было во что детей одеть.
Женщины даже на войне цветы любят… На какой цветок больше всего похожи чеченские женщины? На георгины. Очень разнообразные, с разными структурами лепестка, но всегда воздушные, легкие, скромные и очень красивые.
Меня не сожгли — просто выкинули
Флористикой я заболел в начале двухтысячных, когда вместе со своим товарищем из России попал в Москву — там на ВДНХ проводилась большая цветочная выставка. Я тогда абсолютно потерял голову, ну вот, знаете, как когда мужчина вдруг видит незнакомую женщину и тут же влюбляется в нее без памяти. Долго учился — в Европе, в Японию ездил. И уже в 2006-м принял участие в конкурсе со своей композицией «Возрождение». Все, что я думал о ситуации в Чечне, я попытался показать с помощью цветов: куски сожженных деревьев, обугленных костей у меня плавно переходили сначала в землю, после — в зеленый луг, а затем — в цветы. Мне дали награду с формулировкой «за любовь к Родине». Было приятно.
Еще приятнее было то, что мои родители, братья и сестры с пониманием отнеслись к моему выбору профессии. Ни одного вопроса не задали! Поддерживали, понимали, чего не скажешь о совершенно посторонних людях и даже дальних родственниках. Они говорили: «Что это такое?! Как не стыдно мужчине букетики делать? Зачем тебе все эти целлофанчики и бантики? Займись чем-то нормальным!» Покушение на меня даже было. В 2004-м меня остановили свои же, чеченцы, одетые в форму нашего ОМОНа, заставили выйти из машины, скрутили, хотели сначала усыпить эфиром, потом просто забрали все деньги, телефоны, надели наручники и запихнули в багажник. Я думал, что меня в этой машине и сожгут. Но не сожгли — просто выкинули потом где-то. Только я все равно продолжил заниматься своим делом.
Если придет Рамзан
Сегодня в Чечне цветы дарят по многим поводам, а иногда и просто так. Проблема вот в чем — во вкусе. Чеченские мужчины же максималисты, им сразу кучу роз подавай, потому что иначе вдруг кто-нибудь подумает, что у них денег нет или что они жадные.
Я уже много лет пытаюсь тут всем объяснить, что маленький букет может быть более красивым, но все без толку. Женщины это еще иногда понимают, мужчины — нет! Я давно заметил: чем длиннее борода, тем больше букет. Что уж говорить о понимании здесь такого явления, как флористика. Сделаешь что-то красивое, а тебе сквозь зубы: «Это что за ветки такие, зачем это все, делай нам букет из роз!»
Практически ни один чеченский мужчина не знает, какой букет он хочет. Он даже не имеет понятия, что любит его жена. Скажу больше: некоторые в принципе стесняются «светиться» с цветами. Бывает, подъезжают к моему салону на машине, открывают багажник и просят: «Положи сам!» А то вдруг кто увидит. Они думают, что это разрушит их героический образ… Слава Аллаху, что таких становится все меньше.
Обычно мне звонят с просьбой: «Сделай мне нормальный букет!» — «Какой?» — «Нормальный! Чтоб мне стыдно не было». Я говорю: «Я же не знаю ваши возможности. Кто-то готов потратить тысячу, кто-то десять», и спрашиваю: «Из каких цветов, какого цвета?» А мне опять: «Нор-маль-ный!» Я тогда просто кладу трубку, потому что на всех, кроме Рамзана Кадырова, я чихать хотел.
Если представить, что сейчас откроется дверь, в мой кабинет войдет Рамзан и попросит сделать букет для его жены? Все просто. Я соберу букет из разнообразных весенних цветов тысяч на 10-15 рублей — пионы, тюльпаны. И совершенно точно не использую лилию. Почему? Я краем уха слышал, что то ли у его жены, то ли у его дочки на лилию аллергия. Розы? Вряд ли он их потребует, потому что доверяет вкусу профессионалов.
Чеченский мужчина — самый настоящий кактус! Но кактус такой… не только колючий, но еще и цветущий. Такие называют маммилляриями. В нас много жесткого, но есть и другое: уважение к старшим, любовь к родителям, понимание того, что женщина — это слабое существо. Они любят своих жен, просто редко это показывают посторонним, боясь прослыть подкаблучниками. А я? Я похож на одуванчик! Разлетаюсь, прорастаю и цвету везде, где только можно.
В России всерьез обсуждают смягчение «эктремистских» статей, в частности — отмену уголовной ответственности за лайки и репосты в соцсетях. Оно и не удивительно, ведь эту тему во время прямой линии президента поднял Владимир Путин. Одно из предложений — заменить уголовную ответственность на административную за первое нарушение закона. Такие изменения уже обсуждают в Госдуме. А глава управления по противодействию экстремизму МВД РоссииВладимир Макаровзаявил, что сажать людей за лайки и репосты нельзя, если в их действиях нет злого умысла. Пока же сетевым экстремистом можно стать без всякого умысла, для этого и лайкать ничего не надо. «Лента.ру» пообщалась с людьми, которых отправили под суд из-за их активности в соцсетях.
«Во мне течет кровь Гитлера»
Евгений Корт, Зеленоград. На момент возбуждения уголовного дела был выпускником колледжа, поступал в Московский лингвистический университет. В 2016 году был приговорен к году колонии-поселения за картинку с Тесаком, которую он сохранил у себя в альбоме «ВКонтакте»; позже приговор был изменен на штраф в размере 200 тысяч рублей:
Если был бы такой рейтинг, то я занял бы одно из первых мест, как крайне законопослушный человек. Бывал и понятым, и вместе с другом спас жизнь человеку, когда он ночью лежал с ножевым ранением, и мы на него натолкнулись. Я ни разу не привлекался, даже административно.
Но случилось так, что в апреле 2016 года, когда я проснулся и готовил себе завтрак, ко мне в дверь постучались полицейские. Я увидел в глазок очень много людей. Я открыл им, сначала не понимал, что происходит, но они сразу сказали, что в отношении меня возбуждено уголовное дело и начали проводить обыск. Я сразу попытался позвонить брату, мне казали — «а ну быстро положь телефон!» и вообще действовали пипец жестко.
Когда пришел мой брат, а меня увезли в следственный отдел, его стали допрашивать. Он был после тяжелой аварии, перенес серьезную черепно-мозговую травму, и вообще во всем, что касается юридических моментов — полный ноль. Он даже не читал документы, которые ему дали, и подписал их. Там такой [******] был написан! Например, что я несколько раз говорил, что во мне течет кровь Гитлера. На суде он, конечно, сказал, что такого не было. Но суд, по-моему, отказался учитывать его слова.
Звучит как бред? А если я вам скажу, что прокурор на суде зачитал даже мой статус во «ВКонтакте» — а-ля «Продам гараж»?
Но до суда еще было далеко. Меня повезли в следственный отдел и даже не говорили, что за дело возбуждено. Потом, мол, узнаешь. Уже в отделе дали несколько распечатанных документов, в которых были мои «сохраненки». Мне объясняют: вот, смотрите. И там картинка, на которой Тесак (националист и лидер запрещенной в России организации «Реструкт» Максим Марцинкевич, — прим. «Лента.ру») держит человека в костюме Пушкина за грудки. «Из-за вот этого вы возбудили уголовное дело?!» — спросил я. Мне на полном серьезе ответили — «да».
Очень важно, что у меня был даже не репост, а сохраненная картинка. Именно после моего дела «ВКонтакте» закрыли альбомы с сохраненными изображениями по умолчанию. Вряд ли это совпадение.
У меня спрашивали — как я отношусь к нацизму, к Тесаку. В СМИ потом писали, что я симпатизирую нацизму и фашизму, что я играю в World of Tanks за Вермахт. Но на самом деле я просто сохранял к себе в альбом картинки. Там были и солдаты Вермахта, и я не вижу в этом ничего плохого. К самому нацизму я отношусь отвратительно — это убийство людей, это война. Если кто-то считает меня фашистом или нацистом из-за того, что я сохранял картинки — пусть думают, что хотят. Я же не постил свастоны, призывы какие-то, не реабилитировал фашизм?
Мне помогли нанять очень хорошего адвоката, который ознакомился с делом и сказал, что никакого приговора, кроме оправдательного, быть не может. Мне стало полегче, и я до последнего не верил, что может быть реальный срок, даже когда обвинитель попросила два года лишения свободы. Почти никакие мои ходатайства не принимались, и адвокат что-то, видимо, понял, и сказал — ко дню приговора привлекать СМИ.
Судья зачитывал приговор очень быстро. Я все еще думал, что максимум будет условный срок, и я это переживу. Услышал «один год». Не услышал «условно». Я переспросил. Этот момент я запомнил на всю жизнь. «Евгений, вам назначен один год заключения с отбыванием в колонии-поселении». За картинку в интернете год колонии? Это была полная жесть. Я понимал, что могу сейчас отправиться на зону, но ведь я ни тогда, ни сейчас не считал себя виновным.
Когда пошли новости о приговоре, мне писали многие друзья — не верили, что такое возможно. Через два месяца после апелляции мне изменили приговор на 200 тысяч штрафа, которые помогли выплатить «Открытая Россия» и неравнодушные люди.
Еще в самом начале, когда меня привезли в прокуратуру Зеленограда, там был прокурор, который мне говорил очень серьезным тоном, «чего ты фигней какой-то занимаешься, офигел что-ли?» А потом, когда я появился на «Первом канале», и там депутат от КПРФСергей Шаргунов обещал сделать запрос, прокуратура Зеленограда выслала апелляционное постановление, в котором говорилось, что они сами выявили какие-то нарушения, и вообще, год колонии — слишком сурово. Вот это все одна и та же прокуратура.
Прошло уже два года, и я до сих пор не понимаю, почему они выбрали меня. Первые день-два после приговора были самыми жесткими. Давление скакало и так далее. Я хотел поступать в очень хороший университет в Москве, сдал туда экзамены, но, видимо, из-за этой ситуации меня не приняли. Вот, что самое обидное. Не считая, что я год жизни потратил на все эти экспертизы, допросы и суды.
«Надо было меня привлечь»
Юрий Иванов, адвокат, Чебоксары. В 2018 году был оштрафован на 1000 рублей за то, что в 2014 году сделал во «ВКонтакте» репост статьи портала «Православие и Мир» — «Вторая мировая. Первые залпы», в иллюстрациях к которой была карикатура на Гитлера со свастикой (сейчас она заретуширована):
В январе 2018 года, а именно тогда на моей стене в ВК был найден репост трехлетней давности, я работал по договору в штабе Навального. Конечно же работа в штабе подразумевала определенный риск, однако именно эту публикацию, которую я репостнул 1 сентября 2014 года, я никак не рассматривал, как возможный повод для привлечения к административной ответственности. Ну, во-первых, я давным-давно забыл про нее, во-вторых, материал был размещен на портале «Православие и мир», который не относится к так называемым оппозиционным СМИ, и никаких дискуссий в инете этот материал не вызывал. Обычный текст к дате.
Кстати, он до сих пор вполне спокойно висит на портале.
Обнаружили репост статьи оперативники ФСБ. Ну тут два варианта: либо они целенаправленно искали что-то подходящее на моей странице в ВК, чтобы привлечь сотрудника штаба Навального, либо постоянно мониторили страницу и отмечали подходящие им материалы, чтобы в нужный момент использовать их. Учитывая, что я довольно активно репостил в ВК, операм пришлось посидеть пару деньков, чтобы что-то накопать на меня.
В общем, где-то 30 января мне позвонил помощник прокурора и сказал, что имеется на меня материал из ФСБ, и мне надо подойти дать объяснения. Я сходил, посмотрел скрин публикации, чтобы хоть понять, о чем вообще речь. Написал пояснения по факту, где указал уже на юридическую несостоятельность претензий. Прокурорский взял паузу на неделю, чтобы посоветоваться со старшими товарищами. Они дополнительно к позиции начальства, учитывали, что я адвокат, думаю, «прощупывали», пройдет ли дело через суд. Разумеется, «простого» гражданина по такому делу отправили бы в суд на следующий день.
Ровно через неделю этот же помощник прокурора позвонил мне и сообщил, что все же решено дело направить в суд, чему я конечно же не удивился.
9 февраля дело рассматривалось в районном суде. На все про все — ушло около получаса, судья спешил и нервничал, когда я заявлял ходатайство. В общем, недолго побыв в совещательной комнате, огласил — штраф 1000 рублей. Постановление я обжаловал, но его, разумеется, оставили в силе, хотя на момент «совершения» действовала более мягкая норма этой статьи, а место «совершения» установлено не было.
По большому счету лично я никаких последствий не ощутил, за исключением того, что один год буду считаться административно привлеченным, но это меня никак не напрягает.
А вот сама тенденция, конечно же, крайне неприятная, и иначе, как попытка власти заставить людей замолчать, рассматриваться не может. Конечно, политических активистов это не остановит, а вот люди из категории «неравнодушных», которые привыкли реагировать на события, высказывать свои мнения, они, конечно же, стали осторожнее. Но большинства населения эти меры не коснулись. Они либо не постят ничего, что могло бы повлечь 20.3 КоАП, либо попросту не знают об ответственности за перепосты.
Сейчас в МВД говорят, что они против ответственности за репосты. Но здесь позиция неоднозначная. Руководству МВД, которое отвечает не только за борьбу с «экстремизмом», наверное, действительно нет резона, чтобы сотрудники «вздували» показатели в отчетности таким путем, требовали расширения штатов, выделения средств и т.д. Ведь МВД надо и остальными преступлениями заниматься. А вот непосредственным исполнителям — «эшным» операм и их непосредственному начальству — эта практика очень выгодна — быстро, без беготни и усилий можно срубить «палки».
Поэтому к заявлению Макарова из ГУ по противодействию экстремизму я отношусь с большой долей скепсиса. Думаю, что ситуация в ближайшем будущем не изменится, потому что позволяет бороться с инакомыслящими, причем делать это избирательно — кого надо привлечем, а если человечек нам неинтересен — то и не будем. Автора упомянутой выше статьи никто же не привлек и статью не потребовали удалить, значит, дело-то не в статье, а в том, что надо было меня привлечь. Поэтому ситуация может измениться только тогда, когда у власти не будет необходимости в репрессиях, а когда это наступит — одному Богу известно.
«Жизнь моя изменилась»
Екатерина Вологженинова, мать-одиночка, Екатеринбург. В 2016 году была приговорена к 320 часам исправительных работ за репосты и лайки проукраинских текстов и картинок:
Я, конечно, сразу поняла, что все серьезно, и очень. Когда еще происходил обыск, и меня отвезли на допрос в следственное управление, я поняла, что жизнь моя изменилась, и прежней уже не будет.
Следователи, которые занимались моим делом, были похожи скорее на исполнителей, понимающих весь абсурд дела, но над ними давлели силы тех, кто спустил это сверху. Скорее всего, ФСБ. Кто-то был косвенно заинтересован в погонах и звездочках, в положительной отчетности по делам об экстремизме.
О каких разговорах с ними может идти речь? Что им сказать? Они ж винтики в системе. А тех, кто выше них стоит, сломанные судьбы не волнуют. У нас в стране миллионы людей сгноили в лагерях. О чем вы?!
Поэтому и о возможности смягчения наказания думаю со скепсисом. Сейчас только все ужесточают.
Жизнь моя входит в прежнее русло, но очень медленно и болезненно. Больше всего эти события повлияли на возможность трудоустройства. Судимость, все же.
Очень помогла поддержка, которая шла отовсюду — незнакомые люди писали, слали подарки. В общем, было такое чувство, что поднялась вся страна, и хороших людей в ней больше, чем плохих. Дело, конечно, повлияло на отношение людей ко мне. Настоящие друзья как были, так и остались рядом. Друзья-однодневки испарились. В принципе я встретила больше сочувствия, чем осуждения и от незнакомых людей.
Все, что произошло со мной, конечно же, меня изменило. Вырастило, закалило и заложило какие-то духовные стержни, что-ли… Наверно, Бог сам выбрал мне такую стезю. О том, что со мной произошло, я собираюсь написать книгу.
За последние шесть лет приговоров за экстремизм в России стало в четыре раза больше. В 2017 году по экстремистским статьям к ответственности привлекли 604 человека. Причем это официальная статистика судебного департамента при Верховном суде. Однако правозащитники уверены, что эта цифра серьезно занижена. Как минимум в нее не вошли люди, получившие судимости за оскорбление чувств верующих, пропаганду терроризма и реабилитацию нацизма.
Более половины осужденных за экстремизм — это молодые люди до 25 лет, среди которых националисты, люди проукраинских взглядов и исламисты.
В МВД не скрывают, что в борьбе оперативников с экстремистами случаются ошибки, однако, как заявлял замначальника профильного управления МВД России Макаров, «эти ошибки — небольшая доля».
В информационно-аналитическом центре «Сова» считают, что в 2017 году 26 приговоров по экстремистским статьям были вынесены неправомерно, от них в общей сложности пострадали 47 человек.