Депутаты и чиновники в честь 8 Марта осыпали россиянок комплиментами и поздравлениями. Лидер ЛДПР Владимир Жириновский добавил ложку дегтя, напомнив женщинам о домашних обязанностях. За что прекрасной половине доставалось от него и других депутатов — в материале «Ленты.ру».

К поздравлениям с Международным женским днем политики постарались подойти нестандартно. Губернатор Нижегородской области Валерий Шанцев записал видео в стиле интернет-флешмоба Mannequin Challenge, в котором по сценарию помогает девушкам и молодым людям подготовиться к празднику. Его коллега из Кировской области Игорь Васильев прочитал представительницам стихи собственного сочинения, в авторстве которых, правда, усомнились пользователи интернета. Мужчины Тюменской гордумы устроили для женщин целое представление со стихами, ариями из мюзикла «Нотр-Дам де Пари» и костюмированными сценками.

В федеральном парламенте все прошло скромнее и официальнее. Спикер Госдумы начал пленарное заседание с поздравления женщин и предостерег мужчин-коллег от того, чтобы вмешивать политическую составляющую. «Каждый, безусловно, будет под своим углом зрения рассматривать этот вопрос, — отметил Вячеслав Володин. — Давайте мы от души женщин поздравим — без политики».

Освободите от борщей

«Поздравим и напомним — а вечером все равно надо варить борщ и кормить своих мужей», — продолжил тут же Жириновский, намекнув на прошлогоднюю жалобу коммунистки Тамары Плетневой. В конце затянувшегося на пару часов вечернего заседания депутат заявила, что женщинам-парламентариям «надо еще домой прийти и мужей покормить». Через пару месяцев Плетнева, правда, признала, что зря злилась на переработки.

По мнению Жириновского, целый выходной в честь Международного женского дня, — это слишком. В 2015 году его фракция внесла в Госдуму законопроект, который переводит 8 марта в разряд рабочих дней.

Впрочем, прекрасной половине от лидеров ЛДПР доставалось и похлеще. Весной 2014-го депутат накинулся на представительницу СМИ с оскорблениями. «Сюда иди тоже, журналистка! Давай я произнесу, а ты (подчиненный Жириновского) подбегаешь и начинаешь ее жестко насиловать», — выкрикивал политик.

Однопартийцы Жириновского впоследствии заявляли, что он разнервничался из-за прописанных ему лекарств. Закончилась история тем, что руководство Думы решило демонтировать посвященную лидеру либерал-демократов выставку и обязало его извиниться перед прессой.

Против истребления мужиков

Депутат тюменской городской Думы, член ЛДПР Игорь Ракша предлагал вообще запретить женщинам носить откровенные наряды. Причем, как ни странно, чтобы обезопасить не дам, а сильную половину человечества. «Пора законодательно запретить оголяться женщинам и показывать всем свои пупки и декольте, ибо ведет это к истреблению мужиков!» — писал он на своей странице в Facebook.

К сокращению мужского населения, по мнению политика, в частности, могут привести опасные заболевания. «Часто возбуждающийся, но неудовлетворенный мужчина получает изнутри своего организма такую канцерогенную, разрушительную атаку, которая и приводит к онкологическому исходу», — отмечал избранник.

Через несколько месяц депутат решил лично проинспектировать город на предмет «безнравственных и вульгарных девушек». Найти таковых, по его признанию, не удалось. «Прошло время, настало лето, а вульгарные пуза исчезли с наших улиц! Победа?» — спрашивал он.

Мужчины в комментариям интересовались у парламентария, «что он курит», другие пытались навести избранника на мысль о том, что разрешить оголять живот надо только красивым женщинам. В свою очередь, женская половина населения объяснила борцу за нравственность, что «пупки исчезли» не из-за его стараний, а потому что сменилась мода.

Эмоциональная оценка

Чуть больше года назад тогда еще депутат Госдумы (а ныне — советник директора Росгвардии) Александр Хинштейн проявил повышенное внимание к директору комбината питания №4 управделами президента, обслуживающего Думу. А точнее — к ее фотографиям в соцсетях, которые он разместил и в своем Twitter. Наряды нового директора более или менее умещались в рамки приличий, но показывали, что своих шикарных форм она не стесняется.

После репостов Хинштейна одни восхищались формами и нарядами женщины, другие советовали Хинштейну заняться законотворческой деятельностью вместо того, чтобы лезть в чужую личную жизнь. Чем депутата так привлекла глава комбината, осталось загадкой. «Я их выложил, а дальше пусть каждый делает свои выводы сам, — говорил он. — Я считаю, что каждый должен самостоятельно и эмоционально дать оценку того, что он увидел».

Поступок Хинштейна осудила писательница Мария Арбатова, назвав его сексистским. «Хинштейн вступает в сорокалетие, это такое чисто климактерическое возбуждение — а вот мы тут, мальчишки, посмотрим между собой на голые сиськи. Но это некрасиво! В цивилизованной стране это обсуждалось бы комиссией по этике», — заявляла она. Арбатова также призывала женщин-депутатов вынести ноту протеста в связи поступком коллеги.

Отчитывать парламентария в итоге никто не стал. И даже премии «Сексисты года», несмотря на ожидания пользователей интернета, Хинштейн не удостоился.

«Гармажопова» VS «Депутат-расческа»

Едва ли не единственный депутат, которому так или иначе досталось за нападки — вице-спикер Законодательного собрания Санкт-Петербурга Анатолий Дроздов. Корреспондент «Новой Газеты» Александра Гармажапова утверждала, что парламентарий оскорбительно видоизменил ее фамилию (до «Гармажоповой»), а затем ударил дверью и выбил из рук смартфон. Журналистка в ответ назвала депутата «расческой» — он получил это прозвище после того, как якобы пытался с помощью расчески просунуть в избирательную урну пачку бюллетеней.

За Дроздова пришлось отдуваться руководству «Единой России», причем на федеральном уровне. «Я как первый заместитель руководителя ЦИК партии «Единая Россия» и просто как мужчина приношу свои извинения Александре Гармажаповой и, безусловно, считаю, что оскорблять женщин непозволительно ни при каких обстоятельствах», — заявил после инцидента Константин Мазуревский.

Депутат-единоросс Евгений Ревенко вместе с тем подчеркивал, что и Гармажапова тоже показала себя неэтично. Журналистка и сама через неделю после случившегося признала, что «в конфликте с Дроздовым вела себя не совсем корректно». Однако извиняться перед депутатом отказалась, как и он перед ней. Нежелание попросить прощения у оскорбленной женщины особенно возмутило депутата Госдумы Ольгу Баталину. Она понадеялась, что коллеги Дроздова по заксобранию объяснят ему, почему подобное поведение недопустимо.

В том же месяце городской парламент решил создать комиссию по этике. Отмечалось, что поводом для этого стал как раз случай с измененной фамилией и выбитым из рук смартфоном. Причем одним из авторов постановления о создании комиссии стал сам Дроздов.

Землю в садоводческом товариществе «Ветеран» в 1981 году выделили не просто фронтовикам — шестью сотками поощрили самых активных участников Советского комитета ветеранов войны. Тех, кто помогал своим однополчанам, заботился о боевых товарищах, оставшихся без поддержки, иногда совсем беспомощных. И вот спустя 36 лет их детям предложили снести родительские дома. Фраза «Ваш дом в пределах минимально допустимых расстояний от газопровода» прозвучала как приговор прежней жизни. «Лента.ру» попыталась разобраться, осталось ли в России еще хоть что-то, что способно устоять перед газовой трубой.

Уже не первый год дочерние компании «Газпрома», выигрывая суды всех инстанций, сносят по всей России дома и домики, попавшие в 200-метровую зону безопасности газопроводов. Мол, построили без должных согласований, теперь сносите за свой счет. И это притом, что большинство таких домиков построено задолго до появления «Газпрома» и его «дочек» и на тот момент никаких проблем с оформлением не возникало.

Ситуация СНТ «Ветеран» похожа на многие другие. Границы в свое время утверждены решением исполкома Мособлсовета, согласованы со всеми инстанциями, в том числе с министерством газовой промышленности. Отличает ее, быть может, лишь то, что устав товарищества подписан лично Алексеем Маресьевым — председателем Советского комитета ветеранов Великой Отечественной войны, тем самым настоящим человеком, о котором написал свою повесть Борис Полевой. Но стоит ли сегодня прикрываться былыми заслугами отцов и дедов. Двадцати владельцам домиков в СНТ «Ветеран» пришли письма, суть которых была предельно ясна: сносите, а то хуже будет.

Дали деду за Победу

Ленинградское шоссе, деревня Коськово между Солнечногорском и Клином. Проезжаю ее насквозь, и вот оно садовое товарищество «Ветеран». Полсотни крохотных домиков на таких же крохотных участках построились в две шеренги, аккурат вписавшись в просеку ЛЭП шириной 40 метров. Мало того, поперек поселение разрубает надвое еще одна просека — там где-то под землей в 1963 году был проложен газопровод Конаково.

Шесть соток и домики не более чем пять на пять метров — подарок Родины ветеранам и их семьям, чтобы дышали свежим воздухом и выращивали огурцы в помощь продовольственной программе под тихое потрескивание высоковольтных проводов. Но ни теснота участков, ни крохотные дома не помешали людям полюбить свои дачи, построиться, вырыть колодцы, привезти чернозем и возделать землю. Вырастить детей, растить внуков.

К моему приезду в середине поселения, как раз на просеке газопровода, собрались человек 15 в возрасте от 20 до 79 лет. Говорить начали разом.

— Эти домики — вся наша жизнь! Мы их строили, мы здесь выросли, здесь растут наши дети!

— Как же так можно, ведь наше поселение — единственная память о наших родителях, которые горели в танках и самолетах, которые завоевали победу… Это что, такая благодарность?

— Знаете, зачем они заставляют нас снести наши дома? Они о нашем здоровье заботятся. Чтобы, если вдруг взрыв, никого не покалечило. А то, что наши женщины с октября на валокордине, это хорошо для здоровья?! Отобрать у человека половину его жизни — не покалечить?

Предлагаем снести добровольно

Проходим от газовой просеки вглубь поселка. Дорога узкая, условно мощеная — своими силами привозили сюда щебень, асфальтовую крошку, песок. Зато газоны у всех практически выставочные. Тут и там клумбы с цветами. Домики разные — новые и старые. Но те, что остались с начала 80-х (более половины), буквально часть истории. Или щитовые, или из кирпича. На одного собственника участка в те времена разрешалось приобрести одну тысячу штук красного кирпича и пять тысяч штук белого. Если повезет, то в условиях дефицита за несколько лет упорных поисков кирпич можно было, как тогда говорили, достать. И вот они домики из этого кирпича: тысяча красного в цоколе-фундаменте, пять тысяч белого в стенах. Плюс сделанная из досок тарных ящиков мансарда (условно незаконная по тем временам).

Вокруг меня в беседке на одном из участков собирается садовое товарищество «Ветеран»: врачи, юристы, бухгалтеры, инженеры, менеджеры — дети ветеранов, тот самый средний класс, который в нашей стране не совсем понятно, есть или нет. На столе раскладывают документы: акты на право пользования землей, план землепользования, всевозможные решения, уставы и свидетельства. Показывают в документах, что все санитарные нормы — отрыва от источника воды и газопровода — соблюдены и зафиксированы на планах и в актах. Также показывают мне письмо от ООО «Газпром трансгаз Москва», «дочки» ПАО «Газпром», которое получили 20 собственников СНТ «Ветеран».

«Филиал «Газпром трансгаз Москва» доводит до вашего сведения, что земельный участок, владельцем которого вы являетесь, находится в минимальных расстояниях от оси магистрального газопровода-отвода КГМО-Конаково». Далее — продолжительное перечисление статей и законов и вывод: «На основании вышеизложенного предлагаем вам в добровольном порядке устранить нарушения путем демонтажа или сноса строений/сооружений на данном участке. В противном случае Общество оставляет за собой право обратиться в суд с иском о сносе строений, расположенных на вашем земельном участке с нарушением законодательства, с отнесением на вас возможных судебных издержек».

Трубой накрыло

Что касается отношения к проблеме российских судов, никаких надежд на принятие ими стороны домовладельцев не остается. Суды встают на сторону газовиков, даже не вникая в суть вопроса. В сети есть уникальный по своей скрупулезности разбор ситуации, сделанный адвокатом Коллегии адвокатов Тамбовской области Владиславом Климушкиным. Это многостраничная статья, сложная как гроссмейстерская шахматная партия, в которой шаг за шагом автор доказывает, что в законодательстве России не существует никакого правового основания для сноса зданий, попавших в минимально допустимые расстояния от газопроводов, за счет собственников и без компенсации. Если осилите этот материал, обратите внимание на комментарии других адвокатов после статьи. Все как один восхищаются работой коллеги, берут его текст в закладки, но многие замечают, что заставить суды прислушаться к этим доводам все равно невозможно.

Но вернемся на глиноземы «Ветерана». Когда в 1981 году земля, в общей сложности 2,1 гектара, выделялась садоводческому товариществу, минимально допустимым расстоянием до оси газопровода было утверждено 80 метров. Теперь газовики передумали и называют 200 метров вместо 80. Все здания и другие постройки (20 хозяйств), находящиеся внутри дополнительных метров, подлежат сносу за счет владельцев.

— Я, кстати, посчитала, — говорит женщина лет шестидесяти пяти. — Снести и утилизировать мой дом будет стоить полмиллиона рублей. Даже, допустим, до этого дойдет — я что, на пенсию должна это сделать? Или квартиру в Москве продать?

— Газовики требует от нас снести дома, колодцы, пристройки, — говорит юрист, собственник четвертого дома от «трубы» Александр Артемов. — Их главный аргумент — наша безопасность. Но землю у нас не отбирают, возделывать ее разрешено и впредь. Что получается? Они гораздо больше волнуются о безопасности строений, чем о безопасности людей?! На первый взгляд, абсурд, верно? На самом деле, труба наша положена в 1963 году и с тех пор никак не обслуживалась. Эксплуатационный срок у нее — 40 лет со всеми ремонтами, то есть до 2003 года. Опять же, посмотрите на просеку, сколько там упавшего леса — если что, даже техника не пройдет. В силу изношенности оборудования вполне возможна какая-то авария. Мы тут между собой подозреваем, что, случись такая авария, дело будет в размере компенсаций. Если пострадает дом, компенсация может составить гораздо большую сумму, чем если пострадает человек…

— То есть вы понимаете, газпромовским проще выкинуть нас с земли наших отцов и дедов, — собравшиеся снова заговорили вместе, — чем заменить трубу на новую или, допустим, участок трубы возле нашего товарищества закрыть металлической гильзой.

— Как вообще можно требовать снести дома, закрепленные законом в 1981 году на основании закона от 1999 года? Я иногда не верю, что это на самом деле происходит.

Своя вахта памяти

— Не у нас, у моего деда отнимают, — говорит 48 летний Дмитрий Гордеев, — Дмитрия Богомолова, который прошел всю войну, получил несколько ранений, горел в танке и остался без пальцев ног, а после войны, будучи инвалидом, активно работал в Советском комитете ветеранов. Ведь это ему страна дала шесть соток в бессрочное пользование. Это он буквально по дощечке пять лет собирал материал для постройки дома, чтобы оставить что-то после себя детям и внукам.

Как рассказали мне жители «Ветерана», никого из основателей дачного поселка в живых уже не осталось. На момент выделения земли им было по 65-80 лет. Все прошли войну, вернулись с ранениями, орденами и медалями, а потом участвовали в восстановлении страны. А затем строили маленькие домики на своем, наконец-то, клочке земли. Теперь каждый год на 9 Мая здесь проходит местная «Вахта памяти» — жители поселка «Ветеран» собираются вместе, показывают друг другу фотографии отцов и дедов, сканы наградных листов, рассказывают их истории, поют военные песни.

— У нас даже один ребенок войны остался, — подводят ко мне бабу Надю.

— Я родилась на Украине в селе Диканьки, — рассказывает Надежда Хмара 1939 года рождения. — Войну я не очень помню, а вот как мы дом здесь строили, помню хорошо. Отцу моего мужа, ветерану, дали участок. Помню, мы и радовались, и боялись, что стройку не осилим. Потом я ходила проектную документацию утверждать. Дом должен был быть не больше, чем пять на пять в плане, а веранда не больше, чем два на пять. Свекор как инвалид войны встал в очередь на кирпич. Но купить так и не удалось. Зато через знакомых купили щитовой домик. Поставили. Помню, еще нам его никак не хотели утверждать, потому что окна на веранде были больше нормативных…

— Да, мы все в этой стройке участвовали, — добавляют окружающие. — Кому-то 12 лет было, кому-то 40. Домик щитовой, кстати, 2420 советских рублей стоил. При зарплате инженера с 10-летним стажем в 180 рублей.

Если река течет — это кому-то надо

— Вот смотрите, в 2001 году вышло постановление правительства РФ, в соответствии с которым нашему садоводческому товариществу выделили дополнительные земли, — продолжает открывать все новые документы Анна Гордеева, выполняющая сегодня роль секретаря. — Мы их выкупали. За 72 тысячи каждое хозяйство. К своим шести соткам нам разрешили докупить еще шесть соток в сторону леса. То есть администрация Клинского района разрешила выкупить дополнительную землю и провела официальное оформление. Ни о каких минимально допустимых расстояниях от газопровода речи не было. Никаких упредительных документов нам не предъявляли. Почему же теперь эта администрация, к которой мы обращались в последние несколько месяцев и письменно, и устно, просто отказывается с нами общаться? Категорически не выходит на связь, я бы сказала.

— Да-да, никто не хочет нам объяснить, в чем мы виноваты, — снова возмущаются участники собрания.

— Мы ходили к Сергею Миронову из «Справедливой России», он сказал, что знает об этой проблеме, но помочь ничем не может, потому что надо менять законодательную базу. На каком языке он говорил?

— Да хотя бы объяснили нам, в чем опасность? Этот газопровод под автомобильными и железными дорогами проходит. Почему там не опасно, а здесь опасно? В конце концов, мы готовы подписать документы, что опасность осознаем, остаемся в своих домах на свой страх и риск….

Мы разговаривали, смотрели на домики и участки, ходили на просеку, под которой где-то внизу, лежал злополучный газопровод Конаково. Потом люди из товарищества «Ветеран» вместе проводили меня до машины, благодарили, что приехал. Хотелось пожелать удачи, но изученные ранее документы не давали никаких надежд на удачное завершение этой истории — дома наверняка снесут.

Вот выдержка из поста одного адвоката: «Пришлось участвовать в деле данной категории, нарушений со стороны прокурора было не счесть, а весь процесс «в одни ворота», как говорится. Но самое парадоксальное: участки никто не истребует, права не прекращает и пользование не ограничивает. То есть маразм до смешного, не воспрещается сидеть, стоять, лежать, пахать, но не строить! На закономерный вопрос, что опаснее при возникновении аварийных ситуаций на газопроводе, находиться на открытом участке либо за каменным забором в здании, так никто и не ответил».

Очевидно, что судьи, чиновники, местные и федеральные депутаты и иже с ними просто бояться создавать прецеденты и связываться с газовым монополистом. Не по Сеньке, как говорится, шапка. «Газпром» же национальное достояние, а мы кто? Простые люди…

Женщина в красном или сотрудник ФСО — такие споры разразились в сети вокруг фотографии, появившейся во время поездки российского президента Владимира Путина на Валаам. В кадре глава государства открыл заднюю дверь внедорожника, откуда неизвестный (или неизвестная) указывали куда-то в сторону. Качество снимка, появившегося в сети, не позволяло рассмотреть, женская это рука или мужская и что из себя представляет загадочное красное пятно. Версия про сотрудника охраны пользователям сети показалась скучной, а потому сошлись на том, что с президентом на Валаам прибыла потенциальная первая леди. Никакой женщины в красном, как выяснилось позже, в машине не было. Зато неделей ранее президент пообщался с первой леди в белом. «Лента.ру» вспомнила, чем запомнились встречи Путина с женами глав государств и коллегами-женщинами.

«Они [члены команды американского президента Дональда Трампа] в какой-то момент отправили первую леди, чтобы проверить, сможет ли она нас забрать оттуда, но это тоже не сработало», — рассказывал госсекретарь США Рекс Тиллерсон о попытке Мелании Трамп прервать переговоры ее супруга с российским президентом. Первая встреча лидеров двух стран прошла в первый день саммита «Большой двадцатки» в Гамбурге, 7 июля, и продлилась 2 часа 15 минут. По словам Тиллерсона, Мелания Трамп прервала беседу глав государств за час до ее окончания.

Вечером того же дня первая леди Соединенных Штатов и сама побеседовала с российским президентом — не с глазу на глаз, зато в неформальной обстановке: на торжественном банкете в честь открытия саммита G20 Мелания Трамп в коктейльном белом платье с длинной бахромой оказалась за столом по левую руку от Владимира Путина. По словам пресс-секретаря российского лидера Дмитрия Пескова, беседа касалась вопросов, которые возникают у женщин при работе в разных сферах жизни. «И мне показалось, что определенная симпатия была в этом общении», — отметил представитель Кремля.

Оценил ли эту «симпатию» Дональд Трамп — неизвестно. Сам он, однако, во время ужина развлекал беседой жену аргентинского президента Маурисио Макри.

Аргентинская дружба

С предшественницей Макри — Кристиной Фернандес де Киршнер — Путина связывали теплые отношения. Теперь уже бывшая президент Аргентины, которую на родине называют королевой Кристиной, всячески высказывала поддержку Москве. В 2014 году указала западным странам на их лицемерие в вопросе присоединения Крыма (сравнив его с ситуацией вокруг Фолклендских островов, из-за которых Аргентина безуспешно воевала с Великобританией) и называла Владимира Путина «глобальным лидером в глазах всего мира», говоря о политике России по борьбе с международным террором.

Три года назад российский лидер посетил Буэнос-Айрес с официальным визитом. Главы государств тогда обменялись памятными подарками: Путин получил бандонеон — музыкальный инструмент для сопровождения исполнения танго, а Киршнер — серебряный ларец ручной работы.

Ответный визит аргентинской «королевы Кристины» в Москву спустя год запомнился галантным поступком Владимира Путина. Во время переговоров в Кремле его коллега уж было взялась налить себе воды, поскольку члены ее делегации на ее желание никак не среагировали, но российский президент взял дело в свои руки.

В преддверии выборов президента Аргентины, участие в которых было закрыто для госпожи Киршнер (у нее истекал уже второй президентский срок), лидеры двух государств провели переговоры по видеоконференцсвязи. Говоря о гастролях Большого театра в Латинской Америке, Владимир Путин ввернул явный комплимент: «Мы, кстати говоря, совсем недавно наблюдали, как вы танцевали на одном мероприятии политического характера. Это только украсило, мне кажется, политический ландшафт вашей страны. Вы замечательно это делали и очень изящно, думаю, что абсолютно в аргентинском стиле». Видео с танцами Киршнер на мероприятии в поддержку кандидата в губернаторы Буэнос-Айреса стало вирусным.

Еще один старый друг

С канцлером ФРГ Ангелой Меркель у Владимира Путина еще более долгая история знакомства. Сколько раз встречались лидеры наших стран — с трудом можно сосчитать, при этом один неловкий момент десятилетней давности, случившийся в ходе визита Меркель в Сочи, вспоминают до сих пор. Тогда Владимир Путин пришел на встречу с коллегой в сопровождении Кони — лабрадора, подаренного ему Сергеем Шойгу. Ангела Меркель сюрприза не оценила. До этого она признавалась, что стала бояться собак после того, как во время велосипедной прогулки ей в ногу вцепился соседский охотничий пес.

Кони не кусалась, но все же напугала канцлера. Когда лабрадор приблизилась к фотокорреспондентам, Меркель без оптимизма сказала: «Сейчас журналистов будет кушать». Владимир Путин пытался заверить коллегу, что питомец не кусается, но это мало помогло. Вспоминая этот инцидент в 2016-м, глава государства подчеркнул, что, наоборот, хотел сделать приятное Ангеле Меркель: «Я потом объяснился с ней и извинился за это».

Принимая в 2013-м саммит «Большой двадцатки», Владимир Путин не заставил сомневаться в своих джентльменских качествах: во время праздничного шоу в Петергофе бережно укутал Ангелу пледом.

На последнем саммите «двадцатки», который принимала теперь уже Меркель в Гамбурге, российский президент не упустил возможности поддержать коллегу: во время церемонии приветствия Владимиру Путину, как отмечали журналисты, удалось чем-то ее рассмешить. Пресс-секретарь главы государства подчеркнул, что Ангела Меркель — радушная хозяйка.

Хотел как лучше

Если европейская публика восприняла желание Путина укрыть коллегу пледом от холода как галантность, то на Востоке похожий поступок был воспринят в штыки. На саммите АТЭС в 2014 году, проходивший осенью, российский президент решил поступить как джентльмен и укрыть первую леди Китая Пэн Лиюань теплой накидкой. Лидер КНР Си Цзиньпин в этот момент увлеченно о чем-то беседовал с президентом Соединенных Штатов Бараком Обамой. Все произошло буквально за полминуты: Владимир Путин накинул на плечи жены китайского коллеги шаль, но уже через несколько секунд она отдала ее охраннику и надела свое пальто. Для китайцев это стало скандалом: оказалось, что такой поступок полностью противоречит восточным представлениям о дипломатическом этикете. Для китайцев европейская галантность в подобном проявлении оказалась сродни оскорблению. Впрочем, Си Цзиньпин зла на российского коллегу не таил и разумно списал все на различия национальных традиций.

В Кремле участвовать в дискуссиях об уместности шага президента отказались. «Традиция не традиция, женщина не женщина, а прохладно всем одинаково», — пресек все споры пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков. А в китайской соцсети Weibo российским президентом некоторые китаянки и вовсе восхищались, сочтя его жест поступком поистине уверенного в себе мужчины. Посты в защиту главы государства даже отмечали специальными хештегами: «Заботливый Путин» и «Путин джентльмен».

А вот у Дональда Трампа, сделавшего неудачный комплимент супруге французского президента Эммануэля Макрона, защитников почти не нашлось. Американский лидер, как писала The Guardian, внимательно рассмотрел 64-летнюю Бриджит Макрон с ног до головы и дважды с одобрением отметил, что она находится в чудесной форме. Рядом при этом находилась его жена Мелания Трамп. В сети сочли его комментарии скабрезными и посочувствовали первой леди США.

Минздрав заявил, что готов законопроект о декриминализации ошибок медицинских работников при работе с наркотическими веществами. Речь идет о тех случаях, когда нарушения «не обладают высокой степенью общественной опасности». По данным благотворительного фонда помощи хосписам «Вера», сегодня полноценное обезболивание в конце жизни получают не более 30 тысяч из 800 тысяч нуждающихся. Врачи боятся выписывать пациентам сильнодействующие препараты. Инструкции по работе с ними чрезвычайно запутаны и трудновыполнимы, а малейшая ошибка грозит возбуждением уголовного дела и судимостью. Даже если новый закон будет принят, всех проблем он не решит. Кроме уголовной ответственности останутся административные наказания и чудовищная забюрократизированность. «Лента.ру» узнала у врачей, юристов и благотворителей, почему россиянам и дальше придется терпеть боль.

Не радость, а жгучий стыд

Алексей Масчан, заместитель директора Федерального научно-клинического Центра детской гематологии, онкологии и иммунологии имени Дмитрия Рогачева:

Как я понимаю, этот законопроект призван убрать уголовную ответственность для тех врачей, которые ошиблись в оформлении документации, потеряли ампулу с остатками препарата или неправильно списали наркотик. Наконец-то сказали, что ничего криминального в этом нет. Это очень хорошо.

Но я абсолютно уверен, что этот закон ничего принципиально не изменит, если мы определяем в качестве цели закона улучшение доступности наркотиков и сильнодействующих препаратов для больных. Для этого нужно устранять административные барьеры по хранению, учету, списанию и так далее. Потому что при декриминализации я буду знать: да, меня не посадят. Но я буду также знать, что мне, чтобы получить даже какой-нибудь противосудорожный препарат, нужно его выписать, бежать в реанимацию, где он хранится в железном шкафу, потом спуститься и ввести, а остаток уничтожить по протоколу. То есть между врачом и пациентом стоит множество искусственно возведенных барьеров, которые врача просто отвращают от использования этих препаратов.

В госпитальной среде, где врачи имеют дело с экстренными случаями, пациенты могут получить наркотическое средство в течение нескольких часов. В амбулаторной среде это может занимать несколько дней. И вы можете быть уверены, что сначала выпишут что-нибудь наименее эффективное, типа какого-нибудь трамадола, потому что это быстрее и легче. Но большинству раковых больных он не поможет.

В тех странах, на которые мы ориентируемся, вас посадят скорее за то, что вы не назначили наркотик, чем за то, что вы что-то перепутали при его назначении. Когда я работал во Франции, я назначал наркотик, записывал это в историю болезни, медсестра сразу брала ключик от сейфа, расписывалась за получение того количества ампул, которое я выписал, размешивала в шприце и начинала вводить. Это занимало десять минут. В Израиле больным, которым диагностируют неизлечимый рак, сразу прописывают марихуану для улучшения настроения.

Сейчас, например, наркотики запрещено вводить постоянной инфузией, а именно так они должны вводиться. Самое эффективное обезболивание — это не когда делают три-четыре укола, а с помощью постоянного внутривенного введения. Запрещать такой метод введения глупо и трусливо, но он запрещен.

Никакого влияния на усугубление проблемы наркомании никакие нарушения медицинского оборота наркотиков не имеют. Не просто 0,1, а 0,0001 процента всего незаконного оборота наркотиков приходится на украденные из медицинских учреждений препараты. Реальная борьба с наркотиками подменяется борьбой с медицинским применением. Это та правда, с которой, к сожалению, мы имеем дело.

У нас стали чаще использовать опиаты, и, к счастью, сейчас расширяется ассортимент лекарственных форм; появились пластыри; ждем, что появятся конфетки для детей. Но представьте себе людей, которые теряли своих близких от раковых заболеваний все эти годы. Они видели их мучения, они тяжело страдали от того, что не могут им помочь. То есть не гордость и радость должны испытывать инициаторы законопроекта и законодатели, а жгучий, тяжелый пожизненный стыд из-за того, что этого не случилось на 15-20 лет раньше.

Формулировка «наркотические средства, не обладающие высокой степенью общественной опасности», — более чем странная. Кто определяет степень общественной опасности? И покажите мне в медицине хоть одно такое вещество. Может быть, это такие препараты, которые заставляют после принятия идти и совершать массовые убийства? Тогда, извините, бутылка водки или очередной пропагандистский шедевр Соловьева-Киселева гораздо опаснее, чем любой наркотик.

Опасности нет

Екатерина Чистякова, директор по развитию благотворительного фонда «Подари жизнь»:

Наш фонд помогает детям, больным раком, даже в тех случаях, когда ребенка вылечить невозможно. Мы часто сталкиваемся с тем, что медицинские организации в регионах отказываются назначать детям наркотическое обезболивание даже тогда, когда оно нужно. Основная причина проблем — недостаток знаний у врачей в области детского обезболивания.

Но бывает, что врачи просто избегают иметь дело с наркотиками, опасаясь проблем. Международный комитет по контролю над наркотиками в 2016 году рекомендовал государствам «Упразднить правовые санкции за непреднамеренные ошибки при обращении с опиоидами» для повышения доступности обезболивания. В России такие санкции предусмотрены статьей 228.2 УК РФ.

По этой статье, например, в 2014 году была признана виновной в совершении уголовного преступления фельдшер скорой помощи. Фельдшер ввела пациенту лекарства, а ампулу с остатками препарата поместила в контейнер. В решении суда записано: «В результате неосторожных действий произошло самовыливание из ампулы и утрата психотропного лекарственного препарата «Реланиум 0,5% -2,0» в количестве 1,3 мл, что составляет 6,5 миллиграммов психотропного вещества «диазепам»».

Анализируя правоприменительную практику по статье 228.2 УК, мы увидели, что правонарушения, которые рассматриваются в рамках этой статьи, совершаются по неосторожности, без корыстных побуждений. Дела состоят из одного эпизода. Судебные решения по деяниям, совершенным из корыстных побуждений, либо повлекшим причинение вреда здоровью человека, отсутствуют. Таких уголовных дел нет. Информации о поступлении утраченного наркотического средства в нелегальный оборот в результате рассматриваемых правонарушений нет.

На наш взгляд, правонарушения врачей, которые квалифицируются в рамках статьи 228.2 УК, не представляют высокой общественной опасности. Мы неоднократно предлагали органам власти исключить из сферы действия уголовного законодательства нарушения правил оборота наркотических средств и психотропных веществ, не повлекшие за собой причинения вреда жизни и здоровью человека, установив за них административную ответственность. За нарушение правил оборота, совершенные из корыстных побуждений и иной личной заинтересованности, либо повлекшие по неосторожности причинение вреда здоровью человека, оставить уголовную ответственность.

Каждые 15 минут — бумажки

Алексей Эрлих, кардиолог, заведующий отделением кардиореанимации московской ГКБ № 29:

Глобально закон о декриминализации не поможет, потому что если врача продолжать хоть как-то наказывать за его профессиональную деятельность, то легче ему от этого не станет и меньше бояться он не будет. Я не вижу разницы между уголовным и административным наказанием. Не должно быть вообще никакого. Когда голову отсекают — плохо, но когда отсекают руку — не лучше. Медицинский оборот наркотических средств — это чисто медицинская проблема, она должна оговариваться только клиническими руководствами и правилами лечения. Положен человеку наркотик — он должен его получить незамедлительно.

Работа с наркотиками — это обычная работа врача. То, что она описывается рядом невыполнимых правил, — это не его проблема, это его беда. Почему в нормальных странах любой врач может списывать наркотики в любое время, когда это нужно? Почему они не хранятся под десятью замками? Это просто объясняется: потому что криминальный оборот наркотиков в медицинской сфере настолько мал по сравнению с оборотом за пределами медицины, что это несопоставимо. А люди у нас страдают. На выполнение правил, на постановку пяти лишних подписей и сотни печатей уходит очень много времени. Сегодня одного заместителя нет на месте, завтра другого… И вместо того чтобы через 15 минут получить наркотик, амбулаторный больной получает его через четыре дня.

Есть и другие мелкие идиотизмы, которые создают неудобства в работе врачей. Это процедура допуска к назначению наркотических препаратов и процедуры, по которым наркотики списываются. Врачи не списывают препараты так, как положено по закону. Это просто невозможно сделать. По правилам, например, если он должен сделать пациенту инъекцию морфина размером в четверть ампулы, три остальные четверти врач должен специальным протоколом, в присутствии трех администраторов, уничтожить. Представляете, как это делается? Если каждые 15 минут пациенту нужен морфин — каждые 15 минут нужно составлять акты. Ни один врач так никогда не сделает.

Что касается допуска, то раз в пять лет и как минимум при приеме на работу врач проходит осмотр психиатра, нарколога и при этом, надо сказать, платит свои личные пять тысяч рублей. Потом эти документы отправляются в МВД. У нас, например, доктор, которая два года назад устроилась на работу, до сих пор не может получить доступ к наркотикам, потому что в недрах МВД ее документы до сих пор ходят. Все это время человек не может полноценно работать.

Хорошо, что Минздрав начал действовать в этом направлении, но я понимаю, что полностью изменить систему они не могут и пытаются хоть как-то сделать хорошую мину при плохой игре.

Не надо скандала

Екатерина Овсянникова, руководитель Санкт-Петербургской консультативной службы по вопросам оказания паллиативной помощи фонда «AdVita»:

Еженедельно мы принимаем под опеку больше 20 семей. Все эти люди по какой-либо причине остались один на один с болью и беспомощностью. Проблема низкой доступности обезболивания и паллиативной помощи не решена ни в Петербурге, ни в Ленинградской области. И не близка к решению. Каждый рабочий день Консультативной службы — этому доказательство. Одна из основных причин нежелания врачей выписывать наркотические лекарственные препараты — статья 228.2 Уголовного кодекса.

Сегодня ночью я вместе с нашим медконсультантом билась за обезболивание мужчины, которому главный внештатный специалист дал рекомендации на обезболивание фентанилом. Но для бригады скорой помощи этого было недостаточно. Более того, пришлось ругаться с диспетчером скорой помощи, чтобы бригада вообще приехала. «Мы знаем о нем — онкологический, а они тяжело уходят. У нас много вызовов, и там нужнее», — сказала она мне, совершенно не стесняясь. А мужчина в это время умолял свою жену пойти купить водки, чтобы хоть чуть-чуть полегчало.

Поликлиника в Петербурге требует от сожительницы пациента возвращать ампулы, что с 2015 года делать не требуется. Вводить морфин два-три раза в сутки приезжает бригада скорой помощи. Скорая не может обеспечить обезболивание по часам, опаздывает на 2,5 часа. Позже объясняют это тем, что другие вызовы были важнее.

Боль у мужчины нарастает быстро. Того обезболивания, что было выписано — не хватает. Скорая корректировать обезболивание отказывается. Звоню ответственному, говорю, что схема нуждается в пересмотре. Вы что, кричат мне в трубку, пациента это может убить. У него и так — рвота. А ампулы мы просим вернуть, потому что боимся сесть. Это ведь ему не официальная жена. Сесть никто не хочет…На дворе 2018 год. Петербург. Почему так получается, что врачи до сих пор не в курсе, что с 2015 года никакие ампулы никто никуда носить не должен? Минздрав по этому поводу писал разъяснительное письмо о том, почему эти нормы уже не действуют. Получается, его никто не читал?

Катя, отвечают мне, но вы же понимаете. Просто врачи боятся пациента морфином убить. Откройте тогда клинические рекомендации Минздрава и вы узнаете, что в случае с хроническим болевым синдромом морфин не имеет потолка введения. И, если у пациента есть особые показания, они помогут откорректировать схему так, чтобы купировать боль.

Но и этого не происходит.

Если смотреть на корректные цифры по годовой потребности в обезболивании и фактическому потреблению, то они подтверждают, что по факту все нехорошо. Просто пока это не признается — по множеству причин. Одна из основных — это то, что нет спроса на качественную помощь. Нам в Консультативной службе на стенку лезть хочется, когда родственники говорят «только, пожалуйста, не жалуйтесь, не надо скандала, мы лучше потерпим». Не нужно постоянно ругаться и истерить, но сообщать о проблемах, о своих потребностях — нужно. Потому что в конце концов обезболивание и паллиативная помощь понадобится каждому из нас.

Чтобы не стал формальностью

Полина Габай, директор компании «Факультет медицинского права» (юридические услуги в медицинской сфере):

Декриминализации ответственности медицинских работников за неумышленные преступления, связанные с оборотом наркотических средств, — это защита интересов не только врачей, но и пациентов. Необходимо учитывать, что наркотические обезболивающие применяются не только в случаях с неизлечимыми больными. Есть еще врачи скорой, которые нередко вынуждены обезболивать наркотическими препаратами прямо на месте происшествия. И одна потерявшаяся ампула (просто куда-то закатившаяся во время суматохи по спасению жизни больного) может сломать судьбу врача. При этом состав преступления, предусмотренный статьей 238.2 УК РФ, предполагает привлечение к уголовной ответственности независимо от того, каковы размеры этой утраты (данная позиция подтверждена определением Конституционного суда от 28 мая 2009 г. № 806-О-О).

Получается страшная несправедливость: закон относится к медицинскому работнику намного строже чем к наркоману. Чтобы привлечь наркомана к ответственности за хранение или даже изготовление наркотиков, необходимо значительное количество наркотического вещества, а вот осудить медицинского работника можно за утрату любого количества наркотического вещества. То есть, если подходить сугубо формально, сейчас привлечение к уголовной ответственности возможно, даже если медицинский работник разлил часть раствора обезболивающего препарата, набирая его в шприц. Врач остается одной из немногих профессий, где за неумышленную утерю расходных материалов, используемых в профессиональной деятельности, грозит уголовная ответственность.

Конечно, необходимость срочного внесения значительных изменений в уголовное законодательство об обороте наркотических и психотропных средств уже давно видна всем, имеющим отношение к медицине. И эта попытка декриминализовать ответственность медицинских работников — далеко не первая. По имеющейся у меня информации, депутаты из Комитета по охране здоровья Государственной Думы в прошлом и этом году пытались внести подобный законопроект, однако их усилия натолкнулись на противодействие МВД и Минюста.

Именно позиция правоохранительных органов (я имею в виду МВД в первую очередь) внушает мне опасения в успешной судьбе законопроекта. По мнению наших силовиков, декриминализация ответственности медицинских работников противоречит принципу равенства перед законом и создает условия для незаконного оборота наркотиков. Конечно же, с точки зрения юриспруденции подобная позиция противников декриминализации просто не выдерживает критики. Совершенно непонятно, как именно неумышленная утрата (не хищение, не продажа!) наркотического препарата будет способствовать незаконному обороту наркотиков.

И нелишним будет присмотреться к структуре этого самого «незаконного оборота наркотиков» — его подавляющую часть составляют героин, полусинтетические и синтетические психоактивные вещества (такие как ЛСД), растительные наркотические средства (марихуана, курительные смеси), но отнюдь не продукция фармацевтических заводов, находящаяся в распоряжении врачей.

Говорить о законопроекте более конкретно пока сложно: на официальном портале нормативно-правовых актов текст законопроекта не опубликован. Но формально общественное обсуждение уже началось. У меня есть определенные сомнения в эффективности общественного обсуждения законопроекта, полный текст которого недоступен, тем более что некоторые формулировки вызывают вопросы. Предполагается освобождение медицинских работников от уголовной ответственности только за нарушение правил оборота «не обладающих высокой степенью общественной опасности». Однако законодательство не содержит определения «высокой степени общественной опасности правонарушения».

Кто же тогда будет определять степень такой опасности? Согласно Постановлению Пленума Верховного Суда РФ от 22.12.2015 № 58, «степень общественной опасности преступления устанавливается судом в зависимости от конкретных обстоятельств содеянного». Это вызывает опасения, что медицинские работники смогут быть освобождены от наказания «в связи с невысокой степени общественной опасности правонарушения» и отсутствием состава преступления лишь на этапе судебного заседания, пройдя перед этим долгий и тяжелый путь предварительного следствия и пребывания в статусе подозреваемого, обвиняемого, а затем и подсудимого. Причем окончательная судьба медицинского работника будет зависеть лишь от субъективного мнения судьи — сочтет ли он степень общественной опасности высокой или нет.

Наиболее правильным шагом представляется декриминализация неумышленной утраты наркотических и психотропных средств при оказании медицинской помощи (за исключением их утраты в особо крупном размере). Однако сложно и даже не очень корректно обсуждать законопроект, не видя его конкретного текста.

Именно поэтому, горячо поддерживая законопроект, я с нетерпением жду возможности ознакомиться с окончательной редакцией его текста. Этот вопрос слишком важен, чтобы пустить его на самотек. И медицинское сообщество, и юристы должны объединиться и сделать все, чтобы этот законопроект не стал формальностью, а реально защитил интересы врачей, назначающих наркотические анальгетики, и пациентов, нуждающихся в обезболивании.