15 мая в Государственной Думе рассмотрят законопроект об ответных санкциях против США. Один из самых резонансных пунктов документа — пятнадцатый — предлагает запретить импорт лекарств не только американского производства, но и стран-союзников США (преимущественно государств-членов ЕС). Как пояснил идею спикер нижней палаты парламента Вячеслав Володин, фармацевтическим компаниям США Россия ежегодно приносит 50 миллиардов рублей. Однако в случае принятия законопроекта пострадают не столько американцы, сколько сами россияне: сотни тысяч больных окажутся на грани летального исхода без необходимого лечения. Петиция против лекарственных санкций за несколько дней собрала больше 100 тысяч подписей. «Лента.ру» записала монологи тех, кто не сможет жить без западных лекарств, несмотря на российские аналоги.

Патриотично умереть

Михаил Пономарев, пациент с трансплантированной почкой (фамилия по просьбе героя изменена):

В 1998 году, когда мне было 23 года, мне сделали операцию по пересадке почки. Врачи тогда дали совет: хочешь нормально жить, не пей лекарства, что дают в больнице, покупай хорошие. И наглядное доказательство этому имелось. В больнице видел «пересаженных», пользовавшихся российскими лекарствами, которые им выдавали. Покойники выглядели лучше. Вряд ли эти пациенты сейчас траву топчут.

Спрашивается, какой смысл был их мучить? Прямой — люди негласно платили за операции. Мне в то время она обошлась в 10 тысяч баксов. Сколько позже ушло на восстановление и препараты — молчу. Наша семья тогда квартиру продала. Официально, конечно, операция бесплатная. Но я стоял почти полтора года в листе ожидания донорских органов. И все ничего не находилось под мои параметры. А как принес конверт, позвонили через неделю: «Приезжай». Теперь депутаты мне все это предлагают в унитаз спустить?

В 2000-е годы с лекарствами для трансплантированных было хорошо. По крайней мере, у нас, в Санкт-Петербурге. Примерно в 2008-2009 годах начались перебои. Вначале нормальные препараты перестали давать взрослым. Потом — детям. Тогда громко раскричались мамочки «пересаженных» детей. После протестов все быстро сворачивалось. Время было не совсем людоедским. Не было кругом врагов, чиновникам сослаться ни на какие санкции тогда в голову не приходило.

Но зарабатывать-то отечественные, набирающие мощь фармгиганты, — хотели. Начали все делать по-хитрому. Столичные города тогда оставили в покое, а дженерики стали внедрять в регионах. Там люди менее грамотные, более покладистые, врачей лучше слушают и не особо возражают.

Я лично знаю девушку, у которой после перевода на дженерики отказала почка, которую ей отдала мать. Поэтому «пересаженные» дженерики стараются не пить. Но мы сами себя перехитрили. Официально мало кто отказывается от импортозамещенных препаратов. И во мне тоже советский хорек сидит: а мало ли что? Все надеялись, что это — временно, надо лишь немного потерпеть. Послушно брали, что дают, хранили в холодильнике или выбрасывали. А параллельно покупали из-под полы оригиналы. В результате у врачей статистика офигительная. На бумаге все хорошо, никто не умирает, побочек нет.

Вы думаете, медики не знают, что большинство больных покупают лекарства с рук, а полученные по льготе выбрасывают? Прекрасно понимают. Поначалу доктора как-то пытались нам помогать, фиксировали нежелательные реакции на лекарства, но правдолюбов либо поувольняли, либо по башке настучали.

Сейчас мы все молчим. Пациенты — зависят от врачей, от клиник. Потому что трансплантат не вечен. Рано или поздно потребуется новая пересадка. И если будешь громко возбухать — тебе просто вовремя не подскажут, что начались проблемы, не посоветуют, как их можно решить. Поставят в очередь на донорский орган. И будешь годами его ждать и слушать: «Нет подходящей почки, нет подходящей почки». Врачи тоже на крючке у своего начальства.

На грамотной терапии нормальными препаратами «пересаженные» живут полноценной жизнью, заводят семьи, детей. А если лекарство плохое, качество жизни резко падает. И смысл сделанной пересадки — нулевой. Иммуносупрессант — это лекарство, искусственно снижающее иммунитет, чтобы организм не отторгал пересаженный орган. Дозировка подбирается индивидуально, в зависимости от веса, метаболизма. Концентрация не должна быть ни высокой, ни низкой. Если концентрация низкая, иммунитет сразу воспрянет и будет почку жрать. А если высокая — начнется токсическое отравление организма. И трансплантат погибнет первым. То есть должна быть средняя дозировка.

Я разговаривал с ребятами, которые перешли на дженерик с оригинала. Несмотря на то что заявлялось, будто это — полный аналог, препарат действовал совершенно по-другому. Вызывал дикую концентрацию лекарства в крови, раза в три выше, чем обычно. Приходилось перестраивать схему. А это все происходит месяцами. Сопутствующая терапия также меняется. Все эти побочки «убивают» другие органы: скачет давление, умирает желчный пузырь, поджелудочная, кости.

Я покупаю основное свое лекарство с рук у дилера. Он перепродает излишки, которые ему поставляют другие пациенты, сейчас в основном из столицы. В Москве до недавнего времени еще давали оригинальный ирландский препарат. Конечно, рискую, когда беру на черном рынке. Но что делать? По серой схеме пачка с дозировкой препарата в 0,5 миллиграмма мне обходится в 1100 рублей. А в аптеке она в 5-6 раз дороже. В день мне нужно выпивать 4 миллиграмма препарата. Я хотя и зарабатываю относительно неплохо, но не могу позволить себе аптеку.

Не знаю, что буду делать. В Москве сейчас тоже по схеме «третий лишний» победил какой-то российский дженерик. Чиновники говорят, что прекрасное лекарство, полностью по технологии. Но иммуносупрессант — не лекарство от головной боли, не капли от насморка, чтобы экспериментировать. Российские коммерсанты хотят на мне проводить клинические исследования, даже не спросив на это согласия. У меня сыну три года. Я хочу наблюдать, как он взрослеет, как будет учиться в школе, закончит ее. Или я по задумке наших политиков должен патриотично умереть, чтобы поддержать отечественных производителей?

Мне знакомая говорит: да что ты так беспокоишься! Если что — в Финляндию поедем. Когда продукты импортные запретили, из Питера сыр-туры в Финку стали популярны. Делов-то: появятся еще и лекарственные. Может быть за «Нурофеном» детским еще и можно съездить. Но серьезный препарат не так-то легко получить в западной аптеке. Да и при сегодняшней стоимости евро мало кто финансово сможет позволить себе покупать хорошие лекарства. Разве что депутаты Госдумы: зарплаты у них хорошие, чего им беспокоиться.

Начинают всегда со слабейших. Пусть мы, хроники, сдохнем — понимаю, что всем плевать. Но вы-то, все остальные — чем лечиться будете, чтобы не стать, как мы? Вы тоже болеете, ребята! А знаете, сколько я видел совершено здоровых людей, которые мгновенно превращались в инвалидов? Очень много.

Родственник в Минздраве заболел

Елена Хвостикова, директор центра помощи пациентам с редкими заболеваниями «Геном»:

У моей дочери редкое заболевание — врожденная гиперплазия коры надпочечников. Она ежедневно и пожизненно пьет гормоны. Сейчас принимает американский препарат «Кортеф». У него есть аналог в России. Но конкретно по типу болезни моей дочери российский «Кортизон» ей не подходит. Потому что у дочери особая форма болезни. Когда дочь была маленькая, мы принимали российское лекарство. Просто не знали, что альтернатива есть. Тогда американского препарата в России не было. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. В 2000-е годы отечественный завод, выпускавший наше лекарство, — неожиданно закрылся. Дети стали погибать. Так случилось, что мой муж — капитан дальнего плавания. И он привозил из Германии эти препараты, чтобы я поддерживала в Санкт-Петербурге 120 семей с заболеванием надпочечников. Через какое-то время российский завод открылся. Мы пробовали вернуться на старую терапию. Но качество жизни дочери значительно ухудшалось: скачки давления, отеки, искажались черты лица.

В то время американский препарат не был в России зарегистрирован. Доставали из-под полы, очень дорого. А в 2007-2008 годах лекарства вдруг появились в свободной продаже. Мало того — подешевели в четыре раза. Я очень удивлялась, а потом мне в одном представительстве фармкомпании сказали, что это лишь потому, что в Министерстве здравоохранения у кого-то заболел родственник надпочечниковой недостаточностью. В результате препарат оперативно зарегистрировали и сделали доступным для всех. Лекарство совсем недорогое — 2000 рублей пачка. Нам на месяц нужно две упаковки. Но если лекарство снова исчезнет из России — его же нужно будет откуда-то привозить, где-то искать, с кем-то договариваться. Не каждый сможет это сделать.

Сегодня мы откажемся от каких-то американских и европейских препаратов, а Америка и Европа нам в ответ откажет во всех остальных. Российский рынок для них не такой уж большой, чтобы преодолевать постоянные сложности. И тогда начнут погибать все дети с онкологией и с редкими заболеваниями.

Почки — до свиданья

Ирина Дмитриева, мать ребенка с муковисцидозом, председатель правления региональной общественной организации помощи больным муковисцидозом «На одном дыхании»

Моей дочери 10 лет, она хочет стать певицей. У нее муковисцидоз. Это самая частая из самых редких болезней: по статистике, в среднем в одном вагоне метро едет два человека с этой мутацией в генах. Я знаю, что и у высокопоставленных российских чиновников есть дети с такой проблемой. Только они не лечатся в России.

При муковисцидозе требуется ежедневная терапия. Больные получают дозировки, превышающие даже показанные в инструкции. Мы лечимся препаратами, которые доказали свою эффективность, американского и европейского производства — это внутривенные антибиотики, муколитики, гормоны. Наша фармацевтика оставляет пока желать лучшего, потому что контроль за качеством очень низкий. Например, сейчас ведутся исследования российского аналога главного муколитика «Пульмозим». Но они проводятся не вслепую, как это делается при серьезных испытаниях, когда испытуемый не знает, что именно он принимает, а открытым способом: все знают, что за препарат. Так что доверия к качеству немного. Если в лекарстве, которое идет по вене, обнаружится недостаточное количество действующего вещества или недостаточная очистка, это не просто не поможет — это убьет, выведет из строя внутренние органы. Почки сразу — «до свидания», печень — «до свидания», возникает резистентность к другим лекарствам…

У нас уже была большая головная боль с тех пор, как вышел ФЗ №44 о госзакупках, который запрещал покупать препарат иностранного производства, если конкуренцию составляли отечественные лекарства. Там было прописано, что препараты с аналогичным действующим веществом можно назвать идентичными. Это писали люди, которые не понимают ни в фармацевтике, ни в медицине. Теперь приходится добиваться специальной врачебной комиссии, чтобы по индивидуальному рецепту все-таки закупали оригинальный препарат. Все это рискуя здоровьем ребенка, потому что сначала нужно доказать, что аналог ему не подошел. Если это был, например, неочищенный внутривенный антибиотик, то бороться уже не за что: побочные эффекты оказываются фатальными.

Это тупик, потому что после летального исхода аналог препарата не снимают с производства и не отправляют на доработку. Государство списывает смерть на терминальную стадию болезни. А родители не затевают судебных расследований. Когда уходит ребенок, это тяжелый период горя, уже не до судов. Врачи тоже не могут ничего сделать: как только они высказываются о том или ином препарате, их сразу начинают обвинять в коррупции. Так, когда нам хотели заменить «Креон» на «Микразим», отечественный аналог, фармкомпания провела внутреннее исследование, в нем приняли участие наши врачи. Тестировали на взрослых. Пришли к выводу, что «Микразим» не является полным аналогом. С этими данными мы пришли к главе комиссии по здравоохранению Мосгордумы Людмиле Стебенковой. Она нас подняла на смех, обвинив врачей в том, что их купили. Власть делает все, чтобы никаких экспертов никто не слышал!

Новый законопроект напрямую бьет по жизни всех больных муковисцидозом, потому что без этих лекарств срок жизни сокращается в десятки раз. И я вас уверяю, что даже у самой богатой семьи не хватит денег ездить за границу за лекарствами. Только на «Пульмозим» нужно 100 тысяч рублей в месяц. А если отменяют «Креон», то, по сути, это прямая угроза жизни. Депутаты замахнулись на жизни людей — вот что происходит. И это не странно, это чудовищно. Мы живем в этой реальности уже давно. Постепенно нас выдавливают из этой жизни, как людей совершенно лишних в стране. Хотя с муковисцидозом можно быть совершенно полноценным человеком: получать образование, заниматься карьерой, платить налоги, создавать семьи, рожать здоровых детей. Но при условии грамотного подхода к лечению. По сути, мы уже пострадали. А сейчас это контрольный выстрел в голову.

Зачем мне здесь жить?

Борис Конаков, ВИЧ-активист

Как правило, сейчас терапию нужно принимать дважды в день: утром и вечером по две-три таблетки. По моим меркам, в среднем ВИЧ-положительный россиянин принимает от трех до пяти таблеток ежедневно. В идеале, все должно прийти к тому, чтобы было достаточно одной. На Западе такая возможность уже есть. Во Франции работают над лекарством, которое можно было бы принимать раз в неделю. Но это новости из мира светлого будущего.

Конечно, в России ведутся различные разработки, этого нельзя отрицать, но, к сожалению, их недостаточно. До обсуждения контрсанкций шла речь о том, чтобы внедрить на российский рынок комбинированный препарат «Трувада» для так называемой доконтактной профилактики — он основной в Европе и Америке. Если он так и не появится в России, о профилактике заражения вирусом можно будет забыть.

Есть и другая опасность. Чем дольше человек принимает лекарства, тем сильнее у него приверженность лечению, организм адаптируется. И если его препараты окажутся вне зоны доступа, ему придется заново подбирать схемы лечения, а это довольно долгий и рискованный процесс. При возвращении к российским аналогам придется вернуться на старые, менее эффективные схемы лечения. Побочные эффекты — от диареи и бессонницы до липодистрофии и сбоя работы внутренних органов. Это чревато тем, что люди просто будут отказываться от терапии вообще. Это же дисциплина, в первую очередь. Когда всю оставшуюся жизнь нужно принимать по будильнику пять таблеток в день — это само по себе стресс. Иногда возникает дежавю: кажется, что уже принял лекарство, а на самом деле — пропустил. Приходится устанавливать дополнительные приложения на телефон, чтобы будильник прозвенел. Это сильно угнетает. Представьте, если сейчас это сложно, что будет, когда снова придется принимать горы лекарств высотой в человеческий рост в СПИД-центрах?

Соответственно, возникает риск распространения идеологии ВИЧ-диссидентства (отрицания болезни) и заражения партнеров. До сих пор сильны мифы о том, что терапия — это яд, и наиболее часто влиянию этой идеологии поддаются беременные женщины. Их пугают тем, что ребенок в утробе страдает от таблеток, а в результате рождается малыш с ВИЧ-инфекцией. Хотя современные препараты позволяют спокойно снизить вирусную нагрузку и родить здорового ребенка.

Я не намерен отказываться от лечения, но ездить за границу за лекарствами не готов. В среднем они обойдутся в 40 тысяч в месяц, без учета стоимости билетов и всего остального. У меня нет такой финансовой возможности. Но даже если бы была, я бы вряд ли на это пошел: я живу в России и хочу получать здесь квалифицированную, качественную медицинскую помощь. Почему я должен ездить за бугор и лечиться там? Зачем мне тогда жить здесь? Я против того, чтобы внешнеполитические проблемы решались за счет моего здоровья.

Видимо, уже не успеем

Людмила Журавлева, бабушка ребенка с первичным иммунодефицитом (Калач-на-Дону, Волгоградская область)

Внуку два с половиной года. До двух лет он постоянно был под капельницами, перенес множество операций. С того света его вытащили врачи Центра детской гематологии им. Дмитрия Рогачева — я бы на колени перед ними упала. Сашу привезли годовалого, в нем было четыре килограмма. Кушал через трубочку. Сейчас он ест с ложки! В нем сейчас почти 12 килограммов. Веселый, прыгает, скачет, бегает. Пить начал сам из поильника! Только Богу могу молиться, чтобы врачам здоровья-здоровья и терпения на нас, больных. Такие отзывчивые, внимательные… Научили меня делать уколы в животик, как вставлять трубочку для энтерального питания, когда он есть сам не мог, все рассказали.

А приехали в Калач (Волгоградская область, — прим. «Ленты.ру») — девчата из поликлиники увидели трубочку, им стало плохо. Решили отправить в Волгоград, в инфекционное отделение. Но это противопоказано с первичным иммунодефицитом! Они просто никогда не сталкивались с таким заболеванием. У нас с ним всего два ребенка на всю область. Забрали Сашу домой. Купили новый комод, новый шкаф, где только его одежда, чтобы все было стерильно… Он у нас особенный мальчик. И мы любим его, потому что он у нас появился.

Дважды в месяц ему нужно колоть иммуноглобулин. Его вены слишком хрупкие и тонкие, их даже толком не нащупать, поэтому препарат вводим ему под кожу живота. Американский «Гамунекс» — это единственный иммуноглобулин, который можно вводить подкожно. Если не дай бог, не ввести препарат, то это приведет к летальному исходу — иммунная система сразу даст сбой.

Каждый день пьем «Дифлюкан», «Сумамед», «Бисептол» — это все прописали пожизненно. И если фонд перестанет помогать, мы не сможем жить. Сын, когда беременную невестку парализовало после геморрагического инсульта, уволился с работы, начал ухаживать за ней и детьми. У нас еще старшая девочка есть, шесть лет. Пойдет скоро в школу. Пенсии, которую невестка получает как инвалид, и моей, конечно, не хватит. Один «Гамунекс» стоит около 30 тысяч рублей в месяц, памперсы — до 17 тысяч доходит.

В Волгоградской области такого препарата не хватает, он дефицитный. «Гамунекс» присылает фонд «Подсолнух» из Москвы, а у нас мне говорят, что нет возможности его закупать… Если бы не фонд, не девочки эти отзывчивые, мы бы уже умерли без этого «Гамунекса». Я писала и в прокуратуру, и в областное министерство здравоохранения, и главному врачу нашей больницы. Бесполезно! Облздрав отнекивается с ноября… Сейчас звоню, спрашиваю, ну, когда решение будет. Отвечают, что экспертный совет назначили на май. После праздников. Издеваются, что ли? Ребенку нужны уколы два раза в месяц… Я не знаю, как еще и куда обращаться. Ощущение, что стучишь в закрытую дверь, и никто не открывает.

На следующей неделе я сама еду на биопсию — подозрение на онкологию. Просила дать ответ до этого времени. Но, видимо, уже не успеем. Будем надеяться на лучшее, а там — как Бог даст…

Соня Гутова из Новосибирска родилась раньше срока и совсем крохотной — весом всего 600 граммов, ручки и ножки были не толще пальца. Первый месяц за нее дышал аппарат ИВЛ. Это спасло малышке жизнь, но вызвало серьезное хроническое заболевание легких — бронхолегочную дисплазию. Сейчас для Сони смертельно опасны любые инфекции. Единственное лекарство, которое может защитить ее ослабленный организм, — препарат синагис. Лекарство дорогое, государство его не оплачивает. Всех сбережений родителей хватило лишь на одну инъекцию, а их требуется минимум три в месяц…

Девочка родилась «с гранитным камушком в груди» — так сказали врачи Евгении, ее маме. Только из гранита было не сердце, как поется в одной песне, а легкие. По словам врачей, они у крохи были такие же твердые.

Самостоятельно дышать Соня не могла. Ее положили в прозрачный бокс, подключили к аппарату ИВЛ, в горло вставили трубку и накрыли крышкой.

— Куда вы ее везете? — только спросила мама.
— В реанимацию.

Там в прозрачных кувезах, как в инкубаторе, лежали недоношенные дети. По сравнению с Соней двухкилограммовые малыши казались великанами. Датчики отслеживали температуру тела, пульс, уровень кислорода в крови.

— Когда я первый раз увидела свою дочку, чуть не упала в обморок, — рассказывает Евгения. — Мне было страшно и больно на нее смотреть.

У девочки были патологии, характерные для недоношенных детей: кровоизлияние в мозг, отслойка сетчатки глаза, гнойная инфекция. Четыре раза Соне делали переливание крови. А питание вводили через вену.
Кроме ее мамы, никто в роддоме не верил, что ребенок выживет. На восьмые сутки девочку разрешили окрестить. В реанимацию пустили батюшку и папу.

Когда Соня открыла глаза, появилась слабая надежда, что она «дозреет» в своем инкубаторе и покинет его навсегда. Но были и страшные моменты, когда раздавался пронзительный звук тревоги, который издавал датчик в боксе.

Это означало, что жизнь малютки в опасности.
— Соня иногда «забывала» дышать, — рассказывает Евгения, — дыхание останавливалось на десять и более секунд, замедлялось сердцебиение, синели губы. Врачи называли это приступами апноэ. Меня сразу выгоняли из реанимации, а я умоляла их: «Только спасите!»

Первый месяц Соня почти не шевелилась.
— Так и должно быть, — успокаивала маму медсестра, — она еще три месяца у тебя в животе должна быть, а ты хочешь, чтобы она тут хип-хоп танцевала?

Девочка потихоньку стала ворочаться, как будто пыталась утешить маму. А через несколько дней стала даже хулиганить — выдергивать зонд изо рта, теребить пальчиками трубки капельницы.

Евгении посоветовали связать дочке осьминожку. Эту игрушку с длинными щупальцами придумала одна мама из Дании, чтобы ее недоношенный ребенок не выдергивал трубочки. По ее примеру мамы во всем мире стали вязать для своих детей разноцветных осьминожек. Евгения не умела вязать и заказала такую игрушку у одной мастерицы.

— Самое главное, чтобы у нашей осьминожки были большие глаза. Соня будет фокусировать на них взгляд. Это поможет ей сохранить зрение.

Фиолетовая осьминожка понравилась девочке. Она перестала вытаскивать изо рта зонд и даже дышать стала ровнее и спокойнее. Евгения назвала осьминожку Жужей. Сейчас Жужа спит с Соней на одной подушке. Это любимая игрушка девочки.

Дома, в детской комнате, чисто, как в операционной. Мама ходит по дому в повязке. Недавно она приболела, а дочке болеть нельзя. После вентиляции легких у нее развилось серьезное заболевание — бронхолегочная дисплазия.

В свои девять месяцев Соня многому научилась: опирается на ручки, лежа на животе, пытается ползать, агукает и смеется. Но самое главное — она дышит! Вместо твердого камушка у нее теперь обычные легкие.

Недавно в новосибирском центре Соне делали УЗИ головного мозга.

— Ого! Вы только посмотрите, сколько у нее извилин! — сказал врач. — Лет через 20 эта малышка откроет нам какой-нибудь новый закон, как Ньютон. Он тоже родился недоношенным и помещался в литровой кружке.

— Лично для меня Соня новый закон уже открыла, — улыбнулась Евгения. — Это закон всемирного терпения. А чем она будет заниматься через 20 лет — пусть решает сама. Главное — дожить до этого.

Любимая Жужа девочке уже не поможет. Чтобы жить, ей необходимо дорогое лекарство синагис.

Для спасения Сони Гутовой не хватает 801 200 рублей.

Заместитель главного врача по стационарной помощи, неонатолог Детской городской клинической больницы №4 Наталья Века (Новосибирск): «У девочки тяжелое хроническое заболевание органов дыхания, которое образовалось вследствие длительного подключения к аппарату ИВЛ. Иммунитет ребенка находится на критически низком уровне, поэтому Соне по жизненным показаниям требуется проведение иммунопрофилактики препаратом паливизумаб (синагис)».

Стоимость лекарства 817 800 рублей. 16 600 рублей собрали читатели Русфонда. Не хватает 801 200 рублей.

Дорогие друзья! Если вы решите помочь Соне Гутовой, пусть вас не смущает цена спасения. Любое ваше пожертвование будет с благодарностью принято.

ПОМОЧЬ СОНЕ

Для тех, кто впервые знакомится с деятельностью Русфонда

Русфонд (Российский фонд помощи) создан осенью 1996 года как благотворительный журналистский проект. Письма о помощи мы размещаем на сайте Rusfond.ru, в газетах «Коммерсантъ», в интернет-газете «Лента.ру», в эфире Первого канала, в социальных сетях Facebook, «ВКонтакте» и «Одноклассники», а также в 174 печатных, телевизионных и интернет-СМИ в регионах России.

Всего частные лица и компании пожертвовали в Русфонд свыше 10,852 миллиардов рублей, на эти деньги возвращено здоровье более чем 18 тысячи детей. В 2017 году (на 21 декабря) собрано 1 781 953 068 рублей, помощь получили 2729 детей, протипировано 9363 потенциальных донора костного мозга для Национального регистра. В сентябре 2017 года Русфонд вошел в реестр некоммерческих организаций – исполнителей общественно полезных услуг.

Фонд организует акции помощи в дни национальных катастроф. Русфонд помог 118 семьям моряков АПЛ «Курск», 153 семьям пострадавших от взрывов в Москве и Волгодонске, 52 семьям погибших заложников «Норд-Оста», 100 семьям пострадавших в Беслане.

Фонд — лауреат национальной премии «Серебряный лучник», награжден памятным знаком «Милосердие» №1 Министерства труда и социального развития РФ за заслуги в развитии российской благотворительности. Руководитель Русфонда — Лев Амбиндер, член Совета при президенте РФ по развитию институтов гражданского общества и правам человека, лауреат премии «Медиаменеджер России» 2014 года в номинации «За социальную ответственность медиабизнеса». В сентябре 2017 года Русфонд вошел в реестр некоммерческих организаций — исполнителей общественно полезных услуг.

Дополнительную информацию о Русфонде и Отчет о пожертвованиях региональных бюро Русфонда можно найти, перейдя по соответствующим ссылкам.

15-16 декабря состоится первый за долгое время визит российского президента Владимира Путина в Японию. Поездка, которая откладывалась несколько лет, в итоге совпала с юбилеем подписания Декларации 1956 года, прекратившей состояние войны между СССР и Японией. По этому документу Советский Союз соглашался передать японской стороне остров Шикотан и гряду Хабомаи, однако только после заключения мирного договора, которого до сих пор нет. «Владимир, давай проявим смелость!» — не раз призывал премьер-министр Японии Синдзо Абэ. Поэтому ожидания в Токио от визита Путина чрезвычайно высоки.

Припасть к источникам

Нагато — маленький городок на крайнем юго-западе главного японского острова Хонсю — считается родовым гнездом семьи Абэ, довольно влиятельной в Японии. Дед нынешнего премьера был старостой одной из деревень, которые в 1954 году образовали этот город. Затем он избрался в парламент Японии, положив начало политической династии. Отец входил в руководство правящей Либерально-демократической партии и возглавлял Министерство иностранных дел Японии. Мать была дочерью Нобусукэ Киси, премьер-министра Японии в 1957-1960 годах.

Впрочем, сам Синдзо Абэ покинул родной город в раннем детстве — с семи лет он уже жил в Токио. Но российского президента пригласил именно в Нагато. «Я готов принять тебя в традиционной японской гостинице с горячим источником», — предложил Абэ. И только потом решил потолковать о деле — уже в столице.

Сейчас городок, никогда не принимавший гостей такого уровня, вовсю готовится: местные общественные группы организовали кружок, где пытаются освоить пирожки на русский лад с начинкой из мяса местных черных кур и блины с джемом из клубники «Нагато».

Японцы готовили и еще один сюрприз — жениха для путинской собаки Юмэ. Несколько лет назад представители префектуры Акита в качестве благодарности за помощь региону, пострадавшему от землетрясения и цунами, подарили российскому президенту щенка породы акита. Но российская сторона прозрачно намекнула, что вторую собаку дарить не стоит. Тогда предусмотрительные японцы приготовили другой приятный сюрприз — общение Путина с мастером дзюдо Ямасите. И не без лести заверили: «Ваш облик спортсмена глубоко запечатлелся в глазах японцев».

Первая любовь

Программа пребывания российского президента в Японии составлялась до последнего момента. Владимир Путин, который предпочитает не ночевать за границей и совершает в основном краткие однодневные визиты, согласился продлить свое пребывание. В первый день из публичных мероприятий состоится церемония фотографирования и переговоры лидеров сначала с участием министров, а затем тет-а-тет. Вечером — рабочий обед.

На следующий день в Токио снова переговоры (в формате рабочего завтрака, куда приглашены ведущие представители деловых кругов) и подписание совместных документов. Их подготовка также велась до последнего момента. Эксперты прорабатывали десять межгосударственных документов и 12-15 коммерческих.

Во второй половине дня Путин и Абэ примут участие в российско-японском форуме деловых кругов, оба выступят с речью. Ожидается, что на полях форума будет подписано еще порядка 50 деловых контрактов. Огромная папка бумаг продолжит согласовываться вплоть до вылета делегаций в Японию. «Но революционных документов мало», — признал помощник российского президента Юрий Ушаков.

И завершающим аккордом станет посещение центра восточных единоборств «Кодокан». Раз российский президент признался, что дзюдо для него как первая любовь, нужно доставить ему такую радость, рассудили в Токио. 11 лет назад Путин не только наблюдал за тренировкой спортсменов, но и сам вышел на татами. Продемонстрировав десяток различных приемов, он признал поражение, поддавшись 10-летней школьнице-дзюдоистке Гоми Нацуми.

На этот раз не состоится только встреча с императором Акихито. Когда Путин в качестве президента посещал Страну восходящего солнца в 2000-м и 2005-м годах, император его неизменно принимал. Акихито сидит на престоле с 1989 года и давно хочет на покой, что связано с пошатнувшимся здоровьем (он уже перенес операцию на сердце). Но слабость, возможно, является не единственной причиной, по которой император не примет российского президента. Японской стороне пришлось убеждать США, что визит Путина им необходим. На недовольство Вашингтона в Токио ответили, что приезд гостя пройдет без особых почестей, к которым относится и аудиенция у императора.

Не Абэ как

Япония — единственная страна «Большой семерки», чьи отношения с Россией на протяжении последних двух с половиной лет демонстрируют хорошую динамику. В первую очередь благодаря упорству Синдзо Абэ. Его энергия не знает границ: он поставил рекорд, посетив более пятидесяти стран, от Мозамбика до Монголии, за первые годы премьерства. Абэ вообще очень легок на подъем. В ноябре, чтобы познакомиться с избранным президентом США Дональдом Трампом, не дожидаясь подходящего повода, он просто прилетел к нему в Нью-Йорк.

В настоящее время политика Японии в отношении России определяется тремя главными факторами: территориальной проблемой (Москва считает, что у нее этих проблем нет), давлением со стороны США и политикой Китая.

Весной 2014-го сорвался запланированный визит министра иностранных дел Японии в Россию. Через полгода не состоялся также запланированный визит президента Путина в Японию. И в том и в другом просматривалось влияние Вашингтона. Однако в дальнейшем Абэ удалось ослабить (или проигнорировать) американское давление. В то же время разворот России на Восток, оказавшийся на деле пока только разворотом к Пекину, сильно беспокоит Токио.

«Вы в послании, когда перечисляли страны (с которыми Россия находится на очень высоком уровне отношений — прим. «Ленты.ру»), упомянули первым Китай, потом Индию, потом Японию, потом уже США. То есть сейчас, по вашему мнению, Китай действительно это главный партнер России. Мы правильно понимаем? Это действительно так?» — с тревогой несколько раз уточняли японские журналисты во время интервью с Путиным. И каждый раз получали утвердительный ответ.

Два, четыре или ноль

В теме о принадлежности Курил японские журналисты ходили кругами. В той или иной интерпретации они задали этот вопрос Путину более десяти раз. Российский президент напоминал, что в единственном документе, подписанном обеими сторонами, — Декларации 1956 года — обговаривалась возможность возврата двух островов, но по японской инициативе переговоры были приостановлены. Затем по их же инициативе они возобновились (с поправкой на то, что Абэ хочет вернуть все четыре острова).

«Какая команда подается в этом случае в дзюдо? Вы знаете лучше меня, наверное, — ёши («продолжайте»). Вот мы и будем продолжать», — ответил Путин.

Вопрос принадлежности островов Итуруп, Кунашир, Шикотан и Хабомаи остается нерешенным уже более 70 лет. И, следовательно, линия границы между Японией и Россией не определена, считают японцы.

Позиция Москвы состоит в том, что южные Курилы вошли в состав СССР по итогам Второй мировой войны и российский суверенитет над ними сомнению не подлежит.

Но какие бы заявления на публике ни делали лидеры стран, если начнутся настоящие переговоры по сути проблемы, участники не будут разглашать их содержание. Любая утечка информации в такой деликатной теме неизбежно приведет к провалу переговоров. Поэтому пока в Кремле подчеркивают, экономические и гуманитарные предложения Токио они готовы принять.

«Во-первых, на мой взгляд, нам нужно в широком смысле улучшать наши торгово-экономические связи. Что касается островов южной Курильской гряды, то здесь разные варианты возможны. Мы готовы рассмотреть совместную работу и на одном острове, и на двух, и на трех, и на четырех», — очертил перспективы соглашения Путин.