Со словом «ветеран» у россиян обычно ассоциируется старик в медалях, принимавший участие в Великой Отечественной войне. Воевавших во Вьетнаме, в Африке, в Афганистане и в других более поздних и локальных конфликтах вспоминают нечасто, их принято обтекаемо именовать «участниками боевых действий». Военно-патриотические организации не балуют их вниманием — впрочем, они и не требуют особого к себе отношения. Даже инвалиды. Чтобы показать, что инвалиды могут и должны оставаться активными членами общества, фонд «Память поколений» организовал проект «Герои России, какими их не видел никто». В нем участвуют герои России, получившие инвалидность на локальных войнах. «Лента.ру» поговорила с исполнительным директором фонда Катериной Кругловой о том, почему инвалидность духовная калечит людей куда сильнее, чем физическая.

«Лента.ру»: Чего вы хотите добиться с помощью своего проекта?

Круглова: Здесь две истории. Первая заключается в том, что мы рассказываем о ветеранах как о настоящих героях, живущих среди нас: посмотрите, вот они. Вторая — у нас много спортивных людей, паралимпийцев, и эта часть проекта направлена на поддержку всех людей с ограниченными возможностями. Фотографируя их практически в обнаженном виде, мы показываем, что в современном мире ампутация больше не приговор. Человек может быть невероятно красивым как с двумя ногами, так и с одной.

Вы снимаете моделей так, что даже не заметно, что перед нами инвалид, хотя большинство из них выглядят совсем не так. Зачем? Ведь если мы на фото не видим инвалида — то, возможно, не видим и проблемы его интеграции в социум.

Их инвалидность просто не бросается в глаза с первого взгляда. Вы видите красивого, мощного парня, два раза проморгали — смотрите, а нога-то у него одна! И понимаете, что мир изменился. Мы живем не в вакууме. Зарубежные протезы позволяют этим людям делать гораздо больше, чем обычные ноги.

Все это не про инвалидность в физическом ее понимании, а про «инвалидность в голове». У нас были случаи, когда мы ставили молодым парням протезы за миллион рублей, они выходили воодушевленными, а потом дома от родных слышали, что жизнь уже не изменить. Поэтому мы стали работать еще и с родственниками ветеранов, и этот проект — он и для них тоже. Важно им показать, что их близкий потерял часть тела, но не часть жизни.

Вы часто сталкиваетесь с предрассудками по отношению к инвалидам в обществе?

Мне в этом плане как-то повезло. Я считаю, что все люди разные, и если они есть — значит, Вселенной это для чего-то нужно. Проблема инвалидности — в восприятии. Советского подхода, когда инвалидов после Великой Отечественной ссылали куда подальше, с глаз долой — на Валаам, например, сейчас нет.

Но близкий круг общения зачастую действительно демотивирует инвалида вести активный образ жизни, и чаще всего это идет от женщин. У нас в фонде есть четкое убеждение, что все беды от жалости. Никогда нельзя жалеть мужчину. Жалость — это вообще ужаснейшее чувство, когда ты себя внутренне, не осознавая этого, ставишь выше другого человека, потакая своему эго. Мужчину же необходимо мотивировать на поступок.

Сейчас в каждой большой компании есть места, куда эти люди могут прийти и работать.

Но демотивированные люди, каких большинство, сами не ищут путей к активной жизни.

Это правда. Но десять лет назад было еще хуже, а сейчас ситуация все-таки меняется. Появляются организации — такие, например, как наш фонд.

Но на всех инвалидов вашего фонда не хватит. Как перестроить общество в целом?

Прежде всего должна быть инициатива сверху, от профильных министерств и ведомств, должна появиться единая вменяемая концепция. У нас прекрасное общество — не надо считать, что оно к этому не готово.

Никто не говорит, что оно не готово. Тут дело в рефлексии, в осознании того, что проблема есть и ее надо решать. Люди обычно живут по инерции, воспроизводя образ жизни родителей.

Все же когда-то меняется. 70 лет все шло по одному пути, сейчас — по другому. Здесь нужно действовать с двух сторон, снизу и сверху, и в результате мы встретимся. Все зависит от человека. Я не устаю говорить о том, что государство — это люди, не какая-то эфемерная субстанция, управляющая нами.

Социологи говорят, что наше общество разъединено, атомизировано, и потому у нас в стране так плохо работают инициативы снизу.

Может быть, мы просто везунчики. Наш фонд был создан по инициативе сверху и при поддержке крупного бизнеса, однако эта инициатива сформировалась из-за четкого понимания ее необходимости, и это — заслуга обычных людей и ветеранских организаций.

То есть ваша история скорее связана с крупным бизнесом и властью —
то есть все же идет сверху. А снизу у нас мало что реализуется.

Но эти проекты есть. У нас в стране насчитывается 230 тысяч НКО — понятно, что эту цифру нужно делить пополам, так как первая половина — мертвая, живущая исключительно за счет грантов. Есть топ из 20 фондов, включая наш, формирующих повестку этой истории, и существуют тысячи региональных. Люди объединяются и делают классные вещи, которых не видно из центра.

Представьте: Нижний Новгород, больница, и в ней находятся совсем маленькие дети-сироты. Фонд нанимает женщин, которые живут с ними в стационаре как матери, читают им книжки, переодевают их и так далее. Решают они глобальную проблему? Не решают. Сирот от этого меньше не становится. Но они позволяют малышам пережить болезнь не в одиночку. Это милосердие в чистом виде! И таких фондов очень много. Так или иначе, благотворительный сектор изменился, он становится более системным. Сейчас к нему прислушиваются, поскольку зачастую качественное НКО — это сборник передовых идей и технологий.

Достигнем ли мы когда-нибудь европейского уровня интеграции инвалидов в общество?

Я бы не стала проявлять излишнего оптимизма. Все зависит от конкретного человека. Если наше с вами поколение начнет воспитывать своих детей, говоря им, что все люди разные… Слушайте, вот Стивен Хокинг — инвалид?

Стивен Хокинг — великий ученый.

Вот. Он разговаривает через машину, которая считывает движение его глаз. Кто покажет на него пальцем — сам инвалид души.

Это понятно. В Европе тоже найдутся такие люди, но когда изменится средняя температура по нашей больнице?

Я не верю в среднюю температуру по больнице, она не показывает клинической картины каждого пациента. Все меняется, поэтому все зависит от людей. Если ты хочешь быть дураком и судить людей… Кто вообще определил, что такое норма?

Норма — это социальный конструкт.

Не очень хороший. Так что каждый сам определяет, каким ему быть — образованным, интеллигентным или посредственностью. Мы с посредственностями дело не имеем и на них не ориентируемся.

То есть инвалид либо должен почувствовать в себе силы измениться, либо остаться инвалидом?

Да. Но, общество должно им показать, что в социуме лучше, чем в четырех стенах. Наши ветераны приобрели инвалидность уже в зрелом возрасте, и это классно, потому что мужской стержень в них присутствует. Инвалиды детства, особенно москвичи, не хотят идти работать, когда компании предлагают им место, поскольку если они выходят на работу, то теряют пенсию по инвалидности. В Москве она повышенная, а так как работу им дают зачастую низкоквалифицированную, то зарплата на ней практически равна этой пенсии. Поэтому они говорят: «А зачем нам куда-то идти?»

Получается, чтобы мотивировать к выходу на работу, им нужно отменить пенсию?

Нет, ее как раз стоит оставить, а не забирать. Государство и так платит ему. Зачем отнимать, если он куда-то официально устраивается, если компания выплачивает за него все налоги? В чем смысл?

Люди ведь таким образом еще и включаются в экономику.

Разве плохо, когда деньги, которых при выходе на работу станет больше, являются стимулом? Мы против утопий. Правильной модели никто не придумал — потому что ее, вероятно, просто не существует. Это, наверное, философский тезис, но на этой работе понимаешь, что жизнь — одна. У тебя счастье случилось — тебе Бог жизнь подарил, ну так живи ты здесь и сейчас, и попробуй сделать это настолько хорошо, насколько только возможно, не обвиняя политиков, стихийные бедствия, экономические обстоятельства.

Почему вы решили заняться молодыми ветеранами?

Когда мы начали оказывать помощь ветеранам (наш фонд оказывает помощь ветеранам всех войн), то провели выборочное исследование по стране, в ходе которого задавали людям один вопрос: «Что вы представляете, когда слышите слово «ветеран»?» Более 90 процентов опрошенных в разных возрастных категориях сказали, что в их понимании это дедушка в наградах. Тогда мы поняли, что так или иначе эти дедушки скоро уйдут, и нам просто некого будет предъявить молодому поколению, настолько люди не понимают специфику этого слова.

Мы обратились к зарубежному опыту и увидели, что ветераны в этих странах — мощное движение, сила. В некоторых государствах их сообщества по статусу равны министерствам. Это мощь, это политическое мнение, к которому прислушиваются, с огромными бюджетами и невероятно яркими проектами. Эти страны тоже вели, так скажем, сомнительные войны, о чем не устают напоминать их граждане. Но что удивительно — когда речь заходит о ветеранах, общество единодушно: эти люди выполняли приказ, свой долг, они отстаивали интересы страны. Поэтому в таких странах ветераны — всегда герои.

Ну да, а у нас, получается, все крутится вокруг одной большой и великой войны.

У нас о таких героях никто не знает, все только обсуждают, зачем нужно было входить в Афганистан и так далее. Но мы поняли, что молодые ветераны — это работоспособные мужчины, которые могут и должны приносить пользу обществу. Они не должны быть обузой ни для семьи, ни для близких, ни для государства, ни для общества, в котором живут. Это нормально, когда человек приносит пользу. Наша помощь — квалифицированная и дорогостоящая — действительно меняет жизнь этих людей. Дедушке, которому 93 года, жизнь уже не изменить, можно только улучшить ее качество, что мы и делаем. Но хороший, правильный протез, полученный и в 40, и в 60 лет, способен изменить жизнь человека. Он сможет бегать, прыгать, кадрить девушек, создавать семью, ходить на работу и делать все, что угодно.

Поэтому и родился такой проект. Мы объяснили ветеранам, для чего мы это все делаем. Прошлогодняя выставка, к нашему удивлению, имела большой успех. Пользуясь нашими личными связями, мы выбрали топовых фотографов для проекта. Съемочный день этих людей стоит очень дорого. Фонд бы никогда не смог позволить себе такое, однако фотографы все делают бесплатно.

Кто все же ваша целевая аудитория?

Мы ориентируемся на работоспособное молодое поколение и знаем, что продвинутой молодежи нельзя насаждать любовь к родине сверху. Но она интересуется модой, кинематографом, фотографией. Многие молодые люди подписаны на аккаунты наших фотографов в социальных сетях, внимательно следят за их работой. И мы как бы говорим: если это нравится им, то и вам будет интересно.

Историк Екатерина Деревянко, сотрудница Брянского госархива, оказалась на грани увольнения из-за того, что чиновникам не понравилась «непатриотичная» научная статья о пособниках немецких оккупантов. Претензии предъявили несмотря на то, что работа основана на исторических документах. Деревянко упрекают в том, что она пишет об антигероях вместо того, чтобы заниматься, к примеру, знаменитыми брянскими партизанами. Коллеги-ученые вступились за Екатерину и ее право заниматься историей. В интервью «Ленте.ру» историк-архивист рассказала о сути претензий, о других пострадавших ученых и о проблеме освещения подобных тем.

«Передали претензию, что я пишу об антигероях»

«Лента.ру»: Расскажите, что, собственно, произошло с вашей статьей.

Екатерина Деревянко: В 2016 году была опубликована научная статья о Локотском округе, за подписью историка Екатерины Деревянко, а не работника Госархива. Это ключевой момент.

В нынешнем году в архив пришел запрос от Музея Победы [на Поклонной горе в Москве]. Они постоянно меняют экспозицию и попросили пополнить ее какими-то новыми документами. В качестве иных материалов я предложила свою статью — уже как работник госархива. Все материалы прошли рецензирование. Этим занимается департамент культуры, которому мы подчиняемся. Они могли бы завернуть мою статью, сказать, что она не в контексте, что она не подходит. Но ее пропустили свободно, и она пошла в музей с визой департамента культуры.

И вдруг возникли претензии. У кого?

Я точно не знаю. Через директора госархива я узнала, что есть некий академик, который написал разгромное письмо по поводу моей статьи. Мол, чуть ли не я сама — коллаборант. Еще мне передали претензию, что я пишу об антигероях вместо того, чтобы писать о героях.

Но это все на словах. Мне никто этого письма от академика не показал и его имени не назвал. Было бы интересно поговорить с ним, понять, в чем конкретно заключаются его претензии, подискутировать в переписке. Ведь так принято в научной среде уже многие века.

Как вы сами относитесь к этой своей статье? Хотите за нее биться?

Я не считаю изложенное в ней истиной в последней инстанции. К статье можно придраться. Можно поднять вопрос о том, почему я не включила вот это и это. Готова доработать материал, если получу к тому разумные доводы. Но никакой конкретики нет. У меня даже есть мнение, что никакого письма от академика нет, а просто кто-то из областной администрации на меня ополчился.

Давайте попробуем разобраться в сути претензий. Вы и правда пытались оправдать коллаборантов? В статье есть данные об экономических и культурных успехах администрации времен оккупации. Как это понимать?

Статья написана на основании документов Локотского самоуправления, в которых сами коллаборационисты описывали свою деятельность. Конечно, в этих текстах не могло быть самобичевания, самокритики. Они же писали о себе. Моя роль в том, что я эти документы ввожу в научный оборот, но я ни в коем случае не поддерживаю изложенные там идеи.

Да, Локотской округ был одним из самых больших административных образований коллаборантов. Там проживало около полумиллиона человек — по существу, это предатели. И я задаюсь вопросом: как это произошло? Где корень зла?

А моя статья — это лишь один из элементов огромной мозаики, который открывает взгляд на происходившее по ту сторону фронта. Конечно, этот элемент необходимо правильно разместить в общей картине. Этим может заняться кто угодно, ведь статья в открытом доступе. Она сугубо научная. Я в статье не пытаюсь проводить параллелей, где было лучше, а где хуже. Не пытаюсь обелить коллаборантов. Просто размышляю над причинами.

Эти люди — предатели и убийцы. Это люди, которые поддержали оккупантов. Они не только экономическую и культурную жизнь восстанавливали в округе, а проводили в жизнь репрессивную политику. Об этом также есть документы. Если мы в них заглянем, то увидим, что только в поселке Брасово сожжено и расстреляно почти шесть тысяч человек. Как же нам относиться к коллаборантам? Вариантов нет.

Но вас все равно попросили уволиться?

Сначала мне сказали, что необходимо переписать статью. Потребовали добавить туда акты ЧГК (Чрезвычайной государственной комиссии), чтобы мы могли аргументированно сказать начальству, что не поддерживаем предателей. Я согласилась, статью переписала. Но чиновники на этом не успокоились. Департамент потребовал меня наказать, а именно — перевести из Госархива в ЦДНИБО (Центр документации новейшей истории Брянской области — прим. «Ленты.ру»), бывший партийный архив. Пусть, мол, она идет туда и пишет о героях-партизанах.

Я уже была готова и на это согласиться, но начальство и этим не удовлетворилось. Решили от меня избавиться и тихонько уволить «по собственному желанию». Вот здесь я возмутилась, так как не считаю себя виноватой.

«Чиновники боятся этих тем»

Я занимаюсь наукой и имею право на мнение. У нас вообще-то свобода слова. И, опять же, я не настаивала на необходимости направить статью в музей. Департамент на стадии рецензирования мог ее остановить, но не сделал этого. А зачем тогда нужен этот фильтр? Почему они не возьмут ответственность за поставленную подпись?

Неприятно, что этот скандал наложился на основную тему, которой я занимаюсь, — историю Холокоста. Наша область в этом плане впереди планеты всей. Мы открыли «Аллею праведников» на набережной в центре города, и выставка у нас была «Дорогами памяти» — единственная и уникальная для России после Центра толерантности. Выставка эта посвящена Холокосту и оккупационному режиму на Брянщине.

Теперь мы хотим открыть музей Холокоста. Я как раз над этим сейчас работаю. Другими словами, планов много, и получается, что всей этой моей деятельности перекрываются ходы.

Освещение Холокоста тоже вызывает неприязнь у чиновников?

И Холокост, и коллаборация — это темы сложные для освещения, обсуждения и понимания. От исследователя они требуют профессионального подхода — без штампов, а от слушателей — некой подготовки, достижения определенного уровня восприятия.

Наши местные чиновники боятся этих тем и считают, что лучше их не трогать, не углубляться. Они хотят, чтобы мы занимались чем-то более известным, удобоваримым.

А конфликты ученых с чиновниками у вас в Брянске раньше были?

У нас было и такое, когда доставалось независимым историкам. Я говорю об Андрее Кукатове. Как-то он помогал немецкому ученому Штопперу, который работал у нас в архиве, а потом вернулся на родину и защитил там докторскую диссертацию. Труд Штоппера был впоследствии признан в России экстремистским материалом, а на Кукатова обрушились за то, что он привез из Германии снимки, сделанные немецким солдатом во время оккупации в Клинцах, у нас на Брянщине.

Понятно, что эти фотографии постановочные, и мы должны их рассматривать в соответствующим ракурсе. На них счастливые детские лица, танцы народного коллектива какого-то, и так далее. Однако они все равно имеют для нас определенную ценность, даже в краеведческом плане.

А Кукатова после открытия выставки в областной библиотеке обвинили в оправдании оккупационного режима. Экспозиция была со скандалом сорвана.

«Нельзя оперировать советскими штампами»

Давайте вернемся к коллаборантам. Каковы вообще были причины столь широкой поддержки оккупантов на Брянщине? Последствия Большого террора и коллективизации?

Да, до революции эти территории — Локоть, Брасово — принадлежали лично великим князьям Романовым. Соответственно, царская фамилия пыталась внедрить здесь передовые методы экономики, техническое оснащение. Такое отношение сформировало класс крепких, зажиточных крестьян. Поэтому коллективизацию здесь восприняли очень болезненно. Раскулачено было каждое второе хозяйство. Кого-то осудил НКВД, кого-то лишили земли и выслали, кого-то лишили избирательных прав.

Об этих проблемах хорошо знали немцы, и когда они пришли сюда, то с целью получения поддержки населения предложили свою программу — возвращение частной собственности и так далее. Конечно, в основном это просто декларировалось — немцы не собирались давать местным жителям никаких реальных прав, но появились выборные должности старост. Предпринимались и другие попытки заигрывать с населением путем налаживания бытовой жизни. Все это сопровождалось тотальной и продуманной до мелочей фашистской пропагандой. При этом, несмотря на все усилия оккупационных властей, в регионе существовала мощнейшее партизанское движение.

Об этом забывать нельзя. Об этом уже очень много написано, много сказано, но есть и свои сложности. Ведь были те, кто переходил с одной стороны на другую по нескольку раз. Были и такие, кто терроризировал местное население. Здесь тоже нельзя оперировать советскими штампами 50-х годов.

«Зарплата у меня смешная»

Что вы уже сделали, чтобы себя защитить?

Я рассказала о происходящем в соцсетях. Откликнулся наш местный телеканал «Городской», израильское телевидение ITON.TV, и завертелось обсуждение среди профессионалов, занимающихся исследованием темы коллаборационизма. Написаны письма в администрацию области, которые подкреплены рецензиями ученых-историков Дмитрия Жукова, Ивана Ковтуна, Григория Рейхмана. В них говорится, что можно обсуждать и дискутировать, но нельзя наказывать исследователя. Есть также открытое письмо на имя губернатора от Вячеслава Шатохина, который занимается изучением истории эвакуации евреев на территорию Средней Азии. Он юрист по образованию, работает в Америке.

Но я до сих пор не знаю, кто именно настаивает на моем увольнении, кому именно так сильно не понравилась моя статья.

Коллеги вас поддерживают или, наоборот, сторонятся?

У нас [в госархиве] всего несколько человек занимаются научной деятельностью. Они меня поддерживают. Другие погружены в работу технического характера и не в курсе происходящего.

В Госархиве Брянской области я тружусь с 1999 года. У меня много друзей и хороших знакомых среди российских ученых и в международной среде, так как я постоянно участвую в семинарах, конференциях, стажировках, как у нас, так и за границей. Мне очень приятно, что пишут и незнакомые люди, высказывают добрые слова в мой адрес. Видимо, тоже сталкивались с непрофессиональным, некомпетентным отношением российских чиновников.

Но ведь с вашей стороны были соблюдены все формальные процедуры. И как теперь быть другим ученым? С чисто бюрократической точки зрения — непонятно…

Да, получается, что раз они в департаменте это пропустили — значит, проявили халатность? Читали они статью или нет — мне неизвестно. Впредь я не буду направлять свои материалы куда бы то ни было через Госархив. В этом была ошибка. Нужно действовать как индивидуальный исследователь, тогда спрос будет только лично с тебя.

Почему вы, имея знакомства в Москве и за границей, продолжаете жить и работать в Брянске? У вас высокая зарплата?

Этой мой родной архив, и я очень хорошо знаю состав хранящихся тут документов, что позволяет мне успешно заниматься интересующими меня и востребованными темами. Здесь живут люди, с которыми мне удается заниматься разными серьезными проектами.

Зарплата у меня смешная, если честно, чтобы за нее как-то бороться. Я занимаюсь делом, которое люблю, и там, где мне хочется. Переезжать и увольняться я не собираюсь. Настроена на борьбу. Сейчас меня мотивирует желание отстоять свое право на дальнейшую исследовательскую деятельность.

Вы не думаете, что из-за всей этой истории брянские чиновники будут видеть в вас скорее общественного деятеля, чем историка?

Нет, я не хочу добиваться чьих-либо увольнений, наказаний для кого-то. Мне кажется, что чиновники задумаются и просто оставят меня в покое. В любом случае, мяч на их стороне.

По решению возглавляемой США коалиции в Ракке был сбит сирийский истребитель-бомбардировщик Су-22. Дамаск назвал это актом агрессии, заметив, что американцам не дают покоя успехи правительственных войск в борьбе с боевиками, которые во многом достигаются благодаря российской поддержке. В коалиции парировали, что истребитель атаковал силы дружественной им оппозиции. Что в действительности стоит за воздушным инцидентом, была ли это провокация против Москвы и чем она чревата, «Лента.ру» спросила у российских политиков.

В воскресенье, 18 июня, Минобороны Сирии сообщило об уничтожении международной коалицией самолета, выполнявшего боевые задачи против «Исламского государства» (ИГ, ИГИЛ; запрещенная в России террористическая организация). В оборонном ведомстве арабского государства увидели в инциденте попытку подорвать усилия их армии против радикалов.

В коалиции подтвердили информацию и заявили, что защищали своих партнеров. Сирийский Су-22 якобы сбрасывал бомбы рядом с бойцами «Сил демократической Сирии». При этом представители штаба подчеркнули, что «не ищут конфликта с сирийским режимом, российскими или поддерживающими режим силами».

Минобороны России, в свою очередь, прекратило взаимодействие с США в рамках меморандума о предотвращении инцидентов в небе над Сирией, посчитав, что американские военные сознательно проигнорировали положения документа. Москва теперь может принимать в качестве целей любые воздушные объекты в районах действия российских воздушно-космических сил (ВКС) на сирийской территории.

В российском МИД атаку на истребитель также сочли актом агрессии. Члены Госдумы и Совфеда в целом солидарны с оценками ведомств. Что же толкнуло США на противоправные действия и к чему они могут привести?

Возможность ответного удара

Юрий Швыткин, зампредседателя комитета Госдумы по обороне:

«Действия коалиции во главе с США вызывают сожаление и недоумение. Я расцениваю их как акт агрессии в отношении суверенного государства. К сожалению, США сегодня не идут на достаточные контакты для того, чтобы обезопасить правительственные войска Сирии и все те силы, которые борются с терроризмом. Вместо этого они идут по пути эскалации напряженности. Это показывает, что реальная цель нахождения там Армии Соединенных Штатов и коалиции — показать свое присутствие, некую силу.

С нашей стороны последуют действия, призванные не допустить повторения подобных шагов. К сожалению, их череда вылилась в точку кипения. Необходимо США и коалиции еще раз задуматься об их роли и тех задачах, которые они выполняют в Сирии. Все юридические принципы для того, чтобы армия САР нанесла ответный удар, есть, потому что это был агрессивный шаг в отношении суверенного государства, которое вправе себя защитить. И это может привести к серьезному конфликту».

Разгильдяйство коалиции

Владимир Джабаров, первый зампредседателя комитета Совета Федерации по международным делам:

«Это полная несогласованность и разгильдяйство со стороны командования войск коалиции, потому что есть масса способов взаимного предупреждения. Проблема в том, что нет выработанного механизма [по взаимодействию]. Сейчас американцы доказывают, что якобы сирийский самолет наносил бомбовые удары тех сил, которые борются с ИГИЛ, но это же сложно доказать. Прежде чем сбивать самолет, нужно было связаться с командованием сирийских ВВС, в крайнем случае, с российской стороной.

В противном случае в следующий раз американские или другие самолеты коалиции могут получить ответный удар. У них есть для этого все силы. Чтобы избежать разрастания конфликта, обязательно нужно, чтобы военные координировали действия и договаривались о взаимном предупреждении. То, что сирийская сторона не ответила на действия коалиции, — это хорошо, иначе пошла бы эскалация».

Следующими могут стать американцы

Алексей Чепа, зампредседателя комитета Госдумы по международным делам:

«Конфликт разгорается. И это не будет зависеть от того, ошибка это американского пилота или какие-то направленные действия — в любом случае это усложнит ситуацию. Соединенные Штаты находятся на территории Сирии незаконно, и этот инцидент есть не что иное как вмешательство в ее внутренние дела.

Ослабят ли эти действия сирийскую армию? Не думаю, учитывая наступательную политику, которая ведется со стороны Сирии. Эти позитивные результаты достигаются не только за счет помощи, которую оказывают наши ВКС, но и за счет того переговорного процесса, который сирийская армия вместе с нашими советниками ведет через центры примирения. И это более существенный фактор по налаживанию мирной жизни в Сирии.

Пока точно не известно, куда именно залетел этот [сирийский] самолет, но американские истребители не могли не понимать, что он не несет угрозу для мирного населения. В то же время можно предположить, что сирийский истребитель должен был нанести удар по оппозиционным силам, которые США оппозиционными не считают.

Все это очень плохие симптомы, этих действий не должно быть. Ситуация с САР может осложниться. Завтра может быть сбит американский самолет — ничего нельзя исключать».

«Наколошматил бы американских самолетов»

Александр Шерин, первый зампредседателя комитета Госдумы по обороне:

«Если бы я был в министерстве обороны, я бы наколошматил столько самолетов американских, они бы вообще боялись подыматься! Я гражданский человек, могу только порассуждать, а реально за такие вещи нужно сбивать самолеты противника.

Ну, мы, наверное, сейчас ноту протеста выразим. Это целенаправленная провокация, нам пытаются указать на наше место. Мы находимся в Сирии для того, чтобы защитить интересы этого государства, значит, надо защищать. Надо устанавливать системы ПВО и сбивать самолеты, которые летают над небом Сирии тех государств, которых туда не приглашали. (…)

Меня как бывшего военного этот инцидент раздирает изнутри, я оскорблен, возмущен и подавлен. Это хамство, это наглость, это неслыханная дерзость и юридическое бескультурье со стороны США. Так провоцировать по-детски — это подло.

Мы же не сбиваем американские самолеты в сирийском небе, хотя все основания для этого имеются, они находятся там незаконно. Самолет сирийских ВВС был сбит за то, что он летал в небе на территории своей страны, самолетом страны, которая там не имеет права находиться. Ее туда никто не звал».

Очередная провокация

Леонид Слуцкий, глава комитета Госдумы по международным делам:

«Сбитый сирийский истребитель силами ВВС коалиции во главе с США ― еще один красноречивый фрагмент складывающейся в последнее время очень неблагоприятной тенденции по нарушению международного права и суверенитета в Сирии западными странами, которая несет откровенно провокационный характер. Это никак не укладывается в линию по борьбе с терроризмом, скорее наоборот. Самолет сирийских воздушных сил участвовал в операции против ИГ, которую проводят районе города Ракка армия САР и ополченцы. И это не первый случай ― точнее, уже четвертый, начиная с провокации в Идлибе и последующего авиаудара по базе Шайрат, — когда американцы и их союзники под разными надуманными предлогами громят проправительственные силы, которые ведут борьбу с террористами.

Все это говорит о том, что продекларированные США цели по борьбе с международным терроризмом лишь прикрытие для очередного грубого вмешательства в дела суверенного государства. Становится все более и более очевидно, что истинным намерением присутствия США в Сирии является свержение неугодного им режима во главе в Башаром Асадом любой ценой».

Рассказать об опасности США всему миру

Андрей Климов, зампредседателя комитета Совета Федерации по международным делам:

«Если бы американцы сбили, к примеру, самолет европейской страны в Европе, то шума много было бы. Я посмотрел западные передовицы, и там это воспринимается как нечто нормальное, будто ничего не произошло. А в суверенном государстве другая страна применяет военную силу — сбивает самолет. Это акт агрессии. Мы же понимаем, что там не только сирийцы летают, но и наши ВКС. А если бы по случайности что-то произошло с нашими ребятами? Американцам надо бы подумать о том, что они рискуют вовлечь себя в страшный конфликт.

Мы должны подобные случаи делать достоянием общественности и стараться, чтобы до каждого серьезного человека на земле дошло, насколько агрессивны и непредсказуемы сегодня Соединенные Штаты. (…)

Американцы в качестве оправдания вяло говорят о том, что якобы сбитый сирийский пилот атаковал там каких-то друзей Америки. А кто приглашал американцев на территорию Сирии? Правительство Сирии их не приглашало, они заявились по собственному разумению, сколотили там группировку, которая, нам мой взгляд, совершила военное преступление. Конечно, это пороховая бочка».

Сила в правде

Сергей Цеков, член комитета Совета Федерации по международным делам:

«Это акт агрессии, говорящий, что США не хотят мира на сирийской земле. Они ввергли весь Ближний Восток в хаос братоубийственной войны, устроив там «арабскую весну». И в таком же ключе продолжают действовать. Россия в этой ситуация должна говорить правду (а именно, что подобными действиями США фактически помогают ИГИЛ) и требовать неукоснительного соблюдения международных прав, возможно, через Совбез ООН. Хотя это будет сделать непросто, так как американцы и их союзники обладают в этой организации правом вето.

На дипломатические структуры ложится основная задача [по разрешению таких конфликтов]. Но и политики, и журналисты должны говорить правду о том, что происходит в Сирии. Если эта правда игнорируется сегодня, то, возможно, к ней будут прислушиваться через месяц, год, 10 лет».