Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
Кто отвечает за надежную и безопасную работу вагонов столичного метро
Стремительное обновление подвижного состава Московского метрополитена повлекло за собой масштабные изменения и в подходе к его сервисному обслуживанию. Кто и как готовит вагоны столичной подземки к выходу в рейс, что такое сервисный контракт жизненного цикла и как он влияет на развитие транспортной системы города в целом — в материале «Ленты.ру».
Метрополитен остается самым востребованным видом транспорта в городе и бьет все рекорды популярности: только за 2019 год пассажиропоток вырос на 60 миллионов человек по сравнению с 2018-м, составив 2,56 миллиарда пассажиров. Ежемесячный рекорд по пассажиропотоку в метро был установлен в январе этого года: он составил почти 157 миллионов пассажиров, увеличившись на миллион человек по сравнению с аналогичным периодом 2019 года.
Высокий темп работы метрополитен держит даже в ситуации с распространением коронавирусной инфекции: несмотря на снижение пассажиропотока (по данным департамента транспорта Москвы на 31 марта, пассажиропоток снизился более чем на 80 процентов по сравнению с аналогичным периодом прошлого года) из-за того, что жители города вынуждены соблюдать режим самоизоляции, подземка продолжает работать в штатном режиме и принимает беспрецедентные меры по противодействию распространения вируса. Так, поверхности, с которыми пассажиры контактируют чаще всего, дезинфицируются каждые 1,5-2 часа. Особое внимание уделяется ручкам входных дверей, кассовым зонам, турникетным комплексам, поручням эскалаторов. Автоматы по продаже билетов обеззараживаются каждый час, клининговые машины промывают платформы всех станций метро дважды в сутки — днем и в ночное время в ходе генеральной уборки.
Подвижной состав, в свою очередь, проходит ежедневую многократную дезинфекцию с помощью рекомендованных Роспотребнадзором средств, которые уничтожают широкий спектр бактерий и вирусов, а в современных вагонах — например, в вагонах моделей «Москва» и «Ока» — прямо в движении, автоматически происходит обеззараживание воздуха благодаря ультрафиолетовым лампам.
Такая популярность метро говорит об эффективной и качественной работе этого вида транспорта даже в кризисное время и задает администрации подземки и столичным властям высокие темпы его дальнейшего развития. За последние десять лет в метро Москвы стало на 81 станцию больше, построено 155 километров новых линий, в дальнейших планах — еще 185 километров линий и 76 станций. Это позволит, по оценкам чиновников, почти вдвое увеличить размеры метрополитена по сравнению с 2010 годом и добиться того, что 95 процентов москвичей будут проживать рядом со станциями метрополитена.
Еще одно направление работы — обновление подвижного состава: за последние десять лет он был обновлен на 57 процентов благодаря закупке 2997 новых вагонов. Среди них — инновационные вагоны «Москва», в том числе поезд модификации 2019 года.
Впервые поезда «Москва», которые выпускает «Трансмашхолдинг» на подмосковном предприятии «Метровагонмаш», появились в столичной подземке в апреле 2017 года на Таганско-Краснопресненской линии. С их появлением облик московского метро стал еще более современным и инновационным.
Сквозной проход между вагонами в поезде «Москва» позволяет пассажирам равномерно занимать места в салоне, а также заранее перейти в начало или конец поезда для дальнейших пересадок или выхода в город. Вместе с тем благодаря сквозному проходу вместимость поезда увеличивается на 15 процентов при одинаковом уровне комфорта поездки.
При этом пространство салона поезда «Москва» зонировано: производители предусмотрели индивидуальное деление сидений, зональную подсветку, по всему поезду — функциональную и удобную систему поручней.
Каждый вагон оборудован USB-станциями, которые используются для подзарядки мобильных устройств, предоставляется доступ к беспроводному Wi-Fi подключению к интернету и установлены сенсорные интерактивные мониторы, с помощью которых можно составить маршрут поездки в метрополитене.
Все эти преимущества поезда не только позволили улучшить качество поездок в метро, но и задали высокие требования к сервисному обслуживанию поездов. Именно поэтому поставки подвижного состава для метро по контракту жизненного цикла получили особую популярность — ведь никто не знает технику лучше, чем те, кто ее создал.
Главная особенность контракта жизненного цикла заключается в том, что поставщик должен не только выпустить вагоны, но и обслуживать их в течение всего срока эксплуатации. При этом контракт жизненного цикла четко предусматривает штрафные санкции в случае обнаружения неисправностей подвижного состава, а также при возникновении ситуаций, нарушающих режим работы метро.
Эту практику метрополитен Москвы ввел еще шесть лет назад, когда в феврале 2014 года объявил конкурс на поставку 832 вагонов в течение трех лет. Согласно условиям контракта, победитель (им впоследствии стал «Метровагонмаш») получает право поставлять новые вагоны для столичного метрополитена, но затем обеспечивать качественное обслуживание вагонов в течение 30 лет — всего срока эксплуатации.
А еще раньше — в январе 2014 года — был объявлен пилотный проект обслуживания вагонов по контракту жизненного цикла в депо Новогиреево, которое обслуживает Калининскую линию. Его участником также стал «Метровагонмаш», который взял на обслуживание в течение 30 лет 248 вагонов, поставленных в 2012 году, и показал преимущества контрактов этого типа на практике. Перед запуском проекта заместитель мэра Москвы Максим Ликсутов отметил, что это качественное нововведение существенно улучшит работу по обслуживанию подвижного состава подземного транспорта и сэкономит от 15 до 20 процентов расходов в год.
Уже в 2018 году столичный метрополитен заказал у «Трансмашхолдинга» 498 вагонов «Москва» по контракту жизненного цикла.
«Если раньше у каждого депо на балансе были собственные сервисные службы, работающие отдельно друг от друга, то теперь всем обслуживанием техники стала заниматься компания-производитель, централизовав и унифицировав этот процесс, — говорит технический директор ООО «Метровагонмаш-Сервис» Денис Литвинов. — Таким образом вся система сервисного обслуживания столичного метрополитена была переведена на новый уровень, отвечающий новым потребностям подземного транспорта».
Эта компания была создана в 2018 году на базе дирекции сервисного обслуживания «Метровагонмаша». Сегодня сервисные центры «Метровагонмаш-Сервис» организованы в десяти депо, в них работает около 1500 человек, которые обслуживают почти 2700 вагонов моделей «Ока» и «Москва».
Для эффективного обслуживания современного подвижного состава необходимы сотрудники, обладающие соответствующей квалификацией. В рамках подготовки специалистов у «Метровагонмаш-Сервиса» есть существенное преимущество: контакт с производственной площадкой — непосредственно «Метровагонмаш» — и ее конструкторским бюро.
«Подготовка наших специалистов к сервисным работам проходит на самом высоком уровне, поскольку мы располагаем всей конструкторской документацией и знаем технологию производства, — отмечает технический директор «Метровагонмаш-Сервис» Денис Литвинов. — Поэтому каждый сотрудник максимально быстро вникает в сервисное обслуживание».
В «Метровагонмаш-Сервисе» работают выпускники профильных учебных заведений — в том числе выпускники Московского института инженеров транспорта, для которых работа с современными технологическими решениями не требует дополнительной адаптации.
Помогают в сервисном обслуживании поездов метро и новые цифровые технологии. Например, мобильное приложение «Мобильный ремонт» позволяет систематически и централизованно получать всю необходимую информацию по конкретному направлению работы. Кроме этого, такой помощник позволяет избавиться от бумажного документооборота и в разы увеличить скорость и эффективность работы каждого сотрудника.
Кроме того, во время обслуживания каждый вагон проходит тщательную проверку с помощью специального программного обеспечения, установленного на ноутбуке, проводится анализ состояния всех систем и оборудования, и в случае выявления отклонений, недочетов или неисправностей они моментально устраняются.
Именно такой ответственный и комплексный подход в работе позволяет обеспечивать пассажирам безопасность и комфорт, а метрополитену — стабильный выход составов на линию, отмечают в «Метровагонмаш-Сервисе».
Шестилетний опыт работы по контракту жизненного цикла показал, что такая форма сотрудничества очень эффективна. Метрополитен снимает с себя большую часть нагрузки по сервисному обслуживанию, а город и пассажиры получают уверенность в том, что техника будет ездить, а не простаивать: завод-изготовитель полностью несет ответственность за то, что в случае поломки ее максимально быстро восстановят.
«Главное преимущество такого контракта (контракта жизненного цикла — прим. «Ленты.ру») — это возможность получить наилучшее соотношение цены и качества оборудования, а также его обслуживание», — подтверждал ранее в интервью «Вечерней Москве» сопредседатель Межрегиональной общественной организации «Город и транспорт» Александр Морозов.
Поставщик подвижного состава между тем может рассчитывать на долгосрочную загрузку своих сервисных дивизионов на много лет вперед и на гарантированные доходы в течение всего срока действия контракта. И это, в свою очередь, позволяет производителю инвестировать средства в развитие и модернизацию производственных линий, а также в разработку новых высокотехнологичных продуктов с учетом всех современных требований к комфорту и эффективности транспорта.
«Требования столицы, которая активно обновляет транспортный комплекс и покупает самые современные технические решения, задают поставщикам подвижного состава высокую планку соответствия по качеству, а такие прогрессивные механизмы взаимодействия с поставщиками, как контракт жизненного цикла, создают условия для дальнейшего развития», — подчеркивает Андрей Васильев, заместитель генерального директора «Трансмашхолдинга» по развитию пассажирского транспорта.
Помимо дальнейшей модернизации вагонов «Москва» для столичного метрополитена, «Трансмашхолдинг» и входящие в его состав предприятия работают над новой модификацией поезда «Иволга», который сегодня курсирует по маршрутам Московских центральных диаметров; создает новый модельный ряд некупейных пассажирских вагонов с персонализированным пространством, а также купейных одноэтажных и двухэтажных вагонов для российских железных дорог.
В середине июля в Госдумеотказались рассматривать законопроект о равенстве мужчин и женщин. Документ содержал такие понятия, как дискриминация по признаку пола, харассмент и домогательства на рабочем месте. Он пылился в кабинетах Охотного Ряда с 2003 года, но после сексуального скандала в нижней палате парламентарии решили поставить на нем крест. Законотворцы заверили, что трудности преодолены, и россиянки вполне защищены от дискриминации Трудовым кодексом. «Лента.ру» поговорила с женщинами из разных городов и сфер занятости и выяснила, почему эти заверения пока далеки от реальности.
«Как же ты без секса в дороге, давай помогу»
Юлия Лазарева, 29 лет, Евпатория, дальнобойщица
До работы дальнобойщицей я получила экономическое образование, но никогда не работала по найму, у меня было свое дело: конный спорт, конные прогулки, обучение верховой езде. Деньги доставались адским трудом, но мои сотрудники наплевательски относились к работе, и несмотря на то, что я платила им 20 процентов от доходов, они еще 40 процентов воровали — от дешевых вещей для лошадей до денег. Дошло до того, что начали «зарабатывать» больше меня. Что я только ни делала: разговоры, видеокамеры, микрофоны, слежка — все равно говорили, что берут «свое», а от меня «не убудет».
Я ночами не спала, стала пить таблетки — с сердцем начались проблемы. Решила, что больше никогда в жизни не буду нанимать работников. Примерно тогда же я купила себе фуру-пятитонник, чтобы лошадей перевозить, на права сдала без проблем. Мне понравилось ездить, и я решила зарабатывать перевозками: не нужно с людьми общаться, сидишь «отдыхаешь» целыми днями. Намного проще, когда одна я, одна машина, один руль. Чаще всего всю неделю провожу в машине Крым — Москва — Крым, потом возвращаюсь из рейса, могу пробыть день-два дома, а порой и неделю-две, и обратно в дорогу.
В первой фирме я проработала два года, и все было нормально: директор был водителем в Европе, где много дальнобойщиц, это не событие века — женщина за рулем. Уволилась потому, что машины были очень старые, совсем развалюхи, никто их не ремонтировал: то резину не выдадут, то запчасти, едешь — и все разваливается. Два месяца искала работу, читала объявления и звонила всем подряд, никто не брал. Один псих прямо в трубку начал ржать: «Девочка, ты вообще знаешь, что такое фура?» А у меня опыт работы был больше двух лет официально. Сказала: могу трудовую принести и показать. Он поржал-поржал, кинул трубку и даже не стал меня слушать. Потом повезло: взял на работу нормальный директор — если его что-то не устраивает, он просто увольняет.
Диспетчер рассказывал, что несколько раз заказчики отказывались давать мне груз, потому что я женщина. Говорили: или меняйте водителя, или мы выберем другого перевозчика. Но на загрузках и выгрузках самый частый вопрос ко мне: «А где водитель?» Бывает, груз привезла, зарегистрировалась, звоню, чтобы встать на выгрузку. Слышат женский голос и кидают трубку. Звоню опять, они просят: «Дайте водителя», я говорю: «А мозгов не хватило сразу спросить, кто водитель?» Ну, не могут они этот факт просто так принять. Орут даже, когда видят, что кабина пустая, в машине никого больше нет. Глаза видят, а мозг сопротивляется. Вот, говорят, в документах написано «Лазарев». Я отвечаю: какой, к черту, «Лазарев», если «Лазарева». Документ написан на русском языке! Все равно, говорят, водитель нужен. Если у меня настроение нормальное, я отвечаю: «А что, я на него не похожа?» А если достали уже, то просто крою матом.
Гаишники обычно, когда останавливают, долго расспрашивают, права просят, маршрут рассказать, обязательно спрашивают, зачем же я сюда пошла. Иногда зовут напарника: иди поржи — смотри, тут баба. Хотя среди неадекватных водителей я встречала чаще мужчин. Как-то, когда мы до Украины возили почту по тысяче километров без остановок, у меня был напарник, с которым я старалась избегать вставать в смену: у него дебильная была манера езды, психанутая, до аварии было совсем недалеко.
С коллегами стараюсь не общаться: обычно они начинают закидывать вопросами: а как ты колесо будешь менять, а где твой муж… Потом советами: мужа себе заведи, роди ребенка, сиди дома. Процентов 80 считает, что это нечто сверхъестественное, так быть не может, что женщина справляется. Смотрят на меня, как на обезьяну в зоопарке.
Рацию тоже не использую: они чаще всего обсуждают, как им плохо, какие они бедные, несчастные, вкалывают всю жизнь, но если понимают, что я в канале, тема сразу переходит на меня, и еще три часа обсуждают: сначала — что я проститутка, потом — что скорее всего не проститутка, а жена или любовница какого-то дальнобойщика, потом еще кто-то вклинивается — да нет, это может быть сама дальнобойщица, видел ее на синей «Скании», и в итоге все плавно переходит на тему, что женщина должна делать. И пошло: да варила бы борщ, да рожала бы детей, да тебе мужик нужен, чего ты тут катаешься. Я отвечаю, что сама решу, когда мне рожать детей, или говорю, что это несложная работа, которой может заниматься даже обезьяна: давным-давно уже никто ничего не ремонтирует, все на новых машинах ездят, а если лень колесо качать, есть даже выездной шиномонтаж, едешь себе и балдеешь. Вот на это они обычно оскорбляются. Начинают спорить — считают, что баба должна сидеть всю жизнь кашеварить, а крутить руль — это верх совершенства.
Но это было «неженским делом» примерно двадцать-тридцать лет назад: были другие машины, другие трассы, сервисов таких не было, как сейчас, когда есть выездные маленькие технички, эвакуаторы. В интернете находишь, они выезжают и все чинят на трассе. Даже выездные шиномонтажи есть, если тебе лень запаску поменять. Можешь встать на трассе, залезть в интернет, и к тебе приедет помощь. Единственное — на остановках до сих пор туалеты чаще мужские, женских нет, а души общие, поэтому приходится ждать, пока все выйдут, и просто закрываться там полностью, занять все десять душей.
Я специально одеваюсь в спортивном стиле, обычно в балахоны, чтобы меня не было видно, кепку натягиваю чуть ли не на нос, но постоянно кто-то пытается подкатить. Говорят: давай я тебе сегодня «помогу» — для здоровья ж надо. Когда боятся грубой реакции, намеками начинают, издалека: а как же ты без секса в дороге, у нас-то хотя бы проститутки есть — прощупывают почву, можно прямо предлагать или нет. Есть и те, кто считает, что не надо тратить время, и сразу предлагают, а когда слышат отрицательный ответ, удивляются: а почему ты отказываешь, когда есть такая возможность? Это все происходит каждый день, с утра до ночи. Действительно, почему?
В кафе придорожные вообще лучше не заходить. Принимают за проститутку и спрашивают, сколько стоишь. Ужасно хочется их убить в этот момент. Но чаще всего обхожусь тем, что крою матом. В автозапчастях тоже сначала принимают за проститутку, потом — за женщину на легковой машине, говорят с пренебрежением: вы не сюда зашли, тут для вас ничего нет, заблудились, что ли?
Один раз чуть не изнасиловали. Я гуляла с собакой на остановке в рейсе. Бухой дальнобойщик, видимо, принял меня за проститутку, начал трогать, зажал, удерживал силой. Я отбивалась, орала, что я водитель. В последний момент он меня вдруг отпустил, сказал: «Да ладно!» Видимо, до него дошло. Я быстро убежала. Он остался там стоять. Мужиков начинаешь уже ненавидеть. Кто-то, может, и нормальный человек, но когда это случается в таком количестве — просто ненавидишь уже ни за что.
Но такие инциденты случаются только на загрузках, разгрузках и стоянках. Потерпела этот бред — и едешь себе дальше, тебя никто не трогает. Немного помучаешься на выгрузке — и потом снова все нормально. В Европе уже давно женщина за рулем фуры — нормальное явление. Вот когда у нас такое же количество будет, все привыкнут и не будут обращать такое дикое внимание.
Я езжу уже пять лет, и свою работу делаю намного лучше других, потому что смотрю на нее с точки зрения не работника, а работодателя. Я, например, не смогу, как коллеги, воровать: они продают ворованную солярку, а хозяину говорят, что расход гораздо больше, чем на самом деле. Говорят, что не воруют, а забирают свое — я такое уже слышала. Я пытаюсь все сделать максимально хорошо: если мне говорят, что груз надо постараться доставить быстро, я его доставлю не просто быстро, а со скоростью света, не буду спать, буду ехать до последнего, не останавливаясь. Но долго я не хочу этим заниматься. Вот понравится что-то кроме катания на фурах — займусь этим.
«Просили показать противозачаточные»
Ольга Буранова, 27 лет, специалист по тендерам
О разнице в зарплате с коллегой-мужчиной, с которым мы занимали одни позиции, я узнала случайно. В организации, которая занималась системами видеонаблюдения, я была руководителем тендерного отдела, он — отдела закупок: по факту, он занимался расходными договорами, я — доходными. И когда он между делом рассказал, сколько получает, я поняла, что у нас разница в 20 тысяч рублей. Хотя нас позвала на работу одна и та же женщина и на одну и ту же позицию, объемы работы примерно одинаковые, я приступила к работе на месяц раньше, и у меня был в подчинении человек — то есть больше ответственности, а у него не было. Было обидно, что ему предложили больше.
Но я объяснила себе это тем, что ему было 40 лет, а я гораздо младше, и я не захотела портить отношения с руководством. На одной из моих предыдущих работ женщина-коллега, у которой был ребенок и осталась ипотека после развода, нуждалась в деньгах. Ее коллега-мужчина, который работал с ней в связке, ежеквартально ходил к руководству и просил ему увеличить зарплату, мотивируя тем, что он уйдет в противном случае. И ему действительно увеличивали. Она же понимала, что ей ответят: иди, потому что понимают, что она ипотечница. В итоге они выполняли одну работу, но разница была существенная в зарплате.
Хотя каждый раз, когда я уходила с работы, мне предлагали поднять зарплату, почему-то остались эти стереотипы о том, что женщине на встречу не пойдут, что некрасиво себя хвалить, чтобы оценили и повысили. Я считаю, что должны ценить не потому, что я говорю, а по тому, какие результаты показываю, но замечала, что у коллег-мужчин представления другие: они легче себя хвалят, продают лучше, чаще отпрашиваются, позволяют большие поблажки. Например, они уходили на деловую встречу и не возвращаться с нее, говорили, что до сих пор заняты по работе, хотя это было не так. Женщины же боялись, что их уволят, если они будут недисциплинированными, и за ними я вранья не замечала. К тому же на женщинах всегда дополнительно были обязанности накрывать на стол и убирать за всеми после праздников. Это было не принуждением, а из разряда «ну вы же хозяйки, вам нетрудно».
Месяц назад я искала новую работу: предприятие на предыдущей разорилось, начались финансовые сложности. На каждом собеседовании меня спрашивали, когда я планирую уйти в декрет. Самая дикая история случилась на одной из таких встреч. Моя предполагаемая руководительница, не кадровый специалист, удостоверилась, что я подхожу по профессиональным навыкам, и перешла к личным вопросам. Как только она узнала, что я замужем и без детей, она вздохнула: как жаль, это значит, что вы скоро уйдете в декрет! Я ответила, что в ближайшем будущем не планирую. Она уточнила, чем я предохраняюсь.
Я смутилась, но рассказала про противозачаточные таблетки. Она попросила назвать их наименование. А затем решила посмотреть на них: попросила меня достать их из сумки! Я ответила, что у меня с собой их нет, но есть справка о том, что я как донор сдавала кровь — беременная женщина вряд ли ходила бы на такие процедуры. Я думала, она скажет: нет, не надо справку показывать, я вам верю. Но нет, она попросила и справку.
Она, конечно, передо мной извинялась за то, что это спрашивает, рассказывала, что недавно к ним пришла работать беременная, но все равно продолжала настаивать, и это было абсурдно. В итоге мне предложили эту работу, но я поняла, что работать там не хочу. Если такое давление и недоверие было уже на собеседовании, то дальше вряд ли могло быть лучше.
К тому же когда женщина уходит в декрет, она не теряет свои компетенции и не перестает быть специалистом, а декретные выплачивает государство — работодатель вообще ничего не теряет, за исключением того, чтобы найти нового человека. В принципе, задавать такие вопросы — как-то не очень: я разговаривала со многими девушками, которые по каким-то причинам не могут иметь детей, и они признавались, что отвечать про это на собеседовании очень болезненно.
«У вас нет мужчины поговорить?»
Ксения Страхова, Белгород, 27 лет, владелица веб-студии
Я начала заниматься бизнесом на пятом курсе, после стажировки в кадровом агентстве, где мы нанимали персонал для разных компаний. Нас часто просили найти девушку-блондинку на позицию офисного менеджера или помощника руководителя, и приходилось «фильтровать» людей даже с классным образованием и навыками на собеседованиях, потому что в тексте вакансий пожелания заказчиков внешность как дискриминирующий признак указывать было нельзя. Все было завуалировано, и надо было отказывать людям просто потому, что у них не того цвета волосы и не тот пол, профессиональные качества были вторым делом. Мне это очень не нравилось.
Поэтому я решила создать собственное кадровое агентство. Оно быстро стало рекламным: в 20 лет я могла позволить себе экспериментировать, работать без денег и отдыха, на голом энтузиазме. Клиенты хотели рекламу в интернете, и я погрузилась в IT с нуля, самостоятельно посещая онлайн-курсы и семинары. Там было всего около 10 процентов девушек, и все очень толковые, педантичные, внимательные, собранные — я до сих пор не понимаю, почему сложилось стереотипное мнение, что девушка-программист — это нетипично.
Однако и родные, и друзья, и просто знакомые мне постоянно говорили, что это неженское дело. Заказчики спрашивали, как я пришла в эту «мужскую» сферу, прямо во время переговоров. Клиенты приходили на встречу, удивлялись, что я девушка, и дальше просто не смотрели в мою сторону, как будто я исчезала, а общались с моим менеджером по продажам. Когда у них были вопросы по технической части, то есть в моей области компетенций, и я отвечала на них, они по-прежнему не реагировали и продолжали обращаться к менеджеру: «Александр, это так?»
Однажды позвонил руководитель строительной компании. Все были на обеде или в разъездах, я взяла трубку. Мы общались, я отвечала на технические вопросы, он как-то так неохотно вел беседу, чувствовалось напряжение. Я передала контакты менеджеру, и заказчик тут же сказал: «Как хорошо, что мне позвонил мужчина, а то девушка как-то ваша не очень разбирается». Я менеджеру говорю: «Ну да, глупенький у тебя руководитель».
Иногда прямо с порога спрашивают: «А у вас нет мужчины поговорить?» Чаще всего это касается управляющих компаний, крупных заводов, сельхозпроизводителей. Обычно это мужчина, который чего-то добился, выстроил свой бизнес с тысячей сотрудников и ничего не привык объяснять. И если его требование не удовлетворить, он просто встанет и уйдет. Он привык по старинке рекламу где-то давать в газете, и когда ты к нему приходишь и рассказываешь про сайты, как устроена интернет-реклама, а он вообще ничего не понимает, то реагирует раздраженно: типа что ты тут меня учишь жизни. У таких клиентов две стратегии — либо игнорирование, либо прямо говорят: «У нас нет желания общаться с женщиной, позовите коллегу-мужчину, мы будем говорить с ним на одном языке».
Не знаю, может, как-то затрагивает мужское эго, что девушка может объяснить то, в чем он не разбирается, но очень неприятно, когда тебя не воспринимают всерьез. За шесть лет работы, наверное, было таких ярких клиентов двадцать, которые категорически не хотели со мной общаться. Порой хотелось просто встать и уйти: ты тут, извините, построила компанию, а тебя считают пустым местом. Но потом психолог успокоит — и пытаешься принять: ну, хочет заказчик общаться только с мужчиной, ну и пусть. Мы же заключаем договор, и мне нет выгоды лезть на рожон и упираться: «Общайтесь со мной, я директор!» Я как руководитель просто переключаю их на помощников. Сейчас я свела общение с клиентами к минимуму, на мне только управление — налаживание бизнес-процессов, контроль сотрудников, выставление задач.
Конкуренция в городе огромная: на население около 500 тысяч человек приходится 90 веб-студий. Но, с другой стороны, все они очень разного уровня. Мы, например, не ограничиваемся территориально: у нас есть клиенты и из Москвы, и Санкт-Петербурга. А в одной студии, где тоже руководительница-женщина, коллектив преимущественно женский: там даже программистки — девушки. И если бы ко мне пришла на работу устраиваться девушка, я бы ее, конечно, взяла. Но в любом случае, если она придет в мужской коллектив, ей нужно будет доказывать свои способности и квалификацию гораздо более активно, чем мужчине.
У меня высшее образование: я окончила физико-математический факультет РУДН, и до переезда в Мурманск четыре года назад (туда распределили мужа, он военный) работала в крупных айтишных компаниях на должности руководителя группы аналитиков. Я думала, что приеду в Мурманск и буду нарасхват. Но на поиски работы у меня ушло больше полутора лет: мне отказывали 12 раз. Работодатели говорили, что я слишком опытна, что увижу, «какой у нас тут дурдом по сравнению с Москвой», и уволюсь через месяц. В итоге сначала меня взяли консультантом техподдержки с зарплатой в пять раз меньше, чем в Москве, а потом, наконец, по моей специальности бизнес-аналитика предложил работу знакомый Олег Фадякин с заоблачными, по меркам области, деньгами — 60 тысяч рублей. Тогда он занимал должность руководителя Центра информационных технологий Мурманской области, и в этой новой организации мне предстояло стать ведущим инженером. Это было в апреле 2017 года.
С Фадякиным мы были знакомы до этого по курсам английского, на которые ходила и его жена, которая сначала ушла в декрет, а потом уехала в другую страну. Он страдал лишним весом, не был приятным внешне и отличался высокомерием, но зато очень хорошо владел умением втираться в доверие к людям, вдохновлял грандиозными планами, рассказывал, какие технологии будет внедрять. Друзья говорили, что он скользкий человек, предупреждали о его скверной репутации, но я хотела работать по специальности. Как же я пожалела!
Все это время Фадякин всячески ко мне подкатывал. Шлепнуть по попе, назвать меня «солнце», «любимая», «я люблю тебя» у него было в порядке вещей. Он все время пытался меня приобнять. Когда я стояла рядом со столом, он мог рукой меня подпихнуть, чтобы я присела на столешницу, и сказать: «Ну да, стол тебя выдерживает». Все это было при коллегах, при заказчиках и клиентах. Я с таким вообще не сталкивалась, была в каких-то розовых очках после Москвы. И сначала опешила. Потом отвечала в резкой форме, ставила жестко на место. Но это было бесполезно: четыре дня в неделю, начиная с обеда, у нас были на рабочем месте пьянки. Он практически ежедневно выставлял ящики водки и пива. Коллеги боялись, что их внесут в какой-то несуществующий черный список работников или уволят за отказ отмечать вместе с руководством, и присоединялись к пиршеству. В итоге на работе был «релакс», и после каждой пьянки он начинал прессовать меня, а когда я отказывалась выпить с ним или осаживала, он называл меня социопаткой, которая отбилась от коллектива. Однажды он напился и предложил мне поехать к нему домой после концерта, на который я собиралась. При этом он был знаком с моим мужем, но его это не смущало.
Апогея ситуация достигла, когда я в очередной раз отказала. Начались оскорбления: я «дура», «тупая», а сертификатами, которые я в Москве получала, можно подтереться. Мой непосредственный начальник Максим Кушнаренко, который знал, что это не так, предложил рассказать нашему куратору в комитете по развитию информационных технологий правительства области о домогательствах. Фадякина вызвали на беседу. В организации провели проверку и обнаружили хищения и растраты на пять миллионов рублей. Фадякин пообещал, что не даст мне спокойно работать, настроит весь коллектив против меня, и предложил уйти по собственному желанию. Он нашел хороший способ меня выжить: у женщин на Севере рабочий день до 17:00, и он назначал совещания на 18 часов, чтобы можно было потом придраться ко мне. Но я приходила. Тогда он перестал замечать меня, настроил против меня коллектив. Все встали на его сторону, говорили, что я человека оклеветала, что он женат — что его жена подумает о нем… Со мной перестали здороваться. Наша общая подруга, с которой он вел себя точно так же, звонила мне и стыдила за то, что я написала заявление о домогательствах. Она, хоть и была замужем, не считала, что шлепки по попе и фамильярности — это нарушение границ, и говорила, что жаловаться нечестно, «нельзя так с человеком поступать».
Я чувствовала себя использованной, испытывала вину перед мужем и ощущала всю безысходность своего положения. Однако коллеги считали, что харассмент — это просто повод, что это нормальное общение, просто флирт, а не домогательства: так мужчина проявляет внимание к женщине, и плохо, если он его не проявляет. На меня смотрели так, будто я что-то украла. Когда я пыталась спросить у главного бухгалтера, что же такое домогательства, она сказала: «Тебя же никто не раздевал». А что, надо сидеть и ждать, пока меня разденут? Ну, наверное, некоторым женщинам даже хотелось этого. Но муж мой был в шоке. У нас были скандалы, он хотел пойти и пристрелить его, но даже если бы дошло до драки, это повлияло бы на его карьеру, поэтому я была категорически против разборок.
У меня началась бессонница, аритмия, панические атаки, постоянно хотелось плакать от унижения. Это прекратилось только спустя несколько месяцев после ежедневной терапии и приема антидепрессантов, когда я вернулась в Москву сменить обстановку. Фадякин остался на месте. Меня уволили по статье «непрохождение испытательного срока». Это было незаконно, потому что критериев качества работы они не прописали. Мне предложили восстанавливаться через суд. В правительстве мне предложили рассказать в суде о домогательствах, но в этом не было смысла: согласно закону, домогательства — это если он меня прижимал, лапал, трогал и при этом говорил «я сожгу твою машину» или «убью твоего мужа». И никакие свидетели не помогут. В суде прокурор попеняла мне на то, что депрессия в результате незаконного увольнения — это ерунда, несмотря на то, что были справки, и судья согласилась: ну вы не с переломом лежали. На апелляцию пришла она же, хотя прокуроры должны меняться от суда к суду. В итоге мы проиграли и апелляцию. Моего свидетеля, непосредственного начальника, отказались выслушать.
Я буду однозначно подавать в кассацию, и если там откажут — в Верховный суд. Когда я вернулась в Москву, я думала, что из-за моей записи в трудовой об увольнении после испытательного срока очень долго буду искать работу. Но в первый же день я пошла на три собеседования и получила три приглашения на работу. Я, естественно, рассказываю, что происходило. Но на самом деле, если бы я знала, что это будет продолжаться так долго и что правды я не найду, я молча бы уволилась. Ну, потому что те полгода, которые я потратила и сидела на антидепрессантах после стрессов и травли — это ужасно. Мне кажется, для женщины это такая ситуация, что лучше уволиться сразу.
Комментарий партнера юридической фирмы MSS Legal Ксении Михайличенко:
Права трудящихся у нас регулируются Трудовым кодексом России. Там с 2002 года есть базовая статья 3 «Запрет дискриминации труда», в которой и указано, что никакие предпочтения или исключения в сфере трудового права не должны основываться на каких-либо дискриминационных признаках, то есть поле, возрасте, месте жительства и так далее. Она связана с международными актами, которые ратифицировала Россия. И с формальной точки зрения наше законодательство не содержит дискриминационных положений, за исключением некоторых — например, наличия запрещенных для женщин профессий.
Но если посмотреть статистику департамента Верховного суда, можно увидеть за год три-пять дел о дискриминации, и все проигрышные. У нас просто нет судебной культуры рассмотрения дел о дискриминации, судьи не понимают, как их рассматривать, потому что их у них, может, за всю практику и не было. Решения выносятся в пользу работодателя, потому что доказать дискриминацию очень сложно. У нас бремя доказывания лежит на работнике — на том, кто обращается в суд. В большинстве же западных стран бремя доказывания лежит на ответчике: в иске откажут, только если работодатель докажет, что не дискриминировал. Кроме того, у нас даже свидетельские показания коллег невозможно привести в качестве доказательства, просто потому, что коллеги либо не пойдут против своего работодателя, либо суд, как это было в Мурманской области, вообще откажется их выслушать.
Чаще всего дискриминируют женщин. Если ей до тридцати лет, работодатель боится, что она выйдет замуж и родит ребенка, поэтому он ее меньше продвигает по работе или вообще не хочет брать. Выбирая между 25-летней женщиной и 25-летним мужчиной, он скорее всего выберет мужчину, даже если у него меньше компетенций. Дальше — дети, то есть это больничные и так далее, и обычно зарплата у женщин с маленькими детьми меньше, чем у мужчин на этой же должности, потому что работодатель считает, что мужчина меньше выходит на больничный. Начиная с 40 лет, опять же, идет очень активная дискриминация женщины по возрасту, потому что считается, что она уже скоро уйдет на пенсию. И в нашей культуре традиционно считается, что мужчина будет работать пусть не так эффективно, как женщина, но количественно больше, поэтому ему нужно больше платить и активнее его продвигать.
Обычно обращаются беременные женщины: вдруг оказывается, что они работодателю не нужны. Начинаются всякие истории с «напиши заявление по собственному желанию», сажают их на сквозняки, в помещения без окон и дверей… Работодатели всегда вуалируют дискриминацию и вводят человека в стресс, загоняют, давят морально и эмоционально, начинают травить. Но если тебя посадили на сквозняк, это дело не суда, а трудовой инспекции, которая рассматривает заявление по 30 дней. А если вы сдались и подписали заявление по собственному желанию, ничего сделать нельзя. Иногда еще говорят, что реорганизационные изменения, и ставку сокращают, что тоже формально законно. А потом через месяц снова открывают и берут нового человека. Таких дел, чтобы именно по дискриминационным основаниям восстанавливали — например, женщину уволили за прогулы, и она доказала, что ее уволили именно потому, что она женщина, — я не знаю ни одного. И есть такая проблема, что сами женщины — и прокуроры, и судьи — почему-то выступают активно против в таких делах.
Самый яркий пример, который я вела, — дело «Аэрофлота»: там не одну, а больше тысячи женщин дискриминировали, потому что они были больше 46 размера одежды. Мы использовали в суде письменное доказательство того, что выплачивалась надбавка за профессиональную успешность в том случае, если бортпроводница была меньше 46 размера одежды — это было указано прямо в локальном акте. Но в пользу работниц отсудили пять тысяч рублей компенсации морального вреда. Поэтому я очень уважаю тех, кто все же решается судиться, несмотря на то, что все дела — отказные. Финансовые издержки, временные, потеря нервов… В такие дела идут обычно очень идейные люди, которым важна справедливость.
Если вы стали свидетелем важного события, у вас есть новость, вопросы или идея для материала, напишите нам: russia@lenta-co.ru
Как остановить поток плохих новостей из интернатов для пожилых? В казенных учреждениях очень многое упирается в регламент и нормативы, зачастую противоречащие всему тому, к чему люди привыкли за предшествующую жизнь. Альтернатива есть: все больше людей хотят взять в дом одиноких бабушку или дедушку. Причем отнюдь не бесплатно. Одна из наиболее эффективных опекунских программ работает в Якутии. Полезный опыт изучил корреспондент «Ленты.ру».
«Эвены старые, к примеру, в прежние времена просили себя на нарты посадить — и в поле уезжали умирать, — говорит Никита Прокопьев из министерства труда и социального развития Республики Саха (Якутия). — Кочевые люди, кочевые традиции: обузой не быть, особенно когда мороз и еды на всех не хватает. Сейчас такого нет, конечно…»
Якутская традиция, объясняет Никита, — оседлая, потому изначально иная: «Всегда детей раздавали тем, у кого не было — бездетным, да. Особенно когда у тебя, например, уже пятый-шестой ребенок в семье. И стариков всегда старались по родне и соседям разбирать».
Старик по договору
Оказание услуги по присмотру за человеком пожилого возраста — на основе договора гражданско-правового характера (ГПХ). Так по-бюрократически называется программа, по которой одинокие старики находят новые семьи — причем за государственный счет.
Что-то подобное так или иначе действует в трех десятках российских регионов. В Якутии, однако, особый случай, как и многое в самом большом регионе страны. Прежде всего, программа приемных семей для пожилых в республике — одна из первых, ей уже четыре года. Отсюда и охват: у новых «родных» — за пределами казенных учреждений — сейчас живут 98 стариков. Притом что в полутора десятках республиканских домов престарелых и инвалидов — 863 человека от 60 лет и старше.
Кто в домах престарелых? Как уверяют якутские чиновники — в основном приезжие. Золото Алдана, Нерюнгри — нефтегаз и БАМ, алмазы в Мирном. Здесь находятся основные точки приложения сил для тех, кто приехал в Якутию. И самые популярные адреса отправления — из квартир в богадельни: когда силы кончаются, а родные либо не могут, либо не хотят. Или их просто нет в доступной от Якутии близости. Или вообще — нет.
«Около 10 процентов в семьях. Хотим больше и будем над этим работать. По крайней мере, уже сейчас очереди на места в дома престарелых нет», — подводит промежуточный итог Анастасия Аккуратова, глава департамента социального обслуживания, опеки и попечительства в республиканском Минтрудсоцразвития. В этом году правительство Якутии выделило деньги еще на 100 семей — были бы желающие взять третью бабушку, как здесь обобщают суть программы.
Таковых, впрочем, все больше.
Бабушка с первого дня
«Может быть, не стоит писать настоящее имя бабушки?» — спрашивает Валерия Пахомова. Поясняет: «У нее же учеников много, могут расстроиться — как так вышло, что у людей живет». Потом все же решает, что можно: «Билюкина Мария Трофимовна, ей 71 год. Учила 40 лет русскому языку в школе, в нашей деревне. Меня не учила, я в другой школе была — сестер, братьев учила. Нас в семье шестеро было. Она нам родная давно, стыдиться нечего».
Семья Валерии и сестры Билюкины были соседями задолго до того, как Пахомовы взяли Марию Трофимовну в свой новый дом — в Марху, благоустроенное село в ближнем пригороде Якутска. Их общая родина — деревня Елечей, Мегино-Кангаласский улус, далеко за рекой Леной. «Деревянный дом, отапливаемая печка, — описывает Пахомова жилье Марии Билюкиной до смерти ее старшей сестры и переезда. — То есть нормально все. Просто дом все-таки ветхий, и одной в деревне жить нелегко».
О программе Мария Билюкина узнала сама — из газет. После смерти сестры два года назад рассказала Пахомовым, предложила жить вместе. Те согласились сразу и охотно; быстро собрали документы. «Выписка на дом наш, характеристика с работы, — перечисляет необходимые бумаги Валерия. — Мужа моего зовут Нюргун, он работает в школе спортивного мастерства, медик». Сама Валерия Васильевна теперь домохозяйка: «Детей двое, в школу, в детский сад надо возить». Еще нужна справка о зарплате — «чтобы понять, насколько приемная семья самодостаточна, и избежать корыстных мотивов», говорит Никита Прокопьев, и медицинские справки со всех, включая Марию Трофимовну.
Ежемесячно 18 582 рубля — столько в этом году выделяет правительство республики тем, кто берет в дом пожилых. Выходит дешевле, чем содержание одного койко-места в доме престарелых. «Для нас это выгодно», — не скрывает Аккуратова. Хотя взять домой на ПМЖ старика — выгода не только для бюджета. В сельской местности, где работа есть не всегда, 18,5 тысячи в месяц — деньги более чем приличные.
«Что-то вроде родственников родственников», — определяет Никита возможное родство Марии Билюкиной и Пахомовых. Прямая родня в программу не попадает. Максимум — «седьмая вода на киселе, но кисель-то все равно свой», говорит Прокопьев. «Дети с первого дня бабушкой Марию Трофимовну называют. И мы ее сразу как бабушку восприняли», — отмечает Валерия.
Как закрыть интернаты
План-максимум по «программе третьей бабушки» — разгрузить интернаты, в идеале до последнего жителя. Тем более что из самих казенных учреждений Якутии — как, впрочем, и по всей стране — время от времени поступают плохие новости.
Из последних: в ноябре прошлого года группа жителей дома престарелых в Якутске пожаловалась на условия содержания, питания и на порядок расчета пенсий. А в феврале случилась трагедия в буквальном смысле: в Якутске же насмерть замерз 42-летний житель пансионата для стариков и инвалидов. Отпрашивался на день рождения к другу, вернулся после девяти вечера — когда двери учреждения уже были закрыты. Охрана возвращения не заметила. В результате — ночь на морозе и смерть.
Профильное руководство — от интернатской дирекции до министра труда и соцразвития Александра Дружинина — было уволено по итогам разбора полетов в этом месяце. Вопросы, разумеется, остались.
«Ужас, конечно, и вопиющее безобразие, больше сказать нечего, — говорит о февральской трагедии Аккуратова. — И факты по ноябрю частично подтвердились. Во многом все произошло потому что плохо работали психологи: общение для тех, кто живет в домах престарелых, — такая же необходимость, как уход и питание».
Общий котел — действительно, рассадник раздражения: дают вареную рыбу, а любишь жареную. В интернатской столовой свинина и говядина — а кто-то, особенно из местных, хочет оленину и жеребятину. Дело не в том, что одно дешевле, а другое дороже — для Якутии в целом еще вопрос, где что легче раздобыть. Хотя, в принципе, любое мясо здесь не деликатес, а осознанная необходимость: вегетарианство при средней полугодовой зиме в минус 40 массово не приживается. «Просто ни олень, ни жеребенок — традиционная здесь еда — нормативами для домов престарелых не предусмотрены», — обращают внимание в якутском Минтрудсоцразвития. Санитарные нормы, диетология и прочие федеральные требования, для всей страны.
А хочется же того, к чему за жизнь привык. Значит, и по этой причине — нигде, кроме как в семье. Да и дверь там откроют вовремя.
«Что хочу, и не по звонку»
«Мы с Прасковьей Ивановной начинали вместе еще в общежитии жить, два года назад», — говорит Нюргуяна Бускарова, молодой проектировщик дорог. Если нормативы соблюдены, общежитие для попечения тоже не запрещается. История — примерно такая же, как у Пахомовых: Бускаровы и медсестра Прасковья Духова жили дом в дом в Нюрбе — центре одноименного улуса, близ Мирного. Сестринского стажа у Прасковьи Ивановны — на десятки лет, районная больница. Своей семьи, детей нет.
Разница только в том, что за Марией Билюкиной смотрит вся семья. А за 83-летней Прасковьей Ивановной — только Нюргуяна, недавно окончившая вуз. Уже в своей новой квартире в 10-м микрорайоне Якутска: «Работа здесь лучше, интереснее, чем дома».
Молодость Нюргуяны и ее занятость препятствием для опекунства не стали — тем более ее родители тоже живут в Якутске, заходят проведать бабушку постоянно. Да и дом престарелых для Прасковьи Ивановны изначально даже не рассматривался. «Табак не переношу, — говорит медсестра Духова. — Старики, мужчины пожилые очень много курят у нас. Хотя я однажды на праздник приезжала — нас, ветеранов, собирают, — так они еще и колбасу лопают. Видно, здоровье хорошее в их-то годы».
У Нюргуяны чисто до блеска, от плиты аромат — как раз жеребенок, традиционная для якутской зимы еда. А на столе стоят мармеладные конфеты, их Прасковья Ивановна — в отличие от колбасы — очень любит. «Мне можно, — говорит она, выуживая очередную. — Мне в мои годы все можно. Я здесь своей жизнью живу, пенсия при мне, кушаю — что девочка хорошего, натурального принесет. Не кислое, не острое. И не по звонку».
«Попасть в хорошую семью — счастье, — говорит Мария Билюкина. — Как будто дома живешь. Интернат же — все казенное, все общее. А здесь свое». Она просит говорить помедленнее — ей трудно воспринимать: «Вот голос детей я на подсознательном уровне уже слышу, часто угадываю, что они мне могут сказать».
Мужа у пожилой учительницы русского — как и у медсестры Духовой — не было, и своих детей тоже нет. Только те, что у Пахомовых, — и неизвестно, кто кого присвоил: бабушка новых внуков или наоборот. «Нынешние совсем другие, такие времена, — говорит Мария Трофимовна. — Все у них в технике, иной мир совсем. Городские вне зависимости от того, где живут: много видят, много слушают. И все равно — мои дети, мои внуки».
Сегодня туберкулез — одна из десяти главных причин смертности. В прошлом году от него во всем мире умерли 1,7 миллиона человек. Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) поставила цель к 2035 году ликвидировать эту болезнь. Россия присоединилась к этой глобальной задаче. Президент Владимир Путин, выступая в Москве на глобальной конференции ВОЗ, подчеркнул, что «это входит в число государственных приоритетов».
Сейчас Россия — в числе стран-лидеров борьбы с туберкулезом. Ежегодно снижение смертности от этого недуга у нас составляет 15-17 процентов. По словам главы Минздрава Вероники Скворцовой, российское правительство начинает ряд серьезных преобразований по оказанию противотуберкулезной помощи населению. Одна из главных ставок делается на своевременную диагностику заболевания. С этого года вместо устаревшей пробы Манту у детей с 8 лет применяется Диаскинтест. Врачи говорят, что новый диагностический препарат — как снайперский выстрел. Позволяет находить даже дремлющую инфекцию.
Болезнь интеллигентов
В одном из филиалов московского центра борьбы с туберкулезом на стенде висит распечатанное письмо матери шестерых детей. Все семейство практически в полном составе лечилось здесь от туберкулеза. На тот момент старшему сыну исполнилось 22 года, младшему — всего месяц. Семья была вполне благополучная. Родители вели здоровый образ жизни: купание в проруби, сауна, закалка. Первым о своей болезни узнал старший сын. Причем случайно — проходил профосмотр перед устройством на работу. Мать сначала не поверила и долго отказывалась проверяться. Тем более что и симптомов ни у кого из домочадцев не было. Температура нормальная, кашель не беспокоил, аппетит обычный.
— Прививки, Манту мы никому никогда не делали, — пишет пациентка. — Справки покупали, подделывали для учреждений, чтобы только не колоть детей̆ «всякой гадостью», дабы не испортить их природный̆ иммунитет. Зато сейчас тубдиспансер — наш дом родной̆, а врачи — наши друзья, они спасли нас. В отличие от некоторых «друзей̆», которые отвернулись от нас, узнав, что мы «туберкулезники».
Позже оказалось, что источником заражения был родственник из деревни, гостивший у них какое-то время. Семья лечилась более года. И до сих пор состоит на учете в тубдиспансере. В своем письме эти родители просят остальных не совершать их ошибок: вовремя делать все прививки и проходить ежегодную диагностику. Это раньше считалось, что туберкулез — болезнь бедняков и маргиналов. Сегодня с ним столкнуться может каждый.
У Ольги М. туберкулез легких обнаружился случайно — при плановой диспансеризации. Флюорографию делать не хотела. Но участковый терапевт без снимка отказывалась давать направление к нужному специалисту.
— Для меня это было шоком, — говорит девушка. — Всегда считала, что туберкулезом болеют только заключенные. А я вся такая домашняя, белая и пушистая. Не пила, не курила. Да и особых проблем со здоровьем у меня не возникало, чувствовала себя отлично. Лишний вес у меня был, а я думала, что при туберкулезе первый признак — стремительная худоба. Возможно, заболела на работе. Я юрист, и ко мне на консультацию часто приходят люди с улицы. Медсправку у каждого ведь не спросишь.
История вопроса
Туберкулез — один из самых старых недугов, известных человечеству. На Руси болезнь называли чахоткой. Возбудители — Mycobacterium tuberculosis (МБТ), известные как палочки Коха, по фамилии немецкого ученого, который их открыл. Во времена СССР казалось, что болезнь практически побеждена. В 1918 году в Советском Союзе была создана противотуберкулезная служба. Действовала сеть специализированных диспансеров, санаториев. Была обеспечена всеобщая вакцинация БЦЖ, с 1952 года — ежегодная туберкулинодиагностика (пробы Манту). Контроль лечения достигался тем, что пациентов госпитализировали в стационар. В 1960 году вышло постановление Совета министров СССР, в соответствии с которым больные получили право на оплату 10 месяцев нетрудоспособности. В течение года (столько могло продлиться стационарное наблюдение) за пациентами должно было сохраняться рабочее место. Также пациенты получали право на дополнительную жилую площадь. И это дало свои результаты.
В 1991 году заболеваемость туберкулезом в стране не превышала 34 случаев на 100 тысяч граждан. В 1950-м этот показатель был почти в два раза больше. Однако после распада СССР в бывших советских республиках началась эпидемия этой инфекционной болезни. В России заболеваемость в 2000 году выросла в три раза — 90,7 случая на 100 тысяч. Причины разные. С одной стороны — проблемы в здравоохранении, недостаток финансирования и лекарств. С другой — социальная депрессия, приток мигрантов.
Эксперты утверждают, что наблюдается и связь роста заболеваемости с волнами экономических кризисов. В 2010 году туберкулез у безработных регистрировался в 22 раза чаще, чем у занятых. Палочкой Коха инфицированы 8 из 10 россиян к 18 годам. У большинства бактерии мирно дремлют. Но если человек переживает жизненные неурядицы и у него снижается иммунитет, микобактерия просыпается и атакует.
Сейчас общая заболеваемость в России падает. По сравнению с пиковым 2008 годом, количество выявленных за год случаев снизилось на 37,4 процента. Уменьшается и смертность: по данным Минздрава, на 15-17 процентов в год — быстрее, чем в других странах, где этот показатель составляет 2,2-6,5 процента.
Опыт регионов
Фтизиатры надеются, что одним из главных способов спасения от туберкулеза сегодня станет точная диагностика. Особенно у детей.
Последние 100 лет скрининг туберкулеза проводился с помощью пробы Манту. Препарат туберкулин вводился внутрикожно, а через несколько дней оценивалось уплотнение в месте инъекции. Но у врачей к Манту накопилось много претензий. Главная — туберкулиновая проба слишком часто ошибается и дает ложноположительный результат. Так, Манту будет положительная у тех, кому ранее была сделана прививка от туберкулеза, БЦЖ. А это практически все дети. Проба также реагирует на наличие аллергенов в организме: съел ребенок накануне апельсин или шоколадку — «пуговка» больше, чем нужно.
— Раньше всех детей с подозрительными реакциями Манту на всякий случай лечили, — говорит главный фтизиатр Приволжского федерального округа, завкафедрой фтизиатрии и пульмонологии Казанской государственной медицинской академии Равиль Валиев. — Им приходилось минимум три месяца принимать препараты. И чаще всего не один, а несколько. Все эти лекарства в определенной степени обладают побочными эффектами. Детей отрывали от семей. Для лечения и последующей реабилитации они по полгода жили в санаториях. Сами понимаете, какая психологическая травма была у ребенка. А потом появился Диаскинтест. В Татарстане мы начали его использовать с 2009 года. Он полностью исключил «двоякие» ситуации. Он позволяет обнаружить туберкулез на таких ранних стадиях, когда традиционные методы вообще его не видели.
В Ярославской области Диаскинтест в исследовательских целях также применяют с 2009 года. Врачи настояли, чтобы в регионе была возможность делать детям одновременно две пробы — и Манту, и Диаскинтест. Чтобы можно было понять особенности методов.
— Результаты нас ошеломили, — говорит главный детский фтизиатр Ярославской области Людмила Васильева.
В 2009-2015 годах в регионе был выявлен 51 случай туберкулеза у ребят 5-6 лет. При этом Манту выглядела подозрительной только у 42 человек. Среди детей 7-11 лет обнаружено 93 случая туберкулеза. Реакция Манту вызывала сомнение у 19. В группе подростков 12-14 лет оказалось 62 больных. По пробе Манту требовали дообследования только 9 человек.
— Через несколько лет у этих повзрослевших детей, у которых вовремя не нашли болезнь, был бы уже совсем другой туберкулез с массивным поражением, — рисует мрачную картину Васильева. — И, возможно, они бы стали источником заражения для кого-то еще. Один нелеченый туберкулезный больной способен заразить 10-15 человек. Сейчас мы проанализировали ситуацию со взрослым туберкулезом в регионе. Он снижается в эти два года благодаря тому, что мы точечно и вовремя вылечили всех детей.
Людмила Васильева утверждает, что с экономической точки зрения новая система себя также оправдала.
— Мы специально подсчитали, что Диаскинтест ежегодно экономил Ярославской области 25 миллионов рублей, которые раньше тратились на дообследование здоровых детей после оценки результатов Манту, — добавляет врач. — И, как ни странно, я считаю, что в дальнейшем прицельная диагностика поможет победить супербактерии. У фтизиатров есть мнение, что благодаря ложноположительной реакции Манту назначалось огромное количество препаратов детям, которые в них не нуждались. Это также способствовало появлению устойчивых форм туберкулеза.
Ненужные споры
В этом году приказом Минздрава скрининг Диаскинтестом начал внедряться для всех детей старше 8 лет. Это спровоцировало выход серии публикаций в прессе и интернете о том, зачем убирать пробу Манту: хоть у нее и много недостатков, зато все к ней привыкли. Сторонники применения туберкулина говорили, что внедрение новой диагностики может привести к эпидемии чахотки. А эксперты, критиковавшие новый порядок диагностики, якобы по этой причине лишились своих постов. В частности, Константин Пучков, ныне главный врач Областной туберкулезной больницы города Выборга. Но он, в свою очередь, заверяет, что его уход из Московского научно-практического центра борьбы с туберкулезом связан с масштабной реорганизацией учреждения и сокращением его должности. Пучков несколько лет вместе с коллегами исследовал эффективность Диаскинтеста. В его результативности он не сомневается. Единственное, за что опасается, — как новый скрининг переживет внедрение в массовую поликлинику.
— Этот диагностический препарат использовался нами в специализированных туберкулезных диспансерах подготовленными специалистами, — пояснил он. — Там было высокое качество.
В то же время профессор Маргарита Шилова, член научного совета НИИ Фтизиопульмонологии ПМГМУ имени И.М. Сеченова, критикуя Диаскинтест, апеллирует к данным 2015 года о росте заболеваемости детей в 64 регионах страны на фоне внедрения в практику Диаскинтеста. Но, согласно официальной статистике Центрального научно-исследовательского института организации и информатизации здравоохранения Минздрава, увеличение наблюдалось лишь в 22 регионах, где новая диагностика тогда еще не применялась в качестве скрининга. Редакции не удалось связаться с Шиловой, но мы смогли поговорить с ее старшей коллегой из Сеченовки.
— Это совершенно необоснованные заявления, — не согласна Анастасия Самойлова, заместитель директора по науке НИИ фтизиопульмонологии Первого МГМУ имени И.М. Сеченова. — Диаскинтест — шаг вперед по сравнению с Манту. И это не голословно. Российскую разработку заметили в мире. К нам уже обращаются представители многих стран с предложением о сотрудничестве.
Заведующий кафедрой фтизиатрии и пульмонологии Уральской медицинской академии Юрий Чугаев с коллегами согласен. Он также считает, что проба Манту устарела.
— Для бесплатных плановых проб используют два препарата: туберкулин (открыт в конце XIX века) и аллерген туберкулезный рекомбинантный (Диаскинтест), открытый в первом десятилетии XXI века. Недостаток туберкулина как диагностикума — его низкая специфичность. Я считаю переход на новый метод выявления туберкулеза у детей и подростков от 8 до 17 лет правильным, — подчеркнул основатель российской научной школы детской фтизиатрии. Профессор Чугаев также добавил, что одно из неоценимых преимуществ Диаскинтеста — это его способность найти даже скрытую инфекцию. Проба Манту не видела латентный туберкулез, который впоследствии переходил в опасную открытую стадию.
Неделю назад в «Российской газете» была опубликована статья председателя Конституционного суда России Валерия Зорькина, в которой он заявил о некоторых недостатках Конституции страны, и предложил точечные изменения. В экспертном сообществе и Telegram обсуждают, не означает ли это скорую конституционную реформу, хотя в Кремле от такой идеи открещиваются. «Лента.ру» поговорила с одним из авторов действующей Конституции Сергеем Шахраем о практике «точечных изменений», настоящих и мнимых «перекосах» во власти и нападках на статью о запрете государственной идеологии.
«Диагноз правильный»
«Лента.ру»: Сергей Михайлович, с подачи Валерия Зорькина мы начинаем отмечать 25-летие конституции немного раньше. Что думаете о статье?
Сергей Шахрай: Статья председателя Конституционного суда не могла не вызвать огромный интерес. Я выделил в ней два момента. Первый, который я безусловно поддерживаю, — о том, что Конституцию нельзя менять в моменты кризиса. Об этом надо помнить всегда. В данном случае он говорит о санкционном давлении, о международной изоляции, которая отзывается и внутри страны. Когда страна находится в кризисе, экономическом или политическом, категорически нельзя трогать текст конституции. Мы в 1992 и 1993 годах на своей шкуре это испытали. Тогда в Конституцию было внесено 400 с лишним поправок, поправки стали формой политической борьбы, и все закончилось эпизодом гражданской войны.
И еще одно, с чем надо согласиться — это то, что творческий потенциал этой конституции не в полной мере использован.
А дальше начинается вторая часть, в которой Валерий Дмитриевич пишет о необходимости точечных поправок. Это его формулировка. И приводит известные блоки: баланс между президентом и правительством, исполнительной и законодательной властью, баланс между центром и регионами, и также он говорит о взаимоотношениях администрации президента и правительства.
Диагноз правильный. По этим линиям существует напряжение, и оно всегда будет существовать. Это политический процесс, процесс борьбы. Но предлагаемые Валерием Дмитриевичем варианты решения — неправильные. Он сразу предлагает поправки к Конституции.
Точечные.
Даже если с этим прилагательным. Мы с Сергеем Сергеевичем Алексеевым (также автор действующей Конституции; скончался в 2013 году — прим. «Ленты.ру») заложили в тексте Конституции политические инструменты саморазвития, совершенствования, настройки балансов.
Например, о правительстве принят специальный конституционный закон. Статус администрации президента можно также урегулировать законом. С одной стороны, этот статус будет подкреплен, а с другой — ограничен.
То есть, принятие федерального или конституционного закона позволило бы не трогать текст Конституции.
Да.
Можете привести еще какие-то примеры, когда принятие законов позволяло оставить главный документ страны в прежнем виде?
Например, с 1993 по 2000-2001 годы, в отсутствие федерального закона, активно использовались договоры между федеральным центром и субъектами. Когда был накоплен опыт — был принят федеральный закон о принципах разграничения предметов ведения и полномочий. Закон ограничил договорную практику и в то же время сделал ее законодательно урегулированной.
Вот это, кстати, подталкивает нас к следующему моменту. Глава Конституционного суда считает, что нужны точечные поправки для урегулирования отношений центра и регионов. Вот тут уж точно не нужны поправки! Открываем статью 76 Конституции, и там написано: по предметам ведения Российской Федерации и субъектов принимаются федеральные конституционные законы и федеральные законы. С помощью них и может происходить балансировка. Не надо принимать поправки к Конституции, чтобы решить, кто регулирует вопросы ценообразования на семечки подсолнечника.
«Парламент изобретен не для законов, а для контроля за деньгами»
И третий момент. Отношения парламента, законодательной и исполнительной власти. У всех общее место: «у нас полномочия парламента обрезаны». Но вопрос ведь в чем? Если в стране отсутствует многопартийная система (а у нас, пусть никто не обижается, многопартийной системы еще нет, и «Единая Россия» — это не партия, а политический механизм власти, и Компартия, и «Справедливая Россия»; мы будем считать их протопартиями, клетками, из которых что-то когда-нибудь вырастет), когда нет партийной конкуренции и партийного контроля оппозиции за властью, отдавать полномочия парламенту — это хуже, чем пилить сук, на котором сидишь. Это то же самое, что выбрасывать власть в мусорную корзину.
Давайте повышать полномочия парламента по мере создания многопартийной системы. Это аксиома.
Вообще, парламент изобретен человечеством, в частности, англичанами, уже 900 лет назад, не для законов. Он изобретен для контроля за деньгами правительства, то есть за деньгами налогоплательщиков. У нашего Федерального собрания обширнейшие возможности для контроля за расходованием денег правительством, и сегодня бывший министр финансов Кудрин возглавил счетную палату. Счетная палата — это орган парламента, который ему дала Конституция.
Не новые законы надо принимать, а освоить рычаги принятия решений. С развитием интернета и технологии блокчейн мы скоро будем принимать законы на федеральных и местных референдумах. Возникнет вопрос, а зачем тогда парламент? Можно будет в течение часа не то, что проголосовать за закон, а оформить его. Блокчейн исключит злоупотребления и фальсификации.
Тогда у парламента снова будет такая же роль, как 900 лет назад — контроль за расходованием наших денег.
Все эти механизмы были заложены в Конституцию еще при ее написании. У меня лежит в папке проект закона о Федеральном собрании, об администрации президента, о расширении контрольных полномочий парламента. Когда-нибудь мы к этому придем. Поправка — это расшатывание системы, конституционный закон — это ее укрепление. Ну и у Валерия Дмитриевича и его коллег есть такой инструмент как толкование. По юридической силе толкование даже выше поправки в Конституции.
Итог этого всего: диагноз правильный, лекарство — нет.
«Шла политическая бодяга»
Те проекты законов уже давно лежат у вас в папке? Что-то из этого готовилось параллельно с Конституцией?
В 1993 году этих документов быть не могло. Но каждый из них был заложен нами с Сергеем Сергеевичем как набор инструментов для развития Конституции, как перечень документов, необходимых для ее реализации.
Конституция, если обратите внимание, это очень небольшой по объему документ, и принимался он в трагический момент. Часто ее рассматривают как документ, фиксирующий, оформляющий, отливающий в бронзе сложившийся баланс политических сил. Конституция как итог. Есть конституции, которые являются очень хорошим форматом договора общественного согласия. Например, это конституция Испании. У нас в октябре 1993-го никакого общественного согласия не было. Был эпизод гражданской войны в столице нашей страны. И в этих совершенно неклассических условиях Конституция не могла играть роль фиксатора и не могла быть договором общественного согласия.
Поэтому мы с Сергеем Сергеевичем решали абсолютно нетривиальную задачу — как сделать документ, который из хаоса, как Lego, начнет собирать новое государство и новое общество. Нельзя было прописать полномочия правительства — конфликт! Нельзя было принять детальное решение о том, какие полномочия у центра, а какие у регионов — снова конфликт! А что можно было сделать? Можно было закрепить базовые принципы и дать инструменты. Мы так и сделали.
То есть, в тот момент это был некий идеал, который бы устроил всех.
Правильно. Мы называли это образ желаемого будущего. Федерализм у нас должен быть кооперативным. То есть федерализм, основанный на сотрудничестве центра и регионов, поэтому очень объемная статья 72-я. Это предполагает наличие споров, конфликтов. Чтобы их не было — обращение в Конституционный суд, принятие конституционного закона, или заключение договора между субъектами. Мы дали полный набор инструментов, чтобы найти гармонию, не разваливая конституцию и не внося поправки.
Но готовились ли параллельно с Конституцией какие-то законы «наперед», на случай непредвиденных обстоятельств?
«Наперед» были готовы законы о референдуме (он уже был, но мы его привели в соответствие с Конституцией), конституционный закон о правительстве, конституционный закон о чрезвычайном положении и закон о Конституционном суде. Стержнем всей Конституции является как раз Конституционный суд, это ее ангел-хранитель.
С 1993 по 1997 годы из-за политического противостояния в Думе, где у Геннадия Андреевича Зюганова частенько было большинство, законы не принимались вообще. Шла политическая бодяга.
То есть, борьба против Ельцина.
Да, импичмент — не импичмент, распустить — не распустить… Ни налоговые законы, ни о местном самоуправлении, ни об организации власти в субъектах… Конституционный суд в этих условиях фактически играл роль законодателя. Он выносил решение о том, как должна быть построена власть в Алтайском крае или в Удмуртии.
Тогда спорили, депутаты должны избирать губернатора или население. Слава богу, суд и тогда решил, и сейчас мы вернулись к тому, что губернатор должен избираться населением.
По сути, Конституционный суд своими решениями подталкивал депутатов. Ребят, если вы не будете принимать законы, все решат суд и президент. 30 апреля 1996 года появилось решение Конституционного суда о том, что, если парламент не принимает законы, могут появляться указы с силой закона. Депутаты тогда быстро начали работать, потому что паровоз уходил без них.
«Как только мы запишем государственную идеологию, идеология умрет»
Если вернуться к статье Зорькина. Там фигурирует словосочетание «Живая конституция». Что под этим нам надо понимать? Не тот ли это случай, когда конституцию подстраивают под сиюминутные нужды власти?
Наша Конституция специалистами всего мира оценена очень высоко. После нашей Конституции появилась куча работ о саморазвивающихся конституциях. Это когда документ зацементировал базовые правила, фундамент, но дал возможность стены, окна, крышу делать в зависимости от ситуации. «Саморазвивающаяся конституция» — это широко принятый юридический термин.
Валерий Дмитриевич сказал о том же самом, только языком, понятным читателю.
Значит, изменять Конституцию все же можно.
Развивать. Сколько раз мы меняли принципы формирования Совета федерации? Раза три точно. Но Совет федерации, как палата, остался, как орган, представляющий интересы субъектов он тоже остался. Но это были прямые выборы, с 1993 по 1995 годы. Это были первые лица: губернатор и председатель заксобрания. И, кстати говоря, именно эту модель мы закладывали. Потому что задача Совета федерации — не придумывать законы, а согласиться или нет с тем, что предложила Дума, пропустить это через себя. И первое лицо брало на себя обязательство в своем регионе этот закон реализовать.
Когда, кстати, президент Ельцин в конце своих полномочий, как известно, болел, и бывал недееспособен, роль коллективного президента сыграл Совет федерации. Аккуратно и мудро руководил Егор Строев: притормаживал Госдуму, страховал президента, поддерживал Примакова в правительстве.
Когда в Совете федерации появились не первые лица, а представители, то сразу значение органа упало. Полномочия остались — авторитет исчез. Этот баланс между полномочиями и авторитетом у нас постоянно дышит.
Другая часть статьи Зорькина — о двухпартийной системе. При чем тут Конституция?
Всем бы хотелось стабильную политическую систему, а это предполагает, как минимум, две партии — одна у власти, другая в оппозиции. Напомню 96-й год. Партия «Наш дом Россия» Черномырдина и партия, которую возглавил Иван Рыбкин, это была попытка сконструировать двухпартийную систему. Борис Николаевич тогда так и сказал.
Но нельзя формировать двухпартийную систему в кабинете президента. Ее нельзя записать в Конституцию. В смысле, написать-то мы можем что угодно, но это то же самое, что пытаться закрепить в Конституции понятия любовь, мораль, религия. Есть вещи, которые от закрепления в Конституции только потеряют смысл. Как только мы попытаемся зафиксировать в Конституции двухпартийную систему, это станут не партии, а органы: орган правящей партии и орган оппозиционной партии. Нельзя, нельзя. Эти вещи должны сами вырасти. Валерий Дмитриевич озвучил желаемую модель, которая, конечно, помогла бы стабилизации общества. Но ее нужно вырастить.
Были ли в самом начале попытки закрепить в Конституции баланс политических сил или политический курс?
Нет. Наоборот, посмотрите, как сейчас атакуется наша статья 13-я о запрете государственной идеологии. Как только мы запишем государственную идеологию, идеология умрет. Как только мы запишем ведущую роль одной партии, одной религии — конец партии, конец религии. За эти вещи нужно постоянно бороться, и не с помощью финансовой поддержки из бюджета, а с помощью своего авторитета, через работу с людьми. Природа явлений не может быть изменена юридическим оформлением. Скорее наоборот. А особенно у нас.
Как раз в статье главы Конституционного суда создается впечатление, что под словами «идеи солидаризма» подразумевается государственная идеология. Не о ней ли он говорит?
О ней. Его в хорошем смысле распирают идеи, он хочет хорошего своей стране. Когда идеи Зорькина станут всеобщими, тогда, поверьте, нужны будут не точечные меры, а какие-то другие. Он же сам пишет, что в обществе нет согласия. Его действительно нет. Когда общество по определенным линиям расколото, в этот момент изменения конституции приведут только к еще большему расколу. Это показывает опыт нашей страны.
Почему, на ваш взгляд, именно к части про идеологию так часто цепляются те, кто хочет изменить конституцию? И еще — за часть про религию.
Мое мнение — это от слабости. От неумения вести дискуссию. Это попытка прикрыть свои слабости нормой закона, и, соответственно, аппаратом государственного принуждения. Я не могу отстаивать свою идеологию каждый день, я проигрываю дискуссию за дискуссией, давайте мою идеологию запишем в Конституции.
И если мы запишем в Конституции, что православие — главная религия страны, мы большего вреда православию просто придумать не сможем. Мы же в России живем! Мы не любим, когда нам что-то навязывают.
«Система работала на 103 процента, когда премьером был Примаков»
Из слов главы Конституционного суда можно сделать вывод, что наша жизнь не дотягивает до того образа, который записан в Конституции. Вы согласны?
Из-за того, что мы не дотягиваем до стандарта социального государства, это статья 7 Конституции, хотя эта статья заставляет Конституционный суд принимать массу решений в налоговой сфере, в бюджетной сфере, в защите разных социальных групп… И если мы признаем, что да, не дотягивает, и сделаем вывод, что надо понизить стандарт, и тогда станет дотягивать, но нам это надо? Такая жизнь нафиг никому не нужна.
Сейчас написано, как должно быть. Это образ желаемого будущего, и к нему надо стремиться.
Во-вторых, смотрите. В любой религии есть базовые заповеди: не убей, не укради, не прелюбодействуй. Но в жизни все не всегда так. И что, нужно поменять заповеди? Надо, наоборот, совершенствовать человека, его душу, и за него бороться. Так и здесь. Вместо того, чтобы менять стандарты Конституции, лучше заставлять правительство, общество на эти стандарты работать.
Из Конституции следует, что ни один орган не должен обладать всевластием. Чуть ли не с этих слов ваш коллега Сергей Алексеев начинал свое выступление на Конституционной комиссии. Но ведь до этого мы тоже, мягко говоря, не дотягиваем?
Это вопрос баланса, вопрос разделения властей. Французские классики идеологи-революционеры писали, что диктатура парламента хуже диктатуры одного человека, например, Наполеона. Поэтому и придумали баланс: за правительством должен следить парламент, за парламентом следить избиратели, и не избирать заново неустраивающих депутатов, за теми и другими должен присматривать Конституционный суд. То есть, ни те, ни другие не имеют всей полноты власти. И это нас защищает от скатывания в диктатуру.
Над нашим президентом есть Конституционный суд. Сколько раз он обрезал полномочия президента, сколько раз отменял указы президента…
1995, 1996, 1997 годы — Госдума и Совет федерации двумя третями голосов принимали тот или иной закон, допустим, о возврате ценностей после Второй Мировой войны, о запрете возвращать что-либо Германии. Понятно, что мы поругаемся со всей Европой, и президент против. Парламент проголосовал, и он обязан подписать, потому что об этом сказал Конституционный суд. Обратная история — указ президента об объединении силовых министерств Конституционный суд отменил. Это было в 1992-1993 годах. И таких примеров наберется на несколько листов.
А в новейшей истории? В XXI веке?
Наверное, самое свежее — это дискуссия о верховенстве норм международного права и Конституции. Парламент принял такое своеобразное решение, и Конституционный суд высказался. У нас международные договоры ратифицируются федеральными законами. Над федеральными законами есть еще два этажа — конституционный закон и сама Конституция. Поэтому норма международного права не может быть выше Конституции. Мы суверенное государство.
Мы, как любое государство, обязаны подчиняться нормам международного права, это статья 15 конституции, в случае, если это устраивает Россию. И есть механизм: если нас что-то не устраивает, мы можем денонсировать договор. Это, пожалуй, самый свежий пример того, как дискуссия была решена Конституционным судом.
За это нашу страну как раз часто критикуют. За то, что не исполняются какие-то решения ЕСПЧ.
Ну, это никуда не годится. Если мы ничего не опротестовали, то надо исполнять. Либо выходить из договора. Мы добровольно вписались в эту систему. Масса должностных лиц говорят, давайте в этом плане отменим 15-ю статью Конституции.
Когда Конституция только создавалась, были те, кто выступал против верховенства международных норм права?
Нет, тогда такой дискуссии не было.
Тогда, вероятно, у страны были совершенно другие проблемы, и никто не думал, что Россия окажется в таких условиях, как сейчас.
Тогда это считалось аксиомой. И к этому должно вернуться.
И к вашему вопросу о балансе. У нас не американская модель, у нас президент не возглавляет исполнительную власть. У нас исполнительную власть возглавляет правительство. И эта система работала на 103 процента, когда премьером был Примаков. Ведь управлять надо уметь, а у нас многие премьеры прячутся за спину президента. Зачем брать на себя непопулярные решения? Авторитет у президента, уважение и власть — тоже у него.
Примаков не прятался, сам решал. Это было правительство, которое небольшой период времени полностью соответствовало Конституции.
И должны быть органы, которые не относятся ни к законодательной, ни к исполнительной, ни к судебной ветви власти. Центральный банк, например. Или прокуратура.
Но ведь была поправка, которая дала президенту право назначать прокуроров. Перекос произошел.
Нет, прокуроров назначает Совет федерации.
По предложению президента.
Да. В конституционном праве это принцип двух ключей. Полномочий президента недостаточно. Он может назначить на месяц исполняющего обязанности, но должен поддержать парламент. Полномочий парламента недостаточно, чтобы поймать на улице дядьку и назвать его генеральным прокурором. Принцип двух ключей гарантирует независимость… Ну, относительную независимость генерального прокурора, судьи, счетной палаты. Органы специальной компетенции — они все рождаются как дети законодательной и исполнительной власти и не подчиняются в полной мере ни тому, ни другому.
А президент у нас выведен из исполнительной власти. Как я говорил, у нас не американская модель. У нас реализована модель Михаила Михайловича Сперанского, 1809 год. Это модель, при которой глава государства текущую власть не осуществляет, а является арбитром, должен рассматривать споры, обеспечивать баланс, стабильность государственной власти. Мы с Сергеем Сергеевичем называли это российской моделью британской королевы. В одном наша модель в конституционном совещании была перекошена — президента наделили правом издавать нормативные указы.
«Чем хуже становится ситуация, тем больше мы хотим поменять Конституцию»
Вы говорили об ослаблении роли Федерального собрания. Это не перекос?
Это не я говорил. Я процитировал либеральных политиков. Валерий Дмитриевич сказал более завуалированно, нарушен баланс между законодательной и исполнительной властью. Я объяснил: роль парламента может и должна быть выше, когда в стране есть многопартийная система. Когда есть политическая система, и оппозиция может присматривать за финансами находящейся у власти партии. По Конституции такая возможность у нас есть. Давайте ей пользоваться.
И давайте вернем губернаторов в Совет федерации.
И вернем первых лиц в Совет федерации, да. В этом плане есть перекос. Как я уже говорил, у нас авторитет и полномочия оказались в разных ветвях власти. Первые лица регионов сидят в Госсовете, но там они — авторитетные люди без полномочий. В Совете федерации сидят люди с полномочиями, но никому не известные.
Так мы можем реально повысить роль Федерального собрания, а значит и парламента в целом, без изменения Конституции. Это надо делать немедленно, тем более в такой кризисной ситуации. В середине 90-х сильный Совет федерации спас страну. Это принцип федерализма и принцип разделения властей.
Но ведь это — в идеальном мире, где есть честные выборы губернаторов, где нет по крайней мере муниципальных фильтров.
Согласен, все муниципальные фильтры нужно отменять. Но, согласитесь, это не имеет никакого отношения к тексту Конституции.
Мы вообще удивительная страна. Чем хуже становится ситуация, тем больше мы хотим поменять Конституцию. От этого лучше не станет.
Часто ли вам звонят и спрашивают, Сергей Михайлович, а что если мы вот в этом месте вот так поправим?
Были активные консультации, они касались и дискуссии о том, что выше, норма международного права или норма Конституции. Я и в администрации, и в правительстве, и выше — объяснял то, что сейчас объяснял вам. Они пошли путем решения Конституционного суда.
По формированию Совета федерации тоже. По Калининградской области. Я показывал, что по статье 66-й есть механизм закрепления особого статуса этого региона.
Или, например, каждые 12 лет у нас происходит дискуссия: много или мало у нас субъектов федерации? Сейчас правительство выкатило очередной документ, что надо создать 14 мегарегионов. И в ноябре это решение будет принято. А почему 14? Есть критическая масса, после которой страна распадается. Если субъект федерации становится настолько богатым и великим, что ему становится не нужна общая страна, поверьте, он найдет момент политического кризиса и способ из страны выйти. Субъектов должно быть много, больше 50-60, должен быть смысл жить вместе. Это философия государственного устройства.
Моя любимая идея — о местном самоуправлении. Там должны голосовать только налогоплательщики. Не пенсионеры, не дети, школьники, студенты, которые еще не работают. Почему? Потому что местное самоуправление — это решение задач местной жизни под свою ответственность, за свои деньги. Это заложено в Конституции, но не реализовано. Поверьте, мы к этому придем.