Мальчику Гере из Ростова-на-Дону год и три месяца. У него врожденная аномалия развития кишечника — атрезия, вызвавшая непроходимость тонкой кишки. Больше года Гера Прохоров провел в больницах Ростова, Краснодара и Москвы, перенес уже шесть операций, ему удалили пораженные участки тонкой кишки. В результате обычную еду организм ребенка пока не усваивает. Чтобы выжить, Гере необходимо специальное питание, которое вводят внутривенно. Мама одна ухаживает за больным ребенком. Денег на дорогое питание у нее нет.

Первый свой день рождения Гера отметил в Москве, в Российской детской клинической больнице (РДКБ). В его палату пришли дети со всего отделения. Анжела, мама мальчика, торжественно внесла торт, украшенный ягодами, выключила свет и зажгла одну свечку.

— Дуй, Гера! — сказала она.

— А мне нельзя торт, у меня скоро операция на печени, — расстроилась подружка Геры, пятилетняя Маргоша. — Но так и быть, за здоровье Геры я съем маленький кусочек.

Сам именинник ни разу в жизни торт не пробовал.
— А если он съест маленький кусочек — он умрет? — спросила Маргоша.
— Нет, но ему будет очень-очень плохо, — ответила Анжела.

В московской больнице Гера оказался год назад в тяжелейшем состоянии.
О том, что у сына серьезные проблемы с кишечником, Анжела узнала на 30-й неделе беременности, когда делала плановое УЗИ. Будущей маме сказали, что у ребенка расширены петли кишечника.

— Вы только не волнуйтесь, — успокоила ее врач. — С такой патологией, как непроходимость кишечника, сейчас даже в Москву ехать необязательно. В нашей больнице есть хирургическое отделение — там малышам делают такие операции.

Сына Анжела решила назвать Георгием — в честь Георгия Победоносца. Малыш родился со вздутым животиком. Его сразу увезли, пообещав вернуть маме на кормление. Однако ни вечером, ни утром Анжела своего ребенка не увидела. Только после настоятельных требований ей наконец разрешили на него посмотреть. Малыш лежал, опутанный трубками, кормить его и брать на руки маме запретили. А на следующее утро Гере сделали операцию.

— Меня никто даже не предупредил, — рассказывает Анжела. — Я перевернула всю больницу, чтобы найти сына, пока мне не сказали, что он в реанимации. Когда я его увидела, чуть не упала в обморок: вдоль животика свежий шов, а возле пупка — отверстие. Уже потом мне объяснили, что это илеостома для выведения переработанной организмом пищи.

Следующим этапом было восстановление непрерывности кишечника и закрытие илеостомы. Врачи обещали, что после этой операции Геру отпустят домой, но у мальчика опять вздулся живот, поднялась температура, появились признаки кишечной непроходимости.

Илеостому пришлось выводить снова, а через два дня ребенку провели операцию по ее пластике.

Свежие раны малышу обработали едким раствором и сожгли кожу, началось нагноение, было подозрение на сепсис. Врачи, которые обещали быстрый результат, теперь были в растерянности.

— Толстый кишечник у вашего сына — бесполезная трубочка, — заявил однажды хирург. — Надо ее отрезать, она все равно не работает.

Анжела в отчаянии написала письмо в Минздрав с просьбой перевести их в Краснодар. За полтора месяца в больнице Гера стал похож на скелетик. Он едва двигался и почти все время плакал. Анжела растирала ему ручки и ножки, чтобы малыш знал, что мама рядом.

— Ты же Георгий Победоносец, — шептала она. — Мы с тобой победим!

В Краснодаре мальчику провели биопсию кишечника и сказали, что удалять ничего не надо, подобрали лечение от инфекций, но наладить работу кишечника не смогли. Четыре раза Геру готовили к операции — и каждый раз ее откладывали из-за плохих анализов.

— Вашего ребенка спасет только чудо, — сказал наконец краснодарский хирург.

Геру отправили обратно в Ростов-на-Дону. Состояние ребенка ухудшалось с каждым днем. У него были увеличены все внутренние органы, плохо работали почки, замедлилось сердцебиение, мальчик еле дышал. В реанимации у Геры случилось кровоизлияние в мозг. Хирург предложил вскрыть ребенку голову.

— Я не спала несколько суток, — вспоминает Анжела. — Когда вдруг отключилась на пару минут, мне приснилось, что я, как в сказке, нашла сосуд, а там внутри был золотой человек. Я проснулась от того, что мне пришло на телефон сообщение: знакомая прислала номер московского хирурга из РДКБ Юлии Аверьяновой. Она-то и оказалась тем золотым человеком, который спас моего сына.

20 февраля Анжела привезла Геру в Москву. Здесь мальчику сделали еще две операции: удалили спайки кишечника и установили гастростому.

Мальчик ожил. Начал лепетать на своем языке, пытался перебирать ножками в ходунках, играть с детьми.

После всех операций у Геры осталось 65 сантиметров тонкой кишки и удалось сохранить толстую. Доктор говорит, что у мальчика есть все шансы со временем перейти на обычную детскую еду. А пока этого не случилось, необходимы дорогие смеси для внутривенного введения — без них Гера не выживет. В больнице он получает внутривенное питание бесплатно, а после выписки мама должна будет покупать его за свой счет. Для нее это немыслимая сумма.

— Гера перевернул мою жизнь, — говорит Анжела. — Я всегда мечтала, что мой ребенок будет великим ученым или выдающимся спортсменом. Но сейчас мечтаю только о том, чтобы он ел, играл и радовался жизни и чтобы ему больше не было больно.

Детский хирург РДКБ Юлия Аверьянова (Москва): «У мальчика врожденная атрезия (недоразвитие) кишечника. Он перенес несколько операций до того, как попал к нам в клинику для завершающего этапа хирургического лечения. После всех операций длина тонкой кишки у Геры составляет 65 сантиметров, такая короткая кишка пока неспособна усваивать необходимый объем питательных веществ. Кишечник будет расти и со временем адаптируется к обычной пище, но пока мальчику жизненно необходимо внутривенное питание».

Стоимость внутривенного питания на полгода — 1 369 760 рублей.

13 060 рублей собрано на благотворительной новогодней ярмарке в ДонЭкспоцентре (Ростов-на-Дону).

2600 рублей собрали читатели rusfond.ru.

Не хватает 1 354 100 рублей.

Дорогие друзья! Если вы решите помочь Гере Прохорову, пусть вас не смущает цена спасения. Любое ваше пожертвование будет с благодарностью принято.

ПОМОЧЬ ГЕРЕ

Для тех, кто впервые знакомится с деятельностью Русфонда

Русфонд (Российский фонд помощи) создан осенью 1996 года как благотворительный журналистский проект. Письма о помощи мы размещаем на сайте rusfond.ru, в газетах «Коммерсантъ», интернет-газете «Лента.ру», эфире Первого канала, социальных сетях Facebook, «ВКонтакте» и «Одноклассники», а также в 170 печатных, телевизионных и интернет-СМИ в регионах России.

Всего частные лица и компании пожертвовали в Русфонд свыше 12,442 миллиардов рублей, на эти деньги возвращено здоровье более чем 20 тысячам детей. В 2018 году (на 13 декабря) собрано 1 508 164 451 рубль, помощь получили 2267 детей. В 2017 году Русфонд вошел в реестр НКО – исполнителей общественно полезных услуг и получил благодарность Президента РФ за большой вклад в благотворительную деятельность. В ноябре 2018 года Русфонд выиграл президентский грант на издание интернет-журнала для потенциальных доноров костного мозга «Кровь5». Президент Русфонда Лев Амбиндер – лауреат Государственной премии РФ.

Серьезная поддержка оказана сотням многодетных и приемных семей, взрослым инвалидам, а также детдомам, школам-интернатам и больницам России. Фонд организует акции помощи в дни национальных катастроф. Русфонд помог 118 семьям моряков АПЛ «Курск», 153 семьям пострадавших от взрывов в Москве и Волгодонске, 52 семьям погибших заложников «Норд-Оста», 100 семьям пострадавших в Беслане.

Фонд — лауреат национальной премии «Серебряный лучник», награжден памятным знаком «Милосердие» №1 Министерства труда и социального развития РФ за заслуги в развитии российской благотворительности. Руководитель Русфонда — Лев Амбиндер, член Совета при президенте РФ по развитию институтов гражданского общества и правам человека, лауреат премии «Медиаменеджер России» 2014 года в номинации «За социальную ответственность медиабизнеса».

Дополнительная информация о Русфонде и Отчет о пожертвованиях региональных бюро Русфонда.

Михаил Пиотровский, который в этом году отметит четверть века на посту директора Государственного Эрмитажа, в последние месяцы оказался на переднем крае событий, не связанных со знаменитым музеем. Здесь и споры о принадлежности Исаакиевского собора, и дискуссия вокруг слияния крупнейших библиотек. И особенно — ситуация с Европейским университетом (ЕУ) в Санкт-Петербурге, где Пиотровский возглавляет попечительский совет.

Конфликт вокруг ЕУ, который собираются лишить лицензии и выставить из особняка в центре города, по словам Михаила Пиотровского, уже стал частью истории Петербурга. Этот и прочие сюжеты, разворачивающиеся вокруг культурных объектов Северной столицы, директор Эрмитажа считает частью борьбы за ее идентичность — с тем, что Пиотровский называет «провинциализацией».

«Лента.ру»: Какие уроки нам следует извлечь из истории с Европейским университетом?

Михаил Пиотровский: Думаю, урок здесь может быть только один: мы должны защищать то непохожее на других, что у нас есть. Если говорить о том, что происходит вокруг Европейского университета, грубо и примитивно — происходит подстригание под единую гребеночку. В частности, города Петербурга, Ленинграда. А Петербург — место особое. И в нем все должно быть не совсем так, как у всех.

Что происходит в Европейском университете? Страна избавляется от большого количества частных вузов, которые непонятно чем занимаются.

Это хорошо или плохо?

Вопрос… В принципе это хорошо. Кругом полно всяких высших учебных заведений, которые печатают дипломы. Упорядочивание в этой сфере — естественный процесс. Но если в результате уничтожения сорняков погибнут редчайшие растения, все же выросшие на этом поле, то это поставит под вопрос всю прополку. Петербург гордится Европейским университетом, который был создан в наше время. Мы гордимся Эрмитажем, Мариинкой, Санкт-Петербургским государственным университетом и много чем еще — но ведь все это создали наши предки.

А что еще подобное создали сейчас в Петербурге?

Надо подумать. Скорее, речь идет не столько об институтах, сколько о моделях их деятельности. Эрмитаж до нашего времени никогда не был универсальным международным мировым музеем. Александринский театр, Мариинка, даже Михайловский театр — все они существуют как мировые культурные единицы, чего раньше на таком уровне не было. Все они делают Петербург особенным — в рамках не только России, но и мира.

А Европейский университет — символ нового Петербурга как такового. Петербурга, вернувшегося после Ленинграда, вернувшего себе имя. Символ нашей открытости миру, нашего умения быть на одном уровне с миром. Недавно читал в одной серьезной газете: для того, чтобы у нас было все в порядке, нужно, чтобы к нам вернулись все, кто уехал учиться за границу. «Но они же не вернутся!» — уверены в газете. Так вот, Европейский университет — тот случай, когда «они» вернулись. И строят свою научную, образовательную деятельность на основах свободы — и при этом в полном согласии с критериями эффективности, выработанными для вузов в России. Хотя сами термины «эффективность», «оптимизация» и тра-ля-ля порядком себя за последние годы опорочили.

Кто может мешать ЕУ? Притом что еще в прошлом году появилась бумага, расписанная — как принято говорить среди чиновников — вице-премьеру Ольге Голодец. С резолюцией «поддержать» и подписью Владимира Путина.

При всем уважении, кроме Владимира Владимировича, в стране есть много разных других сил.

Тянет на сенсацию.

А что не так-то? Как бюрократ, я давно знаю, что любая полученная резолюция — хоть от Господа Бога — не значит ничего. Равно как ничего не значит и любой закон — до тех пор, пока он не обрастет подзаконными актами. Даже самые лучшие резолюции нужно развивать — как говорят те же бюрократы, приделывать бумаге ноги. Это лишь в полностью абсолютистских государствах царь сказал — все сделано. И то это работает только на уровне отрубить либо не отрубить голову…

А в наших условиях — не может один человек заниматься всем в стране, даже когда уже отдал распоряжение. Процесс провинциализации, о котором стоит поговорить отдельно, сказывается и в этом: есть некие провинциальные силы, которые сами по себе могут играть заметную роль. Нельзя же, чтобы за каждым чиновником — от любой отрасли — следил Путин. Звать городового на помощь каждый раз — это интеллигентский принцип, и он работает далеко не всегда. В том же случае с ЕУ надо самим в ручном режиме бороться, добиваться, не оставлять без внимания.

Бороться против чего в данном случае? С чем Европейский университет имеет дело — с политическим ли, с хозяйственным ли спором?

Я полагаю, что речь все же идет о здании. Как таковом. Особняк Кушелева-Безбородко — единственный оставшийся маленький дворец Петербурга, в котором, после определенных манипуляций, можно поселиться. Если его отреставрировать, то он выпадет из этого рынка — в нем можно будет вести только функциональную деятельность. В данном случае образовательную. А место престижное. Кругом дома прекрасные — сходите, посмотрите.

И набережная с крейсером «Аврора» под боком.

«Аврора» ладно: она на Неве то там, то здесь, можно договориться (смеется). А вот ансамбль набережной впечатляет. Вполне возможно, что есть мнение среди питерских девелоперов — не кого-то конкретно, а всей отрасли: «Нечего тут держать университет, когда можно его тут не держать». Особенно в том месте, где когда-то жили князья, — и, стало быть, должны жить князья новые, хозяева жизни.

Ключевое слово «можно». А что, действительно можно — даже с учетом такой резолюции?

Сколько угодно. Мы постоянно слышим по другим поводам: «А что тут, в конкретном здании, делать музею?» Героический Русский музей с кровью отбивал и отбивает для себя дворец за дворцом. Про церковь не говорим. Спасибо ситуации вокруг Исаакия и Шнуру — слово «музей» стало произноситься с большой буквы. Еще недавно под музеем в общественном сознании подразумевалось либо что-то такое скучное и поганое, либо сокровище, которое надо забрать.

Тогда вновь вопрос об уроках, но только в случае с Исаакиевским собором.

У нас вдруг появилась возможность напомнить, что музей — в идеале — определяет мировоззрение. Музей учит, музей просвещает, музей наставляет. Лучше музея и университета, пожалуй, никто серьезнее ни о чем людям не рассказывает, не дает настоящей пищи для дальнейшего размышления. Телевидение, кино, тра-ля-ля, книги, театр — это все с точки зрения возможности мыслить проходит мимо. Воспитывать людей по-настоящему могут только интеллектуальные центры.

Значит ли это, что сейчас — в информационную эпоху, когда любые интеллектуальные достижения моментально оказываются под рукой — человек утрачивает навык самостоятельного воспитания, самостоятельного образования?

Именно из-за мультимедийности и утрачивает — самым неожиданным образом. Хотя казалось бы, люди должны быть куда образованнее, чем раньше. А выясняется, что даже нам, в Эрмитаже, надо объяснять людям азы — воспитывать, направлять через удовольствие общения с искусством. Люди нуждаются в азах.

Какого рода?

Азы о том, что искусство бывает сложным, а не обязательно просто красивым. Азы о том, что если у нас демократия, то это не значит, что твое суждение о чем-либо, включая искусство либо образование, — закон. Все то, что выявил сюжет вокруг выставки Яна Фабра в Эрмитаже и история, связанная с Европейским университетом.

Вы часто употребляете понятию «провинциализация» в связи с Петербургом. Это новая попытка наделить великий город областной судьбой, согласно крылатой фразе поэта Льва Озерова?

Гораздо шире. Под провинциализацией я имею в виду насильное навязывание второсортности городу, который ни разу не был второсортным. Несмотря ни на что: на революцию, на Кронштадт после нее, на блокаду, на «ленинградское дело» — основные попытки принизить город. Все равно не вышло поставить на место. Ленинград, Петербург всегда был первосортным городом.

Даже при Григории Романове — первом секретаре Ленинградского обкома, при котором город покинули многие деятели культуры и науки?

Даже Романов пытался подчеркнуть первосортность города. Только по-своему — в пику интеллигенции, через пролетариат. А так даже в перестройку все самые мощные, самые элегантные конфликты власти и общества происходили здесь — и были связаны с памятниками. Что делать с гостиницей «Англетер?» С домом Дельвига? Спорить о судьбе памятника — вовсе не то же самое, что митинговать на месте, где рубили голову Пугачеву…

В результате Петербург — единственный крупный город в мире, где исторический центр полностью поставлен под охрану ЮНЕСКО. Такого не бывает, нет нигде! И это против всех правил: нельзя же весь город сделать памятником ЮНЕСКО. История с Европейским университетом, попытка превращения Исаакия в приходской храм, слияние библиотек… Все это — попытки крикнуть городу «знайте свое место, больно вы возгордились». Зачем вам, Эрмитажу, Фабр? Зачем здесь современное искусство? В Москве есть специальные уполномоченные галереи, там все и без вас сделают…

Как же работать с государством, преодолевая насильственную провинциализацию?

Для этого надо учиться успешно работать не столько с государством, сколько прежде всего с людьми. С каждым по-разному. Везде показывать заинтересованность, участвовать в решении любого вопроса пусть не на сто — но хотя бы на 95 процентов.

То есть заменить собой этого самого городового?

Скорее стать контролером. Направляющим, обращающим внимание, задающим вопрос «как дела?», показывающим свою глубокую заинтересованность. По всем проектам, в которых принимаешь участие. Я, к сожалению, человек старой выучки, не менеджерской. У меня есть пределы, не только физические — для каких-то вещей просто не хватает образования.

Хотелось бы узнать, чего именно не умеет в области управления культурой Михаил Пиотровский.

Знания психологических приемов, необходимых для общения, — скорее всего, этого у меня нет. Умения этого — завораживать взглядом, жестом, цепляющим словесным оборотом… Наверное, всегда, по любому вопросу, имеется недостаток информации: дел много, по каждому из них всего знать невозможно. А надо же знать, к примеру, по тому же Европейскому университету — кто эти мелкие интересанты, которые так хотят этот особняк на набережной. Мы знаем, что это не президент, что это не губернатор, — но ведь есть что-то, чего я не могу уловить…

И вообще, никогда не надо считать, что ты все знаешь. Всегда надо исходить из того, что ты очень многого не понимаешь — тогда, может быть, и будешь понимать почти все. Каждый раз в отдельности.

Если убрать особенности времени — перед вами в Эрмитаже стоят те же задачи, что и перед вашим отцом, Борисом Пиотровским? Или совсем другие?

Одно время мне казалось, что задачи разные. Там была господствующая идеология, но деньги были. Сейчас такой идеологии нет, а с деньгами — крутись как хочешь, в пределах законодательства, разумеется… Но на большом уровне речь идет по-прежнему о престиже музея, о его автономии, о наращивании его мирового веса, о праве и умении принимать решения. Об умении создавать ситуации, когда вынесенное тобой решение принимают совсем другие люди — и все выглядит так, как будто это они распорядились таким образом; это очень важно для управления в целом.

Самая непровинциальная задача — развитие. Можно оставаться на том же уровне, у нас всегда будет очень много туристов и много денег. Но мы всегда должны доказывать миру, что Эрмитаж — самый лучший. И соответственно, Петербург тоже. Как это доказывать — башней «Газпрома»?

Но и не Эрмитажем же единым, в конце концов.

Это правда. Был, кстати, шанс доказать это новым стадионом «Зенит» — первый проект реконструкции был гениальным по архитектуре. Загубили, заломали — в том числе и долгой стройкой… А так, к сожалению, как раньше первые ассоциации в мире при слове «Петербург» — всего два слова: «Эрмитаж, Собчак», — так и сейчас два слова: «Эрмитаж, Мариинка». Пока все. Хотя, несмотря ни на что, многое в своем развитии идет к тому, чтобы пополнить глобальный культурный контекст Петербурга — и это не может не радовать.

Если говорить про областные и районные центры как таковые — какие стратегические проекты в области сбережения культуры вы могли бы отметить, глядя со стороны?

Блестящий был пример в Перми. Там культурный проект начал развиваться, потом поломался, но сейчас все вновь идет к тому, чтобы он вернулся на новом уровне. Совершенно замечательная перспектива у Керчи и Херсонеса — в борьбе за то, чтобы Музей с большой буквы стал главным для территории. Что это не просто красивые раскопки, где бродят туристы, а культурная доминанта национального самосознания — настоящая история, настоящая археология, не какие-то сказки языческие… Отличные перспективы у Екатеринбурга — в том числе благодаря созданию там центра Эрмитажа, конечно (улыбается). Суздаль очень многое обещает — если удастся договориться с различными конфессиями, там ведь не только Московский патриархат…

Есть много таких мест в России. И везде руководителям культуры надо отвечать на вопросы — себе и другим: «Почему здесь музей, почему он именно таков, почему здесь возникает именно такой театр?» Если ты полностью понял это для себя, то у тебя формируется аргументация и тебя начнут внимательно слушать. Даже начальники.

На какие компромиссы можно идти на этом пути? Где грань между интересом дела и тем, что потребуется взамен?

И это тоже каждый раз решается заново и по-своему. Простой пример: каток на Дворцовой площади, несколько лет назад. Я не просто бился против него — я насмерть бился. Но в какой-то момент тема катка на Дворцовой площади стала частью предвыборной борьбы. Упершись в это, я решил, что больше про каток не разговариваю — потому что иначе я бы втянул Эрмитаж в политическую баталию, что в перспективе не спасло бы никого и ни от чего. Эрмитаж в любом случае находится вне политики, в этом — одна из наших сильных позиций.

В результате каток появился. После чего всем сразу стало ясно, что ничего подобного на Дворцовой площади впредь делать нельзя, невозможно.

На Красной площади можно, а в Петербурге нельзя?

Именно такой аргумент выдвигали сторонники катка на Дворцовой. Чем, дескать, хуже Москва, что там можно, а тут нельзя? А вот построили — и стало понятно, что в Петербурге это выглядит как форменное безобразие, абсолютно неуместное. Ну и все вышло по-нашему: катки здесь больше не заливают. И каждый такой случай — пример того, как распорядиться своей автономией, своим правом принимать решения. И за каждое из них отвечаешь только ты.

Вам не сложно вести сейчас сразу несколько «войн» — учитывая те силовые проверки, которые только что прошли по деятельности Эрмитажа как такового?

В этом году исполнится 25 лет с момента, когда я возглавил Эрмитаж. Столько же — «войнам», которые идут вокруг него. Вы же представляете, сколько народу пришло в восторг от того, что сын предыдущего директора Эрмитажа сам стал директором, да? Как началось, так и продолжается. Привык. То одно, то другое. То кража, то проверка, то гадость в газете, то нормальный такой политический заказ для Счетной палаты — в год выборов президента и губернатора одновременно… Самое трудное, с чем приходится иметь дело, — намеренное искажение реальности со стороны. Ну так надо ставить реальность на место, что я могу сказать.

А все остальное… Сложно, конечно. Потому мы и пытаемся — через тот же Эрмитаж — учить всех, что все на свете сложно. И что любая сложность и любое разнообразие — это красиво.

Санкт-Петербург — Москва

В Сочи открылся XIX Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Уже первый день показал: на фестивале каждый из почти 30 тысяч участников — представителей более 180 стран мира — может найти то, что ему по душе. От левых идей в чистом виде — до реальных проектов улучшения жизни.

«Не выпускайте голубя мира раньше времени», — наставляют со сцены ледового дворца «Большой». До начала церемонии открытия чуть менее часа, и собравшиеся на трибунах с интересом осматривают содержимое пакетов, оставленных под каждым сиденьем. Световой браслет — для интерактивности происходящего. Лента цвета лаванды, символ борьбы с раком. Маска в виде смайлика, для селфи. И лист бумаги с рисунком и инструкцией на обороте.

Следуя инструкции, из этого листа надо сложить голубя — на самом деле обычный самолетик, который должен полететь в самом конце церемонии. Корреспондент «Ленты.ру» последний раз занимался чем-то подобным классе в пятом — да, скорее всего, именно в 1985-м, когда Всемирный фестиваль в последний раз проходил в СССР. Несмотря на инструкцию, голубь не складывается. К счастью, на помощь спешит один из пяти тысячи фестивальных волонтеров — даже звать не пришлось.

Церемонию открыл президент Всемирной федерации демократической молодежи (ВФДМ) Николас Пападимитриу. Он напомнил, что нынешний фестиваль проходит в год столетия революции в России. После чего, помимо ожидаемого текста о вреде империализма, Пападимитриу упомянул героев, которых «в этом году мы славим». Среди таковых оказались Эрнесто Че Гевара, Фидель Кастро Рус, Мохаммед Абдельазиз и единственный из ныне живущих героев демократической молодежи — 93-летний Роберт Мугабе, президент Зимбабве.

Затем слово взял хедлайнер открытия Владимир Путин. «Барьеры бессильны перед подлинной дружбой, — начал свое приветствие президент. — Вас — молодежь разных стран — объединяют общие чувства, ценности и цели». К таковым президент России отнес «стремление к свободе, к счастью, к миру и согласию на планете», а также желание созидать и добиваться большего. «А мы, — пообещал Путин, — будем делать все для того, чтобы вы достигли успеха».

Уже первый день фестиваля показал, что свой путь здесь способен найти любой, вне зависимости от убеждений. Можно зайти на конференцию по наследию Кастро. Послушать в соседнем зале доклады о борьбе с капитализмом на его нынешнем этапе. Либо никуда не ходить, а воздать должное Мугабе — «символу панафриканизма и анти-империализма» — в конференц-зале «Ленин», с перерывом на обед.

Чуть поодаль, за «Лениным», можно послушать другого представителя Зимбабве. Бизнесмен Симбараше Мхуриро — из топ-30 молодых предпринимателей Африки по версии Forbes — рассказывает о том, что в Африке лишь у двух процентов населения есть стабильный доступ к электричеству. С электростанциями, по словам предпринимателя, в его стране не все благополучно. Личные дизели — это очень дорого, вырубка лесов — прощай, экология. Поэтому бизнесмен пытается заниматься альтернативными источниками.

«Как сделать солнечную энергию прибыльной? — задает он вопрос. — Да, я имею в виду прежде всего Зимбабве, где солнечных дней хоть отбавляй, причем круглый год». Сейчас господин Мхуриро гарантирует 20 мегаватт для офисов и административных зданий — на одних солнечных батареях. Цена вопроса — 30 миллионов долларов. Правда, не зимбабвийских, а настоящих. Впрочем, инвестиции потихоньку собираются. А презентация проекта Симбараше Мхуриро на церемонии открытия собрала не меньше аплодисментов, чем выступление его коллеги по эпизоду «Энергия» — отечественной певицы Нюши.

Фишка церемонии: Мхуриро, индонезийский врач Гамаль Альбинсаид, российский микробиолог Анна Кудрявцева — лауреат президентской премии для молодых ученых — и их коллеги по улучшению мира делят сцену с отечественными поп-звездами. «Моя мечта — открыть новое правило химии для всех невозможных соединений, которые мы уже открыли», — сообщает ученый Артем Оганов. «Вечное сияние твое», — поет в это время стоящий рядом с Огановым Дима Билан. «Чистый разум без границ и берегов». «Вот я начинал как минеролог, а пришел к физике твердого тела», — на фоне проигрыша продолжает Оганов, описывая возможные преимущества нового научного знания. «Представьте себе материалы, которые преобразуют тепло в электричество. Или передачу электричества без потерь. Все технологии стали бы на порядок дешевле». Аплодисменты — Артему и Диме.

«Революции не нужны», — с таким спорным, учитывая контекст, заявлением выступил Роман Гек, архитектор из Владивостока, с нуля отстроивший школу в Непале. Деньги собрал из своих и краудфандингом, рабочие руки — сам, друзья и местные жители. «Не ждите правительства, не ждите судов», — советует юрист Афроз Шах, Индия. «Займитесь жизнью вокруг себя сами».

Господин Шах, житель Мумбаи, два года назад решил очистить городской пляж от мусора. Несколько недель — практически сам, с помощью 84-летнего соседа. Затем присоединились другие волонтеры — от простых рыбаков до звезд Болливуда.

Результат: к маю нынешнего года очистили два с лишним километра пляжа. Зафиксированный ООН объем работ — почти пять с половиной тысяч тонн пластика и т.п. Мусорить жители Мумбая перестали сами — хотя бы на этом участке. «Жаль, сосед не дожил», — говорит Афроз, получивший от ООН звание «Человек Земли».

«Вся наша жизнь — пластик», — прерывает господин Шах исполнение «Умирающего лебедя» Сен-Санса на сцене «Большого». «Обращайтесь с мусором так же, как со своей жизнью, — говорит юрист. И уточняет: «С умом».

У XIX Всемирного фестиваля молодежи и студентов накануне открытия появился еще один герой. Хайем Махмудов, кардиолог из Таджикистана, летел из Москвы в Ростов-на-Дону, где работает одна из региональных площадок фестиваля. В полете одному из пассажиров стало плохо: диабет, упало давление, потерял сознание. Доктор Махмудов пришел на помощь, и больной дотянул до скорой, сейчас он в порядке. В Сочи Хайема с нетерпением ждут молодые российские коллеги из движения «Волонтеры-медики». Обучение принципам первой помощи — один из проектов, который они еще до открытия успели обсудить с министром здравоохранения РФ Вероникой Скворцовой. После того, как она обошла с инспекцией все медпункты фестиваля.

Впереди у XIX Всемирного фестиваля молодежи и студентов еще неделя.

Прокуратура Юго-Западного округа Москвы подала апелляцию на судебный приговор руководителю гематологической службы столичной больницы №52 Елене Мисюриной. «Прокуратура просит отменить состоявшееся судебное решение и вернуть уголовное дело прокурору», — говорится в Telegram-канале ведомства. В заявлении отмечается, что во время следствия были допущены ошибки, а «выводы суда, изложенные в приговоре, о виновности Мисюриной не соответствуют установленным в судебном заседании фактическим обстоятельствам». «Лента.ру», вооружившись заключением судебно-медицинской экспертизы и мнениями экспертов, попыталась сделать собственные выводы.

В деле Мисюриной странностей становится чем дальше, тем больше. Сперва суд вынес приговор, показавшийся многим чрезмерно строгим, при не очень-то убедительных доказательствах. А теперь прокуратура дает задний ход. Пикантности этой ситуации добавляет тот факт, что прокуратура не только осуществляла надзор за следствием на всех его этапах, но и утвердила обвинительное заключение, направила его в суд. А государственный обвинитель — также сотрудник прокуратуры — потребовал строгого приговора. А теперь, когда все сложилось лучше некуда, — разворот на 180 градусов. Скорее всего, апелляция выполнена по прямому указанию из прокуратуры Москвы — реакция на массовые протесты медицинского сообщества.

Врача-гематолога приговорили к реальному сроку: двум годам колонии за смерть человека, скончавшегося через несколько дней после выполненной ею трепанобиопсии костного мозга. Елену Мисюрину взяли под стражу 22 января в зале суда, сразу после оглашения приговора.

Сегодня все обсуждение в общественном пространстве идет на уровне «верю-не верю», то есть на личных ощущениях. Однако в основу судебного решения, согласно которому в ходе диагностической процедуры Мисюрина повредила крупные кровеносные сосуды, легли выводы судебно-медицинской экспертизы (СМЭ). Источник в правоохранительных органах передал «Ленте.ру» протоколы СМЭ. Это 54 страницы медицинского текста, поэтому, проконсультировавшись со специалистами, мы выбрали наиболее важные моменты. Документ чем-то напоминает интервью: следователи и защита задавали экспертам интересующие их вопросы, а те отвечали. Формулировку вопросов мы изменили из чувства сострадания к читателю, однако смысл их при этом не потерялся. Также мы привели мнения экспертов, указавших на спорные моменты.

Проткнула Мисюрина сосуды или нет?

«… Из медицинской карты № 64-2013 амбулаторного больного консультативно-диагностического медицинского центра «ГеноТехнология» (далее КДМЦ «ГеноТехнология», где Мисюрина в то время работала) следует, что 25.07.2013 г. в 09:00 пациенту Б. была выполнена диагностическая манипуляция: «трепанобиопсия правой подвздошной кости»».

Учитывая данные патологоанатомического исследования трупа (наличие «в области крестца, ближе к подвздошной кости, следа от трепанобиопсии»), принимая во внимание составленную врачом патологоанатомом М. схему костей таза (обозначено место трепанобиопсии в области правой половины крестца), при производстве трепанобиопсии была нарушена методика выполнения указанной манипуляции, а именно: Б. биопсийная игла была введена не в гребень правой подвздошной кости (верхнюю заднюю ость), как это зафиксировано в медицинской карте № 64-2013 амбулаторного больного КДМЦ «ГеноТехнология», а в крестец.

При проведении Б. (…) трепанобиопсии в крестец произошло сквозное его повреждение, при этом были повреждены кровеносные сосуды по ходу медицинской манипуляции (правая верхняя ягодичная артерия и венозное сплетение малого таза), что подтверждается:

— анамнестическими сведениями: (в обозримый период времени пациенту была проведена единственная манипуляция, признаков любого другого вмешательства ни в истории болезни, ни по показаниям свидетелей, ни по данным медицинской документации не обнаружено, — здесь и далее — примечания и пояснения специалиста, знакомого с медицинской терминологией и текстом СМЭ);

— клиническими данными: появление боли в животе и слабости через несколько часов после проведенной трепанобиопсии, характерная для кровотечения динамика изменения гемодинамических (увеличение индекса Алговера — соотношение частоты пульса к систолическому артериальному давлению) и лабораторных (снижение гемоглобина, гематокрита, эритроцитов) показателей после проведенной трепанобиопсии;

— данными последующего оперативного вмешательства от 26.07.2013 г.: обнаружена массивная гематома (объемом более 2000 мл) правой подвздошной области и малого таза, состоящая из темных сгустков и жидкой крови; обнаружено подтекание крови из области тазового венозного сплетения… из канала верхней ягодичной артерии;

— данными патологоанатомического исследования тела, свидетельствующими о сквозном повреждении крестца: наличие в области крестца, ближе к подвздошной кости, следа от трепанобиопсии… Кроме того, пуговчатым зондом трижды пройден канал трепанобиопсии, конец зонда оказывается в малом тазу, в области перевязанных (в ходе хирургического вмешательства) сосудов;

— особенностями раневого канала (наличие одного раневого канала от места входа иглы до места расположения поврежденных сосудов);

— локализацией поврежденных сосудов в одной анатомической области (правая половина тазовой области);

— отсутствием признаков самопроизвольного разрыва сосудов вследствие патологически измененной сосудистой стенки (что также подтверждается данными гистологического исследования на основании изъятых патологоанатомом контрольных образцов);

— отсутствием иных следов инструментальных вмешательств в брюшную полость и область малого таза, кроме проведенной 25.07.2013 г. трепанобиопсии «правой подвздошной кости».

Мнение эксперта

Ирина Капланская, к.м.н, вед.н.с. патологоанатомического отделения МНИОИ им. П.А.Герцена

— Врач-патологоанатом — не судмедэксперт. У них несколько разные задачи, и попытка сделать «чужую работу» не всегда приводит к успеху. После ознакомления с данными истории болезни, в частности, с клиническим диагнозом, патологоанатом сразу должен был поставить вопрос о проведении судебно-медицинского вскрытия. И даже начав вскрытие, но обнаружив, по его мнению, ятрогенное (причиненное действиями врача) осложнение, которое явилось основной причиной смерти, врач-патологоанатом должен был приостановить работу и поставить вопрос о передачи тела на судебно-медицинское вскрытие.

Повреждение кровеносных сосудов при сквозном введении биопсийной иглы в крестец также подтверждается сведениями, изложенными в протоколах допроса врача-патологоанатома М. от 29.04.2015 г.: «При исследовании трупа были обнаружены повреждения… в области крестца… ближе к заднему верхнему гребню подвздошной кости — след от трепанобиопсии (прокола) 0,2 см… [Повреждения] на ветвях внутренней подвздошной артерии и тазового венозного сплетения справа от лигатуры, наложенной хирургом… Использовав пуговчатый зонд, я вставил его в указанный выше прокол… Зонд прошел канал трепанобиопсии, и конец зонда вышел именно в области поврежденных, впоследствии перевязанных хирургом, сосудов венозного соединения… Было установлено, что повреждена подвздошная артерия и тазовое венозное сплетение справа…». И врача-хирурга КБ №2З Т. от 05.04.2015 г.: «Я присутствовал на вскрытии трупа Б… Патологоанатом, используя зонд, вошел в входное раневое отверстие после трепанобиопсии, которое располагалось в области крестца… Указанный зонд прошел через раневой канал и вышел именно в области повреждения сосудов… Были повреждены тазовые венозные сплетения и ветви внутренней подвздошной артерии…».

В данном случае повреждение кровеносных сосудов правой половины тазовой области (верхней ягодичной артерии и венозного сплетения малого таза) у Б. произошло при нарушении методики выполнения трепанобиопсии (…).

В специальной медицинской литературе как редкое, но серьезное осложнение при проведении трепанобиопсии подвздошной кости при «взятии кости слишком близко от седалищной вырезки или неправильном размещении крючков или элеваторов» описано повреждение (разрыв или пункция) верхней ягодичной артерии, поскольку этот кровеносный сосуд выходит из таза через большую седалищную вырезку (kirkham B.W. Вопе grafting: techniques and complications Adult and pediatric spine. The 3rd edition. 2004). Но повреждение венозных сплетений малого таза при технически правильном проведении указанной медицинской манипуляции невозможно, так как сама диагностическая пункция кости (трепанобиопсия) не выходит за пределы внутренней поверхности подвздошной кости.

Мнение эксперта

Олег Рукавицын, начальник гематологического центра главного военного клинического госпиталя имени академика Н.Н. Бурденко (опрос в рамках уголовного дела):

— Утвержденной методики (трепанобиопсии) не существовало и не существует. На основании многолетнего клинического опыта и общемировой практики трепанобиопсия выполняется посредством введения биопсийной иглы в губчатую кость таза. (…) В область крестца, как указал патологоанатом, трепанобиопсия не выполняется.

Если врач повредила больному верхнюю ягодичную артерию, почему за 32 часа (срок, когда пациенту начали оказывать оперативную помощь в больнице №З ЗАО «Группа компаний «Медси», далее КБ №3) он не истек кровью?

Скорость (темп) кровотечения, объем кровопотери и, соответственно, клинических проявлений зависит от многих факторов, основными из которых являются: калибр поврежденного сосуда, размер и локализация повреждения, тип поврежденного сосуда (артерия, вена), наличие и плотность окружающих тканей (полость, жировая клетчатка, мышцы) и др. У Б. кровопотеря из поврежденных кровеносных сосудов длительное время была клинически компенсирована.

(Исходя из того, что больной к моменту операции в КБ №3 потерял около 2000 мл крови, получается, что скорость истечения крови из поврежденной артерии составляла около 60 мл в час. До определенного порога это компенсируется резервами организма, но затем состояние больного ухудшается. По мнению опытных сосудистых хирургов, ухудшение наступает при потере примерно 450-500 мл крови. По показаниям свидетелей, ухудшение состояния больного Б. было впервые отмечено 25 июля около 18:30, то есть через 8,5 часа после проведения манипуляции. Это соответствует скорости кровотечения 60 мл в час.)

Есть ли основания предполагать, что артерии были повреждены до госпитализации Б. в КБ №3?

(…) В медицинской карте № 5968 стационарного больного КБ №3 отражены следующие данные, свидетельствующие о кровопотере вследствие кровотечения из поврежденных кровеносных сосудов:

— появление боли в животе и слабости через несколько часов после проведенной трепанобиопсии;

— изменение гемодинамических (увеличение индекса Альговера — соотношение частоты пульса к систолическому артериальному давлению) и лабораторных (снижение гемоглобина, гематокрита, эритроцитов) показателей после проведенной трепанобиопсии (с 00:50 26.07 2013 г.);

— обнаружение при оперативном вмешательстве 26.07.2013 г. в 17:05-18:55 массивной гематомы (объемом более 2000 мл) правой подвздошной области и малого таза, состоящей из темных сгустков и жидкой крови, «подтекание крови из области тазового венозного сплетения… из канала верхней ягодичной артерии».

Динамика изменения перечисленных клинических и лабораторных данных с учетом характера обнаруженной гематомы (в первые сутки гематома представлена жидкой кровью с рыхлыми сгустками, к концу вторых-третьих суток гематома представлена сплошным рыхлым темно-красным сгустком) свидетельствует о повреждении кровеносных сосудов незадолго (в пределе суток) до поступления Б. в КБ № З 25.07.2013 г. в 23:03.

Вышеизложенное также подтверждает повреждение венозного сплетения малого таза и правой верхней ягодичной артерии при выполнении Б. трепанобиопсии 25.07.2013 г.

Мнение эксперта

Ирина Капланская:

В гистологических препаратах секционного материала (ткани взятые во время вскрытия) отсутствуют препараты артериальных и венозных сосудов, окружающей жировой клетчатки и мягких тканей, что не позволяет судить о сроках кровоизлияния и состоянии сосудистых стенок.

(По данным СМЭ, гистологические [препараты] блоки и стекла представлены на повторное исследование, исследованы и в них не обнаружены признаки хронических заболеваний. Также на основании исследования тканей вен и артерий поставлен судебно-медицинский диагноз ДВС-синдром [несвертываемость крови].)

При артериальном кровотечении и кровопотере 2000 мл, что составляет почти половину общего объема циркулирующей крови, у больного вскоре после трепанобиопсии должен был развиться геморрагический шок с резким снижением артериального давления и развитием тахикардии (в истории болезни цифры артериального давления и пульс в приемном отделении и до операции оставались в пределах нормы.

Андрей Буланов, главный внештатный специалист-трансфузиолог департамента здравоохранения Москвы, доктор медицинских наук:

При любом повреждении основных ветвей подвздошной артерии в условиях ДВС-синдрома (диагностирован у Б.) у человека должен наступить геморрагический шок практически сразу же после повреждения.

Были ли допущены ошибки в лечении Б. в КБ №3?

Анализ медицинской карты № 5968 стационарного больного КБ №З показывает, что Б. при поступлении в стационар был осмотрен врачом в приемном отделении, где на основании жалоб (общая слабость, боли в животе) и данных осмотра (пульс и артериальное давление — стабильные; при пальпации живота определялось объемное образование в правой подвздошной области) был обоснованно выставлен диагноз «инфильтрат брюшной полости», пациент госпитализирован в хирургическое отделение.

В соответствии с Московскими городскими стандартами стационарной медицинской помощи для взрослого населения (утверждены приказом Департамента здравоохранения г. Москвы от 02.09.2011 г. № 806) при наличии у пациента инфильтрата и болей в животе обязательным методом инструментальной диагностики является ультразвуковое исследование (УЗИ) органов брюшной полости. В данном случае в приемном отделении не была проведена необходимая диагностическая процедура.

При осмотре Б. врачом хирургического отделения 26.07.2013г. в 08:24 отмечена отрицательная динамика состояния пациента: к ранее предъявляемым жалобам добавилось головокружение, при осмотре зафиксированы бледность кожных покровов и видимых слизистых оболочек, изменение гемодинамических показателей с величиной индекса Альговера 0.82, свидетельствующего о развитии шока второй степени (соответствует объему кровопотери 1-1,5 литра); изменение лабораторных показателей (в анализе крови умеренное снижение гемоглобина, гематокрита, эритроцитов).

Динамика изменения состояния Б. соответствовала клиническим проявлениям продолжающегося кровотечения. Однако кровотечение у Б. не диагностировано, а на основании данных осмотра сделано заключение о наличии у больного «объемного образования брюшной полости неясного генеза».

Следующий врачебный осмотр Б. произведен 26.07.2013 г. в 14:13 после выполненного инструментального исследования брюшной полости и малого таза (компьютерной томографии), позволившего диагностировать повреждение кровеносных сосудов и массивную забрюшинную гематому. С 17:05 до 18:55 Б. проведено оперативное вмешательство, в ходе которого остановлено кровотечение путем перевязывания артерий (правых внутренней подвздошной и верхней ягодичной) и прошивания вен венозного сплетения малого таза. К моменту операции объем кровопотери у Б. составлял не менее 2000 мл (согласно протоколу оперативного вмешательства), что соответствовало кровопотере тяжелой степени.

О кровопотере тяжелой степени свидетельствует и динамика лабораторных показателей — в течение 2-3-х часов пребывания в приемном отделении уровень гемоглобина снизился с 134 г/л до 10 г/л. Следующий клинический анализ крови был выполнен после операции — гемоглобин 56 г/л. Таким образом, в КБ № З диагноз повреждения кровеносных сосудов с продолжающимся внутренним кровотечением был установлен Б. несвоевременно (запоздало).

Согласно предоставленной медицинской карте № 5968 стационарного больного КБ № З при диагностировании 26.07.2013 г. в 14:13 внутреннего кровотечения, вызванного повреждением кровеносных сосудов, коррекции имеющихся признаков анемии и гиповолемии (снижение объема циркулирующей крови) не проводилось.

Операция выполнялась под эндотрахеальной общей анестезией продолжительностью более двух часов с применением закиси азота с препаратами нейролептаналгезии, миоплегией, инфузионной поддержкой коллоидно-кристаллоидными растворами. Тем не менее, гемодинамика была нестабильной (низкие уровни артериального давления), что свидетельствовало о неадекватной интенсивной терапии.

При таких условиях нестабильной гемодинамики и наличии не восполненной кровопотери (2000 мл, низкие показатели гемоглобина, эритроцитов) после операции больного не следовало экстубировать (переводить с аппарата искусственного дыхания на естественное — спонтанное) на операционном столе. По мнению комиссии экспертов, пациента следовало перевести в отделение реанимации и интенсивной терапии на пролонгированной ИВЛ (искусственная вентиляция легких) для проведения активного комплекса интенсивной терапии по восполнению кровопотери, поскольку больной самостоятельно на спонтанном дыхании не может обеспечить кислородно-транспортную функцию крови при кровопотере не менее 2000 мл.

В ближайшем послеоперационном периоде отмечалась стойкая анемия (снижение гемоглобина до 54 г/л), артериальная гипотензия (снижение АД до 70/30 мм рт.ст.), кровопотеря продолжалась (по дренажу выделялось не менее 500 мл), что свидетельствовало о недостаточном темпе, объеме и качестве восполнения кровопотери. 27.07.2013 г. в 10:40 при стойкой артериальной гипотонии, резком снижении уровня насыщения крови кислородом, психомоторном возбуждении, нарастающей гипоксии, пациента интубировали и перевели на ИВЛ.

Таким образом при оказании медицинской помощи Б. в КБ № 3 обнаружены следующие недостатки:

— несвоевременная (запоздалая) диагностика повреждения кровеносных сосудов с продолжающимся внутренним кровотечением;

— несвоевременное (запоздалое) проведение оперативного вмешательства (пациент прооперирован через 18 часов после госпитализации и через 32 часа после проведения трепанобиопсии);

— несвоевременная и недостаточная по объему и качеству замещения кровопотери инфузионно-трансфузионная терапия, несвоевременный перевод на ИВЛ.

Можно ли было остановить кровотечение и спасти Б.?

Правильно и своевременно установленный диагноз (при поступлении пациента в стационар) и своевременное выполнение оперативного вмешательства с прошиванием поврежденных кровеносных сосудов, своевременное выполнение адекватной заместительной инфузионно-трансфузионной терапии повышали шансы на благоприятный исход.

Вместе с тем, указанные выше недостатки в оказании медицинской помощи Б. в КБ №З создавали условия, при которых кровотечение из поврежденных кровеносных сосудов продолжало прогрессировать, закономерно осложняясь нарастающей кровопотерей, приведшей к смерти Б., но причиной повреждения кровеносных сосудов указанные недостатки не являлись. Следовательно, прямая причинно-следственная связь между недостатками при оказании медицинской помощи Б. в КБ № З и его смертью отсутствует».

Какова причина смерти Б.?

Смерть наступила от массивной кровопотери вследствие кровотечения из поврежденных кровеносных сосудов таза (правая верхняя ягодичная артерия и венозное сплетение малого таза) при выполнении диагностической медицинской манипуляции — трепанобиопсии. Это подтверждается вышеизложенными анамнестическими, клиническими (с учетом оперативного вмешательства от 26.07.2013 г.), морфологическими (включая микроскопическое исследование) данными. (…)

(…) Между повреждением кровеносных сосудов таза и смертью имеется прямая причинно-следственная связь.

Мнение эксперта

Андрей Буланов:

— Представленной медицинской документации недостаточно для достоверной и научно-обоснованной оценки причинно-следственной связи между трепанобиопсией и смертью Б. Смерть больного Б. наступила от неадекватной терапии геморрагического шока в условиях гипокоагуляционной фазы ДВС-синдрома.

Сергей Парилов, д.м.н. по специальности судебная медицина и патологическая анатомия, судмедэксперт:

— Процедура вскрытия проведена халатно. Протокол оформлен с грубыми нарушениями. В документ должны быть внесены основные сведения из истории болезни (клиническая часть). Не указано место локализации следа от трепанобиопсии. При наружном осмотре тело необходимо было описать точную локализацию следа от трепанобиопсии: в стольких-то сантиметрах от края гребня подвздошной кости находится рана с засохшей (подсохшей) корочкой и т.д. Также патолог должен был сделать разрез, то есть развести ткани по колотой ране и найти зону, где врач вкалывал трепан. Ничего этого не сделано.

Теперь по внутренней части. В протоколе вскрытия сказано: «В малом тазу с продолжением на правое забрюшинное пространство кровяные сгустки до 800 мл в объеме, жировая клетчатка с кровоизлияниями. На ветвях внутренней подвздошной артерии и тазового венозного сплетения справа лигатуры. Пуговчатым зондом пройден канал трепанобиопсии, конец зонда в малом тазу, в области перевязанных сосудов, в мышцах кровоизлияния». (В имеющейся в редакции копии судебно-медицинского исследования после слов «в малом тазу» следует «в области повреждения сосудов».)

И это все. Где описания поврежденных сосудов? Ни одного. Диаметр пуговчатого зонда — 3 мм, канал от трепанобиопсии — 2 мм. Однако с момента манипуляции до вскрытия прошло несколько суток. В виду регенерации тканей канал от трепанобиопсии должен стать тоньше. То есть этим зондом попасть туда невозможно. Либо зонд должен был пробуравить новый ход.

Вывод: если врачебная ошибка была, то она не доказана. Экспертиза сделана по тем документам, что предоставило следствие. Как эксперт я бы написал так: в связи с отсутствием объективных доказательств повреждения сосудов ответить на представленные вопросы не представляется возможным. Если есть задача установить истину, нужно делать эксгумацию и искать, где на скелете имеется след от вкола. Либо нужно заново перечитывать исследование компьютерной томографии. Но в материалах дела ни диска с записью, ни снимков нет. Только письменное описание результатов в медицинской карте.

Документ составлен логично

Поскольку без медицинского образования сложно сделать вывод о том, насколько логичным выглядит экспертное заключение, мы попросили ознакомиться с полной версией документа хирурга-онколога, директора отделения хирургической онкологии Mercy Medical Center в Балтиморе, США, Вадима Гущина. Для объективности (СК отказался привлекать к СМЭ многих врачей, обосновывая это тем, что они знакомы с обвиняемой) мы специально выбрали доктора, не связанного с российской системой здравоохранения.

— Моя задача была не определить вину, а высказать мнение об экспертизе. После обвинительных постов в интернете про судей и экспертов, я ожидал увидеть филькину грамоту. Однако документ составлен, с моей точки зрения, очень логично. В нем указаны и подробно расписаны все недостатки оказания медицинской помощи в КБ №3. При этом в нем содержатся все неувязки и несовпадения, которые встречаются в подобных документах, поскольку они составлены много месяцев спустя по памяти и, безусловно, не могут не отражать заинтересованность дающих показания. Слабые стороны каждого из аргументов по отдельности хорошо озвучены в этой статье.

Недостатки оказания стационарной помощи не замалчивались и оценивались экспертами отдельно. Лечение этого пациента по моим личным и, конечно же, весьма ограниченным сведениям иллюстрирует обычные для российских клиник симптомы беспомощности всех служб без исключения — и это отдельный вопрос для обсуждения.

С медицинской точки зрения сложно найти очевидные уязвимые места в обвинении. По-моему, сложно отрицать факт осложнения от биопсии и то, что события, которые последовали, связаны с ней. Гематома таза — очень редкое, но известное осложнение биопсии костного мозга. Мелочи я тоже заметил, но не очень существенные: то диабет сахарный, то несахарный. Многие обращают внимание на путаницу в анатомии: артерии, вены… Те, кто когда-нибудь оперировал все-таки на гематоме таза, подтвердят, что в «кровавом месиве» часто невозможно отличить мочеточник от артерии, а уж лигатуры на сосуды накладываются почти вслепую.

Именно поэтому такие операции часто заканчиваются еще большей травмой, и их надо по возможности избегать. Но основную логику, выстроенную экспертами в заключении, сложно отрицать. Была биопсия — диагностирована гематома. Между этими событиями — не было травмы, побоев и прочего. Никому в голову не придет утверждать, что гематолог сделал это сознательно. Но доводы экспертизы о причинно-следственной связи звучат правдоподобно. То есть я не могу себе представить, что пациент погиб бы в такие сроки без предшествующей процедуры биопсии.

Юридическая интерпретация — это другое дело. Как и многие врачи, читая этот документ, я невольно примеряю ситуацию на себя. Негодование, страх и ярость переполняют, как и многих моих коллег. Я не могу поверить, что речь идет об уголовном преступлении! Ведь это подразумевает то, что, осудив врача-гематолога, можно решить общественно-значимую проблему. Очевидно, что она так не решается ни для пациентов, ни для врачей, ни для медицинского законодательства. Наоборот, создается тупиковая ситуация с лечением тяжелых пациентов, с отношениями между докторами, между врачами и пациентами, между медицинским и немедицинским сообществом. Это очень обидно.