Ремонт стиральных машин на дому. Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.

«Все наши предки — крутые»

Всероссийская акция «Бессмертный полк» на Северном Кавказе приобрела еще один смысл. Благодаря ей в республиках региона находят друг друга потомки участников Великой Отечественной — по фото фронтовика в соцсети, по случайно увиденному плакату-штендеру и даже по футболке. История Фатимы Магомедовой и Мадины Расуловой типична для сегодняшнего Дагестана, где «Бессмертный полк» постепенно превращается в своего рода социальную сеть.

«Два ролла с лососем и два тобико», — заказывает Фатима Магомедова еду в японском кафе на улице Гамзатова, Махачкала, Дагестан. Фатиме десять, она учится в четвертом классе. На ее футболке — портрет прадеда, Расула Гитинова: фронтовая гимнастерка, строгий взгляд, несколько боевых медалей и орден Красной Звезды. Такой же портрет в семье Магомедовых укреплен на штендере, с которым ходят на марш «Бессмертного полка».

О том, что Расул Гитинов окончил свою войну на Дальнем Востоке, участвуя в разгроме Квантунской армии, Фатима еще не знает, зато довольно бодро излагает боевой путь прадеда в Великую Отечественную: принт на футболке обязывает. Ее Фатима начинает надевать в апреле и носит по торжественным поводам до 9 Мая: «Была в ней на прошлом «Бессмертном полке», пойду и в этом году». В ней же она ходила на олимпиаду по русскому языку — вполне повод, к тому же в люди: «Не в свою седьмую школу, а в другую».

Там Фатиму Магомедову в коридоре остановила девочка-ровесница. «Ты кто? — вспоминает Фатима ее первый вопрос. — Я такая-то и такая-то, отвечаю. А чего ты моего дедушку надела? Я с ним на «Полк» хожу! А это мой дедушка, говорю, я с ним тоже хожу».

Ну, допустим, все же прадедушка — для обеих девочек. Но то, что Фатима благодаря ему познакомилась со своей сестрой Мадиной Расуловой, которую до сих пор не знала, хотя обе семьи живут в одном городе, — это факт.

И Фатима Магомадова, и Мадина Расулова были в прошлом году на «Бессмертном полке» — с родителями, разумеется, но друг друга там не заметили, потому что Махачкала с прилегающим Каспийском — полноценный миллионник. А на «Бессмертный полк», он же Парад наследников, приезжают люди со всего Дагестана. «Тут бы своих детей не растерять в колонне, куда братьев-сестер искать», — замечает Наби Расулов, отец Мадины. Впрочем, одного из своих троих в этом году ему придется искать разве что во время телетрансляции: его старший сын Магомед Расулов — курсант питерского военного училища — уже несколько недель в Москве, на репетициях Парада Победы.

Диалоги из серии «Э, куда ты с моим дедушкой собрался?» — «Это мой дедушка, ты что!» — совсем не редкость в социальных сетях Дагестана. С приближением Дня Победы молодежь уже второй год вывешивает в Instargam портреты фронтовиков, участников шествия «Бессмертный полк». «Понты — плохое слово для этого дела, — предупреждает Шамиль Хадулаев, координатор «Полка» по Дагестану. — Но, конечно, ребята меряются дедами и прадедами, выкладывают их боевые биографии — мол, смотри, какой у меня крутой предок! Хотя все наши предки крутые, такое вынести на себе». Если это и новая мода, то очень хорошая, уверен Шамиль.

Расул Гитинов из аварского села Кахиб (ныне Шамильский район Дагестана) был единственным ребенком в своей семье. До крайности нетипично, «но так получилось», говорит Магомед Магомедов — отец Фатимы, директор РИА «Дагестан». Профессии две: учитель и немного сапожник. Второе дело в дагестанском селе — норма. К тому же у самого Расула детей было двенадцать. Внуков, стало быть, под сотню. Точного количества правнуков не знает даже Наби Расулов, ответственный за родословное древо Гитиновых: прирост идет активнее, чем информация от братьев и племянников.

Воевал дед, как говорит Магомед, «обычно, то есть хорошо». Дрался за Крым в начале войны. Оттуда в Кахиб пришла похоронка: Гитинов был в списках на эвакуацию из Новороссийска, транспорт разбомбили во время налета. То, что Расула там не было, — «военная неразбериха, приказ туда, приказ сюда» — выяснилось много позже. «Зато в Кенигсберге уцелел, — философски замечает Магомедов. — Очень много рассказывал про эти немыслимые укрепления». Из битвы за немецкий город-крепость в 1945-м, где полегли очень многие, Гитинов вышел с орденом Красной Звезды.

Расул Гитинов закончил Великую Отечественную в Австрии. «Первую свою войну», — уточняет Магомед: потом пришлось ехать на Дальний Восток громить японцев. Демобилизовался он только через год после Победы — как и ушел на войну, пехотным рядовым. Правда, уже не простым, а гвардии. Вернулся в родное село. Освоил еще и столярное дело: «два верстака держал, столы делал, веранды перед домом, его табуретки до сих пор служат».

О войне Расул Гитинов рассказывал немного. Про неразбериху в начале: «когда прыгаешь в окоп, а справа и слева немецкая речь, потому что слоеный пирог образовался». Про то, как Жуков навел порядок в войсках: «видел его во время войны, очень уважал». По школам не ходил, «записным ветераном не был», говорит Наби.

Старший из двенадцати детей Расула Гитинова — Арип Расулов — стал писателем. Его рассказ «Журавлиный месяц» — дагестанская классика о войне: «Апанди еще долго держал письмо. Оно разбередило его старые раны. Уставшее сердце забилось сильнее, словно ища выхода в безбрежные украинские просторы…» Почему Расулов, почему не Гитинов? В Дагестане до войны фамилию в паспорте часто писали по имени отца. «И вот тебе еще один фактор, почему молодежь только сейчас знакомится», — объясняет Наби Расулов, сын Арипа Расулова, внук Расула Гитинова. «Тухум (так на Кавказе называют род либо родственную группу — прим. «Ленты.ру») один, фамилий — до десятка. Поди их собери потом — хотя бы в одном городе!»

До самой смерти в конце девяностых Расул Гитинов ходил по селу в галифе и сапогах — обувь для себя делал сам, довоенное ремесло не пропало. «Старых правил был, очень старых, — вспоминает Наби. — Я как-то пацаном приехал в деревню в кооперативных джинсах — варенки такие, помнишь? Два дня дед глядел-глядел, на третий сказал: “Не понимаю я эти твои штаны”. Без осуждения, просто на самом деле не понимал. Городскую жизнь не понимал, не только штаны».

«Урбанизация жесткая, — объясняет Мухтар Амиров, глава республиканского координационного информационно-культурного центра, нынешнее состояние дагестанского общества в целом и дагестанских традиций в частности. — Я вот ребенком посещал родовое село. Хотим не хотим — ездим, так было заведено». Впрочем, приезд на историческую родину все равно становился большим развлечением, несмотря на обязательность. «На дереве покачаться, орехи-фрукты поесть с ветки. С другой родней познакомиться, новости о них узнать — они же тоже к бабушкам-дедушкам приехали. Старшие на кладбище водили, предкам поклониться, — перечисляет Мухтар. — Сейчас в родовые деревни молодежь из городов отдыхать не ездит. На Каспии отдыхают или в Турции, а кто побогаче — в Эмиратах».

«Бессмертный полк», говорит Амиров — одна из немногих возможностей не только узнать о подвиге предков, но и просто познакомиться. «Вынесла тебя колонна, видишь у кого-то знакомый портрет — родственник, односельчанин, которого ты на доске почета в селе у бабушки наизусть выучил. А человека с портретом до этого ты и в глаза не видел! — восклицает Мухтар. — Подходишь, здороваешься — часто оказывается, что родня. Потом в вотсапе общаешься, связь не теряешь. Хорошо же».

Еще полтора десятка лет назад в «Дагестанской правде» можно было увидеть передовицу под заголовком «Бороться с местничеством, учитывая национальные традиции». С местничеством и прочими особенностями здесь время от времени борются до сих пор. А вот традиции — прежде всего семейные — еще через пару поколений могут потребовать защиты.

«К сожалению, традиционные ценности в какой-то степени теряются, — подтверждает Шахабас Шахов, министр образования и науки Дагестана. — Сказать, что никто не знает своих предков и друг друга, конечно, нельзя. В селе традиции сохраняются. Но если люди переезжают в город, они немного растворяются в общей среде. Внуки и правнуки не знают друг друга в одном и том же городе. Информационный поток создает на месте традиционных ценностей вакуум».

Министр Шахов полагает, что это «недоработки воспитания в городской семье», которые и помогает устранить «Бессмертный полк». «Когда по улице Ленина идут все, начиная с главы республики Рамазана Гаджимурадовича Абдулатипова, и несут портреты своих предков-фронтовиков, это очень большое воспитательное дело, — уверен Шахабас Курамагомедович. — Так наша молодежь не забывает предков и узнает друг друга — как те девочки, о которых вы говорите».

У Эйфелевой башни в Каспийске вечером многолюдно: новая достопримечательность — сильно уменьшенная копия парижанки — прекрасный фон для фото. Мадина Расулова охотно позирует своему двоюродному дяде Магомеду: узнав о том, что сестры познакомились накануне «Бессмертного полка», он придумал семейный фотопроект. «Хорошо бы сфотографироваться всем вместе наконец, — говорит Магомед Магомедов. — Все потомки Расула Гитинова, хотя бы те, кто в Дагестане».

Получится на «Бессмертном полке» — очень хорошо. А если нет, говорит Магомед, — значит, будем собирать фото потомков вокруг дедовского снимка. Того самого: гимнастерка, строгий взгляд, медали и Красная Звезда. «Все равно это фото единственное с войны — вот это, которое на «Полк» носим, — говорит Наби Расулов. — Не любил дед сниматься, лишним считал».

Махачкала — Москва

Оставьте комментарий