Россия

25 лет назад в Чечне разгоралась война. Пришедшие к власти сепаратисты во главе с Джохаром Дудаевым объявили о независимости Чеченской республики Ичкерии от России, их противники собрали вооруженное ополчение, начали погибать люди. Однако российское общество мало интересовалось событиями на Кавказе вплоть до декабря 1994 года. О том, что происходило в Чечне до прихода на ее территорию федеральных сил, кто боролся с боевиками и почему им не дали победить, «Лента.ру» узнала у бывшего пресс-секретаря оппозиционного Дудаеву Временного совета Чеченской республики (ВСЧР) Руслана Мартагова.

«Лента.ру»: Конфликт в Чечне для простых россиян не существовал до декабря 1994 года. А для вас, для жителя Чечено-Ингушской АССР, когда все началось? И что это было — сепаратизм, освободительное движение, просто незаконные действия кучки бандитов?

Мартагов: Все началось с митинга [в Грозном] после провала ГКЧП в Москве. Он был крайне малочисленный, потому что сепаратистских настроений в республике просто не было. Дело в том, что она всей своей промышленностью, производством была тесно завязана на рынок Советского Союза. Обрыв этих нитей многим людям грозил безработицей, и так далее.

Потом начались какие-то странные движения со стороны Москвы. Начали приезжать сюда люди — Старовойтова, Шилов и другие депутаты — садиться перед республиканским телевидением и восхвалять [Джохара] Дудаева. Они говорили, что он все делает правильно. По правде говоря, население было этим сбито с толку: провинция, а тут из столицы приезжают такие важные люди: —академики, генералы… И все почему-то хвалят то, что делает Дудаев.

Был и другой момент. Поступило жесткое указание ни в коем случае не трогать митингующих. Оно было дано как КГБ, так и МВД.

— Кто его дал?

— Его дали министр внутренних дел на тот момент еще не рухнувшего СССР и глава КГБ — приказы исходили оттуда, из Москвы. В том числе подвизался на этом поприще председатель Верховного Совета Руслан Хасбулатов, который сказал, что, если хоть капля крови митингующих прольется, он [председателя Верховного Совета Чечено-Ингушской АССР [Доку] Завгаева в железной клетке привезет в Москву. То есть было такое своеобразное благоволение этим товарищам.

Именно в тот момент и начала оформляться оппозиция. Все, что митингующие говорили на площади Свободы, вело к развязыванию войны с Россией, была проложена прямая дорога к этому. Поэтому выступление оппозиции было против назревающей войны. Оппозицию пытаются представить такими национал-предателями, которые отбросили вековые чаяния чеченского народа и залетели под крылышко Москвы.

— Когда вы сами узнали о Дудаеве и как это произошло?

— Из республиканского телевидения. На тот момент я работал шофером на автобусе, и мне до этой политики было, знаете, как до того, есть ли жизнь на Марсе. А потом, когда начались эти митинги, я ходил на них — ради любопытства, послушать, что они там говорят. И в толпе этих митингующих был очень велик процент криминальных личностей. Республика маленькая, через пятого-десятого человека можно навести справки о любом.

Вот, допустим, такой колоритный персонаж выходит на трибуну и начинает говорить: «Я в борьбе с коммунистической заразой отсидел десять лет!» А в толпе смеются и говорят: «Ага, увел у соседа корову». Слишком много было таких. Потом уже, анализируя все это, я понял, что дело идет к большой войне.

В связи с этим я в ноябре 1991 года написал свою первую статью под заголовком «Враги». К сожалению, республиканские газеты побоялись ее опубликовать, исходя из обстановки в республике. В мае 1992 года вышла уже другая моя статья «Время негодяев». С тех пор я уже окончательно встал на позицию противодействия этим товарищам.

— Была в додудаевской Чечне хоть какая-то поддержка сепаратизма, радикального ислама? Или все это появилось совершенно внезапно?

— Понимаете, на тот момент, в последние годы СССР, по росту преступности Чечня занимала последнее место среди всех республик Советского Союза. Я, конечно, не могу говорить за всех, но за то время, которое я прожил здесь, в Чечне, за исключением двух лет армии и пяти лет работы на Севере, не встречал людей, которые бы говорили о каком-то сепаратизме. Не было и тех, кто бы рассуждал о радикальном или «чистом» исламе и так далее.

На мой взгляд, к возникновению этих сепаратистских настроений, клерикальных идей, привела именно Москва своими просто идиотскими действиями. Помните знаменитую фразу Грачева «одним полком за два часа»? Он был прав, товарищ Грачев. Но он забыл упомянуть одну вещь: перед введением этого полка должна была хотя бы в течение полугода работать информационно-пропагандистская машина.

Вместо этого все СМИ России облагораживали дудаевцев, представляли их бескорыстными борцами за светлое будущее чеченского народа, а те, кто был против, оказывались «марионетками Москвы», у которых новая власть «отбирает кормушки».

— Как был создан антидудаевский Временный совет Чеченской Республики?

— После первых столкновений, которые произошли 3-4 июня 1993 года, когда Дудаев расстрелял городское собрание Грозного из самоходных орудий. Расстреляли его потому, что там хранились бюллетени. Мы намечали проведение референдума по поводу взаимоотношений с Россией, того, нужна ли нам президентская или парламентская республика — ряд судьбоносных вопросов.

Если исходить из того, что 400 лет чеченцы воевали с Россией (какая-то непонятная такая война), что мы всю жизнь мечтали о свободе, товарищ Дудаев должен был за этот референдум уцепиться двумя руками, чтобы подчеркнуть легитимность своей власти. Вместо этого, зная, каким будет ответ народа, он предпочел расстрелять мэрию. В контролируемых нами районах мы этот референдум провели. Насколько я помню, цифры были такие: 78 процентов за сохранение Чечни в составе РСФСР, 12 процентов было за конфедерацию и только где-то 8 процентов выступали за полное отделение.

— То есть реальной поддержки у Дудаева в республике, вы считаете, не было?

— Абсолютно никакой. Иногда в пылу риторики сам веришь в то, что говоришь. Когда у нас был митинг на Театральной площади, они предложили: давайте устроим диспут на телевидении среди молодежи — четыре человека с вашей стороны, четыре — с нашей. Они его проигрывают. Говорят: нет, давайте людей от 30 до 40 лет с высшим образованием. Опять проигрывают. А, нет, давайте тогда от 30 до 40 без высшего образования! И снова проигрывают. И все, эту тему на том закрыли.

Потом этот же Дудаев говорит: я не пойду с ними на диалог — мол, не дело царя разговаривать с холопами. Было это вызвано тем, что он пригрозил нам шариатским судом. Руководство оппозиции с радостью приняло этот вызов и сказало: давайте, мы с радостью готовы на шариатский суд. После этого Дудаев опять дает заднюю. Совет алимов республики трижды выносит ему порицание, потому что по всем мусульманским канонам человек, которому предложили шариатский суд, не имеет права отказаться, он тем самым автоматически признает свою вину.

Еще один исключительно интересный момент во время противостояния на Театральной площади оппозиции и Дудаева: Москва ни одним словом не откликнулась на ситуацию в республике, но зато Дудаев сказал, что он разговаривал с Ельциным, и тот якобы пообещал ему два полка МВД, чтобы те разогнали митингующих. Москва не опровергла его слова, вообще никак не отреагировала.

Потом, как вы уже знаете, произошел расстрел городского собрания, митинг разошелся. Затем началось нападение дудаевской гвардии на Предтеречье. Но, получив отпор на хребте рядом со станицей Первомайская, они сразу же перешли к диалогу. Это был первый этап гражданской войны. Кстати, первую кровь в городе Грозный пролили не российские войска, это произошло именно по вине Дудаева, сепаратистов.

— Если у Дудаева не было поддержки, кто же воевал на его стороне?

— Помните эпизод с захватом архивов КГБ в республике? В 1991 году под руководством [Бислана] Гантамирова произошел захват здания КГБ. Сложилась интересная ситуация: офицерам не разрешили оказывать противодействие. Перед этим были вывезены все досье на важных людей, а все остальные досье на, так скажем, рядовых стукачей были оставлены.

В одном из своих заявлений Дудаев, потрясая этими папочками, говорил: «Я вас всех призову к ответу!» Допустим, была такая ситуация: где-то в Казахстане в голодные годы или перед высылкой (23 февраля 1944 года началась депортация чеченцев и ингушей с территории Чечено-Ингушской АССР — прим. «Ленты.ру») вас завербовали. От вас требовали донести на того, другого, и, спасая свою шкуру, вы занимались этим. Человека посадили в тюрьму по вашему доносу — а он в этой тюрьме умер. Родственники погибшего имеют полное право требовать кровную месть на доносчика. И их потом шантажировали дудаевцы: мол, мы опубликуем все это, если вы не перейдете на нашу сторону вместе со своими родными.

— А вооруженные формирования?

— После того как начали беспощадно бомбить жилые кварталы, уничтожать абсолютно неповинное население… Знаете, сколько, по словам того же Масхадова, у него было вооруженных сил по состоянию на первую войну? Три с половиной тысячи человек. Миллионное население и три с половиной тысячи человек — это все-таки большое несоответствие.

И другой интересный момент. По окончании первой чеченской войны из 440 населенных пунктов в Чеченской Республике в той или иной мере были подвержены разрушению только 19. О чем свидетельствует эта цифра? Да о том, что из всех населенных пунктов их просто выгоняли. Война эта, извините за выражение, нахрен никому не нужна была.

«Приземлялись самолеты, битком набитые наличкой»

— Вы говорили, что депутаты, журналисты из центра приезжали и высказывались в поддержку Дудаева. Как вы думаете, они действительно верили в то, что он представляет освободительное движение, или у них какие-то другие цели были?

— Трудно дать однозначный ответ на такой вопрос. Может быть, верили. Может, витали в розовом тумане… У нас же была какая пропаганда: Че Гевара — молодец, ура, вперед, революция! И тут они, что называется, окунулись в историю. Не знаю, не могу сказать.

— Вы с ними ни разу не встречались? Вы же были пресс-секретарем ВСЧР.

— Встречался. Но когда я стал пресс-секретарем? Уже когда ввели войска, когда война шла полным ходом. Встречался с журналистами, но среди них было много разных людей. Я видел тех, кто приходил ко мне и отмечался на аккредитацию, а потом по своим каналам уходил к боевикам.

Не могу ручаться, что это не фейк, но был на той стороне такой деятель — Султан Гелисханов, в то время занимавший там пост министра внутренних дел. Существовал документ за его подписью о необходимости получения средств для «подпитки» журналистов. Потом мне говорили о якобы существовании определенных расценок: за слово «коллаборационисты» в статье — одна сумма, за термин «марионеточное правительство» — другая сумма…

— Вернемся в 1993 год. Когда противостояние перешло в активную фазу, вас поддерживала Москва? У вас были хоть какие-то связи с федеральным центром?

— Скажу вам одну вещь: знаете, как финансировали Дудаева и его товарищей в тот момент, когда у нас на улице убивали Кан-Калика, Бислиева — ректора государственного университета? (Профессор Виктор Кан-Калик был похищен и убит неизвестными в 1991 году; его коллега Абдул-Хамид Бислиев получил смертельное ранение, попытавшись помешать похищению, — прим. «Ленты.ру») Егор Гайдар, который в тот момент был то ли министром финансов, то ли вице-премьером, финансировал дудаевцев по графе «развитие высших учреждений Чеченской республики».

Когда Верховный Совет принял решение о финансовой блокаде республики, в Чечне, в аэропорту, приземлялись самолеты, битком набитые наличкой. Был такой корреспондент «Комсомольской правды» Леонид Крутаков, и мы попросили его провести расследование на предмет того, откуда берутся эти бабки. И вот на первое сентября 1993 года он выпустил статью «Деньги для генерала». Оказывается, деньги для республики в «заботе о бедных чеченских пенсионерах» выделялись [Владимиром] Шумейко — на тот момент председателем Совета Федерации.

Если сравнить помощь Москвы нам и Дудаеву, это будет примерное соотношение один к ста. Есть такое выражение, «в Кремле много башен». Естественно, что были политики, завязанные на войну, на конфликт, и были те, кто этого не хотел. Но они были, мягко говоря, довольно слабые.

И еще один момент: в сентябре 1992 года господин Дудаев в пылу своей риторики о борьбе исламского мира с Западом летит в Боснию. Миротворцы ООН арестовывают самолет, набитый оружием и вооруженными людьми. Кажется, все — избавились от сепаратистов, можно что-то делать в республике. Но нет, господин Ельцин, руководитель страны — постоянного члена Совета Безопасности ООН, звонит туда, и самолет снимают с ареста, а всех этих товарищей отпускают обратно домой. Дмитрий Крикорьянц — был такой наш грозненский журналист — написал об этом в газете «Экспресс-хроника», и через неделю или полторы его убили. Вот такая помощь Москвы шла нам и дудаевцам.

— А откуда брали оружие?

— Принято считать, что оно было получено с разворованных арсеналов дивизий, которые здесь базировались. Так вот, первое оружие прибыло из Москвы со всеми сопроводительными документами, товарно-транспортными накладными и в сопровождении сотрудников соответствующих органов.

— Подождите. Дудаеву?

— Для Дудаева.

— Но зачем?

— Естественно, для того, чтобы оно начало там работать.

— Кому-то было выгодно в Москве, чтобы Дудаев продолжал свое дело?

— Конечно. Потому что без влияния Москвы тут бы ничего не было.

— Вы предполагаете, кто в Москве мог быть в этом заинтересован?

— На тот момент — 1991-1992 годы — я этой политикой занимался по-дилетантски. Жил себе человек мирно, никого не трогал, и тут — такие вещи. Но потом уже… Знаете, у Есенина есть хорошие строки, «лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстояньи». Только по истечении времени начинает проясняться картина чеченских войн. Сказать сейчас, кто был заинтересован в этом, я не могу. Многие имена забыты, иных уж нет, а те далече…

Но могу сказать вам одну вещь: вплоть до начала войны практически раз в неделю сюда по ночам прилетали [Павел] Грачев (в 1991-1992 годах был замминистра обороны; во время первой чеченской уже возглавлял военное ведомство — прим. Ленты.ру), [Петр] Дейнекин (главком ВВС — прим. Ленты.ру). Их возили в сауну на Ташкале (это район старых промыслов), до утра они там сидели и потом улетали обратно. К тому же до начала боевых действий с Дальнего Востока через всю страну везли в Чечню установки «Град». Здесь их перегружали на КамАЗы или самолеты и уже через открытую границу (мы же уже суверенные были, никому неподвластные) переправляли за бугор. А оттуда привозили черт знает что, вплоть до наркоты.

— А откуда оппозиция брала оружие?

— Так его нам давали со складов в Моздоке (Северная Осетия). Кстати, там же получали оружие и дудаевцы, но они его брали еще и в Буйнакске, в бригаде.

— Получали — это в каком смысле? Под расписку, что ли?

— Конечно, под расписку. Мы-то потом это оружие возвращали, у нас изымали его, когда войска вошли. А что касается дудаевских… Когда мы 14 октября 1994 года в первый раз вошли в Грозный, фактически заняли его, боевые действия остановились только ночью, чтобы под огонь не попали мирные люди. Решили, кто из дудаевских хочет воевать, пусть остается, кто не хочет — пусть уходит, время есть. И разошлись.

А ночью поступил приказ. Об этом в свое время «хорошо» рассказывал Гантамиров: по одной его версии, город был заминирован, по другой же его версии — вокруг города скопилось порядка 3-4 тысяч душманов, они ждали, пока мы зайдем в город, а потом они нас резать будут… В общем, какой-то бред.

Факт состоит в том, что отряды оппозиции вышли из города по приказу. Но было такое впечатление, что дудаевцам было нечем стрелять. Сопротивление было исключительно слабым. Именно после этого, когда наши шоферы поехали в Моздок получать оружие, они вернулись с квадратными глазами. «Вы знаете, а там и дудаевцы оружие получают!» — говорят. И если нам давали оружие уже порядка второй-третьей реконструкции (те же автоматы с замененными стволами), то им давали совершенно новое.

В свое время ко мне приезжал Дмитрий Холодов, покойный, и все интересовался оружием Западной группы войск (ее обвиняли в коррупции и продаже оружия — прим. «Ленты.ру»). Я ему объяснил: смотри, на цевье наших автоматов звездочки — это значит, что они прошли реконструкцию. В Западной группе войск было новейшее оружие. Поэтому оттуда мы оружия не получаем, ищи в другом месте.

— Везде пишут, что неизвестно, кто отдал приказ отходить из Грозного. Вы тоже не знаете?

— Мне-то, конечно, неизвестно, я же не был в военном руководстве!

— А хотя бы предположить можете, кто это мог сделать?

— Я думаю, это было сделано политическим руководством страны. Но на тот момент я могу вам назвать только одного человека: это был Борис Абрамович Березовский, который непосредственно курировал нашу, так сказать, «революцию». Его я могу назвать с полной уверенностью в правоте своих слов.

— И что было дальше?

— Мы отошли в свой район дислокации. Потом, 26 ноября, пошло полновесное насыщение дудаевских отрядов оружием — главным образом, гранатометами, вооружением средней тяжести.

— Оружием из России?

— Из России — из Моздока и Буйнакской бригады в Дагестане.

— Какие были настроения в оппозиции, когда вам приказали отвести силы из Грозного?

— Во всех сражениях наряду с наличием оружия и его качеством очень большую роль играет моральный дух войск, которые участвуют в сражении. После того как появилась весть о том, что дудаевцы получают оружие в Моздоке и в Буйнакской бригаде (там же, где и мы), а также и в других местах, что им перебрасывают вооружение по железным дорогам, — моральный дух наших вояк упал. Распространились настроения: «Да это все бессмысленно, раз их поддерживает Москва, что мы будем зря корячиться?»

Ладно. Вечером 25 ноября в республику заходят танки — около 30 единиц. Идем на исходную и выдвигаемся вместе. Первое боестолкновение происходит на окраине Грозного. Там стояла их пушка, по-моему, 75-миллиметровая. Она взрывает правый каток у первого танка. Но танк подавляет эту точку, и мы двигаемся дальше. Но понимаете, вечером 25 ноября входят танки, а 26-го утром мы выдвигаемся в Грозный. То есть никакой речи о взаимодействии между танками и пехотными подразделениями даже не шло.

Прекрасно зная о снабжении войск Дудаева противотанковыми установками, гранатометами, российские власти вводят танки в город. Это не идиотизм, это было сделано целенаправленно для того, чтобы показать потом взорванные танки, убитых солдат и на весь мир сказать: вот, видите, с какой силой столкнулась Российская Федерация!

— То есть вы считаете, что это было сделано специально, чтобы оправдать ввод войск?

— Дело в том, что только такая картинка, растиражированная во всех СМИ, не только российских, но и мировых, оправдывала ввод войск, применение оружия массового поражения.

Есть еще вот что: была договоренность, что мы заходим в город, берем столько территории, сколько можем удержать. В это время входят внутренние войска, и дальнейшие действия мы уже совершаем синхронно. Но это не было выполнено, потому что в этом случае мы бы просто не дали потом бомбить мирные кварталы. Ведь в этой ситуации самое лучшее оружие — это автомат и снайперская винтовка. Все. Остальное исключается: самолеты, «Ураганы», ракеты, «Грады»… Но это не было сделано. В результате был получен информационный пропагандистский повод для массового ввода войск, применения самолетов, вертолетов и прочей техники.

Есть вот какой нюанс. В болоте под Тверью находят самолет времен Второй мировой. Искатели вытаскивают его, по номеру двигателя определяют, к какой эскадрилье он принадлежал, на каком заводе был изготовлен, кто был летчиком, вторым пилотом… То есть документы Минобороны сохранились с того времени.

— А насчет чеченской кампании не сохранились?

— А вы попробуйте теперь найти документы того же Минобороны времен первой чеченской войны. Вы их не найдете. Был очень интересный документ, согласно которому при форсировании Терека потери танков Т-80 составили порядка 80 единиц. Но сейчас его не найти, он уничтожен. Так вот: Терек нигде не форсировали, и в свое время я писал в газете «Версия», что создается такое впечатление, будто его форсировали не поперек, а вдоль. Там просто невозможно утопить такое количество танков. И танков Т-80 я там, честно говоря, сам не видел вообще. Были Т-72, Т-62.

Также покойный [Юрий] Щекочихин в свое время выпустил на ОРТ передачу. И там он говорил, что за полгода первой чеченской кампании было продано (подчеркиваю — продано) 280 с лишним единиц летательной техники: вертолеты, самолеты. После того, как, условно, первого числа вышла эта передача, второго числа тоже покойный ныне [полевой командир Руслан] Гелаев, выступая на своем телевидении, говорит: «Мы в небе над Бамутом сбили 300 самолетов и вертолетов противника». То есть он прикрывал факт списания и продажи нашей летательной техники.

«Правы были боевики, когда сказали, что купили город»

— Это первая война. Потом ведь было «восстановление республики» в конце 1994-1995 годов.

— Да. Только начинают поступать деньги, вдруг, откуда ни возьмись, те силы, которые вроде как давно были задавлены и разбиты, активизируются под предлогом переговоров. Под эти переговоры войсковые части оттягиваются от уже занятых территорий — потому что как вы будете вести переговоры с теми, кто представляет два-три куста на склоне Кавказского хребта?

Город Гудермес был сдан без единого треснутого стекла в первую войну. Это несмотря на то, что те же Ямадаевы и Кадыровы были против нас. Продолжение — правда, незначительное по масштабам — Гудермес получил только после того, как за нашими спинами ОБСЕ начала вести переговоры с «угнетенным чеченским народом» в лице Радуева и Басаева. И это повторялось несколько раз.

О том, что в августе 1996-го готовится сдача Грозного, мы знали еще в мае. Мы просто не хотели в это верить. 6 августа 1996 года, идет совещание у Доку Завгаева. В нем участвуют Тихомиров, Голубец, Вячеслав Михайлов представляет Министерство по делам национальностей, ну и ваш покорный слуга. Только совещание закончилось, дверь открывается, и в комнату пытается прорваться здоровенный мужик с Урус-Мартана, мой старый знакомый. Охрана его не пускает — а он высокий был, машет рукой: «Руслан, что вы здесь сидите, они уже позиции занимают, а вы все совещаетесь!»

Я поворачиваюсь к Завгаеву и говорю: «Я этого человека знаю и доверяю ему, если он говорит, значит, так оно и есть». Завгаев, Тихомиров и Михайлов молчат. Завгаев обращается к Голубцу: «Смотрите, я не могу не верить своему пресс-секретарю». Голубец по-военному раскатисто смеется и говорит: «Вы считайте, что нам повезет, если они зайдут в город». На второй день нам страшно «повезло».

— И что было дальше?

— Абсолютно точно зная, что занимаются позиции по всем главным входам и выходам из Грозного, на этот день намечают проверку паспортного режима в Пригородном районе, в Курчалоевском районе. Все чеченские силы должны выстроиться в походную колонну и выйти из города. Там их ждет засада. Хорошо, что ребята это уже знали, и поэтому они, мягко говоря, послали на три буквы эту ситуацию. После того как в городе развернулись бои, наш второй полк патрульно-постовой службы (Ахмед Телематов был командиром, живой до сих пор, слава богу) начал выдвигаться в сторону Толстой-Юрта. Его обстреляли вертолеты — трех или четырех убили, десять ранили.

Ребята связались с Ханкалой, в Ханкале дико извинялась, мол, мы думали, что это боевики входят в город, туда-сюда… Хотя откуда могли появиться боевики в северных районах? Перегруппировались, пошли снова. Их начали обстреливать из артиллерии. Ребята сказали: все, правы были боевики, когда сказали, что купили город, поэтому мы разворачиваемся и идем по домам, тут делать нечего.

— Так кому заплатили?

— Вы думаете, что кто-то справку даст?

— Я же не говорю о справке, я вас спрашиваю.

— Не знаю, были разговоры, но это на уровне слухов, поэтому и говорить об этом даже как-то несерьезно…

— А вы расскажите, что было на уровне слухов.

— На уровне слухов — якобы заплатили Лебедю. Потому что когда Куликов объявил 48-часовой ультиматум, открыл коридоры, он сказал, что после этого город будет зачищен основательно. Часть боевиков разбежалась — те, которые были не в курсе. Другие, которые были в курсе, остались. И в это время прилетел товарищ Лебедь и «спас Россию от полного разгрома», как это преподносили.

«Прогосударственную оппозицию подставили»

— Вернемся в декабрь 1994 года. После совместного штурма Грозного силами оппозиции и находившихся там неофициально российских танкистов, вводятся войска. Если руководствоваться тем, что сказали вы, второй штурм был намеренно провален, чтобы показать разрушенную технику, убитых людей… И вот начинается официальный ввод войск — что испытывали в оппозиции? Это же, наверное, с вашей стороны выглядело как предательство?

— Это было воспринято действительно как предательство. Нас, прогосударственную оппозицию, подставили. Мы стали ассоциироваться с этими зверствами, бессудными казнями, бомбежками… Но скажу еще: это не было повсеместным явлением, хотя и было достаточно распространено. Да и изначальная деятельность Дудаева вела именно к этому, и думающие люди это правильно интерпретировали. Но во всяком обществе думающих всегда меньше.

— В 1995 году Доку Завгаев стал главой правительства национального возрождения, Грозный был условно ваш. И тут прилетел Лебедь и стал «урегулировать конфликт». Как это воспринималось с вашей стороны?

— С нашей точки зрения, это было, опять же, прямое предательство, неприкрытое. Девятого августа Ельцин выступает и приказывает по телефону стабилизировать ситуацию в Грозном. Куликов отдает свой приказ, о котором я уже говорил. И, по-моему, тоже 9-го прилетает Лебедь. Ситуация шаткая, ведь боевики уже начали разбегаться…

Куда он ездил, с кем ездил — понятия не имею. С нами они не контактировали. После этого были подписаны знаменитые Хасавюртовские соглашения. Все проданное оружие Западной группы войск было списано. Все деньги, которые якобы выделялись на восстановление республики, списаны. Но, самое главное, — была сохранена территория конфликта, которой воспользовались через несколько лет.

Приведу еще один пример отношений с Москвой, связанный со мной. Помните знаменитый рейд Радуева в Кизляр? Мы предупредили дагестанцев о том, что по таким-то маршрутам пойдут боевики. Более того, не надеясь на телефонограмму, мы послали в Дагестан начальника РОВД Шелковского района. На второй день я иду на работу, и в это время мне звонят из «Интерфакса»: вот, мол, такая ситуация, напали на Кизляр. Представьте мое состояние — вроде бы все, что надо, сделали. И тут на тебе!

Я даю заявление о том, что здесь, на Северном Кавказе, не надо искать исполнителей — всех организаторов ищите в пределах Садового кольца. Помните «Итоги» с Киселевым по НТВ? В ближайшее воскресенье он приглашает [руководителя Российского союза промышленников и предпринимателей] Аркадия Вольского, зачитывает ему мое заявление и говорит: «Смотрите, вот такое скандальное заявление, как бы вы его прокомментировали?» Вольский приводит пример, когда документом сугубой конфиденциальности, принятым на заседании Совета безопасности в отношении Чечни, ему на второе утро тычет под нос Удугов. И он говорит: у этого человека (то есть, у меня) есть все основания делать такие заявления. Это, опять же, к вопросу об отношениях Москвы и Дудаева.

— А откуда вы-то узнали, что радуевцы в Кизляр выдвигаются?

— По нашей ментальности секреты хранятся недолго. У нас так говорят: чтобы узнать, что происходит, пойди на базар и спроси торговку [смеется].

— Чем была вторая чеченская? Зачем Басаев и Хаттаб поперлись в Дагестан?

— В мае 1999 года я написал в газету «Правда» статью «За полчаса до войны». Там у меня есть такие слова: в ближайшем будущем ожидается конфликт, и подготовка к нему идет по линии Грозный — Махачкала. Так вот, за два дня до входа Хаттаба и Басаева в Дагестан, блок-посты на тех направлениях, по которым они туда проходили, были убраны. Точно так же блок-посты были убраны во время первой войны перед шестым августа — южное направление было полностью оголено. Так что механизм, по которому возникли первая война и вторая война, он еще не разрушен. Он вполне дееспособен, потому что не было ни одного независимого расследования причин начала этих войн. Не было ни одного наказанного чиновника как с той стороны, так и с этой. Завести этот механизм можно в любой момент снова. И общество это проглотит.

Почему нас убрали с политической сцены Чеченской республики на момент начала второй войны? Дело в том, что чеченская оппозиция, как бы это героически ни прозвучало, спасла Россию от большой русско-кавказской войны, которая была запланирована (и об этом неоднократно говорил господин Дудаев) на 1993-1994 годы. Весь Кавказ на тот момент кипел — сепаратистские движения, отряды, лозунги…

И в это время в Чечне начинается гражданская война. Население той же Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии говорит: нет, то, что вы говорите, конечно, хорошо, красиво, но посмотрите, что в Чечне происходит! Мы не хотим у себя такого. Вот так были спасены и Кавказ, и Россия от большой войны.

Как развивались события чеченской войны, смотрите в хронологии «Ленты.ру».

00:08, 4 августа 2017

«Сергиев Посад — не придаток монастыря»

Александр Демахин

Фото: Валерий Мельников / РИА Новости

В подмосковном Сергиевом Посаде с «Учителем года — 2012» Александром Демахиным не продлили контракт в гимназии имени Ольбинского, где он много лет преподавал мировую художественную культуру (МХК) и ставил спектакли с учениками. Это совпало с попыткой Демахина баллотироваться в городской совет депутатов от партии «Яблоко». В день подачи документов в здании горадминистрации прошел одиночный пикет, участник которого обвинил Демахина в пропаганде гомосексуализма из-за театральной постановки двухгодичной давности. В беседе с «Лентой.ру» Демахин рассказал о тайном смысле своих постановок и о том, зачем ему понадобилось идти в политику.

«Лента.ру»: Расскажите подробности вашего увольнения.

Демахин: В моей записи в Facebook от 1 августа нет ни слова об увольнении. Я совместитель, работаю по срочным трудовым договорам. 31 мая они заканчиваются, а 1 сентября заключаются новые. Недавно мне пришло письмо от директора гимназии Ольги Филимоновой. Она дала мне понять, что есть указание сверху не заключать со мной новый контракт, не объясняя причин. Официально это и не требуется.

А основное место работы у вас где?

Работал помощником художественного руководителя в Большом драматическом театре Товстоногова, вел там образовательные проекты.

И вся эта ситуация с нежеланием продолжать с вами сотрудничать совпала с попыткой выдвижения в депутаты?

В городской совет депутатов. Выборы пройдут 10 сентября. Я выдвигаюсь от партии «Яблоко». 3 августа я официально стал кандидатом, после того как мои документы рассмотрели в территориальном избиркоме.

Эта ваша первая попытка заняться политикой на местном уровне?

Я был членом районной Общественной палаты и сам вышел из нее некоторое время назад. Это было связано со степенью ее эффективности. Я понял, что мое присутствие там ничего не дает. Хочется больше ответственности, иметь право голоса при решении каких-то вопросов. Совет депутатов ближе к непосредственному управлению.

Судя по последним новостям, вы остаетесь в гимназии?

После нескольких публикаций в СМИ к делу подключился областной министр образования, и в горадминистрации заявили, что меня никто увольнять не собирался. Я написал заявление о приеме на работу и отдал его в секретариат. Так что 1 сентября выйду на работу преподавать МХК, как и прежде. Интересно, что о реакции управления образования я узнал из СМИ, а не от них самих, хоть и нахожусь с ними в одном городе, в зоне досягаемости.

Что вы можете рассказать о проблемах с постановками «Дом на краю света» по Майклу Каннингему, где, как говорят, действующие лица — гомосексуалисты, а также «Малыш и Карлсон, который живет на крыше»? Один священник назвал это «театрализованной пропагандой подросткового секса».

Это было два года назад. И эта история, на мой взгляд, связана не столько с творчеством. Я тогда находился в Общественной палате. И, похоже, кому-то это было не по душе. Мне лично никто не звонил, шли какие-то письма в разные ведомства. Хотя уверен, что следует сначала с человеком поговорить, а потом уже куда-то на него жаловаться.

А вообще, я театром занимаюсь не первый день, и у нас особенно в последние годы возникает много сложных ситуаций, конфликтов, недопонимания. В случае с «Малышом и Карлсоном» я это даже предвидел. Районное управление образования попросило представить эту постановку в городе. Я им ответил, что, на мой взгляд, спектакль сложный и могут возникнуть проблемы с его восприятием вне гимназической жизни. Отослал видеозапись. Но спектакль все равно выставили, а затем высказали претензии. И я старался по каждому спорному режиссерскому решению дать пояснения.

Была ли все же в этой работе некая борьба за права лиц нетрадиционной сексуальной ориентации?

Я не увидел там того, что так людей задело, таких устремлений, которые мне приписываются. Но я обратил внимание на позицию своих оппонентов и в следующих своих работах, тем более показанных публично, я уже стремился делать так, чтобы не вызывать прежних вопросов.

Ведь если бы речь шла о творческом коллективе взрослых людей, то это одно дело. Но у меня занимались дети, и подставлять их под удар было бы неправильно.

Что это за история с пикетом под лозунгом «Нет содомии в сердце православия» против вашего выдвижения на выборы? Вы знаете, кто стоит за этим?

На видео человек прикрывает себе бумажками лицо, но если вы приглядитесь, то увидите, что вокруг него ходят люди из других предвыборных штабов. Это наводит на определенные мысли, как и сам факт того, что этого человека впустили в здание администрации в тот самый момент, когда я подавал заявку.

Этого пикетчика на видео спрашивают, против кого и чего именно он протестует. Он неправильно называет фамилию и не может обозначить конкретные факты, которые его так возмутили.

Вы родились и всю жизнь провели в Сергиевом Посаде, чем вы здесь занимаетесь еще, кроме преподавания в гимназии?

Я здесь родился, учился и работаю. Но, кроме этого, работаю в Москве и Санкт-Петербурге. В Сергиевом Посаде у меня в последнее время было два больших дела: преподавание в гимназии и арт-кафе «Вишневый сад», где я арт-директор. Это частная площадка, занимающаяся организацией и проведением различных культурных событий в городе: концертов, спектаклей, кинопоказов. Здесь много кто был за два года ее существования из значимых для российской культуры людей.

Ваш город считается столицей православия. Тут находится резиденция патриарха Кирилла. Сотни тысяч паломников прибывают сюда к мощам преподобного Сергия Радонежского. Говорят, в Сергиев Посад перебираются из Москвы особенно воцерковленные семьи. Вы верующий? Как вы оцениваете превращение советского Загорска в православный центр?

Я человек крещеный, православный, но это мое внутреннее дело, то есть неистовым верующим я не являюсь.

Убежден, что Свято-Троицкая Сергиева лавра — это достояние России и всего мира. Но я считаю центром православия лавру, а не весь город. Вот в чем особенность моей позиции. Сам же Сергиев Посад, в светской своей части, должен быть достойным и самодостаточным субъектом, а не просто придатком монастыря. Это то, над чем я пытаюсь работать в образовательной и культурной сфере.

Многие с подачи СМИ воспринимают нападки на режиссеров Кирилла Серебренникова, Алексея Учителя и на вас как звенья одной цепи. Что вы по этому поводу думаете?

Я не хотел бы ставить себя в один ряд с названными вами людьми. Прекрасно понимаю разницу масштабов. То, что с ними происходит, вызывает у меня печаль. Хочется сказать, что культура — это не пропаганда. Если человек о чем-то говорит, то это не значит, что он это поддерживает сам и пропагандирует. Вопрос, насколько талантливо и профессионально он все делает.

Творчество — это способ осмысления истории и сегодняшнего дня, нашего общества. Это еще и повод о чем-то поспорить, обсудить. Мне, в принципе, кажется, что фильмы и спектакли — не самые больные вопросы сегодняшней жизни.

Вы идете на выборы от «Яблока», а насколько велика поддержка этой либеральной партии в Сергиевом Посаде?

Известная особенность маленьких городов в том, что все друг друга знают. Если кандидат идет от какой-то партии, то это говорит о его взглядах, но здесь люди голосуют за конкретного человека, а не за абстрактный образ представителя партии. Поддержка, думаю, такая же, как и в других похожих по численности и структуре городах. Не очень большая, но стабильная. Вместе со мной партия выставила на городские выборы 15 кандидатов (всего в совете депутатов 25 мест). Конкретно в моем округе у меня два конкурента-однопартийца.

С чем вы идете в совет депутатов, чего хотите добиться?

Меня больше волнуют вопросы культуры. Я считают, что у города есть большой потенциал и много частных инициатив достойны поддержки. Это моя предполагаемая специализация. А еще есть общие для совета депутатов вопросы, требующие внимательного рассмотрения и разрешения. В этому году баллотируется много приличных людей, чтобы принимать там разумные решения.

Но зачем нужно было давить на вас через школу?

Возможно, это связано с тем, что сейчас решается вопрос об административной форме Сергиева Посада. В области обозначилась тенденция по объединению городов и поселков, муниципальных образований. Я не поддерживаю это.

Считаете ли вы себя борцом? Не жалеете о том, что написали в Facebook? Ведь тот ваш пост вызвал скандал.

Нет, борцом я себя не считаю. И я не ожидал столь бурной реакции на простую публикацию в соцсети. Просто я понял, что мне не придется больше работать в той гимназии, которой многое было мною отдано. И я счел нужным поделиться своими мыслями и эмоциями с друзьями и учениками. Там только констатация факта и мое сожаление. Никаких призывов.

А как вы оценили волну поддержки от незнакомых людей?

Я приятно удивлен. Если столько людей на эти события реагируют, то и мне нужно соответствовать их реакции. Теперь я чувствую больше ответственности перед другими.

Вы же понимаете, что сейчас вы переходите с позиции свободного творческого человека на позицию политика, хоть и местного. А значит, придется вступать в компромиссы, интриги, союзы и так далее.

Я искренне не намерен играть в эти игры. Может, я наивен. Если будет так, как вы говорите, то я от политики откажусь. Все-таки творческие и образовательные проекты мне важнее.

Как восприняли историю с вашим увольнением ученики? Не было у них порывов пикетировать администрацию и тому подобное?

Высказывали разные мысли. Мне было приятно слышать выпускников, рассказавших о важности каких-то наших совместных проектов. Устраивать митинги с их помощью я ни в коей мере не собирался и никого провоцировать не хотел.

Какие сейчас дети, чем отличаются от предыдущих поколений?

В чем-то инфантильные, в чем-то более продвинутые. Главное, найти к ним подход, подобрать ключи. Тогда работать очень интересно.

Другое дело, что есть общие для общества тенденции, которые отражаются и на детях. Когда видишь, что некоторые из них готовы оправдать Сталина за репрессии и массовые убийства ради спокойствия в стране… Я не мог себе представить подобной позиции у подростков в 90-е годы. Для меня это звоночек. Значит, на какие-то ценностные ориентиры надо обратить внимание в работе с ними.

Если взрослые сегодня не могут разобраться в ситуации, что говорить о детях? Вот пару лет как появилась формулировка «оскорбление чувств верующих», и у меня прямо на уроке разгорелся конфликт между теми, кто с ней согласен и кто — нет. Мы говорили о средневековой культуре и архитектуре. Я пытался и пытаюсь сделать все для того, чтобы носители полярных позиций могли слушать друг друга и мирно разговаривать.

Вам предложили остаться в гимназии, но если не получится или не захочется, то вы продолжите работу со школьниками в других образовательных учреждениях?

У меня много вариантов, и я успел получить массу предложений за те два дня, что прошли после публикации моего поста в сети. Всех благодарю за это.

Сергей Лютых

Обсудить

00:01, 25 июля 2019

«Хотелось, чтобы она немного отдохнула»

Фото: Григорий Сысоев / РИА Новости

По поручению президента до конца лета Минздрав должен упростить процедуру назначения психотропных и наркотических обезболивающих препаратов. Сейчас врачи боятся иметь дело с этими лекарствами, опасаясь уголовного преследования за ошибки. Опасения их оправданны. В Свердловской области, в маленьком городке Новая Ляля, в августе будут судить гинеколога, который поспешил помочь страдающей от сильной боли пожилой женщине и теперь может получить срок как наркодилер. В истории врача разбиралась корреспондент «Ленты.ру» Наталья Гранина.

Дело за укол

В марте 2019 года в больницу города Новая Ляля Свердловской области попала 74-летняя Ольга Николаевна Михайлова (имя изменено). Предполагалось, что ей может понадобиться операция — у пациентки диагностировали полное выпадение матки. В таком состоянии она жила достаточно давно. Язвы прилипали к памперсу, который она носила, и постоянно кровоточили. Одежда, постель Ольги Николаевны были в красных пятнах. Гинекологические проблемы осложнялись старческой деменцией. Женщина вела себя неадекватно, не воспринимала ни себя, ни окружающих. Ни на что не жаловалась, просто плакала и стонала.

Лечащий врач Михайловой, акушер-гинеколог Олег Баскаков, в тот день делал ей перевязку и обработку язв.

— Чувствовалось, что пациентка измучилась, что ей больно, — говорит он. — Медсестры говорили, что она две ночи с момента поступления в стационар не спала. Мне сказали, что Ольга Николаевна в прошлом — наша коллега, всю жизнь проработала врачом-стоматологом. Хотелось помочь, сделать хоть что-то, чтобы она немного отдохнула.

Баскаков посчитал, что женщине помогут обезболивающий трамадол и успокаивающий сибазол. В недавнем прошлом эти препараты продавались в аптеках без рецепта, сейчас входят в списки сильнодействующих и наркотических. Порядок выписки таких лекарств формализован, требует особой тщательности и занимает много времени, поэтому доктора часто стараются «учетные» препараты лишний раз не трогать.

По регламенту Баскакову нужно было сделать запись о назначении лекарства в карте пациентки, после чего поставить в известность старшую медсестру, которая обычно заведует сейфом, где хранятся все препараты из списка. Врач в такой ситуации заполняет массу формуляров и протоколов. дело было под вечер, а рабочий день старшей медсестры заканчивается в 17 часов.

— Я вспомнил, что у меня в шкафу есть нужные лекарства, — рассказывает врач. Год назад мать Баскакова в Челябинске умерла от лейкоза. После ее смерти остался целый шкаф самых разных дорогих медикаментов, не только онкологических. Оставшиеся упаковки Баскаков привез в Новолялинскую больницу и раздал в разные отделения. Трамадол и сибазол, поскольку их было всего несколько ампул, оставил у себя — в комнате при больнице.

— Поэтому просто спустился к себе, взял две ампулы лекарства и отдал медсестре, которая работала в моем отделении. Попросил один укол сделать пациентке сразу же, а другой — перед сном.

В коридоре старшая медсестра отняла у коллеги ампулы, заперла в сейф и пригрозила, что будет жаловаться.

— Я, конечно, расстроился, что так получилось, — говорит врач, — но не придал значения. Со старшей медсестрой мы и раньше конфликтовали. Слишком разные взгляды на все были. Наверное, антипатия была взаимной. Пациентку ту мы подручными средствами пытались успокоить. Делали повязки с лидокоином, подобрали более удобные памперсы…

Через два дня в квартиру Баскакова (вернее, в комнату, где он жил) пришли с обыском. Полицейские изъяли еще одну ампулу трамадола. Против гинеколога возбудили уголовное дело о незаконном сбыте сильнодействующих и психотропных веществ (ст. 228,ч.2 Уголовного кодекса). Максимальное наказание — восемь лет колонии. Арестовывать врача не стали, взяли подписку о невыезде.

Уходящая натура

Новая Ляля — городок почти в 300 километрах от Екатеринбурга. Население — около 11 тысяч человек, и становится меньше каждый год. По одним данным, городу стукнуло 116 лет, по другим — он на сто лет старше. В советские годы градообразующим предприятием считался целлюлозный комбинат. Сейчас работу в городке найти все сложнее.

Здание Новолялинской больницы построено в 1970-х. Тогда для провинциального городка появление пятиэтажного больничного комплекса стало «социальным прорывом». Кроме детской и взрослой поликлиники, там был стационар со всеми возможными медицинскими профилями, роддом, женская консультация и прочее.

Сегодня больница понемногу вымирает. В 2013 году в ЦРБ закрыли роддом. Оптимизировали другие больничные отделения: сократили койко-места в стационаре, убрали штат. Местные говорят, что в Новолялинскую ЦРБ стараются не обращаться. Простуда обычно сама проходит, а если что-то серьезное — то даже сами оставшиеся в Новой Ляле врачи рекомендуют ехать в больницу города Серова, что в 70 километрах. Там больше профильных специалистов, лучше оборудование, а значит— больше возможностей для диагностики.

Время от времени лялинские активисты шлют гневные письма в Свердловское областное правительство и другие государственные ведомства. Региональный Минздрав, в частности, просят остановить развал медицины в городе. Из ведомства активистам приходят обстоятельные ответы, что в Новой Ляле все очень неплохо. В среднем по Свердловскому региону укомплектованность медперсоналом — 66,7 процента, у новолялинцев — больше 74 процентов. Если и не хватает каких специалистов, то имеющиеся кадры активно повышают свой профессионализм и приобретают новые медицинские специальности. Врач-рентгенолог, например, переобучился на психиатра, а дерматовенеролог стал врачом функциональной диагностики.

Кроме того, успокаивают чиновники новолялинцев, руководство района сотрудничает с рекрутинговыми сайтами и с их помощью вербует в город специалистов из других регионов. Одно из объявлений о свободных вакансиях увидел в газете врач-гинеколог, 58-летний Олег Баскаков. До этого он 30 лет жил и работал в Челябинской области.

— В Челябинске тогда тоже начались сокращения в больницах, — рассказывает он. — В Новой Ляле предлагали хорошую зарплату, и работа была интересная. Сын у меня взрослый, учится в Москве, в музыкальной академии Гнесиных. С женой мы в разводе. Вроде бы в родном городе ничего не держало, поэтому откликнулся на объявление. Меня сразу пригласили.

Была речь о том, что больница или городские власти Новой Ляли обеспечат приезжего доктора служебным жильем. Обещание сдержали, но поселили его в закрытом роддоме. Точнее, выделили комнату на втором этаже ЦРБ и разрешили обустраиваться. Баскаков говорит, что поначалу у него были мысли снять квартиру в Новой Ляле, но потом привык.

— Даже удобно, — с энтузиазмом объясняет он. — Я всегда на месте, всегда на работе. Вдруг что-то случится и срочно понадоблюсь? Не нужно время тратить на то, чтобы добраться из дома. Все врачи, которые к нам в командировку в Новую Лялю приезжают, тоже живут в роддоме.

Чужой среди своих

За два с половиной года в Новой Ляле приезжий доктор так и не стал своим. Имя одного из героев Жюля Верна — Жака Паганеля, рассеянного профессора-географа — стало нарицательным для ученых чудаков. В какой-то степени Баскаков для Новой Ляли и был таким чудаком Паганелем. Не пил, не курил, обсценную лексику, то бишь мат, совсем не употреблял. За материальным не гнался. В прямом смысле — ходил в каких-то непонятных рубашках, растянутых свитерах, мешковатых штанах.

Доктор любил читать. Любопытные лялинцы раскопали его страничку на одном из литературных интернер-сайтов. Там несколько рассказов и повестей, написанных самим Баскаковым. Подборка давно не обновлялась. На вопросы о творчестве доктор, заметно смущаясь, говорит, что после переезда в Новую Лялю писательство оставил.

— Вдохновения нет, — пытается объяснить мой собеседник. — В городе все непросто. Работы много, часто она опасная. Недавно оперировал женщину с внематочной беременностью — ситуация экстренная, то есть ни о чем не думаешь, когда надо спасать чью-то жизнь. Через несколько дней результаты анализов этой пациентки на ВИЧ и гепатит пришли. Оказались положительные. И ты вдруг вспоминаешь, что во время операции у тебя перчатка порвалась…

Как рассказывает Баскаков, в тот раз он, пока ждал своего анализа (обычно вирус в крови можно обнаружить не раньше чем через 2-6 недель после инфицирования), загадал, что если здоров — вернется в Челябинск, на родину. Однако не успел. Стал обвиняемым в распространении наркотиков.

— Если честно, до сих пор поверить не могу, что со мной это происходит, — с трудом подбирает слова врач. — Мне поначалу казалось, что это розыгрыш. Ночами даже спать перестал. Никогда никаких дел с полицией не имел, законы не нарушал. Да и живу я как на витрине — в больнице ведь весь на виду. Если бы наркоманил или пил — сразу бы все увидели. Мне посоветовали сделать освидетельствование на употребление наркотиков. Следователи даже поначалу не хотели эту справку приобщать к моему уголовному делу, так как результат этих анализов — отрицательный. Но адвокат их заставила.

Адвокат Марина Глузман поясняет, что расследование дела о «наркоторговце» Баскакове продолжалось несколько месяцев. Правда, велось достаточно формально. Следователь опросил только двух медсестер — старшую, инициировавшую вызов полиции, и ту, которой врач поручил ввести препарат. Обе подписали показания, что пациентка вполне могла обойтись без этого лекарства. Другие ведь терпят и — живы.

— Напрягает, что в этом уголовном деле нет ни одного показания врача, — говорит Глузман. — Мы просили следователя запросить в Челябинске медицинскую карту умершей матери Баскакова, из которой было бы ясно, что ей назначали и трамадол, и сибазол. Следствие пытается представить дело так, что врач преступным путем достал это лекарство. Документ бы наглядно показал, что это не так.

Родственники умершей самостоятельно не могут получить копию медицинской документации — поликлиника им отказывает, ссылаясь на закон о медицинской тайне. Но в полиции не посчитали нужным ходатайствовать об истребовании этого документа в Челябинске.

— Его просто съели в коллективе, — говорит Марина Глузман. — Баскаков — действительно, как тот рассеянный профессор, образ которого прославили в книгах, — может и в дырявых носках появиться, на уме только работа. Коллектив в больнице в основном женский, начались подколки, подхихикивания. Это обычная история — так ко всем непохожим относятся.

Глузман деликатно замечает, что даже она сама, увидев в первый раз врача, мягко ему намекнула сходить в магазин и купить новую куртку.

— Он обиделся, — продолжает юрист. — «Что, правда плохо выгляжу? — говорит. — Но ведь по уму же должны встречать». Что на это сказать? Мужик он нормальный, положительный. Была бы у него семья…

Особенно Баскакова поразило то, что следователь, занимавшийся его делом, предложил ему заключить досудебное соглашение об особом порядке рассмотрения его дела в суде. То есть признать свою вину. В этом случае правоохранителям не нужно представлять доказательства преступления, а обвиняемого за явку с повинной ждет более мягкое наказание. Обычно.

— Говорили, что в этом случае я могу рассчитывать на условный срок, — поясняет Баскаков. — Но я категорически отказался. За что? Это несправедливо. И, кроме того, из-за судимости, да еще по наркотической статье, мне придется оставить профессию.

Охота на врачей

Сейчас в Центральной районной больнице Новой Ляли затишье. Все пытаются делать вид, что ничего не произошло, вслух об «инциденте» не говорят. Баскаков уверен, что коллеги ему сочувствуют и поддерживают. Многие обещают прийти в суд, чтобы засвидетельствовать: единственной целью врача во всей этой истории было попытаться облегчить страдания пациентки.

Я позвонила и.о. главврача ЦРБ Татьяне Суровневой. Говорить что-либо о самом деле и о докторе она категорически отказалась. Сказала только, что обстановка в Новой Ляле, как и во всех провинциальных городках, напряженная. Молодежь уезжает, работы нет. Оптимизма, что в скором времени это изменится, нет и подавно.

— Может, вы собираетесь какое-то коллективное письмо в защиту Баскакова написать? — спрашиваю.

— Ничего мы не собираемся.

Бывший главврач Новолялинской ЦРБ Константин Остриков, когда узнал, что в его больнице поймали врача-наркодилера, удивился. Говорит, со стороны обвинение выглядит абсурдно. По форме вроде бы все верно, а вот по содержанию возникают вопросы.

— Формально медсестра права, что не взяла неизвестное лекарство, — комментирует Остриков. — Единственно правильный выход из этой ситуации — бросить на пол эту ампулу и раздавить каблуком.

Правда, Остриков уже 15 лет как уехал из Новой Ляли. Сейчас возглавляет отдел Свердловского центра медицины катастроф по Северному округу. За те годы, что он не работает в Новолялинской больнице, там сменилось 11 главврачей.

— Знаете, какие раньше в Новой Ляле доктора были? — вспоминает он. — Сейчас наши кадры по всей Свердловской области рассредоточены. А из Новой Ляли бегут все. Сейчас в местной больнице собрали докторов, у которых все странички в трудовой закончились. То есть там у них «Война и мир». Это не значит, что они популярные, и их работодатели отрывают с руками и ногами. Просто они пьют. Беда, что иногда алкаши имеют доступ к наркотикам. А тут нормальный врач совершил, конечно, фигню, но за это его в угол поставить один раз да и простить, а раздули какую-то ерунду на ровном месте. Кто пациентов-то лечить будет?

Судебно-медицинский эксперт, врач Валерий Ежков не согласен. По его словам, инструкции по медицинской безопасности, которым должны следовать учреждения здравоохранения, хоть и выглядят абсурдными, однако каждый пункт там написан кровью.

— Благими намерениями выстлана дорога в ад, — констатирует Ежков. — В инструкциях, в правилах внутреннего трудового распорядка, в других документах четко говорится: нельзя использовать лекарства, которые официально не закупались лечебным учреждением. Объясняется очень просто: если что случится — то хотя бы на лекарства грешить не придется. Либо это индивидуальная реакция организма, либо нарушение дозировки. По большому счету, запрещено применять и лекарства, которые родственники покупают пациентам.

Московский хирург, член независимого профсоюза «Альянс врачей» Ольга Андрейцева по-человечески понимает новолялинского коллегу.

— Вам любой врач или медсестра, работающие в стационаре, негласно подтвердят, что лекарств не хватает, — говорит она. — Часто надо просить пациентов, чтобы что-то купили. Безусловно, родственники пациентов приносят в больницу то, что у них осталось после лечения близкого. Говорят, спасибо за все, что вы сделали, у нас остались препараты — возьмите, может быть, кому-то понадобятся. Конечно, берут.

Андрейцева подчеркивает, что врачи становятся при этом уязвимыми. Поэтому некоторые, во избежание проблем с начальством и правоохранительными органами, могут и промолчать о трудностях в лечении.

— Сейчас достаточно легко завести уголовное дело на доктора, — продолжает Андрейцева. — В здравоохранении проблемы нарастают. А если малой кровью дыры залатать невозможно — значит, гнев общества по поводу того, что медицина становится малодоступной, нужно перенаправить на что-то другое. Например, на врачей-убийц и наркодилеров.

P.S:. Первое судебное заседание по делу акушера-гинеколога Олега Баскакова, обвиняемого в сбыте и хранении наркотических и психотропных веществ, состоится в августе в суде Новой Ляли. Вполне возможно, что дело о гинекологе-наркоторговце стает последним в истории этого суда. Его хотят «оптимизировать» — присоединить к суду соседнего города Серова, что в 70 километрах. За последние два года, кроме роддома, в Новой Ляле ликвидировали городской морг, налоговую инспекцию, военкомат. На городском интернет-сайте сообщается, что аналогичная участь ждет и новолялинское отделение пенсионного фонда. Сегодня одна из самых стабильно работающих компаний в городе — исправительная колония. Одна из главных новостей последнего времени на новолялинском интернет-портале — о визите дипломатов из Киргизии к своим землякам, содержащимся в ИК-54.

Обсудить

lenta.ru, 31 мая 2019

lenta.ru, 06 июня 2019

Владимир Путин подписал указ об отставке губернатора Орловской области Вадима Потомского. За три с половиной года на посту чиновник успел не только установить в Орле первый в России памятник Ивану Грозному, повесить свои портреты в школах и принять закон о митингах, но и прославиться познаниями в области истории и яркими цитатами. «Лента.ру» собрала самые неоднозначные высказывания бывшего губернатора.

«Ждали хозяина и дождались»

Выпускник высшего зенитно-ракетного командного училища и коммунист Вадим Потомский возглавил Орловскую область в начале 2014 года. Тогда он был назначен временно исполняющим обязанности губернатора, а позже одержал убедительную победу на выборах с результатом 89 процентов голосов. В интервью «Комсомольской правде в Орле» он заявил: «Они [орловцы] давно ждали хозяина. Не барина какого-то, а человека, который засучит рукава и наведет тут порядок. Что ж, дождались!»

По всей видимости, ожидания жителей Орловской области Потомский в итоге не оправдал: по данным июльского рейтинга губернаторов, коммунист занял 56-е место из 60. Возможно, это связано с тем, что за прошлый год долг региона вырос на три миллиарда рублей, а долги по зарплатам составили 66 миллионов.

Но внимание соцсетей Потомский привлекал не сомнительными политическими и экономическими успехами, а яркими высказываниями.

«Я такой человек, какой есть. Если что-то не нравится — я скажу. Мне бояться некого. Тем более, когда у меня есть такая армия, как вы», — откровенничал Вадим Потомский в феврале 2015 года перед коллегией областной прокуратуры.

Неоднозначный намек заметил Владимир Маркин, занимавший пост официального представителя Следственного комитета. «Прямо Наполеон какой-то! Развеселил», — саркастически прокомментировал он в Twitter, выразив основную реакцию сети на фразы одиозного губернатора.

«Чепушилы» с ручками

В конце 2016 года, обсуждая экономическое положение региона на координационном совете, Вадим Потомский неожиданно разразился бранью в адрес местных СМИ.

«Каждый чепушило, который имеет ручку и листочек, тычет, как плохо в Орловской области. Он ничего не имеет, кроме печатной машинки, и ничего в этой жизни не сделал. Ни одного рабочего места не создал, а клюет, клюет, клюет», — гневался губернатор.

По его словам, подобная критика привела к проблемам с потенциальными инвесторами. Позже, однако, он утверждал, что «о журналистах речи вообще не шло», а пресловутые «чепушилы» — это блогеры и «прочие комментаторы в социальных сетях». Но фраза успела стать мемом.

«Давайте сформируем несколько корзиночек нашим министрам»

Вадим Потомский предлагал передавать министрам корзинки до того, как это стало мейнстримом. Но если в деле бывшего главы Министерства экономического развития России Алексея Улюкаева фигурировала корзинка с колбасой, то губернатор Орловской области говорил исключительно об экологически чистых продуктах местного производства — масле, сыре, хлебе и яблоках.

«Давайте сформируем несколько корзиночек нашим министрам. Отправим их и председателю правительства [Дмитрию Медведеву], и [министру финансов Антону] Силуанову обязательно две отправим», — заявил губернатор на совещании областной администрации, выразив уверенность, что этот жест «поднимет популярность Орловской области».

В соцсетях выступили против такого решения и риторически спросили, подарят ли корзиночки с едой простым жителям региона.

Иван Грозный и Петербург

13 июня 2016 года Вадим Потомский сделал два сенсационных заявления. Первое — о том, что католики не христиане, — прошло незамеченным на фоне другого, более громкого: Иван Грозный (годы правления 1547-1584) не убил сына, а возил его на лечение в Петербург (основан в 1703 году). Это высказывание Потомский сопроводил комментарием: «Кто не знает историю, у того нет будущего».

«Иван Грозный однажды произнес фразу: «Я виновен в смерти своего сына, потому что вовремя не отдал его лекарям». Когда они ехали, в дороге он заболел. Они ехали из Москвы в Петербург. Его сын помер!» — сообщил глава Орловской области изумленной прессе в ответ на вопрос о первом в России памятнике Ивану Грозному.

Позже Потомский объяснил, что оговорился, но это не остановило поток шуток в сети.

«Заявление президента США (…) немножечко будоражит»

За год до сенсационных сообщений о причине смерти сына Ивана Грозного, в январе 2015-го, глава Орловской области откровенно признался в том, как он чувствителен к словам главы США. Так губернатор попытался объяснить двухчасовое опоздание на заседание коллегии регионального управления Следственного комитета.

«Пришлось кое-что пообсуждать. Тем более, вы знаете вчерашнее заявление президента Соединенных Штатов Америки, как он развалил экономику России, это немножко будоражит лично меня, потому что, по ходу, такие вещи я не могу слышать», — цитировало его издание Versia.ru. Фраза не стала мемом, но ее часто вспоминали другие местные СМИ.

«Бог не фраер. Он все видит»

30 мая 2017 года Вадим Потомский в беседе с радиостанцией «Говорит Москва» вступился за епископа Нектария, который, как выяснили представители местной прессы, владел автомобилем Toyota Land Cruiser V8. Сначала губернатор процитировал Библию: «Не судите, да не судимы будете», а потом сообщил, что не понимает, кто уполномочил журналистов задавать вопросы о жизни священнослужителей.

«Мы можем ходить в храм, молиться, просить милостыню божию. А если мы ходим к представителям бога, начинаем их линчевать и чем-то поливать…

Бог не фраер. Он все видит. И суд бывает только один: божий суд. У нас это идет до патриарха: не те часы, не так живет, не на тех машинах ездит», — возмущался глава региона.

Реакция соцсетей не заставила себя ждать: пользователи тут же принялись упражняться в остроумии.

С 2014 года губернатор Вадим Потомский успел поставить в Орле памятник Ивану Грозному (торжественное открытие пришлось перенести из-за протестов местных жителей), развесить свои портреты в школах региона (и после снять их, пожурив чиновников «за подхалимаж») и проявить бдительность по поводу городской скамейки, которая напомнила ему символику Третьего рейха.

Но всеобщее внимание чиновнику удалось завоевать в первую очередь благодаря выдающимся перлам: в 2017-м его включили в лонг-лист премии афоризмов «Черномор». Первое место, правда, занял другой коммунист — Геннадий Зюганов, за фразу «Каждый день, чтобы быть в форме, занимаюсь классовой борьбой, это очень закаляет».