Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
Стратегическое мышление, нацеленность на результат, умение разговаривать с людьми — этими компетенциями, по мнению Кремля, должен обладать губернатор российского региона. Недавно назначенные главы субъектов прошли сложную систему отбора и многочасовые стресс-тесты, рассказывают источники. Что еще требуется от потенциальных региональных руководителей и почему увольняют их предшественников — в материале «Ленты.ру»
Накануне вечером президент Владимир Путин встретился с пятью бывшими губернаторами. Главы Бурятии, Карелии, Пермского края, Новгородской и Рязанской областей покинули свои посты в течение последнего месяца. Кроме того, в начале января ушел в отставку глава Адыгеи Аслан Тхакушинов. В четверг вечером все они были в Кремле.
«За годы вашей работы регионы изменились, и изменились в лучшую сторону. Хотя, безусловно, проблем всегда и везде хватает — и по регионам, и в стране в целом», — сказал им президент. Официальный представитель Кремля Дмитрий Песков подчеркивал, что губернаторы находились на своем посту не один год и были на хорошем счету у президента. А сам глава государства просил их помочь преемникам в работе.
Несмотря на успехи, губернаторы хоть и добровольно, но все же отправились в отставку. Их результаты не дотянули до нужных в рамках новой системы оценки Кремля, о которой стало известно в начале года. В основу новой системы легли социально-экономические и финансовые показатели региона, рассказывали источники в администрации и подтверждали эксперты.
Отрицательная динамика экономического развития, включая падающие промпроизводство и инвестиции, подвела уволенного рязанского губернатора Олега Ковалева, считает руководитель «Политической экспертной группы» Константин Калачев. С бывшим главой Карелии Александром Худилайненым, по мнению политолога Алексея Чадаева, решающую роль сыграли недоработки по федеральным социально значимым проектам — срыв сроков программы расселения аварийного жилья, проблемы с газификацией.
Изучая ситуацию в регионах, Кремль опирался в том числе на данные соцопросов. Помимо социальной и финансово-экономической статистики, измеряли уровень электоральной поддержки власти и индекс социального самочувствия, запрос населения на обновление. Если «насущные» и электоральные показатели были в порядке, регион считался благополучным. При провалах по одному или нескольким направлениям территория попадала в зону особого внимания.
В таких регионах приходилось изучать состояние межэлитных отношений. Так, пермская элита не приняла в качестве губернатора Виктора Басаргина, и это обернулось регулярными, в том числе публичными скандалами, например, с региональным правительством. Политическая составляющая, вероятно, повлияла и на судьбу бывшего руководителя Новгородской области Сергея Митина, у него возник крупный конфликт с мэром региональной столицы. В похожую ситуацию попал карельский губернатор. Впрочем, для его увольнения предпосылок и без того хватало: высочайший антирейтинг Худилайнена сделал его попросту не избираемым на новый срок.
Но как найти нового, избираемого и благополучного по всем остальным направлениям губернатора? В основном, по словам источников, кандидаты подбирались из президентского кадрового резерва — пришлось прошерстить первые две-три сотни. В Кремле попытались создать профиль идеального губернатора. Изучили успешные территории, такие как Калужская и Тюменская области, Москва и Татарстан. «Это регионы, где очевидна успешная динамика, и в ней просматривается личная заслуга руководителя», — поясняет источник.
Среди ключевых компетенций главы региона оказались прежде всего традиционные управленческие навыки — нацеленность на результат, умение разговаривать с людьми и СМИ, масштабное стратегическое мышление. Обязательным критерием была история успеха на предыдущем месте работы. Основное внимание обращали на кандидатов, успевших поработать в регионах, на федеральном уровне и в производственной сфере.
Учитывали и пожелания потенциальных избирателей, тоже через соцопросы. На некоторых территориях, к примеру, исследования показывают неприятие местных управленцев — они раздражают население настолько, что формируется запрос на варяга, рассказывают в Кремле. Такой, к примеру, когда-то была Ярославская область.
Но все же это редкий случай, обычно население предпочитает видеть «своего» в кресле губернатора. «Везде, где возможно, старались найти человека, связанного с регионом», — рассказывает источник. Президент в беседах с новыми руководителями тоже обращал внимание на их корни: Максиму Решетникову напомнил, что он урожденный пермяк, Артуру Парфенчикову — о его малой родине, карельском хуторе, Алексею Цыденову — о начале карьеры на Дальнем Востоке.
Все назначенцы, по информации источников, проходили сложное тестирование, включающее четырехчасовой стресс-тест. Из пяти-семи потенциальных претендентов до финального этапа добирались, как правило, не более трех. Окончательное решение оставалось за президентом — он выбирал из нескольких успешных кандидатур.
Главы регионов обновляются демографически, «приходит совершенно новое поколение», обращает внимание политолог, член ИСЭПИ Алексей Зудин. Новые назначенцы младше своих предшественников в среднем на 20 лет, исключение — 52-летний врио главы Карелии, бывший главный судебный пристав России Артур Парфенчиков. Но у него, делятся собеседники в Кремле, в ходе тестирования были выявлены невероятно сильные компетенции по целому ряду направлений.
По итогам изучения кадрового массива осталось до семи кандидатов, потенциально способных занять кресло губернатора, рассказывает источник. Но, вероятно, понадобятся управленцы не скоро. По словам источника, последние пять отставок и назначений завершили череду кадровых решений в «предвыборных» регионах. Не следует забывать, что в прошлом году поменялись еще пятеро руководителей — в Ярославской, Кировской, Калининградской областях и Севастополе.
В сентябре 2017 года выборы главы пройдут в общей сложности в 15 регионах России, и десять из них к нынешнему моменту сменили главу. В оставшихся пяти — Мордовии, Саратовской, Свердловской, Томской и Белгородской областях — нынешние губернаторы с высокой вероятностью пойдут на выборы.
На территориях, где голосования в этом году не планируются, срок принятия решения жестко не лимитирован, отмечают источники. К тому же пока на карте России нет территорий, которые в рамках новой кремлевской системы оценки показывают провальные результаты по всем направлениям.
Впрочем, есть «двоечники» по отдельным параметрам — с ними обещают вести работу и выправлять ситуацию. «Если губернатора можно не менять, то лучше не менять», — отмечает источник в АП. По его словам, сейчас для новых отставок оснований нет, но исключать их нельзя: «Если случится что-то неординарное, единичные решения всегда возможны».
Эпоха застоя кончилась 35 лет назад. Был ли у советской власти шанс сохранить СССР?
35 лет назад в СССР завершился двадцатилетний период, который позже получит название «эпохи застоя». После смерти Юрия Андропова в 1984 году на вершине власти оказался последний из «кремлевских старцев» — Константин Черненко. Впрочем, ненадолго. Действительно ли его никто не воспринимал всерьез, правда ли то, что он хотел реабилировать Сталина, и мог ли генсек сохранить Советский Союз в то время, когда от дефицита продуктов и коммунистической идеологии уже все устали, и перестройка прорастала вовсю — «Лента.ру» узнала у доктора исторических наук, профессора Александра Шубина.
«То, что Союз сохранится как государство, был вполне реальный вариант»
«Лента.ру»: Если в целом посмотреть на 20-летие, предшествующее перестройке, существует два взгляда. Одни считают, что это эпоха застоя, а для других это период стабильности, когда люди наконец-то «пожили». По-вашему, какая оценка правильнее?
Шубин: У меня книга так называется «Золотая осень, или Период застоя». Эта альтернатива оценок достаточно очевидна. И, в общем, я прихожу к выводу, что тут нет какого-то принципиального противоречия, потому что застой и стабильность — это примерно одно и то же.
То есть если вы хотите стабильности, то у вас проблемы с динамичным развитием. Если у вас динамичное развитие, то понятно, что нельзя говорить о стабильности.
По сравнению с первой половиной века люди, что называется, «пожили». Но с другой стороны, если вы садитесь в кресло в начале длительного авиаперелета, и вам это нравится, то в конце авиаперелета вы уже это кресло ненавидите, ерзаете в нем, думаете, когда же это наконец закончится, когда же можно будет размяться?
Нечто подобное мы имеем и с любой стабильностью. В конце люди терпеть не могут то, к чему уже привыкли, потому что их надежды все реже осуществляются, возможности системы постепенно достигают пределов роста, хочется теперь пожить иначе, более творчески, более качественно. Так устроен человек и социальные системы. Поэтому думаю, что не в 1985-м, так в 1990 году все стало бы меняться достаточно радикально.
Черненко был последним из «кремлевских старцев», оказавшихся у власти. Правда, правил он всего 13 месяцев, после чего умер. И с его уходом в стране началась эпоха бурных перемен, которые привели в итоге к распаду государства. Был ли у советского строя в целом и у советского застоя в частности шанс пройти успешное реформирование? Или это — нежизнеспособная конструкция?
Шанс на успешное реформирование был, но все познается в сравнении. Когда мы говорим о Перестройке как о таком тотальном крахе, мне сразу хочется спросить, а сколько людей во время перестройки погибло? И мы понимаем, что, по сравнению со сталинскими преобразованиями, количество жертв сравнительно невелико. Даже за вычетом Великой Отечественной войны.
И особенно в территориальном ядре системы, там, где развивается советская цивилизация — Россия, Украина, Белоруссия. Там вообще это все прошло очень гладко и, как говорится, по-вегетариански. Не было ни такого страшного голода, как в 1932–1933 годах, ни массового террора, ни Гражданской войны всерьез, только отдельные вспышки. И если посмотреть на сам распад государства — главное ведь, что при этом происходит с людьми, а не со структурами.
Лично я сожалею, конечно, по поводу того, что сегодня Россия, Украина и Белоруссия — это разные государства. Но это сожаление человека, живущего в Москве. А может быть люди, живущие во Львове, по этому поводу совершенно не сожалеют. Даже подозреваю, что и не сожалеют. Так что тут — смотря какие предлагать критерии.
При этом до начала 1991 года, несмотря на то что крушение коммунистической идеологической монополии уже произошло, распад Советского Союза не считался предопределенным. Даже Ельцин говорил, не надо пугать людей, никакого распада не произойдет. Это было в начале 1991 года. То есть было очевидно, что Советский Союз, вероятно, как-то сократится в размерах. Но опять же, почему мы отказываем жителям Прибалтики в их желании жить отдельно?
Но то, что Советский Союз сохранится как государство, было вполне реальным вариантом развития событий. Из этого я делаю вывод о том, что в 1985 году, вероятно, был неизбежен в ближайшее время отказ от коммунистической идеологии, потому что она просто уже исчерпала себя в тех формах, в которых она существовала. Это было смешно и неразумно. Наверное, была неизбежна ликвидация однопартийной системы. Все-таки Советский Союз не был Китаем. Он был уже городским обществом, и реформы Дэн Сяопина в Советском Союзе были невозможны. Но то, что распалось государство, включающее Москву, Киев и Минск, это, на мой взгляд, результат конкретных обстоятельств политической борьбы 1990-1991 годов.
Могло сложиться иначе, мы бы жили в большой стране. Ну и вероятно, были бы те же проблемы, что и сейчас, только без войны в Донбассе и проблемы Крыма. У нас, вероятно, были бы проблемы, как и сейчас, с Японией, Курилами или с Западом. Это все было бы. Но страна была бы больше. Уровень бедности, вероятно, был бы таким же, как и сейчас. Может быть, немного меньше, а может быть, немного больше. Это все можно обсуждать.
Даже если бы сохранился Советский Союз, мы бы, вероятно, жили в системе периферийного капитализма. Хотя и были некоторые шансы создать тот синтез, конвергенцию, развитое социальное государство и хорошо регулируемый рынок, о котором мечтали Горбачев и Сахаров. Но это была очень сложная задача, и никто до этого такого не делал — превращение коммунистической системы в какой-то вариант шведской, швейцарской и канадской моделей. Верится с трудом, что это получилось бы с первого раза. Ну, может быть, когда-нибудь получится со второго.
«Благими намерениями был выстлан путь в ад»
Существует мнение, что, когда Черненко пришел к власти, все в стране воспринимали его как временную фигуру. Якобы все общество чувствовало необходимость и неотвратимость перемен после 20-летней эпохи застоя. По-вашему, насколько это соответствует истине?
Что касается временности фигуры Черненко, то это было очевидно, я думаю, для большинства. Во всяком случае, я помню свои ощущения как человека вполне обычного, что на трибуну выходит некто, кто не жилец — задыхающийся, очень старый человек, серое лицо… Учитывая, что это был уже третий руководитель за последнее время, двое предыдущих скончались… Конечно, было некоторое удивление, что такого политика ставят во главе страны.
Что касается перемен, то, я думаю, большинство людей перемен желало, потому что очень многое в советской жизни их раздражало. Хотя, конечно, представления о неотвратимости перемен не было. Очень многие пытались прожить свою жизнь так, как она после войны шла. Она постепенно улучшалась, но постепенно нарастали и раздражители. Тем не менее люди, с которыми я тогда общался, в основном считали, что рамки перемен возможны условно между Хрущевым, Андроповым, Брежневым. В таком треугольнике. Но, конечно, не в таких масштабах, как мы увидели позднее.
Но ведь не все поголовно хотели перемен? Много ли было тех, кого положение устраивало?
То, что нужны какие-то перемены, я думаю, было преобладающим ощущением. Не будем забывать, что уже Андропов анонсировал определенные перемены, что вызвало широкую поддержку. То есть если бы вдруг Андропов решил баллотироваться в президенты СССР в 1984 году (если бы он не умер), то он, конечно, эти выборы выиграл бы. Потому что были определенные надежды, что можно относительно легко искоренить многочисленные недостатки, недоработки, о которых все судачили — дефицит, очереди, коррупция, номенклатурные привилегии. Это были обычные разговоры на кухнях, в курилках заводов, учреждений. Поэтому, конечно, сами по себе перемены поддерживались. Другое дело — масштабы этих перемен.
То, что жизнь нужно просто сохранять так, как она течет, я думаю, считали очень немногие. Даже те, кто занимали «реакционные» позиции, мол, все слишком разболталось, они тоже хотели перемен. Просто в другую сторону. Не в сторону либерализации, а в сторону завинчивания гаек. Но не сохранения существующих порядков.
Какие проблемы более всего волновали рядовых граждан?
Это, конечно, дефицит — главная проблема, которая касалась каждого советского человека. Связанные с этим очереди, невозможность пойти в гости и просто, например, купить нормальный тортик — то, что сегодня кажется совершенно обыденным. Даже в Москве покупкой тортика нужно было озаботиться заранее, поискать, что нужно. Это все очень раздражало. Сейчас можно посмотреть в архивах целые потоки писем трудящихся, которые шли во все инстанции с возмущением по поводу нарастания дефицита и тех форм, которые он принимает. С этим и были связаны подозрения, что все в СССР разворовывается.
Но современные исследования показывают, что дефицит был вызван не коррупцией, как основной причиной, а скорее стремлением все распределить относительно равномерно по стране по плану. Но все ресурсы повышенного качества уходили тут же в теневое перераспределение, которое не было прямо коррупционным. Когда люди с заднего крыльца покупали качественное мясо, они его не крали. Они его именно покупали, потому что деньги у них на это были. А остальным гражданам оставались кости и низкосортное мясо. И это только один пример.
В данном случае благими намерениями был выстлан путь в ад. Потому что деньги тогда были. Но товары доходили, прежде всего, до тех, кто мог купить их первым, а также до их родственников, друзей, знакомых. Знакомых их знакомых… Возникала сеть теневого обмена качественной продукцией. На перекрестках этих путей стоял тот, кто регулировал потоки эти товаров. В благодарность за любезное отношение на экзаменах могли дать коньяк, который вы тоже получили потому, что съездили в командировку в Армению, и там хорошо вас принимали. А люди, которые ехали в Армению, ну, например, решать какие-то вопросы, везли с собой хорошую колбасу. И так далее.
Все это вовлекалось в теневой обмен, который совершенно высасывал продукцию с полок магазинов. Проблемы СССР были результатом не частных недоработок, а сложных системных причин, которые были вызваны стремлением решить все проблемы капитализма с его конкуренцией, социальным неравенством и т.д. В итоге получилась система, которая вызывала раздражение людей.
Если говорить о повсеместном раздражении и сравнивать эту ситуацию с той, которая предшествовала Февральской революции, — страна то одна, и даже столетие одно. Могло ли это вызвать какие-то широкие протесты? Мы помним, к чему это привело в феврале 1917 года.
Аналогия, конечно, условная очень, потому что совсем разные социально-экономические механизмы. Российская империя — рыночное общество с преобладанием аграрного сектора. Но есть здесь и важное сходство — в обоих случаях происходили сбои снабжения — и они вызвали недовольство. Но волнения людей в 1917 году все-таки происходили на фоне длительного военного конфликта, и, соответственно, альтернативой для восставших солдат было отправиться на фронт, где тебя могут убить.
В Советском Союзе тоже была военная проблема, только гораздо более мягкая — это война в Афганистане, которая тоже людей деморализовывала, люди боялись отдавать детей в армию, но, во всяком случае, военное восстание в столицах было в этот момент совершенно невозможно. Это, конечно, очень серьезная разница. И не будем забывать, что в феврале 1917 года некоторые люди в Петрограде практически голодали. Не вся, конечно, но рабочая масса оказалась перед угрозой очень серьезного недоедания, потому что людей массово увольняли, и что им делать? Каких-то денежных запасов у них не было, население было достаточно бедным в этот период.
Советский человек был зажиточным. Советского человека многое раздражало, но он видел перспективу и не боялся за завтрашний день. То есть жить-то лучше хотелось. Это все-таки были уже не вчерашние крестьяне, а горожане с качественными потребностями: не просто одеться, а одеться модно, не просто поесть, а поесть вкусно и разнообразно, и людям надоело «поститься». Но голодной смерти они точно не боялись. Поэтому, конечно, угроза социального взрыва именно в тот момент была минимальной.
Но мы понимаем, что при дальнейшем развитии тех же тенденций советские люди могли в принципе взбунтоваться. Не в 1984 году, конечно, но если бы все это продолжалось до 1994 года, ситуация продолжала ухудшаться, в итоге она бы как-то пришла по нисходящей на уровень жизни 1960-х годов. А мы помним, что в 1960-е были серьезные массовые выступления, сопровождавшиеся столкновениями. При дальнейшем царствовании лежа на боку это могло закончиться массовыми столкновениями с непредсказуемым развитием событий.
«До этого «реформизм» был ругательным словом»
Вы сказали о популярности Андропова, что он мог бы выиграть выборы, если бы они проводились. Ведь он действительно запомнился как руководитель, который после эпохи Брежнева стремился «навести порядок». При этом Черненко запомнился тем, что это андроповское «наведение порядка» остановил.
Это чистая иллюзия. Да, Черненко казался каким-то «застойным», при нем действительно не было судьбоносных решений, но все процессы, которые начал Андропов, продолжались. Именно при Черненко расстреляли директора Елисеевского магазина Соколова, застрелился Щелоков. Историческая память отличается от реальности, которую мы знаем сейчас, исследуя эти проблемы.
При Черненко, например, было принято решение одно из государственных мероприятий назвать реформой — до этого «реформизм» был ругательным словом. Речь о школьной реформе. Это было идеологическое зондирование — реформа тоже может быть хорошей. Хотя само содержание этой реформы очень скромное. И, в общем, это даже не реформа, а некоторые изменения политики в области просвещения. Но слово было брошено.
Не будем забывать, что руководство в этот период было коллективным. Черненко был верховным арбитром, также как Андропов и Брежнев. Но Черненко не был демиургом в политике. Андропов в значительной степени был. Брежнев в завершающий период времени искал баланса между разными группами влияния. Но если говорить о черненковской эпохе, то вся андроповская команда сохранилась, и в ней продолжалась конкуренция и поиск разных путей дальнейших реформ. Продолжались андроповские экономические эксперименты. Поэтому Черненко ничего не останавливал, просто мало что добавлял.
Хорошо, что вы заговорили о коллективном управлении. Каким в период Черненко, в середине 1980-х, было отношение простых людей к Коммунистической партии, к Комсомолу, вообще к Советской власти?
Я думаю, что большинство людей смотрело на это как на нечто само собой разумеющееся и неизбежное. Как мы относимся к уличному движению, к пробкам — они нас могут раздражать, но это такая часть нашей жизни. Конкретные чиновники часто раздражали, а некоторые, наоборот, вызывали к себе чувство поддержки, а иногда, может быть, даже и обожания. Например, когда разбился [первый секретарь ЦК Компартии БССР Петр] Машеров, то в Белоруссии, я знаю, многие люди лично очень переживали, что, вот, хороший руководитель разбился. Смерть Брежнева, например, не вызвала каких-то эмоций, похожих на смерть Сталина, но тем не менее на улицах радости на лицах тоже не было. Умер человек, который пользовался уважением. Посмеивались, конечно, над его странностями всякими и слабостями, но тем не менее это руководитель государства. По моим наблюдениям и по тем источникам, которые я изучал, у большинства было спокойное отношение к Советской власти. Без враждебности, но и без какого-либо фанатизма, похожего на 1930-1950-е годы.
Насколько серьезными при Черненко были планы по реабилитации личности и деятельности Сталина? Я сталкивался с информацией, например, что к 9 мая 1985 года готовилось обратное переименование Волгограда в Сталинград.
Мне такие факты неизвестны. И как-то я сомневаюсь, что могло быть принято подобного рода решение, учитывая еще брежневский курс на замалчивание всех этих явлений. Для того чтобы развернуть курс настолько серьезно и принять такой шокирующий шаг, нужно было быть реформатором гораздо более энергичным, чем Черненко. А в его окружении был баланс по этому поводу, и дискуссия вообще велась по совершенно другим вопросам.
Лично Черненко с большим уважением относился к руководителям сталинской эпохи. Вячеславу Молотову Черненко успел вручить партийный билет, восстановить его в партии. Но это не значит, что были бы приняты решения, которые вызвали бы серьезный резонанс, раскалывающие общество в момент, когда готовились преобразования. Так что, думаю, что нет. Хотя, может быть, будут опубликованы документы на эту тему, тогда посмотрим.
«Советская интеллигенция жила довольно насыщенной идеологической жизнью»
Если вернуться к тому, как чувствовали себя люди. Нередко эпоху застоя критикуют за повсеместное распространение лицемерия, когда считалось, что люди думали одно, говорили другое, а делали третье. Это было так?
Я в целом согласен с этой оценкой, потому что, конечно, коммунистические идеологемы огромными массами людей уже всерьез не воспринимались. Часть людей при этом говорили: «Ну, мы не разбираемся. Это как высшая математика. Наверное, они там что-то знают, что такое классы, и как они устроены, и что у нас жизнь лучше, чем при капитализме». Кто-то над этим откровенно смеялся. И только небольшая часть делала из этого какие-то альтернативные идеологические выводы.
Хотя идеологический спектр в советском обществе к этому времени был достаточно широким. Были и свои консерваторы, и либералы, социал-демократы, критики в одну сторону, критики в другую сторону, почвенники, западники. Советская интеллигенция жила довольно насыщенной идеологической жизнью. Кто-то читал самиздат, тамиздат. Несмотря на то что Андропов развернул с этим борьбу, но победить он это не смог. С другой стороны, люди, которые считали себя неспециалистами, жили как жили. А люди, которые считали, что все устроено не так, не имели доступа к широкой информации и жаждали ее получить. Общество было авторитарным, информационные каналы контролировались. Что случайно доходило — то читали с интересом. Был дефицит информации, как и дефицит всего остального. Поэтому над официозом посмеивались, но большинство интеллигенции вызов этой системе не бросало, а скорее, занимало выжидательную позицию: рано или поздно начнется какая-то дискуссия по развитию общества, тогда посмотрим.
Если немного остановиться на интеллигенции. Правление Черненко запомнилось борьбой, как тогда выражались, с самодеятельными эстрадными группами, с репертуаром, как его называл сам генсек, «сомнительного свойства», который «наносит идейный и эстетический ущерб». Это что, личная неприязнь к рок-музыке самого Черненко или госполитика такая была?
Эта кампания началась при Андропове. Уж не знаю, как Черненко относился к рок-музыке. Его, я думаю, скорее не форма, а содержание волновало, потому что была же официальная рок-музыка — вокально-инструментальные ансамбли, которые прекрасно себя чувствовали.
А вот Андропов развернул борьбу со всем неформальным. При Андропове было практически полностью разгромлено диссидентское движение. Во всяком случае, была разрушена вся его инфраструктура. При Андропове начали сажать, и при Черненко продолжили сажать за несанкционированную хозяйственную деятельность, в том числе и в музыкальной сфере — то, к чему более терпимо относились в брежневский период. Поэтому среди рок-музыкантов власть не устраивали именно те, которые не хотят «залитовывать» свои тексты. Сделать это было очень трудно, потому что там были комиссии музыкальных деятелей, ревниво относившихся к этому новому поколению музыкантов и их стилистике. Ну и плюс достаточно жесткие каноны и фильтры против графомании, против некачественной музыки, как они ее понимали. А что уж греха таить, все-таки у молодых рок-исполнителей качество стихов не сразу стало тем классическим, которое мы знаем. Были свои удачи, а была и графоманская волна.
И раз вы не встраиваетесь в эти структуры, при Андропове вы должны были как-то не то чтобы преследоваться, но хотя бы прижиматься. Их и прижимали, но не разгромили. Это не то отношение, которое было к диссидентам. Это такая все-таки более мягкая форма давления. Условно говоря, Александра Новикова посадили за «спекуляцию», а Жанну Агузарову поймали на том, что тогда называлось фальсификацией документов (она поглумилась над паспортом, написав в нем «датско подданная» или что-то такое, что-то шутливое), и это было формально серьезное преступление, но тем не менее не посадили, а отправили поработать в родную область — и все.
Но в то же время при Черненко продолжали существовать и массовые общественные движения, например — движение против поворота северных рек, которое в начале перестройки победило. Даже в окружении Черненко, и уж тем более «человека номер два» в КПССМихаила Горбачева продолжались дискуссии о необходимости расширения рыночных отношений, о необходимости «нового мышления в ядерный век». Все это просачивалось и на страницы печати. Перестройка прорастала вовсю.
Несмотря на продуктовые контрсанкции и постоянный рост цен, россияне не утратили интереса к здоровому питанию. Товары с маркировкой Organic Bio, Eco, Biologisch по-прежнему находят своего покупателя, но теперь на упаковке все чаще написано «Произведено в России». Однако что продается под видом фермерских и домашних продуктов на российских рынках? Можно ли доверять товарам с экологической маркировкой в торговых сетях? Как найти действительно здоровую еду, не купившись на подделку, выяснял корреспондент «Ленты.ру».
Не верь глазам своим
Пару слов о терминах. Не секрет, что в сосисках и пельменях по 200 рублей за килограмм мяса почти нет, потому что изделия из мяса не могут стоить вдвое дешевле самого сырья. Такие сосиски изготавливаются из соевого белка, мясных отходов (свиной шкуры, например) и открытой в 1907 году японцем Икэдой Кикунаэ аминокислоты глутамат натрия, являющейся маркером белка для рецепторов языка человека. Немало сказано и о недорогих молочных продуктах, которые современные производители умеют делать из сухого молока и свиного или говяжьего жира (заменив им пальмовое масло) так качественно, что подделку не всегда могут отличить даже эксперты.
Но в данном случае речь пойдет не о дешевых и некачественных эрзац-продуктах, а о тех, которые как бы гарантируют нам свое качество и натуральность высокой ценой и маркировкой «фермерский продукт», но на деле ими не являются.
— Упаковка и этикетка — это вообще самые простые и популярные способы фальсификации продуктов в России, — объясняет ситуацию Даниил Каганович, санитарный врач фермерского кооператива «ЛавкаЛавка», ранее 8 лет проработавший санитарным врачом в Роспотребнадзоре. — Безопасность и качество пищевых продуктов в РФ регламентируются техническими нормативами, однако недобросовестный предприниматель легко может упаковать творожный продукт или сосиски, наполовину состоящие из соевого белка, красителей и усилителей вкуса, в крафтовую бумагу и написать «фермерский продукт».
Никакого наказания за подобный обман у нас не предусмотрено. Исключительно для души, чтобы подтвердить или опровергнуть состав продукта, указанный на этикетке, потребитель может отнести покупку в любую аккредитованную лабораторию, однако не все они работают с физическими лицами, а стоимость исследования может составить от одной тысячи рублей до десяти и более. Но, даже доказав несоответствие, вы ничего этим не добьетесь и ничего не измените.
Уровень натуральности
Ну, а как обстоят дела на крестьянских (фермерских) рынках?
— Когда мои родственники и друзья хотят сказать о натуральных продуктах, — говорит руководитель отдела экспертизы фермерского кооператива «ЛавкаЛавка» Максим Кривошеин, — они говорят: «Как у бабушки в деревне!» Так почти все люди говорят. А вы задумывались — как там, у этой бабушки? Ведь бабушка могла купить пару мешков минеральных удобрений, пролежавших 20 лет на сыром складе. Может который год сажать картофель и помидоры неизвестного происхождения (например, ГМО). Ее огород и курятник могут быть расположены в 15 метрах от трассы Москва — Санкт-Петербург или за забором очистных сооружений. Да мало ли что может быть. Хорошо, если корова поела полыни — молоко горькое, но безвредное. Хуже, когда на вкус проблему не выявить. Я помню случай, когда крестьянин травил комаров в курятнике какой-то самой дешевой аэрозолью от насекомых. А мы потом выявили этот состав в мясе птицы.
К этому из собственного опыта добавлю: в Торжокском районе Тверской области проживает человек, известный местным жителям под прозвищем Шамиль, который скупает по деревням за бесценок самый паршивый, больной и умирающий скот, каким-то образом приобретает на него санитарные документы, разделывает и оптом поставляет мясо на крестьянские рынки Москвы и Твери.
Так как же защититься от подобной снеди, выдаваемой за натуральную? Как организован отбор продуктов, к примеру, в том же кооперативе «ЛавкаЛавка»?
— На первом этапе, когда фермер хочет вступить в наш кооператив, — рассказывает Максим Кривошеин, — ему предлагают принять в своем хозяйстве специалиста отдела экспертизы. Если фермер отказывается, разговор на этом и заканчивается. Ситуация буквально такая же, как во время покупки автомобиля, бывшего в употреблении: «Вы согласны на полную диагностику в моем сервисном центре? Нет? До свидания».
Если же фермер дает добро, к нему выезжает инспектор-аудитор, предварительно убедившись в соответствии географического положения хозяйства экологическим нормам. По результатам аудита экспертная группа выдает фермеру рекомендации. Например, убрать из коровника детали трактора и ведро с соляркой. Снять асбестовый шифер с курятника. Перестать пользоваться пестицидами и минеральными удобрениями. Перестать закупать на корм буренкам ГМО картофель и гнилые кабачки. Отказаться от уборки молочного цеха с помощью Fairy и так далее.
— Я не могу припомнить случая, — говорит Максим, — чтобы у фермера к моменту первого аудита уже все было замечательно. Разве что однажды в хозяйстве в горах Дагестана было совсем мало замечаний.
Только выполнив все рекомендации, фермер входит в сообщество, при этом кооператив признает соответствие его продукции начальному уровню — С-1 (стандарт 1). Со временем, постоянно снижая риски химического, физического и биологического загрязнения продукции, фермер может дорасти до сертификата С-3, и далее С-5, практически соответствующего европейскому Organic Bio.
Что, кстати, не освобождает продукцию фермера от регулярных лабораторных проверок, а самого фермера от неожиданных наездов аудита, примерно раз в год при отсутствии настораживающих предпосылок.
Подводя итог выше сказанному, можно сделать вывод, что контроль за качеством фермерской продукции возможен и может быть даже вполне эффективен. Вот только для потребителя стоимость продукции с фермы с максимальным уровнем сертификации будет заметно превышать интуитивно понятный уровень цен.
Эко в России больше чем эко
Описанные методики — это в той или иной степени калька с европейского и североамериканского опыта. К концу XX века технологии изготовления пищи развились настолько, что интуитивно человек уже не мог определить, что именно он ест. В результате в 1987 году Дания, Германия, Финляндия, Норвегия, Швеция и Австрия ввели субсидии для ферм, переходящих на органические методы хозяйствования. В 1990 году в США с той же целью была принята Национальная органическая программа. В середине 90-х годов прошлого века в мире устоялся термин — «органическая еда».
Если коротко — organic food — это абсолютно экологически чистый сезонный продукт, который выращен только с помощью экологически чистых методов и технологий в малых и средних хозяйствах. Земля удобряется составами из рыбной муки, навоза, компоста и остатков растений. Сорняки не уничтожаются химическими удобрениями, а выпалываются. С вредителями борются с помощью экстрактов растений, феромонных ловушек или собирают их руками. Никакого ГМО даже на корм животным. Только экологически чистые «строительные материалы». Кроме того, вся эта чистота должна быть тщательно задокументирована. Инспекторы, имеющие право внезапно появляться на любой ферме, следят даже за комфортом жизни животных, не говоря об экологии утилизации отходов. А начав соблюдать все правила органического хозяйствования, фермер только через несколько лет сможет получить соответствующий сертификат.
Однако для нас важнее понимать, что европейские и американские сертификации Organic, Bio, Eco (в российском варианте «органик», «био», «эко») в России не работают. У ряда сертификаций даже есть российские представительства, но их знаки качества нашими законами не защищаются. За фальсификацию одних знаков просто нет наказания, а другие, как Organic, или органик, вообще пока в российских законах не упоминаются.
— Даже если фермер все делает как надо, все у него совершенно чистое и экологичное, — продолжает Максим Кривошеин, он не имеет права ставить на свои помидоры или грудинку знак «органический продукт», если не сертифицирован аккредитованной организацией. А сертифицирован он вряд ли, так как собственных сертифицирующих органов в России нет, и каждый выезд инспектора из Европы будет обходиться фермеру примерно в 7 тысяч евро.
Фермеры и перекупщики
Итак, мы выяснили, что купить экологически чистый фермерский продукт в нашей стране не просто. Но возможно ли?
— Купить качественные продукты на базаре? — нисколько не удивляется вопросу бывший директор Даниловского рынка, владелец компании «#Пропельмени» и собственной животноводческой фермы Максим Попов. — Конечно можно! Надо прийти на рынок в девять, максимум десять часов утра и посмотреть, куда стоит очередь. Вы увидите, что в ряду, к примеру, 10 прилавков с кисломолочной продукцией, на вид совершенно идентичных, но очередь в 30 человек стоит только к одному из них. В нее и вставайте. Если, конечно, не жалко времени.
Попов рассказал, как в 2011 году, когда только возглавил Даниловский рынок, был удивлен этими очередями. Продукция у всех одинаковая, цена тоже приблизительно идентичная, а основная масса покупателей стоит только к одному человеку. Причем люди в очереди, это видно невооруженным взглядом, как будто знают друг друга, разговаривают между собой и никуда не торопятся.
Со временем директор выяснил — на крестьянских рынках работают в основном перекупщики. Это не те перекупщики, что на рынках выходного дня. Как правило, они покупают товар не на овощных базах и в холодильниках, а у крестьян и фермеров. Их продукция — это не подделки, не шприцованные куры, не магазинный творог, купленный оптом и выложенный на пергамент, — на колхозных рынках вроде Даниловского вся продукция проверяется в лаборатории, а за попытку фальсификации товара продавец теряет место навсегда. Но это будет продукция разного качества и вкуса, созданная в неизвестных местах, непонятных условиях, неизвестными лицами.
У производителей, как правило, нет времени ездить торговать самим либо душа не лежит к торговле. Но случаются исключения из правил. Таких исключений, то есть собственно фермеров, среди рыночных торговцев, по наблюдениям разных экспертов, всего от 1 до 4 процентов. Но, когда настоящий фермер торгует на одном рынке, на одном месте, например по вторникам и четвергам, 5-10 лет кряду, у него появляется собственная клиентура. Это та самая очередь, которую можно увидеть утром к одному из прилавков рынка.
Тушка не блестит и не топорщится
Впрочем, если знать толк в продукте, придирчиво искать, пробовать то, что можно попробовать, и задавать побольше вопросов, вполне возможно купить хороший товар и без очереди.
— Мясо, будь то телятина или говядина, должно быть без слизи и иметь характерный розовый отлив, — объясняет владелец стада в 100 голов крупного рогатого скота Вадим Рошка из-под Старицы. — На концах мясного брикета не должно быть затемнений и скрученностей, характерных после заморозки. Но, главное, мясо должно быть значительно насыщеннее и вкуснее магазинного.
— Очень полезно спросить у продавца, где и как он вырастил это мясо, — советует один из основателей кооператива «ЛавкаЛавка» Борис Акимов. — Например, выбирая гуся, поинтересуйтесь — какой породы гусь? Знаете, что вам ответят в 90 процентах случаев? Что гусь деревенский! Но гуси бывают 19 пород: холмогорские, демидовские, линдовские, датские легарты… И бог бы с ним, что гуси разных пород обладают совершенно разными гастрономическими качествами. Дело в том, что человек, самостоятельно вырастивший гусей, точно знает, какой они породы. И чем их кормили. А если продавец говорит, что гусь деревенский и кормили его травой и пшеницей, то перед вами перекупщик. И вы никак не узнаете, в каких условиях выросла птица, добавляли ей в пищу антибиотики, есть ли в мясе каррагинан и так далее.
— Молочные продукты надо пробовать, — советует санитарный врач Даниил Каганович. — Настоящие принципиально отличаются на вкус от магазинных. У нас был один фермер в кооперативе, бывший соратник Юрия Лужкова, так он делал такое сливочное масло, что его можно было есть просто так, без хлеба. Я подобного сливочного масла больше в жизни не пробовал. Жаль, что этот фермер ушел на пенсию.
— Настоящая деревенская курица выглядит гораздо скромнее, чем куры из супермаркета, — рассказывает бывший директор Даниловского рынка, фермер Максим Попов. — Скромнее той же «петелинской» курицы. Тушка не блестит, не топорщится. Зато именно деревенская курица, в сравнении с аналогом из торговой сети, даст максимальную разницу во вкусе.
Наконец, есть еще один способ покупать проверенные, органические продукты — самостоятельно съездить на ферму, которых сейчас много в открытом доступе. Посмотреть на хозяйство, лично попробовать творог, грудинку, яйца и колбасу и, если понравится, заказывать их потом на дом онлайн. Такой способ, кстати, особенно популярен в Германии.
Если вы найдете фермера или продавца, который снабдит вас неким удивительным качеством и вкусом, вы наверняка вернетесь к нему снова и посоветуете друзьям. Таким образом, у продавца начнет расти собственная клиентура. Та самая очередь, на которой мы закончили предыдущую главу.
Цена имеет значение
Дополнительный экспертный параметр качественного деревенского продукта — цена. Она физически не может быть равной стоимости массового продукта, так как затраты другие. Выращивание того же бройлерного цыпленка на малой ферме занимает вдвое больше времени, чем на птицефабрике (3 месяца, вместо 45 дней), и требует качественно иного корма. То есть сама по себе высокая цена на продукт не является гарантом его качества, зато низкая цена совершенно точно говорит о подделке.
— На килограмм полумягкого сыра уходит 8-9 литров молока, — объясняет истринский сыродел Олег Сирота. — На килограмм твердых сыров — от 11 до 16 литров молока. Цельное фермерское молоко с подходящими для изготовления сыра параметрами (высоким белком) можно купить по 35 рублей. В результате одно только сырье для сыра, если это не сыр из сухого молока и пальмового масла, обходится в 300-560 рублей за килограмм. После того как молоко заквашено, а сыр отпрессован, его в зависимости от сорта необходимо выдерживать в климатической камере от нескольких месяцев до нескольких лет. Соответственно, в розничной продаже такой сыр будет стоить порядка 800-900 рублей за полумягкие сорта и точно больше тысячи рублей за твердые.
— Наши куры на рынке стоят 350 рублей за килограмм, — говорит владелец «#Пропельменей» и фермер Максим Попов. — Филе и бедро индейки продаются по 500 рублей за килограмм. Если этот же продукт попадает в супермаркеты, то к нашей цене прибавляются наценка супермаркета, стоимость подложки, вакуумной упаковки, отдельной сертификации и так далее.
— Настоящая фермерская телятина и говядина на московских рынках стоят не менее 350 рублей за самые дешевые части и не менее 700 рублей за стейки, — считает старицкий фермер Вадим Рошка. — Если рынок дорогой, цены за места высокие или торгует перекупщик, мясо будет дороже.
Для производства килограмма сливочного масла высшего сорта требуется снять сливки с 20-40 литров молока, в зависимости от жирности. Соответственно, такое масло вряд ли будет дешевле 700-800 рублей за килограмм.
Килограмм деревенского творога получается из 4 литров цельного жирного молока. То есть себестоимость сырья составит 140 рублей, а сам творог в Москве будет не дешевле 300 рублей за килограмм.
Но самым дорогим будет эксклюзивный продукт, которого нет больше нигде.
— К примеру, вы знаете, что телятина отнюдь не самое вкусное говяжье мясо, — говорит Борис Акимов. — С точки зрения гурмана, телятина — это недопродукт. Самая ценная в мире говядина — мясо специальных мясных быков, доращенных до 2-4 лет. Стейки из них при определенном вскармливании животных получаются мраморными. Однако вырастить этих быков, особенно если кормить их пшеницей, — дорогое удовольствие. В России ими занимаются всего несколько энтузиастов. Соответственно, и мясо стоит в разы дороже обычной телятины.
Своим отношением к медицине россияне сильно отличаются от жителей других стран. Как показало одно из последних социологических исследований, в то время как немцы, бельгийцы и поляки пессимистично относятся к развитию здравоохранения, наши сограждане считают, что научный прогресс победит многие недуги. Наши соотечественники, в отличие от европейцев, хорошо осведомлены в медицинской сфере, знакомы с новыми технологиями и даже знают, что такое телемедицина. Россияне отличаются еще и тем, что стараются сами разобраться в актуальных для них медицинских вопросах, а к врачу обращаются лишь в том случае, если «само не прошло». Поэтому иногда они вредят себе самолечением и попадаются мошенникам. О том, как и почему меняются отношения врачей и пациентов и к чему это может привести, «Лента.ру» спросила у доктора, ученого и социолога.
«Некоторые врачи даже поощряют самолечение»
Александр Сергеев, член комиссии РАН по борьбе с лженаукой, руководитель научного проекта «Всероссийская лабораторная».
В России и СНГ в постсоветское время значительно снизился уровень медицины. Это естественное следствие недофинансирования и падения престижа профессии. Одновременно вылезло множество шарлатанов. Поэтому многие люди не доверяют врачам и предпочитают сначала самостоятельно разбираться в вопросе с использованием интернета. Если человек обладает здравым умом, умеет оценивать качество информации, проверять ее по надежным источникам (в основном англоязычным), это даже хорошо. На недостаточно квалифицированного врача можно нарваться в любой стране, а в России это вообще каждый второй случай. Но беда в том, что такими навыками [проверки информации] обладают далеко не все, а без этого вероятность нарваться на шарлатанов при самостоятельном поиске медицинских решений намного выше, чем при обращении к врачу. Даже в России.
У нас в стране совершенно дикий рынок лекарств. В России продается без рецептов громное количество препаратов, которые в развитых странах строго рецептурные. В чем природа этого явления, мне сказать трудно. Возможно, фарме выгодно, чтобы люди покупали лекарства сами, и покупки не сдерживались таким препятствием, как обязательный визит к врачу. Собственно, во всем мире это фарме выгодно, но регуляторы требуют рецептов во избежание злоупотреблений. И в СССР так было. А вот в России регулятор не вмешивается (кроме относительно небольшого круга препаратов, прежде всего психотропных). Возможно, в коррумпированной России фарме удается лоббировать такое положение дел.
Из-за свободного рынка лекарств (а во многих странах даже реклама рецептурных препаратов ограничена) у нас люди пытаются сами разбираться и решать, чем им лечиться. В других странах, что бы человек ни вычитал в интернете, он все равно не сможет это купить в аптеке без рецепта. Так что весь смысл копаться в интернете — это спросить на приеме у врача: а может, лучше тем полечиться, а не этим? На что врач, если он уже выбрал лечение, скорее всего ответит отказом.
Соответственно, инвестировать свое время в приобретение некой начальной дилетантской медподготовки в других странах просто невыгодно. Ты этими знаниями даже не сможешь воспользоваться. А в России воспользоваться можно, и некоторые врачи даже поощряют самолечение, понимая, насколько деградировала система медицинской помощи, особенно в провинции.
Так что более высокий уровень медицинской грамотности населения в России — это, с одной стороны, неплохо, а с другой стороны — показывает глубину проблем в здравоохранении: люди вынужденно переходят к стратегии «спасение утопающих — дело рук самих утопающих».
Хорошо, когда уровень знаний выше при прочих равных (столь же высоком уровне здравоохранения). Но если уровень здравоохранения значительно ниже, то некоторый прирост медицинских знаний — это просто естественная попытка компенсировать то, что не может обеспечить медицина.
Важно понимать, что уровень знаний — это средняя температура по больнице. Небольшая часть населения, при своей дилетантской медквалификации, превосходит некоторую часть неквалифицированных терапевтов. И они могут избежать серьезных врачебных ошибок. По крайней мере, они могут обнаружить неквалифицированное лечение и начать искать другого врача. Но большинство дилетантов застревают на уровне, который известен в медвузах как синдром второкурсника: они находят у себя массу симптомов иллюзорных, выдуманных болезней, а потом попадают к шарлатанам, которые обещают их от всего вылечить. Последствия бывают плачевными, особенно если есть необходимость в медицинском вмешательстве.
«Чрезмерное увлечение самодиагностикой»
Василий Штабницкий, кандидат медицинских наук, пульмонолог клиник «Чайка» и «Рассвет».
У нас в стране перекос с доступностью медицинской помощи, поэтому часть пациентов берет на себя функции врачей, самостоятельно себя обследуют, ставят диагнозы и даже назначают лечение.
Я понимаю, что иногда разные интернет-сайты и пациентские форумы — единственный способ разобраться, что с тобой происходит. Прежде чем начать самостоятельно лечиться, многие пациенты сталкиваются с отсутствием либо должной квалификации врача, либо эмпатии и понимания. То есть доктор не интересуется, что происходит с пациентом, отчего и почему. Поэтому пациент вынужден спасать себя сам. На медицинских форумах самый популярный вопрос: какие анализы надо сдать перед консультацией у врача, если беспокоит это и то. Очень часто к доктору пациент попадает с готовым набором исследований.
В последнее время мы видим, что массово распространились всякого рода диагностические бизнесы. Появились медцентры, где можно сделать по своему желанию магнитно-резонансную томографию (МРТ), компьютерную томографию (КТ), даже позитронно-эмиссионную томографию (ПЭТ). Эти исследования считаются одними из самым современных и дорогих. То есть пациенты готовы платить, тратить время на исследования, чтобы получить результаты и идти с ними к специалисту. Часто у «продвинутых» пациентов по нескольку узких специалистов: лор, невролог, хирург, гастроэнтеролог и прочие.
Мешает ли самостоятельность пациента врачу? С одной стороны, конечно, удобно, что пациент пришел ко мне с обследованиями — все анализы есть. Но вообще-то это создает трудности. Не всегда пациент приходит к нужному врачу, когда сам себе ставит предварительный диагноз.
Приведу пример: боль в груди. Пациент идет к кардиологу, далее несколько вариантов развития событий: у пациента действительно ишемическая болезнь сердца, и он угадал с врачом; но у него может быть другая болезнь — плеврит, например, или язва желудка. В лучшем случае врач найдет эту болезнь по симптомам и начнет правильное лечение или направит к специалисту. Но что если у пациента два заболевания? Язва желудка (которая сейчас болит в области сердца) и ишемическая болезнь сердца? Кардиолог начинает лечить пациента, так как видит только «свои» болезни (ничего плохого в этом нет, это типичное когнитивное искажение узкого специалиста) и не замечает другие проблемы, которые могут осложниться на фоне кардиологической терапии. А теперь представьте, что пациент, предварительно сдав анализы и сделав все возможные обследования, посещает десять узких специалистов, каждый из которых трактует жалобы и результаты обследования в свою пользу. Какие рекомендации получит такой пациент? Какие назначения? И как они будут взаимодействовать друг с другом?
Проблема в том, что нет первичного врача — терапевта, который мог бы комплексно оценить все жалобы пациента, назначил бы нужные обследования и лечение, который бы скоординировал его, направил бы по какому-то маршруту. Это ведь только кажется, что обильные исследования способны нанести вред исключительно кошельку пациента. Доказано, что чрезмерное увлечение самодиагностикой, самообследованиями может вредить здоровью. Любимые многими онкомаркеры — это не метод диагностики рака. Они дают много ложных результатов и применяются в основном для того, чтобы контролировать состояние онкологических пациентов в ремиссии или на фоне терапии. На КТ и МРТ тоже можно найти массу всего интересного. Узелки в легких, например. По идее, это вариант нормы. Узлы менее шести миллиметров, одиночные, без признаков воспаления, с хорошей и ровной формой не являются основанием для операции или бронхоскопии и даже не всегда требуют повторного КТ. Но многие врачи об этом не знают. Пациенты волнуются. Все это может привезти к дальнейшим неоправданным оперативным вмешательствам. И, соответственно, осложнениям после этих вмешательств.
С одной стороны, хорошо, что пациент неравнодушен к своему здоровью. С другой — плохо, что он обследуется без советов врача. Поэтому я рекомендую найти грамотного терапевта, педиатра, врача общей практики, который будет заниматься вашей проблемой. Это сэкономит вам время и деньги. Даже если вы найдете по каждой своей жалобе «узких» докторов, они все равно могут упустить главную причину. Эти доктора ведь будут действовать отдельно друг от друга.
«Врачи не хотят быть продавцами услуг»
Анна Темкина, социолог, профессор Европейского университета; одна из сфер научных интересов — социология здоровья и медицины.
Пациенты в настоящее время очень сильно меняются, мы это видим на примере наших разнообразных исследований. Мы в основном занимаемся медициной в сфере репродуктивного здоровья, но тренды, которые сегодня можно наблюдать, актуальны для всей системы здравоохранения.
В советские годы преобладал тип пациента, который был уверен: доктор знает лучше. Было принято беспрекословно доверять свою судьбу врачу, не только делать все, что скажут, но даже и не интересоваться, зачем и почему. Такая асимметрия понятна — пациент не обладал серьезными знаниями в области медицины, ими обладал врач. Такой патерналистский способ взаимодействия живуч, его черты сохраняются и в наше время. Однако он уже не устраивает многих пациентов.
В своих исследованиях мы слышим истории, когда женщина рассказывает, что ей до родов (или во время, или после) «что-то вкололи». Она начинает спрашивать врача или акушерку, что именно ей ввели, какие цели, что должно произойти. Если ей отвечают: «А зачем вам это знать? Вы все равно не поймете», — такая реакция профессионала уже не выглядит естественной, она вызывает недовольство пациентки.
«Доктор знает лучше» для первой половины и середины ХХ века — типичная ситуация не только в СССР, но и на Западе. Такое отношение складывалось из сильной асимметрии врача и пациента в знаниях. Считалось, что пациент все равно не поймет, как его лечат, какое и зачем лекарство ему выписывают. Женщине в родах оставалось только доверять доктору, который точно знает, что делает в интересах пациентки. На Западе это перестало работать после 1960 годов, когда возникли пациентские, женские и иные движения, требовавшие пересмотреть отношения врача и пациентки. Более того, в системе родовспоможения, где женщина здорова, все больший спрос получает работа акушерки и «мягкое» ведение родов. В России это тоже актуально: все больше пациенток хотят знать, что с ними происходит во время беременности и родов, их собственные знания тоже существенно углубляются. Это происходит и в других областях медицины.
Медицина — это отдельная, сложно устроенная сфера, основанная на авторитетном профессиональном знании, на специальной длительной профессиональной подготовке. Соответственно, считалось, и во многом считается до сих пор, что те, кто не имеет такой подготовки, разделить эти знания не могут, они даже не смогут понять, если им объяснит профессионал. Но сейчас давление и запрос пациентов таковы, что профессионалам волей-неволей приходится учиться доступно говорить, то есть объяснять процесс так, чтобы непосвященным было понятно. Им также приходится рефлексировать по поводу изменения своей социальной роли и выполнения новых, во многом непривычных задач.
Потребность пациентов знать и понимать, что с ними происходит в медицинском учреждении, — общемировой процесс, и Россия — не исключение. В своих исследованиях мы обнаруживаем, что у медицинских работников появляется рефлексия на тему взаимодействия с пациентом с учетом его личности, а не только болезни. Раньше врач взаимодействовал скорее с организмом, чем с человеком. Представим себе пациента под полной анестезией на хирургическом столе. Когда хирург, в том числе первоклассный, делает операцию, ему безразлично, каков этот пациент как личность. Интерес представляют лишь клинические показания и способы оперативного вмешательства. Однако даже такая идеальная модель поведения врача становится проблематичной. Обнаруживается — и этого ждет пациент, — что ему нужно предлагать варианты лечения и объяснять их эффективность. Это очень сильно меняет медицинский ландшафт, хотя сами изменения нелинейны, где-то они происходят быстро, а где-то «доктор знает лучше» и не хочет или не умеет делиться знаниями и властью.
Несмотря на то что изменения происходят, в своих исследованиях мы редко обнаруживаем партнерские отношения между врачами и пациентами. Врачи, в том числе в бюджетных организациях, становятся более вежливыми, они улыбаются пациентам, выслушивают, отвечают на вопросы, нередко дают номера своих мобильных телефонов, они готовы к новым способам коммуникации. Но позволять пациенту участвовать в принятии решений в основном не готовы. Хотя иногда это происходит, особенно если пациент упорно этого добивается. Однако когда пациенты настойчивы в своих запросах, врачи часто начинают раздражаться, они не хотят быть провайдерами, осуществляющими сервисное обслуживание. Они не хотят или не умеют обсуждать с пациентом варианты лечения. Зачастую они полагают, что вовлечение пациента в процесс снизит их авторитет, а ответственность все равно лежит на них, а не на пациенте. В то же время на условном Западе врач может рутинно предложить несколько вариантов, обсудить — разумеется, понятным языком — достоинства и недостатки каждого пути лечения и помочь сделать выбор. Это тоже, конечно, в идеале, а на практике бывают разные ситуации.
Современные пациенты неплохо информированы, владеют большим объемом знаний. Информацию сегодня легко найти в интернете, хотя она там может быть ненадежной. Но тем, кто умеет разбираться и сортировать информацию (а это сейчас умеют многие), знания доступны. Пациенты умеют читать медицинские порталы, они активно обсуждают свои проблемы с разными врачами. Когда женщины, например, готовятся к родам, они не ограничиваются интернетом, они ходят на курсы подготовки к родам, посещают дни открытых дверей в роддомах, задают много вопросов, интересуются, как реагировать на ту или иную ситуацию, чего ждать, где лучшие условия и специалисты. Благодаря родовым сертификатам женщины могут бесплатно выбирать роддом — значит, государство стимулирует их делать информированный выбор. А при оплате они еще и выбирают врача или акушерку — значит, для них все более важной становится репутация специалиста, и они стараются искать соответствующую информацию.
Западная социология применительно к медицине сегодня использует слово «шопинг» — именно его осуществляют пациенты. Врачи не любят, когда клиент идет в одно место, потом в другое, а потом сравнивает и оценивает. Это означает, что рушится система безусловного доверия к врачу. Когда выбирать было особенно не из чего, доверие было по умолчанию вменено всем участникам процесса. А сейчас пациент может думать, сравнивать, быть придирчивым, требовательным. Но я бы не сказала, что доверие исчезает. Просто одна его форма — вмененное доверие — переходит в личностное, репутационное доверие, которое нужно завоевывать и поддерживать.
За всем этим стоят социальные процессы консьюмеризации общества, то есть развития общества потребления. Для идентичности современного российского человека очень важно потребление и выбор, который постоянно делается в сфере услуг в широком смысле. Медицинская сфера постепенно и болезненно втягивается в общество потребления, об этом идет много дискуссий в социальных науках и в публичной сфере. Врачи не хотят быть продавцами услуг, они постоянно повторяют, что оказывают медицинскую помощь, а не услуги. И тем не менее информированные пациенты создают спрос на более комфортные для них медицинские взаимодействия.
Давление потребителей на медицину — общий тренд в мире. Однако в России пациент находится вне дискурса о гражданских правах. Существуют пациентские организации, но они не так сильны и не так заметны, как на (условном) Западе. Пациент в целом хочет, чтобы ему было комфортно, чтобы с ним обращались уважительно. Но он не очень стремится брать на себя ответственность за принятые решения, часто предпочитает, чтобы эту ответственность взяли на себя врачи.
В нашем обществе есть еще одна специфическая проблема, которая влияет и на пациентов, и на врачей и лишь в малой степени зависит от них самих. Это то, как устроена система здравоохранения. Система перенасыщена нормами, правилами, проверками, иерархиями, требованиями, эти нормы быстро и часто меняются, зачастую противоречат другу другу. Врачу приходится маневрировать между разными стандартами и протоколами, работать в условиях недопоставки препаратов или оборудования, которые он не может оперативно получить. В оценке эффективности помощи важны не результаты, а то, как они задокументированы. Например, пациент вылечен и всем доволен, но в документе что-то заполнено неправильно — и врача лишают премии. И так далее. В такой ситуации потребность пациентов повышать медицинскую грамотность задана самой системой, а не только индивидуальными особенностями.
Каким бы врач ни был прекрасным человеком, в условиях бездушной административной системы у него мало возможностей воспринимать пациента как личность с уникальными особенностями, в том числе влияющими на личное отношение к здоровью и лечению. И врач, как зачастую и пациент, оказывается винтиком в системе, у врача много ответственности и мало автономии — базы для эффективного профессионального действия. Но когда у пациента растут требования (а вместе с ними и жалобы), приходится действовать и приспосабливаться. Однако вежливость врачей и улучшение интерфейсов учреждений — еще не показатель того, что существенно изменилась система здравоохранения.
На столичном Митинском кладбище похоронили Никиту Белянкина, убитого в массовой драке возле бара в подмосковном Путилкове. Сотни людей пришли проводить бывшего бойца спецназа ГРУ как народного героя, спасшего ценой собственной жизни двоих людей от десятка нападавших. Его история гремела всю неделю, но вопросов, на которые предстоит ответить следователям, в ней все так же много. Корреспондент «Ленты.ру» побывал на кладбище, поговорил с близкими Никиты и с теми, кто узнал о нем из новостей, и попытался понять, кем на самом деле был погибший парень.
К 11 часам утра у небольшой часовни на Митинском кладбище собралось несколько сотен человек: родственники и друзья, сослуживцы и командиры, ветераны чеченской и сирийской войн, ополченцы из Новороссии, журналисты и байкеры, молодые татуированные неформалы-антифашисты и скинхеды, православные активисты, бойцы ММА и многие другие.
В часовню для отпевания пригласили только родственников. Под ее сводами они хотя бы на полчаса смогли укрыться от палящего солнца, от камер, микрофонов и всей этой общественной бури, которая разразилась после внезапной трагической смерти Белянкина. В нескольких сотнях метров ждала выкопанная для него могила.
Отпевание и похороны Никиты Белянкина выпали на большой церковный праздник — Вознесение Господне. В этот день православные вспоминают, как Иисус на глазах учеников вознесся на небо на сороковой день после воскресения из мертвых. И об этом говорили, искали аналогий, рассуждали о духовном подвиге «усопшего православного воина».
«Погиб он не в пьяной драке, а отдавая жизнь за ближнего. Жил как воин и умер как воин. Святой он или нет — жизнь покажет, а сейчас нам всем важно за него молиться», — сказал отпевавший Никиту священник, отдыхая со стаканом воды после церемонии.
Ефрейтора в запасе Никиту Белянкина хоронили с почестями, как погибшего в бою офицера. Увенчанный фуражкой гроб на руках несли бойцы в голубых беретах, последние десятки метров — через строй роты почетного караула Преображенского полка. Звучал оркестр.
«Что это? Из Сирии, что ли? Опять кого-то подбили?» — спрашивает ухаживающая за одной могил пожилая женщина.
«Это курсанта хоронят», — отвечает ей седовласый прохожий.
«Нет, не курсанта, а парня, которого кавказцы зарезали. Он спецназовец бывший», — уточняет охранник кладбища, сидящий на скутере.
«Да как же это? За что?» — удивилась женщина. Этот вопрос задавали сегодня многие — те, кто пришел в последний раз заглянуть в лицо Никиты, и те, кто увидел его впервые. Ответа никто дать не мог.
У надгробия стояли родители Белянкина — еще не пожилые люди. Высокий, стройный и сильный Алексей, отец Никиты, возвышался над всеми. За несколько дней он уже дал десятки интервью журналистам, прошел через всевозможные допросы, но и сейчас старался держаться открыто по отношению к людям, которые пришли проститься с его сыном. Одни, стыдясь, роняли сочувственные слова, пожимали Алексею руку и благодарили его за сына, другие старались даже не смотреть на родителей Никиты.
Одна из молодых девчонок, покрытая татуировками с ног до головы, упала в обморок, едва простившись с Никитой. Ей поднесли нашатырный спирт и воду. Спустя 15 минут медпомощь потребовалась пожилых женщине. Ее увезли на скорой.
Церемония прошла как положено. Офицер передал родителям Белянкина сложенный флаг, покрывавший гроб. Тело Никиты опустили в могилу под звуки государственного гимна и дали три ружейных залпа.
«Человек был готов ко всему»
Общаясь с людьми на кладбище, гораздо больше, чем из новостных сводок, узнаешь о жизни 24-летнего Никиты Белянкина. Это был очень энергичный и яркий молодой человек с сильным, но сложным характером.
«Я увидел его впервые, когда ему было, наверное, лет 14. Он пришел в одно заведение и влился в тусовку шарпов [SHARP — скинхеды против расовых предрассудков]», — вспоминает известный антифашист Владимир Киселев с татуировкой skinhead на шее. Никита, по его словам, был активным «зожником» и отличался готовностью вписаться за товарищей в любой момент и в любой драке, а также неумной «тягой к торжеству справедливости».
К 16 годам его отец, видимо, решил, что парня пора вытаскивать из агрессивной тусовки.
«Он привел его к нам в поисковое движение. Парень стал регулярно участвовать в «Вахте памяти». Мы поднимаем останки павших в Великой Отечественной войне солдат — это дело серьезно влияет на восприятие и истории, и Родины, и своего места в ней», — говорит друг семьи, поисковик и журналист Артем Чубар. Последний раз Никита с родителями участвовали в раскопках в мае этого года.
В 18 лет Белянкин пошел в армию. К тому времени он уже твердо решил стать профессиональным спецназовцем. Парня очень беспокоило то, что происходило в Донбассе с весны 2014 года. Он, по рассказам, даже пытался уехать воевать на стороне ополченцев, но так и не смог. Зато попал в Сирию — уже как боец ГРУ.
Из-за войны на Украине Никита сдвинулся в своих политических взглядах с правого фланга на левый, стал поддерживать нацболов. При этом прежних дружеских связей со скинхедами-антифа не прерывал.
После ухода в запас Никита собирался стать спасателем или оперуполномоченным, то есть так или иначе помогать людям — «бороться со злом».
«Свое желание он исполнил… И ведь спас же тех парней! Поступил как страж порядка, то есть не стал лупить исподтишка, а пытался решить вопрос мирно, без жертв», — рассуждает бывший милиционер ППС, теперь охранник кладбища Владимир Николаевич.
«Человек был готов ко всему. И если рассматривал ту группу людей однозначно как врагов, глазами военного спецназовца, то у них не было никаких шансов, — поясняет учитель Никиты из кадетской школы № 1721 Сергей Стрельников. — Он переключил внимание на себя и верил, что в нападавших осталось хоть немного человечности, благоразумия, надеялся уговорить их. Напрямую в честном бою против него никто бы там не выстоял».
Стрельников уверен, что Никита — герой, на примере которого нужно воспитывать молодых людей: «Ведь он сам практически совсем юный человек был. Просто он видел больше, чем его сверстники».
Засыпанную песком могилу Никиты Белянкина обложили венками из цветов. Церемония окончилась, но от входа на Митинское кладбище все шли люди с цветами. Они приходили весь день. Вероятно, будут приходить и на следующий.
«Пролита русская кровь»
Первый стихийный мемориал Никите устроили на месте его гибели в Путилкове. Туда тоже приезжали люди со всего города, чтобы возложить цветы к портрету молодого человека.
«Здесь намного приятнее атмосфера, чем у нас в Бирюлево. Дома новые, дворы красивые, и они закрыты от посторонних, в отличие от наших. Я уже прошелся, посмотрел», — говорит Артем, в недавнем прошлом лидер одной фанатской фирмы — хулиганской группировки болельщиков. Артем признался, что был участником массовых беспорядков в 2013 году, случившихся после того, как мигрант Орхан Зейналов убил 25-летнего жителя Бирюлева Егора Щербакова.
Он продолжает сравнивать два района: оба находятся на отшибе, почти полностью отрезаны от других. «У нас овощная база, а здесь миграционный центр. Кругом ходят сотни приезжих, и государству до них будто бы нет дела, или оно с них только деньги стрижет», — Артем быстро уводит разговор к вопросам миграционной политики, возмущается, что здесь на 50 тысяч жителей нет ни одного полицейского.
«Что произошло? Пролита русская кровь. Снова», — резюмирует футбольный хулиган.
«Туда за преступниками никто не поедет»
На похоронах Белянкина не было заметно ни одного представителя армянской диаспоры и кавказцев вообще. Но к стихийному мемориалу в Путилкове подходили мигранты из южных республик и тоже приносили цветы.
«Я живу здесь с 2017 года. Сначала делал ремонты в этих новостройках. Качественно. Люди меня из рук в руки передавали, — рассказывает Рахмон. — Где ремонтировал, там и жил. Теперь вот снимаю жилье, занимаюсь установкой кондиционеров». На прямой вопрос, видит ли он национальную подоплеку в произошедшем, отвечает отрицательно. Но в тоже время прямо говорит, что этническая преступность в районе существует, и это создает большую проблему для таких, как он, — тех, кто хочет жить здесь и растить своих детей.
«Они приезжают — бац-бац, — и обратно. Крутят-мутят или нападают на людей, а потом срываются домой. Думают, что туда за преступниками никто не поедет», — объясняет Рахмон.
Ставший известным после убийства Белянкина бар «Бирхаус» закрыт. Местные жители описывают его как «пристанище для всякого быдла». Выбор питейных заведений в целом есть: буквально в сотне шагов работает еще один паб, но куда более приличный. Сюда заходят любители ирландского стаута и нового русского крафта. «В тот вечер к нам прибежал человек и стал кричать, что сюда идут какие-то пьяные бандиты, — рассказывает сотрудник паба Кирилл. — У них пистолет, ну и так далее. Выглянули — никого нет, а потом в новостях прочитали уже, что произошло».
Кирилл считает, что погибший вел себя достойно. В то же время он не думает, что Путилково какое-то ужасное место, которое «держат бандиты с Кавказа». Бармен неприятно удивился тому, с какой охотой СМИ зачислили в разряд убийц хорошо ему знакомого местного шашлычника.
«Я тоже заступался за земляков»
Убийство Никиты Белянкина стало главной темой на всю неделю. Его обсуждали в соцсетях и на страницах СМИ. Политики, политологи и политиканы спорят о миграционной политике и о безнаказанности этнических группировок.
«Мне самому довелось побывать в аналогичной ситуации менее года назад. Я тоже заступался, и тоже пострадал, — говорит Алексей Живов, политолог и руководитель клуба «Достоевский». — К счастью, у противников не было ножей. И поскольку конфликт не закончился убийством, полиция отпустила нападавших с миром — даже без административного наказания!»
Он уверен, что по всей России в последние годы начали безнаказанно действовать совершенно разнузданные этнобанды преступников, которые с каждым годом поднимают голову все выше и ведут себя все более вызывающе.
«Российское правовое и гражданское поле все больше фрагментируется с точки зрения неотвратимости наказания и отыскания справедливости, — полагает он. — Сколько еще нужно смертей, чтобы полиция перешла от «работы мелком» [имеется в виду обрисовывание трупов мелом] к борьбе с организованной и уличной преступностью и начала нормально исполнять свой долг по защите граждан?»
Живов произносит резкий тезис, к которому прибегают после каждой громкой трагедии, связанной с криминалом: «Если государство не способно качественно и в полной мере выполнять свои обязательства, тогда дайте людям возможность приобретать боевое оружие самообороны и защищать себя самостоятельно».