Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
Иркутские власти готовят решение о полном запрете непищевых спиртосодержащих жидкостей. В городе действует режим чрезвычайной ситуации из-за массового отравления концентратом для принятия ванн «Боярышник». По местным торговым точкам проводятся полицейские рейды. За последние три дня, начиная с 17 декабря, в местные больницы попали 54 человека, 48 из них уже скончались. Пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков заявил, что в Кремле «этот пласт проблем хорошо известен», а сложившаяся ситуация «требует самого пристального внимания и принятия мер». «Лента.ру» попробовала разобраться в причинах трагедии.
Массовым убийцей жителей Иркутска стал «Концентрат для принятия ванн жидкий «Боярышник»». Фото флакона с этикеткой опубликовали местные СМИ. В составе этого «полезного для тела настоя» указан этиловый спирт (не более 93 процентов), вода, экстракт боярышника, лимонное масло, глицерин и диэтилфталат.
На этикетке даже указан способ применения: «При заполнении ванны теплой водой залить 100-150 мл концентрата. Находиться в ванне не более 12-20 минут». Внизу крупными буквами указано: «Опасно принимать внутрь». Емкость бутылки составляет 250 миллилитров.
В авральном режиме иркутские власти пытаются остановить незаконную торговлю спиртосодержащей продукцией в городе. При этом ответственные чиновники не спешат признавать свои «недоработки», сваливая вину на обстоятельства и недостаток полномочий.
«По всем районам города проведены контрольные мероприятия. На 261 объекте размещены информационные листовки. Завтра эта работа будет продолжена, — отчитался на оперативном совещании Евгений Семенов, начальник городского департамента развития предпринимательства и потребительского рынка, передает агентство «Иркутск онлайн». — В этом году получили информацию о 179 торговых объектах по незаконной продаже алкоголя. С начала года изъято почти 3 тонны алкоголя. Значительная часть объектов торговли контрафактным алкоголем расположена на неразграниченных участках — землях, которыми распоряжается Минимущества».
Все случаи отравления, кроме одного, произошли в районе Ново-Ленино. «Найдены точки продаж этой жидкости, изъято около двух тысяч бутылок емкостью 0,25 литра. Двух продавцов задержали, идет расследование уголовного дела», — заявил мэр Иркутска Дмитрий Бердников.
Большинство пострадавших от употребления «Боярышника» поступили в стационары в минувшие выходные. Еще несколько человек госпитализировали в понедельник, 19 декабря.
Врачи делают все возможное, чтобы помочь отравившимся суррогатом иркутянам, некоторые из них находятся в состоянии комы и острого токсического шока. Об убойной силе концентрата рассказала на брифинге в мэрии главврач больницы №8 Жанна Есева. По ее словам, у нескольких человек смерть наступила мгновенно, сразу после его употребления.
В качестве производителя злополучного концентрата указана петербургская компания ООО «Легат». Компания, расположенная по написанному на бутылке адресу, была ликвидирована в январе 2011 года, однако в северной столице есть и другая фирма ООО «Легат», занимающаяся выпуском схожей продукции, но зарегистрированная по другому адресу.
Согласно данным сайта «Косметикаоптом», этот второй «Легат» работает аж с 1997 года и производит спиртосодержащую продукцию: косметику, гигиенические средства и товары бытовой химии. Имеет на это лицензию от 1999 года.
Убийственный концентрат для ванн «Боярышник» пополнил товарную номенклатуру предприятия сравнительно недавно. До этого там числилась серия одеколонов «Тройной», «Цветочный», «Гвоздика» и т.д. Еще предприятие выпускает жидкости для снятия лака и автостеклоочистители.
«Уникальной особенностью производимой косметической и гигиенической продукции является использование в основе этилового спирта и натуральных компонентов растительных и эфирных масел (шиповника, облепихи, мяты, лимона, грейпфрута), а также экстрактов лекарственных трав и цветов, продуктов пчеловодства, фруктовых кислот», — рассказывает сайт.
Однако концентрат для ванн «Боярышник» производства ООО «Легат» эксперты дважды признавали суррогатным алкоголем.
В 2009-м эта жидкость была протестирована экспертами Союза производителей галеновых лекарственных препаратов (лекарственных средств, получаемых из растительного сырья путем водного или спиртового экстрагирования — прим. «Ленты.ру»). Было установлено, что в ней вовсе не содержится экстракт боярышника, в составе только пищевой этиловый спирт (содержанием 70,6 процента), глицерин и вода.
Летом 2016 года тот же продукт был упомянут в тексте решения арбитражного суда республики Татарстан в отношении местного индивидуального предпринимателя: «Концентрат для принятия ванн жидкий «Боярышник» не является косметическим средством, а является этиловым спиртом, разбавленным водой, с объемной долей этилового спирта 64,7 процента, что подтверждается экспертным исследованием №195 от 17.02.2016 года».
В Иркутске же речь, похоже, идет о двойной подделке. Уже установлено, что в состав жидкости, которой отравились горожане, входит метиловый спирт и антифриз. Смертельный коктейль.
По словам Дмитрия Пескова, президент России Владимир Путин в курсе иркутских событий, и складывающейся там ситуации будет уделено пристальное внимание.
Принятием же мер относительно контроля за оборотом подобных средств займется, по словам представителя Кремля, правительство. «Это не тема администрации президента», — добавил Песков.
Премьер Дмитрий Медведев высказался о проблеме «реализации всякого рода спиртосодержащей продукции» на совещании с министрами. «Больше с этим мириться невозможно. Необходимо принять все меры либо для изъятия соответствующих препаратов из розничной торговли, либо для того, чтобы их оборот был поставлен под полный контроль, включая упомянутую систему ЕГАИС (Единую государственную автоматизированную информационную систему учета производства этилового спирта и алкогольной продукции — прим. «Ленты.ру»)», — цитирует Медведева «Интерфакс».
Глава правительства напомнил о проблеме продажи сомнительных настоек через автоматы. «Выглядит это совершенно чудовищно, особенно если иметь в виду, что это бесконтрольно осуществляется в самых разных местах», — подчеркнул он.
Медведев отдельно обратился к министру внутренних дел Владимиру Колокольцеву: «Лица, которые занимаются реализацией такой продукции, тем более если это происходит полулегально, должны привлекаться к ответственности».
Еще в октябре источник в Росалкогольрегулировании сообщил ТАСС, что с 2017 года производителей непитьевых спиртосодержащих настоек возьмут под контроль упомянутой Медведевым системы ЕГАИС.
С помощью этой системы можно будет полностью отслеживать закупку спирта, его переработку и количество выпущенной продукции. «Выпуск настоек будет контролироваться, как и другая алкогольная продукция, следовательно, продавать их в (уличных) автоматах уже будет нельзя», — добавил собеседник агентства.
По факту массового отравления и гибели людей в Иркутске возбуждено дело по статье 238 УК РФ («Производство, хранение, сбыт товаров и продукции, не отвечающих требованиям безопасности и повлекшие по неосторожности смерть двух и более лиц»).
Расследованием занимается Следственный комитет России. Там уже заявили, что часть ответственности лежит на самих пострадавших. «Несмотря на предупреждение (напечатанное на этикетке — прим. «Ленты.ру»), граждане употребили эту продукцию как алкогольную, однако в средстве вместо этилового оказался концентрированный метиловый спирт».
Сотрудники СКР проводят вместе с полицейскими обыски в торговых точках, где велась продажа злополучного «Боярышника», — их более сотни. Общий объем изъятого концентрата составил более 500 литров, разлитых в две тысячи емкостей.
По последним данным, ядовитый концентрат производился в подпольном цехе на территории садоводства в Ленинском районе: там нашли 47 пластиковых канистр с суррогатом. Кроме «Боярышника» в цеху разливали водку «Белая береза», «Царская водка», «Финское серебро» и «Пшеничная». В ходе расследования задержали уже семь человек, включая двоих местных предпринимателей.
Примечательно, что в сентябре, по данным ТАСС, в том же районе Иркутска был обнаружен подпольный завод по производству суррогатного алкоголя, где изъяли более 100 тонн продукции.
В Рунете набирает популярность акция #это_медик_виноват. Участники иронизируют над появившейся тенденцией во всех несчастьях винить врачей. Поводом стал инцидент в Петропавловске-Камчатском. На подъезде к дому пациента машину скорой заблокировала легковушка. Пока водители разбирались, кто кому должен уступить дорогу, больной умер. Министр здравоохранения Вероника Скворцова после заявила, что в случившемся есть вина медиков. По ее словам, в такой ситуации врачи могли бы выйти из автомобиля и бежать к умирающему. В профессиональных сообществах отмечают, что в конфликтных ситуациях медицинское руководство крайне редко встает на сторону врачей. А так как на традиционные жалобы чиновники уже не реагируют, коллеги предлагают обращаться к ним в стихотворной форме — сочинять короткие частушки. В сообществе «Злой медик» появилась подборка такого творчества: «Кошка бросила котят — это медик виноват»; «Доллар, санкции и войны — виноват врач участковый»; «Оторвали лапу Мишке, виноват злой докторишка». В беседе с «Лентой.ру» сотрудники скорой помощи и поликлиник рассказали о том, с чем им приходится сталкиваться в своей работе и почему медицинская профессия перестает быть уважаемой.
Михаил Николаев, анестезиолог-реаниматолог подстанции №6 города Волгограда:
Практически на каждом дежурстве возникают конфликтные ситуации. Я стараюсь максимально не реагировать на агрессивное поведение, быть подчеркнуто вежливым, сразу же приступать к работе. То есть дать понять, что я не ругаться приехал, а оказывать помощь. А если не сдерживаться и на ругань «зеркально» отвечать — до мордобоя недалеко. Агрессия порождает агрессию.
Ведь из-за чего чаще всего скандалят люди? Потому что долго ждут скорую. В Красноармейском районе Волгограда до мая 2016 года было 14 бригад скорой. Сейчас — 11. А объем обращений не уменьшился. У нас есть блог в интернете. Там недавно обсуждался случай, когда на 9 вечера по району скопилось 60 вызовов. Медики не справлялись. Свободных рук не хватало. Задержка может составить несколько часов. Я в 2011 году пришел на скорую, через год стал работать реаниматологом. После меня ни один новый врач на нашу подстанцию уже не приходил. Работы очень много, а вознаграждение — неадекватное. Я врач-реаниматолог с общим стажем работы на скорой более 10 лет на ставку со всеми премиями и надбавками на руки получаю 23-24 тысячи рублей.
Но если трезвым пациентам и родственникам еще можно что-то объяснить, до пьяных достучаться тяжело. Тут уже оцениваешь степень угрозы. В декабре 2015 года врача и фельдшера скорой под дулом пистолета несколько часов удерживал в заложниках пьяный пенсионер. В 2015 году на нашу бригаду с кулаками напал пьяный, раненный ножом парень. Ему не понравилось, что его взяли под локоть, чтобы помочь забраться в салон скорой. Мы вызвали полицию. Потом проконтролировали, чтобы дело дошло до логического завершения. Нападавшему присудили административный штраф. А осенью 2016 года на нашу бригаду с угрозами бросались двое нетрезвых парней. Пытались водителя вытащить из машины. Мы вызвали полицию. Сейчас ждем извещения о дате суда. Тоже административное дело будет. И надо понимать, что мы не вызываем полицию по пустякам. Например, когда пьяненький матом оскорбляет. Заострять ситуацию никому не хочется. Работать надо. К помощи полиции прибегаем, только когда есть реальная опасность.
В 2016 году активно обсуждали законопроект, в котором предлагалось приравнять медиков к полицейским и ввести дополнительную ответственность за нападения на медработников при исполнении. Эта бумажка ничем не поможет. Нападают на врачей люди с измененным сознанием: алкоголики и наркоманы. Разве остановит знание того, что они за это могут сесть в тюрьму или получить большой штраф? На полицейских еще и потому не бросаются, что у них есть оружие. А еще граждане прекрасно знают: тронешь полицейского, тебя в отдел заберут, а там хорошо поставлена система «профилактики». Мало не покажется.
А за нападения на медиков нет неотвратимости наказания. У нас в Волгограде почти все происшествия на скорой спускаются на тормозах. Все начинает вертеться, только если пострадавший сам начинает долбить полицию. Но не у всех хватает и характера, и терпения, а самое главное — времени это делать. Работы много. Наше начальство ко всем этим случаям никак не относится — ни позитивно, ни негативно. Помочь в конфликтной ситуации, отстоять честь работника, предложить помощь юриста — не предлагает.
Антон Казаров, фельдшер скорой помощи города Череповца:
За мои 8,5 лет работы на скорой с реальным физическим насилием со стороны пациентов я не сталкивался. Толчки, тычки — это я не считаю. Но угрозы — постоянно. Однажды пришлось проводить реанимационные мероприятия пьяному парню с тупой травмой живота. Его друг в это время держал надо мной топор и бормотал: «Если умрет, я тебя убью!»
Но для нашего руководства чем тише вокруг, тем лучше. Поэтому начальство в большинстве случаев пытается все истории замять. Главврачи медучреждений чувствуют себя князьями. И думают, что рядовые медики — их холопы, которые не имеют права ничего сделать без позволения. Тех, кто проявляет самостоятельность, начинают административно давить. Причем сценарии в регионах одинаковые.
Летом прошлого года в нерабочее время я принимал участие в телепередаче по теме безопасности врачей. Рассказывал, что предлагал нашему главному врачу оснастить бригады переносными рациями. С их помощью можно было бы незаметно подать тревожный сигнал прямо с места происшествия. До сих пор ничего этого нет.
После этого — началось. За две недели после эфира на меня поступило более 70 докладных от мелких начальников. Хотя в предыдущие годы у меня не было серьезных нареканий. После всех жалоб мне выносят подряд два дисциплинарных взыскания. Одно из них за то, что я обратился в полицию с заявлением на девушку, которая порочила меня в интернете. На нее заведено уголовное дело за клевету. Но мое руководство посчитало, что я поступил неправильно. Для наших начальников подчиненный всегда неправ. Потому что если будет прав, значит ошиблись они. Если приходит жалоба от населения, начальство обычно отвечает: все наказаны. Даже если заведомо жалобщик неправ.
Это очень щекотливая тема — отношение населения. Все же, наверное, слышали, что прошла оптимизация здравоохранения. Если по-русски говорить: сократили больницы и врачей. У нас почти на 400 тысяч жителей города и района есть одна больницы, куда скорая свозит всех пациентов. Бывает, что в приемном покое очереди. Потому что нет нужного количества врачей. Ну и общая моральная обстановка. Недавно в интернете все постили ролик, где женщина в поликлинике на коленях ползет на рентген. Кабинет находился на втором этаже, а лифт не работал. Это дико, что в медучреждении нет лифта. Но меня поразила и реакция окружающих. Кто-нибудь помог больной? Нет. Взяли мобильный телефон и начали снимать. И сказали, что врачи плохие. Начните сами с себя. Вот вам наше общество.
Геннадий Николаев (фамилия изменена), врач Всеволожской больницы Ленинградской области:
С хамством сталкиваемся регулярно. В большей степени это касается моих коллег, работающих в поликлиниках. Чаще всего пациенты давят на «Вы должны меня принять». А врач и так принимает каждые 10 минут вместо 20. А есть специалисты, которым на прием одного пациента администрация отводит пять минут по талонам. При этом пациент может прийти без очереди и талона, зайти и сказать: «Мне плохо, вы должны меня принять». И если что, начинает скандалить. А врач принимает по талонам, если он примет вне очереди, значит, ему придется выгнать кого-то, кто в этой очереди стоял. Думаете, наше начальство в таких ситуациях защищает нас? Ничего подобного! Пациент сразу идет к заведующей поликлиники, та, в свою очередь, наезжает на врачей. Пациент хамит, говорит: «Я вас проучу, вы тут деньги получаете». В Ленинградской области, к слову, зарплата врача небольшая — 18 тысяч рублей. Более того. Руководитель советует тем, кого не приняли, жаловаться. Несколько дней назад два пациента написали заявление на врача, который отказался их принимать без талона. И на основании этого врачу объявят выговор. Значит, он лишается премии на целый год. Это небольшие деньги, но все равно дополнение для семьи.
Во всех конфликтных ситуациях врачи оказываются крайними. Мы создали независимую профсоюзную организацию и пытаемся вмешиваться, чтобы защитить врачей. Пока у нас ничего не получается. Нас просто игнорируют и посылают лесом. Докторов, которые пытаются отстаивать свою честь и достоинство, не молчать — наказывают, лишают премии и вынуждают уйти. А у нас и так не хватает специалистов. На девять участков всего три педиатра, остальные ушли из-за такого отношения. Разве это называется качественной доступной медицинской помощью?
Самому незащищенному слою населения — детям — не хватает врачей. Узких специалистов попросту нет. Но во всех этих грехах винят самих медиков, а еще регистратуру. Там сидят девушки, они как на передовой, на них орут пациенты: «К вам не попасть! Талонов нет! Совсем обнаглели!» Они пишут жалобы, главврач дает нагоняй, кричит и говорит, что должны были перенаправить к другим специалистам. А к кому перенаправить-то? У нас вместо педиатра в приемном отделении работал невролог, прятал бейджик. Иногда просто интерны работают вместо врачей, хотя у них нет сертификатов. Зато в Минздрав администрация отправляет отчеты о том, что у нас дежурят два педиатра. Да у нас ни одного нет. Работа поставлена так: руководство должно показать, какие они эффективные менеджеры. Никто же не проверяет эти слова, все на бумаге. Неудивительно, что пациенты обозленные, их можно понять.
Павел Рыжов, фельдшер детской поликлиники №68 Санкт-Петербурга:
У нас в марте прошлого года случился неприятный инцидент. Были на вызове у больного ребенка. После того как закончили, спустились к машине, чтобы ехать к следующему пациенту. Наш водитель начал сдавать назад. В это время в машину постучали. Я открыл окно и получил удар кулаком в лицо. Мы сначала даже и не поняли, что происходит. Напавший был сильно пьян. Вероятно, наша машина ему мешала. Несмотря на невменяемое состояние, думаю, этот человек вряд ли осмелился бы так себя вести, если бы на его пути стоял экипаж сотрудников полиции или МЧС.
В июле дело об этой драке рассматривалось в мировом суде Санкт-Петербурга. Нападавшему вменялись побои из хулиганских побуждений. Однако судья пришла к выводу, что нападавший общественный порядок не нарушал. Его полностью оправдали. Даже штрафа административного не присудили.
Коллеги также сталкивались с неадекватными людьми. Однажды родитель одного из пациентов с порога начал кричать на врачей, мешал осмотру. До рукоприкладства не дошло, но тон был очень оскорбительный.
Негатив по отношению к врачам понятно откуда берется. И не последнюю роль играют в этом СМИ. То и дело встречается информация — там пациент умер, здесь не успели спасти. И все это без объяснения, почему так происходит. Получается как бы, что виноват исключительно врач. Ну и конечно, сама система здравоохранения к этому подводит. Если в поликлинике пациент просидит полтора часа в очереди к доктору, то естественно, обозлится.
Понятно, что систему быстро настроить не получится, но Минздрав мог бы запустить социальную рекламу по телевидению, в которой бы объяснялось, что такое медицина, кто такой врач, что и в каких условиях ему приходится делать.
В Москве 5 декабря в Ледовом Дворце Парка Легенд состоялось вручение ежегодной премии «Доброволец России». Волонтеры со всей страны съехались сюда, чтобы стать свидетелями церемонии награждения, в котором участвовали общественные деятели, журналисты, актеры, музыканты, спортсмены, а также президент Владимир Путин. «Лента.ру» рассказывает о том, как это происходило.
«Встречайте! Президент Российской Федерации Владимир Владимирович Путин!» — произносит ведущая. Его появление неожиданно. По залу прокатывается дружный возглас, и на сцене московского Ледового дворца в Парке Легенд, из толпы награждаемых, немного смущенно улыбаясь, появляется президент. Он берет в руки микрофон.
— Дорогие друзья! — произносит он. — Мне очень приятно обратиться к вам именно с такими словами: дорогие друзья. Потому что очень многие хотели бы иметь в кругу своих друзей таких людей, как вы.
Пятое декабря — Национальный день волонтера, и именно на этот день пришлась церемония вручения премии «Доброволец России 2018», подводящая итог Году волонтера и Международному форуму добровольцев. А еще, неофициально, этот год сами волонтеры называли несколько по-другому — Год добра.
Владимир Путин отметил, что в волонтерском движении больше всего сконцентрированы такие качества, как отзывчивость, доброта, сердечность и гражданственность. «Вы совершаете важные вещи не только для себя, для тех, кому помогаете, вы это делаете для всех, потому что подаете пример, создаете чувство надежности нашего общества. Это делает наше общество не только более добрым, но и более сбалансированным, устойчивым к внутренним и внешним шокам», — подчеркнул он.
Президент лично вручил награду добровольцу года Антону Коротченко, автору проекта «Здоровое село», но заметил что «этой статуэтки достоин каждый» из тех, кто собрался в многотысячной аудитории.
Кстати, а в чем же состоит заслуга Антона Коротченко? Дело в том, что смоленское региональное отделение Всероссийской организации «Волонтеры-медики», руководителем которого он является, помогло провести медицинское обследование более 6 тысяч жителей небольших населенных пунктов, находящихся вдали от крупных городов Центрального федерального округа.
Видно, что Антон не привык много говорить. «Я мог это делать и хотел это делать, было свободное время… А остановиться и не смог», — немного неуклюже объясняет он то, каким образом попал в волонтерское движение. Все началось пять лет назад. Когда он учился в университете, то вместе с товарищами создал добровольческий отряд на базе своего учебного заведения, который занимался социальным волонтерством и ездил помогать детским домам. А потом в 2016 году ему предложили возглавить региональное отделение волонтеров-медиков, и с тех пор он занимается медицинским добровольчеством.
Антон убежден, что волонтерское движение растет и ширится по всей стране. Об этом говорят и цифры — согласно данным фонда «Общественное мнение» в него вовлечены около 14 миллионов человек. «Инфраструктура выстроена, люди — причем разных возрастов — активно включаются в работу. Добровольцев будет становиться больше. Тем более «Год волонтера» заканчивается, а наша работа только начинается», — уверенно произносит Коротченко.
Конечно, награды удостоился не только он. Заурбек Цаллагов из Северной Осетии получил статуэтку в номинации «Уверенные в будущем» — ее волонтеру вручил депутат, заслуженный мастер спорта Александр Карелин за проект по воссозданию родового башенного комплекса, благодаря которому все желающие смогут увидеть быт и культуру средневековой Алании. Награду в номинации за культурное добровольчество получил Антон Медведев из Костромской области. Он и его команда рисуют красочные графитти на стенах детских поликлиник, чтобы поднять маленьким пациентам настроение. И это, конечно, далеко не все победители.
Вообще же на конкурс было подано почти 16 тысяч заявок (то есть, в десять раз больше, чем в прошлом году), а сами проекты заявителей охватывают более полутора миллионов человек. И, разумеется, победители унесут с собой не только памятную статуэтку, но и получат гранты в размере до одного миллиона рублей на развитие своих инициатив.
Антон Медведев, тот самый, который рисует граффити на унылых серых стенах детских поликлиник, рассказывает, что когда его команда только начинала свой проект, они старались не афишировать себя, а просто делали свое доброе дело. «С помощью создания этой арт-перезагрузки мы привлекаем внимание людей к тому, что можно собственными силами создавать комфортную среду вокруг себя, в которой растут и воспитываются их дети», — объясняет он.
Медведев считает, что добровольчество у жителей нашей страны буквально в крови. «Мне кажется, что в вопросе человечности русские и русский менталитет всегда были первыми. Не пустить путника на порог в Древней Руси было просто нельзя», — говорит он. Конечно, в последние десятилетия ситуация изменилась — «появилось много корысти, зависти и бесчеловечности» в связи с «расслоением общества». Но теперь ситуация снова меняется.
Антону приятно, что благодаря публичности, которую добровольческие движения получили в последний год, многие люди в разных городах страны узнают, что они могут осуществить проект, подобный тому, который сделали он и его единомышленники. Да и вокруг них самих сплотилось немаленькое сообщество, которому небезразлична «эта история». И, самое главное, участие в добровольческом движении делает любого человека лучше — учит верить в других людей в наше время, когда все привыкли сомневаться и косо смотреть друг на друга. А по-другому тут и не получится.
Заурбек Цаллагов считает, что наибольших успехов достигают те волонтеры, которые ведут добровольческую деятельность по своему профессиональному направлению. «Тогда, прежде всего, у тебя появятся интересные, здравые и полезные обществу идеи, и это станет для тебя возможностью применить ту теорию, которую тебе дают в образовательных учреждениях, применять на практике», — объясняет он.
У него так и получилось — он выпускник «Строгановки», Московской государственной художественно-промышленной академии имени С. Г. Строганова. Полученные знания он применил на практике — восстановил старинный родовой башенный комплекс.
Заурбек уверен, что и развивать добровольчество нужно именно в вузах, давая студентам тематические задания. Его опыт говорит о том, что это действует отлично, ведь из его проекта вышли многие другие. «Мы начали реализацию этого проекта в 2018 году, но уже сейчас более десяти человек поехали на разные форумы и уже даже победили и реализовывают собственные инициативы», — не без гордости сообщает он.
В рамках конкурса «Года волонтеров» такие молодые люди, как Заурбек, проходили обучающую акселерацию. По всей России собрали лучшие проекты (изначально их было 150) и пригласили их участников в Тульскую область на акселерационный модуль, где эксперты рассказывали, как эти проекты докручивать, у кого какие минусы, слабые места, как привлекать, удерживать, заинтересовывать молодежь.
«Эта образовательная площадка принесла за короткое время для нашего проекта очень большую пользу», — отмечает Цаллагов. Из 150 проектов отобрали вторую акселерационную программу — 70 проектов. И так, шаг за шагом, участники шли к победе. «Даже те, кто не выиграли, узнали для себя много нового и полезного, и каждому это поможет сделать свой проект сильнее и лучше, и это уже огромная победа», — уверен Заурбек.
Антон Коротченко вторит ему, говоря о важности «Года волонтера» в целом. «Люди услышали призыв, перестали бояться волонтеров и сами начали приходить в добровольческое движение, причем не для того, чтобы слепо что-то делать, они начали проявлять инициативу, создавать эффективно работающие команды», — рассказывает он.
Впрочем, добровольчество — это, конечно, хорошо, но справедливо ли перекладывать все проблемы общества на плечи волонтеров? А как же местные власти? Антон считает, что чиновники и волонтеры должны работать сообща — только тогда все это будет производить социальный эффект. «У местных властей есть административный ресурс — они могут договориться или найти то место, где необходима помощь, а волонтеры всегда готовы помочь безвозмездно. Такой симбиоз должен быть всегда», — отмечает Коротченко.
«Считаю, что каждый должен быть на своем месте, — заявляет Заурбек Цаллагов. — Это озвучивал даже Владимир Владимирович, когда приезжал к нам, говоря, что зачастую госслужащие — это «бумажные» работники, которые целыми днями за кипой бумаг не видят реальных проблем». Заурбек, кстати, сам проработал госслужащим целый год, чтобы понять, как функционирует система и качественно реализовать свою инициативу. И понял, что, когда человек засыпан бумагами, ему очень сложно делать какие-то реальные вещи. Исходя из этого опыта, он стал простраивать работу с властями, и вообще со всеми, кто был ему нужен для успеха его начинания. «Поэтому надо, чтобы те, кто делает документы — делали документы, а молодежь делала дела, чтобы они взаимодополняли друг друга», — практически повторяет он тезис Антона Коротченко.
После выступления Владимир Путин, сделав селфи на сцене с участниками форума, не сразу покинул здание Ледового дворца. Его можно было увидеть рядом со стендами благотворительных проектов. Президент осматривал их, задавал вопросы.
Особенно его заинтересовал стенд проекта «Мечтай со мной». Суть затеи проста: тяжелобольные дети пишут свое желание на кусочке бумаги, опускают в конверт, который организаторы приклеивают к доске. Любой участник форума мог подойти и заняться исполнением мечты такого малыша.
Разумеется, это предложили сделать и президенту. В ответ Путин просто собрал оставшиеся пять конвертов и пообещал исполнить все желания этих детей. Один мальчик, мечтавший снять видеоролик о самолете Ил-96, теперь поедет в Москву, где не только увидит крылатую машину, но и познакомится с пилотами специального отряда «Россия». Другой, пожелавший увидеть Петербург с высоты птичьего полета, отправится в Северную столицу, где президент лично прокатит его на вертолете. Девочка, заветной мечтой которой было посмотреть, как снимают кино, отправится на экскурсию по «Мосфильму» — причем в сопровождении ее директора Карена Шахназарова и режиссера Никиты Михалкова. Еще одна девочка, которая хотела стать журналисткой, отправится на телеканал RT и возьмет первое в своей жизни интервью.
Но особенно Путина растрогала последняя просьба. Тяжело больной мальчик просто хотел пожать ему, президенту России, руку. Путин назвал ее «очень трогательной, неожиданной» для него, и обещал проконсультироваться с врачами ребенка. И, если это будет возможно, то его мечта исполнится в новогодние праздники.
У трехмесячного Марка Фогеля из алтайского села Волчиха синдром короткой кишки. Сразу после рождения у малыша обнаружили непроходимость кишечника, он перенес две сложные операции, в результате которых уцелело всего 7 сантиметров тонкого кишечника. Сейчас жизнь мальчика зависит от специального питания, которое ему вводят внутривенно, потому что ни грудное молоко, ни смеси его организм не усваивает. Когда Марка выпишут из больницы, его родителям придется самим покупать внутривенное питание, которое стоит очень дорого. Таких денег семье уже не собрать, нужна помощь.
В алтайском селе Волчиха роддома нет, и, когда у Эльзы начались схватки, муж повез ее за 90 километров, в город Рубцовск. Ребенок родился с хорошим весом, врач-неонатолог поставил 8/8 баллов по шкале Апгар. Но уже через четыре часа после появления Марка на свет Эльза заметила, что с ребенком не все в порядке.
— Кормлю ребенка грудью, а Марк срыгивает зеленью, — вспоминает она. — Сказала об этом врачу, но меня успокоили: «Нет причины для волнений — роды были стремительные, и ребенок наглотался околоплодных вод!»
Марку сделали промывание желудка, и вернули малыша маме. Ночью Эльза с ужасом увидела, что подгузник у сына в крови.
— Я очень испугалась и побежала за дежурным врачом. Мне опять сказали, что не надо беспокоиться, мол, ребенку, скорее всего, не хватает калия, нужно сделать переливание крови. Я дала согласие на переливание, и сына унесли.
Утром врач-неонатолог сообщил Эльзе, что есть подозрение на непроходимость кишечника. Малышу сделали рентген брюшной полости, и диагноз подтвердился.
— На сына было страшно смотреть, — говорит Эльза. — Он лежал отекший, бледный, с пересохшими губами и очень тихо, практически беззвучно, кричал.
Мальчика нужно было срочно оперировать. В Рубцовске один детский хирург, который к тому же находился в отпуске. Доктора разыскали и вызвали в роддом. Он осмотрел Марка и отказался: «Я мог бы сделать операцию, но выходить здесь такого маленького ребенка мы не сможем. Его нужно доставить в Барнаул».
От Рубцовска до Барнаула около 300 километров. Для перевозки новорожденного в тяжелейшем состоянии требовался реанимобиль, но его не было в наличии — машина уехала на вызов в другой город. Прошли сутки. Эльза не находила себе места от тревоги.
— В роддоме меня уверяли, что ничего страшного не произойдет, если ребенка заберут завтра: «Время есть, дети с такими проблемами живут пять-шесть дней». Но я чувствовала, что медлить нельзя, и подняла на ноги всех родных. Каким-то чудом удалось договориться насчет санитарного вертолета, Марка доставили в Барнаул и в тот же день прооперировали. У него оказался заворот кишок. Если бы в Рубцовске сразу сделали операцию, все бы обошлось.
Но время было упущено, большая часть тонкой кишки ребенка погибла, и ее пришлось удалить. После тяжелой операции Марк находился в реанимации на искусственной вентиляции легких. Его кормили внутривенно.
Через несколько дней мальчика повторно прооперировали. В результате от тонкой кишки осталось всего 7 сантиметров.
Малыш три недели провел в реанимации. Питание поступало в вену через подключичный катетер и через зонд. Однажды катетер сместился, и образовался тромб.
— Новый катетер не сразу удалось установить, и мой ребенок несколько дней жил без внутривенного питания. Я была в панике, — рассказывает Эльза. — Врачи отвечали одно и то же: состояние стабильно тяжелое. Никаких надежд не давали. Но самый страшный день был, когда мне сказали, что Марку удалили почти весь кишечник, поэтому прогноз плохой: ребенок проживет максимум полгода.
Эльза не сдавалась. Перелопатила весь интернет в поисках похожих случаев, нашла группу в социальной сети «Ветер надежд», в которой общаются мамы детей с такими же диагнозами.
— Мне дали телефон доктора Елены Костомаровой из столичной Филатовской больницы. Я связалась с ней, и мы отправились в Москву в сопровождении врача. Одной мне было страшно лететь: четыре с половиной часа в самолете с ребенком на внутривенном питании. В Филатовской больнице малышу в тот же день отменили процедуру питания через зонд и установили венозный катетер Broviac — для длительного введения парентерального питания.
— Сейчас 20 часов в сутки мы на капельнице, — говорит Эльза. — Марк чувствует себя намного лучше. Он наблюдает за игрушками над кроваткой, пытается их достать и часто улыбается.
Мальчик растет, его кишечник тоже растет — и через какое-то время малыш сможет питаться как другие дети. Но сейчас ему нужна наша помощь.
Для спасения Марка Фогеля не хватает 783 359 рублей.
Гастроэнтеролог Детской городской клинической больницы №13 имени Н.Ф. Филатова Елена Костомарова (Москва): «У Марка из-за заворота тонкой кишки произошел ее некроз, малыш перенес две сложные операции, в результате хирургам удалось сохранить лишь 7-8 сантиметров. Этого очень мало для самостоятельного питания. Кишечник мальчика еще будет расти, к тому же толстый его отдел полностью сохранен, это дает основания для хорошего прогноза. Но пока Марку по жизненным показаниям необходимо специальное внутривенное питание».
Цена внутривенного питания 1 619 260 рублей.
835 901 рубль собрали читатели rusfond.ru и rbc.ru.
Не хватает 783 359 рублей.
Дорогие друзья! Если вы решите помочь Марку Фогелю, пусть вас не смущает цена спасения. Любое ваше пожертвование будет с благодарностью принято.
Для тех, кто впервые знакомится с деятельностью Русфонда
Русфонд (Российский фонд помощи) создан осенью 1996 года как благотворительный журналистский проект. Письма о помощи мы размещаем на сайте rusfond.ru, в газетах «Коммерсантъ», интернет-газете «Лента.ру», эфире Первого канала, социальных сетях Facebook, «ВКонтакте» и «Одноклассники», а также в 170 печатных, телевизионных и интернет-СМИ в регионах России.
Всего частные лица и компании пожертвовали в Русфонд свыше 11,792 миллиарда рублей, на эти деньги возвращено здоровье более чем 20 тысячам детей. В 2018 году (на 19 июля) собрано 858 536 151 рубль, помощь получили 1249 детей. В 2017 году Русфонд вошел в реестр НКО — исполнителей общественно полезных услуг, получил благодарность президента РФ за большой вклад в благотворительную деятельность и президентский грант на развитие Национального регистра доноров костного мозга.
Серьезная поддержка оказана сотням многодетных и приемных семей, взрослым инвалидам, а также детдомам, школам-интернатам и больницам России. Фонд организует акции помощи в дни национальных катастроф. Русфонд помог 118 семьям моряков АПЛ «Курск», 153 семьям пострадавших от взрывов в Москве и Волгодонске, 52 семьям погибших заложников «Норд-Оста», 100 семьям пострадавших в Беслане.
16 апреля в Государственной Думе рассмотрят законопроект об ответных мерах в отношении стран, поддержавших американские санкции против России. Документ предполагает не только фактический разрыв международных отношений, но и запрет импорта из США и стран — их союзников (преимущественно государств-членов ЕС) фармацевтических препаратов. Речь идет о тех лекарственных средствах, аналоги которых формально есть в России, то есть о большей части импортных лекарств. Ожидается, что законопроект будет принят, поскольку его авторы — лидеры думских фракций. «Лента.ру» узнала, почему их инициатива может стать смертным приговором вовсе не для американцев, а для россиян.
Майя Сонина, директор фонда помощи больным муковисцидозом «Кислород»
В России около трех тысяч больных муковисцидозом. В том случае, если законопроект примут, мы им не поможем, даже если разорвемся. Те препараты, которые они получают пожизненно, как правило, импортного производства — из Америки и Европы. Это и гепатопротекторы, и муколитики (препараты для отхаркивания мокроты), и антибиотики, и инсулин — диабетиков среди них достаточно. Российские аналоги не выдерживают критики: на фоне их приема возникают тяжелые осложнения. Мы, к сожалению, это знаем на печальной практике: пациент выписывался из клиники, где ему назначали отечественные дженерики, и через короткое время у него ухудшалось состояние, отказывала печень.
Восстановиться после их приема невозможно, потому что это приводит к дальнейшей невосприимчивости к любым препаратам — в частности, сильнодействующим антибиотикам и, как следствие, к летальному исходу. Колистин, тобрамицин для ингаляций — долго можно перечислять этот список, наши больные принимают их пожизненно, и только на этих препаратах и держатся, только благодаря им выживают.
Российские аналоги — это неочищенные препараты, не прошедшие клинические испытания… Испытания проводят прямо на пациентах: каждый раз они должны вызывать скорую и регистрировать побочные эффекты, затем идти к начальнику поликлиники, который собирает консилиум и решает, что препарат не подошел. Только после этого по индивидуальному заказу закупается оригинальный препарат. Это небезопасно для самих пациентов, и эта практика — по замещению российскими дженериками — идет уже давно.
Но теперь получается, что рабочее лекарство нельзя будет выписать даже после решения консилиума. Более того, под угрозой запрета вообще все препараты. Наш основной муколитик «Пульмозим» (Дорназа альфа), который дает возможность продлить жизнь (без специального лечения больные живут до 16 лет), пока не имеет аналогов. Но он уже разрабатывается, и как только выйдет — все.
В законопроекте говорится не только о лекарствах, а вообще о любых товарах. Мы закупаем в Америке и Европе кислородные концентраторы, ингаляторы, компрессоры для ИВЛ-аппаратов, дыхательные тренажеры, вибромассажеры для дренажа мокроты, откашливатели, аспираторы и так далее. Не дай бог встретиться с отечественными: тот же кислородный концентратор перегорает моментально! И если человек кислородозависим, а в сети происходит скачок напряжения, аппарат просто отключается, и пациент задыхается.
Лазейка с личным провозом лекарств вряд ли сработает. Представьте себе обычную семью из деревни в Челябинской области. Как они будут ездить? Это же огромные деньги! Безусловно, наши волонтеры как могут используют все способы доставить лекарство, в том числе полулегально, но они сильно рискуют, потому что бог его знает, что придет в голову таможеннику. При легальном способе надо было ждать решения врачебного консилиума федерального профильного учреждения. Теперь легальных способов не остается.
За границу на операцию мы перестали отправлять — это дикие деньги. Однажды мы попытались отправить за государственный счет, но документов ждали настолько долго, что девушка, которую отправили в Страсбург, не доехала до клиники и скончалась на вокзале.
По итогам санкций наша возможность помочь подопечным снизилась в восемь раз. Раз в квартал назначают внутривенный курс антибиотиков: 9 граммов меронема при тяжелой синегнойной инфекции легких, курсом 21 день и стоимостью 300 тысяч рублей. Порой у родственников больных возникает ситуация, когда нечем платить за похороны, и мы предлагаем кремацию. Сейчас у нас очередь на полтора года. Некоторые не успеют дождаться.
Гуманитарное убежище удавалось получить лишь единицам, а пациентов с редкими заболеваниями порядка полумиллиона в стране. Еще больше диабетиков и астматиков, которым совсем не жизнь без иностранных препаратов. Всем срочно эмигрировать? Так не выйдет. Никогда не знаешь, как работать в стране, где издаются суровые законы, которые компенсируются как бы необязательностью их исполнения, да еще и на фоне огромнейшей коррупции. Все настолько непредсказуемо и странно, что я не могу прогнозировать, как мы будем с этим работать.
Я даже не знаю, что про это сказать. Это война против собственного народа. Как можно запретить привозить в страну лекарства или медицинское оборудование, которое мы сами производим плохо? Как?
Каждому третьему нашему подопечному нужен кардиостимулятор. Мы имплантируем аппараты только иностранного производства. Российские аналоги в нашей стране есть, но мы не рискнем заказывать их нашим пациентам, потому что срок годности, качество и все остальное разнится примерно, как «Запорожец» и «Мерседес». Они, конечно, не сразу ломаются, но гораздо чаще и быстрее, ведь западные стандарты качества у нас не приняты. Сейчас мы пользуемся услугами дилеров, и если их запретят, я не знаю, как мы будем выкручиваться. В законопроекте есть пункт о том, что разрешается ввоз товаров для личного использования, но, понимаете, на 600 человек ввезти кардиостимуляторов в кармане не получится.
Да, кого-то мы продолжим отправлять на операции за границу — хотя бы здесь, надеюсь, что-то будет в порядке, но всех за границу не отправишь, никаких денег не хватит. Нам уже их не хватает, потому что все цены привязаны к курсу доллара. Так что это будет просто гибель какая-то. Это очень глупая мера, которая не приведет ни к чему, кроме урона тощей и больной экономике и ущерба здоровью жителей страны. Хотя они [депутаты] этого не заметят.
*По данным фонда, ежегодно в России рождается 14 тысяч детей с врожденным пороком сердца, 10 тысяч из них могут быть прооперированы за счет бюджета, остальным остается надеяться на помощь фондов.
Запрет на ввоз лекарств из США и других противных иностранных государств, согласно законопроекту, не коснется тех препаратов, аналогов которых нет в России (или которые можно, скажем, ввезти из Индии). Это хорошая новость. Судя по тексту, новые препараты, которые находятся под патентной защитой и не могут быть воспроизведены (те же «Адцетрис», «Опдиво», «Китруда»), нас не покинут по причине нового закона.
По многим другим препаратам мы перебьемся тевовскими дженериками. Или венгерскими (наверное). Ну или российскими аналогами. То есть доступность лекарств снизится, но не глобально (будет сильно зависеть от списка стран, которым откажут в импорте лекарств).
На этом хорошие новости заканчиваются. Плохие новости такие. Пострадают пациенты с лекарственными аллергиями. Например, у препарата есть российский и израильский аналог, но на них аллергия, и нужно немецкое лекарство (а оно под санкциями). Это гипотетическая ситуация.
Могут пострадать пациенты с тяжелыми хроническими заболеваниями, которым нужны препараты пожизненно и в больших дозах. Например, антибиотик для лечения воспаления легких может быть условно любого качества, так как курс лечения длится недолго и дозы невелики. Но тот же антибиотик для пациента с муковисцидозом должен быть самым высококлассным (с точки зрения токсичности, в частности), так как принимается ежедневно, пожизненно и в больших дозах.
Может пострадать конкуренция на лекарственном рынке. Для того чтобы все производители работали над качеством и доступностью своих препаратов, нужно, чтобы рынок был большим. Но если доступ лекарств на российский рынок ограничат, то конкуренция может съежиться.
Впрочем, все эти последствия пока гипотетические. Реальная ситуация очень сильно зависит от того, какие именно лекарства войдут в ограничительный список — если, конечно, закон будет принят.
Есть и две нейтральные новости. США точно не пострадают. Российский лекарственный рынок — не очень лакомый пирог. Народу в России много, а вот денег — маловато. А что интересует любую фарму, даже американскую? Правильно — деньги, которые можно выручить от продажи лекарств. От принятия этого закона могут пострадать только бедные, а богатые точно не пострадают. Проект закона не ограничивает возможность граждан ввозить любые лекарства для личного применения. А кто может съездить в Германию за таблетками? Уж точно не бедные. А вот богатые могут, поэтому после принятия закона они ощутят разве что некоторые неудобства.
Это санкции против своего народа. Это нарушение международных норм в отношении права на охрану здоровья, в том числе прав инвалидов, для которых есть особая конвенция. Американских препаратов немного у нас на рынке, но замены им нет. У оригинального препарата молекулярная формула всегда чище, они качественнее. Результат реакции организма зависит даже от длины формулы молекулы, из-за добавочных компонентов она может по-другому действовать. Фактически люди просто останутся без лекарств и погибнут, и это будет на совести депутатов.
Ограничения для некоторых иностранных препаратов у нас действуют не первый год, и пациенты часто жалуются. Переводить человека с одних таблеток на другие, если речь не идет о хроническом заболевании, — это неполезно. А поскольку у нас в стране нет нормальной мониторинговой, надзорной системы, то масштаба последствий мы с вами не узнаем, за исключением отдельных жалоб. Решение таких вопросов происходит через врачебные комиссии и потом через прокуратуру и суд. Все это — на фоне ухудшения состояния человека или покупки нужных лекарств за сумасшедшие деньги.
Конечно, мы будем пытаться их привезти любыми способами: через благотворительные фонды, через поездки за рубеж. Лет десять назад я столкнулся с ситуацией, когда посольство Норвегии начало получать массу запросов на предоставление убежища россиянам, которые утверждали, что в России у них нет возможности лечиться. Поток людей, которые могли уехать по здоровью, был достаточно приличный до 2014 года, пока не взлетел доллар. Сейчас будет такая же ситуация: люди побегут в Америку за убежищем, потому что у нас опять нечем лечиться. Американцы окажутся в интересном положении, когда отказать больным людям сложно, тем более что лекарство есть только у них.
В конце 2015 года уже принималось похожее постановление в отношении лекарств — под названием «третий лишний», об ограничении допуска иностранных лекарств при госзакупках. То есть оговорка про «неимение аналогов» у препарата уже работает в стране. А сейчас речь идет о полном запрете. Я надеюсь, что этого не случится, но инициатива выдвинута, и даже непонятно, у кого рука поднялась.
Василий Штабницкий, эксперт фонда помощи людям с БАС и другими нейромышечными заболеваниями «Живи сейчас», врач-пульмонолог
У нас в стране уже несколько лет действует правило, что при тендере на закупку лекарств побеждает самое дешевое. То есть фактически государство уже давно не закупает американские и европейские оригинальные лекарства, а использует более дешевые аналоги. Уже во времена акта Магнитского в России ввели «антисанкции», тогда хотели полностью запретить зарубежную медицинскую технику, но общественность отстояла этот пункт. В любом случае, сейчас, если отечественный производитель предлагает более дешевый, но, как правило, менее качественный антибиотик, то он побеждает в государственных закупках. Так что сейчас в российских больницах, как правило, нет оригинальных, качественных и, соответственно, дорогих антибиотиков. Есть антибиотики российского, китайского и индийского производства. Но у людей должно быть право на приобретение тех лекарств, которые они хотят приобрести. Совершенно несправедливо, не этично и, на мой взгляд, незаконно лишать их права покупать более качественные препараты. У каждого из производителей, которые сейчас могут подпасть под санкции, есть несколько хороших антибиотиков, которые нельзя заменять. В список также попадает препарат номер один по продажам в России «Виагра». Дело в том, что это препарат лечения не только эректильной дисфункции, но и легочной гипертензии. Это оригинальный силденафил, так что его запрет очень пагубно скажется на пациентах с легочными проблемами.
Антон Красовский, директор благотворительного фонда «СПИД.ЦЕНТР»
(…) Итак, у нас отнимут «Эвиплеру» — единственный комбинированный препарат 3-в-1, внесенный в список жизненно важных средств. Она канадская или ирландская, а компания, ее разработавшая, самая вражеская — американская. Отнимут «Труваду», главный в мире препарат доконтактной профилактики. Исчезнет «Эдюрант», важнейший компонент нетоксичных схем. Пропадет «Маравирок», редкий ингибитор слияния. В тартарары полетит «Ралтегравир» — основной препарат, одобренный в детских схемах. Запретят «Совальди» — главный хит в лечении гепатита С. Ну и не станут даже регистрировать новые американские разработки, на которые штатовских и европейских ВИЧ-позитивных людей перевели еще в позапрошлом году — «Генвойю», «Дескави» и «Одефси».
Все это, вероятнее всего, заменят так называемыми аналогами. По закону аналог — это не аналогичный препарат, а препарат схожего действия. Ну, снижает вирусную нагрузку, и отлично. Никого не будут волновать побочки, прорастающие в почках камни, ломающиеся кости, гниющая печень и отказывающее сердце. Наш ответ Чемберлену важнее.
Чемберлен меж тем срать на нас хотел, ибо объем российского рынка этих лекарств минимален — сравним, наверное, с польским. И уж точно меньше танзанийского. Компании посмотрят на все на это, покрутят пальцем у виска и уйдут из России. И в результате вместе со сложными лекарствами исчезнут и простые — элементарные антигистаминные и антибиотики. И я очень надеюсь, что когда кто-нибудь из авторов законопроекта или его родных будет помирать, а на Запад их лечиться, конечно же, уже не пустят, то кому-нибудь из его внешторговских друзей все же посчастливится найти заветный талон.
Илья Фоминцев, исполнительный директор фонда профилактики рака «Живу не напрасно»
Запрет не только американских, но и европейских лекарств — это перебор, это «бомбардировка Воронежа». В лечении онкологических больных используются в основном препараты иностранного производства. Есть крупные американские компании — MSD, Bristol-Myers Squibb, Pfizer — у которых очень приличные препараты. Некоторые аналоги находятся на разных стадиях испытания в России, и есть даже те, которые уже зарегистрированы, но очень часто аналоги сильно недотягивают, есть серьезный вопрос к качеству сравнительных исследований этих аналогов.
Многие специалисты говорят, что наши препараты неплохие и работают, но когда речь заходит о своих пациентах — родственниках, то все хотят оригинал. Именно потому, что нет доверия к качеству: эквивалентность этих препаратов исследована плохо. Больные любым раком — например, легких или меланомой — под угрозой.
Например, у нас пока нет нормальных аналогов для ингибиторов контрольных точек иммунного ответа. Хорошо, что есть аналоги, хорошо, что они дешевле, но зачем запрещать оригиналы? Последнее время они нормально конкурировали, был даже рост российской фармацевтики на фоне поддержки производителей. Но запрет конкурента не приведет к дальнейшему росту нашей фарминдустрии. Люди окажутся в ситуации, когда их возможности в лечении рака ограничены.
Сейчас будут петь песни про то, что наши препараты ничуть не хуже. Чтобы в эти песни поверить, нужно получить очень серьезные доказательства. Никто не знает, хуже российские лекарства или не хуже, — чтобы это узнать, надо провести нормальные исследования. Будут возмущаться: как же так, их провел Росздравнадзор. Лично у меня нет никакого доверия к Росздравнадзору. Если будет проведено независимое ни от нас, ни от американцев исследование, выложенное в открытый доступ, тогда я поверю. Но на моей памяти еще ни разу такого не делали.
В качестве пилотного проекта я бы предложил попробовать отказ от американских препаратов на самих депутатах, когда они заболеют, но скорее всего они просто уедут лечиться за границу.
Алексей Кащеев, врач-нейрохирург, кандидат медицинских наук
(…) Среди моих пациентов самые разные люди — от нищих до фантастически богатых. Среди последних тоже всякие, в том числе и те, кто «принимает решения»: есть федеральные судьи, депутаты Государственной Думы, топовые журналисты кремлевского пула, один посол (в отставке) и несколько сотрудников МИДа, немало высокопоставленных сотрудников ФСБ и МВД, серьезные чиновники из Администрации Президента, всяческих министерств и ведомств, топ-менеджеры госкорпораций, чьи имена еженедельно мелькают в новостных лентах, и даже один очень известный практически руководитель одной непризнанной республики. (…)
Они нередко оперируются в России, тем более что некоторые из них невыездные. Я уже не говорю о том, что когда их настигает острая медицинская проблема (инфаркт миокарда, автотравма, белая горячка), они вызывают ту же самую скорую помощь, ту же 03, что и прочие смертные. И точно так же их родственники начинают панический обзвон «своих каналов», чтобы найти «нормального врача». И ровно так же эти близкие, а по сути бабушки и дедушки, дяденьки и тетеньки, телочки и пацанчики, трясутся за их здоровье и жизнь, как все остальные. Эти высокопоставленные люди носят дорогие костюмы, но под этими костюмами обычное человеческое тело — несчастное, болезное, смертное. И все они заслуживают помощи и спасения, потому что они — люди.
И вот я думаю про этих людей в хороших костюмах, которые хотят сейчас запретить ввоз на территорию России американских препаратов (а они понимают последствия и прекрасно знают, что это означает для российских пациентов, — я видел этих людей в хороших костюмах и не замечал среди них слабоумных, все они сплошь умны, а порой чрезвычайно, исключительно умны), — так вот, впервые я думаю, обязан ли я оказывать им впредь медицинскую помощь лишь на основании того, что они живые люди, а я работаю врачом, или же правильнее им отказать?
Нюта Федермессер, учредитель благотворительного фонда помощи хосписам «Вера»
(…) Мы уже пережили кучу войн, терактов, дебильных законов, собственных ошибок, пережили — и живем дальше. Мы живучие, и память у нас короткая. Мы малообучаемы. Поэтому опять, когда Дума инициировала закон о запрете на ввоз препаратов и медоборудования американского производства (а, кстати, масса неамериканских компаний имеет производства в США), мы смотрим на это, словно на зоопарк, не понимая последствий. «И этот идиотизм мы переживем», — думаем мы. «Надо же, — думаем мы, — Сколько же дебилов и мудаков собралось в самом центре Москвы». Мы думаем про это спокойно и смотрим на это как бы уже из «потом», когда мы и этот ураган уже пережили…
Все верно, это и есть зоопарк. Только они смотрители, а звери — мы. Очень важно иногда вспоминать, кстати, что звери сильнее. И что зверей больше… Несколько сотен детей, которых мы годами переводили из отделений реанимации домой, постепенно обучали их родителей работать с аппаратами вентиляции легких, с откашливателями и прочим непростым оборудованием, чтобы их дети могли иметь детство, ходить на улицу, в школу, даже в бассейне чтобы могли плавать на аппарате ИВЛ, — так вот несколько сотен этих детей уже несколько лет живут на американском оборудовании с американской расходкой.
Но Дума не думает про несколько сотен детей, которых придется снова выдернуть из дома и передать в отделения реанимации. Дума не думает про то, что этих детей снова придется навсегда закрыть в отделениях реанимации по всей стране, навсегда снова отделить их от мам, как в концлагере, потому что в реанимации по-прежнему не пускают, потому что Дума по-прежнему не внесла поправки в закон о посещении реанимаций.
Что для Думы несколько сотен детей? Если каждого члена Думы выбрали несколько миллионов взрослых… Для Думы важна геополитика. Дума думает стратегически и на годы вперед, а несколько сотен неизлечимых детей — это здесь и сейчас. (…)