Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
Педагоги спорят о содержании технологического образования
О главных подходах к решению актуальных вопросов современной школьной системы — в материале «Ленты.ру».
Перед нашей страной стоит задача ускорения экономического роста. Для ее решения, в частности, необходимо поднять средний уровень производительности труда. Следовательно, уже на выходе из школы выпускники, из которых далеко не каждый продолжит учебу в вузе, должны обладать навыками, достаточными для того, чтобы сразу найти свое место в стремительно усложняющейся современной экономике. И в этом им может помочь школьный урок технологии, который, по словам экспертов, принявших участие в развернувшейся на форуме «Город образования» профильной дискуссии, должен давать достаточную степень погружения в ту или иную перспективную профессию, чтобы ребенок мог погрузиться в нее, попробовать сделать что-то своими руками, понять, насколько его это интересует. «Технологии — это преобразованные уроки труда, — говорит вице-президент корпорации «Российский учебник» Надежда Иванова, — содержание которых пересматривается с учетом новых экономических реалий». На этих уроках решается комплексная задача: научить детей создавать некий целостный продукт, проходя все стадии производства — от замысла, чертежа и выбора материалов и до презентации полученного результата.
«В чем заключается конфликт подходов к преподаванию технологий? Одни говорят, что ребенок должен научиться строгать и кроить, — продолжает Надежда Иванова. — Другие специалисты настаивают: в эпоху 3D-принтеров и биотехнологий нецелесообразно заставлять ребенка делать то, что делали наши прадедушки и прабабушки. И та и другая точки зрения имеют право на существование, и я надеюсь, что в этой борьбе победит ребенок — будет выбран такой подход, который, с одной стороны, не оставит детей в прошлом, а с другой — научит их делать что-то реальное и практически полезное на каждый день». Жизнь неумолимо движется вперед, и преуспеть в современном мире без владения, например, цифровыми технологиями невозможно. С другой стороны, без обучения элементарным трудовым навыкам сегодня также не обойтись. Как найти золотую середину при дефиците времени, в том числе учебного? «Наряду с развитием новых цифровых форматов у нас существует много выдающихся школ, например московская школа №293 Александра Глозмана, в которой есть все, включая кузницу и гончарное производство. Это не должно исчезнуть из жизни ребенка, а родители и учителя должны иметь возможность выбирать», — утверждает Надежда Иванова.
Является ли математическое образование драйвером технологического развития? Должно быть, но с преподаванием математики в нашей стране, когда-то бывшей безусловным мировым лидером в математической науке и образовании, уже есть большие проблемы. Например, недавно директору Центра образования «Царицыно» №548 города Москвы, народному учителю России Ефиму Рачевскому понадобилось взять на работу новых учителей иностранного языка, истории и математики: «Мы опубликовали вакансии на нашем сайте. И каковы же были результаты? Резюме на замещение ставки учителя иностранного языка прислали 40 человек, истории — 26, а математики — 3,5 человека». Оказывается, что просто найти учителя математики — уже большая проблема. «На первом занятии механико-математического факультета МГУ в ходе тестирования новых студентов мы обнаруживаем, что несколько человек не владеют вообще никаким языком программирования, а есть и такие, которые не написали ни одной программы, — утверждает заведующий отделом учебной информатики Научно-исследовательского института системных исследований (НИИСИ) РАН и модератор дискуссии по математике Анатолий Кушниренко. — От этого недалеко и до потери способности решать квадратные уравнения. Потерять компетенции очень просто».
А нужно ли вообще выпускнику современной школы уметь решать квадратные уравнения? Сейчас существует масса программ, с помощью которых это можно сделать просто. «Информационные технологии становятся более сложными. Для их освоения нужны фундаментальные знания и много времени. Речь идет, в том числе, и о тех специалистах, которые должны будут поддерживать существующий технологический уровень», — уверен Анатолий Кушниренко. Необходимо обладать математическими умениями достаточно высокого уровня, чтобы учитывать постоянно возникающие изменения. Разделение труда в мире усиливается, и, чтобы воспользоваться новыми материалами и технологиями, необходимо понимать, каких экспертов нужно привлечь, какие задачи перед ними ставить. Без серьезной математической подготовки этого сделать нельзя. «Вы должны иметь «нюх» на информационные технологии, сделанные не вами, — резюмирует Анатолий Кушниренко. — Успех любого крупного проекта зависит от того, какое программное обеспечение выбрано, на основе какой физической модели оно построено».
В целом определение уровня сложности преподавания является содержанием «главной дискуссии, которая существует в профессиональном сообществе», комментирует ход обсуждений Надежда Иванова. В чем все сходятся единодушно, так это в том, что невозможно для решения стоящих перед страной задач обойтись без тесного взаимоувязывания всех естественно-научных предметов, математики и технологий. В этом экспертам видится кардинальное изменение содержания образования, которое должно произойти в школе.
Стороннему наблюдателю за дискуссиями на форуме «Город образования» могло показаться, что порой маститые академики и профессора уговаривали невидимого собеседника в том, что дважды два четыре. На самом деле за всеми разговорами о необходимости изучения квадратных уравнений стоит проблема актуальности содержания Федеральных государственных образовательных стандартов и программ обучения. Например, в том, что касается математики, в России существуют два уровня ЕГЭ и всего одна примерная программа. При этом доктор физико-математических наук, профессор, академик РАН, лауреат премии президента РФ в области образования Алексей Семенов считает, что таких программ должно быть целых три: для гуманитариев, «простых» математиков и профессиональных математиков. С ним согласен и Анатолий Кушниренко: «Если вы посмотрите на базовый ЕГЭ по математике, то в цивилизационном плане это отбрасывает наше образование далеко назад… Сегодня в ЕГЭ по математике есть работа по высчитыванию площади на клетчатой бумаге — это не уровень национального экзамена, это годится только для пятиклассников. Поэтому программы надо конкретизировать, ранжировать по годам. При этом школам, конечно, надо оставить свободу в формулировании программ», — уверен ученый.
«Я полностью согласна с Ефимом Рачевским, который утверждает, что примерная программа должна ориентировать школу, а не разрешать или запрещать что-либо, — говорит Надежда Иванова. — Сейчас каждая школа может определить, какой уровень сложности, глубины изучения предмета необходим конкретно в этой школе, конкретно этим детям. Вопрос о двух программах при наличии двух уровней ЕГЭ — проблема в некоторой степени искусственная. И, возвращаясь к вопросу о технологиях, мы понимаем, что без серьезного уровня математики технологического прорыва быть не может. В конечном итоге все естественные науки и технологии опираются на то, что дает ребенку математика. И в этом смысле математическая база должна быть надежной».
Друзья! Вот уже два с половиной года вы помогаете спасать детей. Благодаря вам удалось вернуть жизнь более чем пятидесяти тяжело больным малышам. Возможно, это лучшее, что мы с вами сделали за это время. Случай, который сегодня представляет «Лента.ру» в совместном с Русфондом благотворительном проекте, уникален. У семилетнего сирийского мальчика Юсифа Юсифа рак крови. Помочь ему взялась доктор Лиза, но она погибла. Полтора года ребенка лечили химиотерапией, возможности которой уже практически исчерпаны. Теперь Юсифа спасет только пересадка костного мозга, взятого от донора — его родного брата. Оба сейчас в Петербурге, куда их вместе с отцом доставили российские военные. Вот история Юсифа и его семьи.
Юсиф родился в сирийской деревне Кхейте. Когда ему было два месяца, началась война. В дом, где жила семья мальчика — мама, папа и двое малышей, — попал снаряд.
— Первый снаряд угодил в соседский дом, оставил от него дымящиеся руины, — вспоминает Муайад, отец Юсифа. — Второй разорвался еще ближе, из-за этого у нас вылетали все стекла, а третий снаряд вообще разрушил полдома.
Муайад с беременной женой и двумя маленькими сыновьями чудом остались живы — успели укрыться от обстрела. Район окружили террористы. Не стало самого необходимого: еды, воды, электричества. От голода семью спасал небольшой огород, несколько кур и овец.
— Ничего, война скоро кончится, — успокаивал Муайад жену и малышей. — И тогда мы восстановим и дом, и нашу деревню. Надо потерпеть.
Но война не кончалась.
Самым радостным событием в жизни Юсифа был день, когда папа подарил ему футбольный мяч. Юсиф не выпускал его из рук ни на минуту. Местные мальчишки предлагали ему обменять мяч на целую горсть патронов, но Юсиф отказался. Каждый день он выносил мяч на улицу, играл в футбол, а перед сном протирал его чистой тряпкой и укладывал рядом с собой.
Через год все изменилось.
Юсиф отдал футбольный мяч старшему брату Надалю. — Не могу больше играть, — сказал мальчик. — Мяч такой тяжелый, мне трудно за ним бегать.
Юсифа было не узнать. Активный и жизнерадостный прежде, он вдруг стал безразличным, сильно похудел.
— Я повез сына в больницу в соседний город Тартус, — рассказывает Муайад. — Там провели обследование. Врач сказал, что у Юсифа рак крови. Ему было тогда четыре года.
Где лечить мальчика? Большинство больниц в стране разрушено, лекарств нет. Единственно возможным вариантом оказалась университетская клиника Тишрин в соседней провинции Латакии. Туда российские военные привозили лекарства и необходимое оборудование.
У мальчика взяли пункцию костного мозга. Диагноз подтвердился. Юсифу назначили гормональное лечение, но его состояние только ухудшалось: количество лейкоцитов и бластов в крови зашкаливало, поэтому через два месяца мальчику провели химиотерапию.
— Когда дети лежат в онкологии, им после химиопрепаратов все безразлично. Это ведь жуткие страдания, — рассказывает Мария Джнад, врач-реаниматолог из клиники Тишрин. — Юсиф был не по годам маленький, очень худой. Тоненькие руки, все синие от капельниц. Вы бы видели его глаза! В них боль и усталость. Прошло немало времени, прежде чем он привык ко мне, мы подружились.
Нового друга Юсиф называл просто Машей. Он всегда с нетерпением ждал, когда у Маши будет дежурство, и она расскажет про Россию, где жили ее родители.
— Там есть снег? — спрашивал Юсиф. — Когда выздоровею, я обязательно туда поеду.
Болезнь между тем не отступала. Вдобавок у Юсифа на основной химиопрепарат — аспарагиназу — началась сильнейшая аллергия. Лечение пришлось проводить без него. Вскоре врачи объявили: ребенку срочно требуется трансплантация костного мозга. Без этого он не выживет. Но в Сирии трансплантация невозможна.
Однажды в больницу приехали российские миротворцы, привезли подарки и медикаменты от фонда «Справедливая помощь». Вместе с ними была доктор Лиза — Елизавета Глинка, руководитель фонда. Муайад пытался к ней прорваться, но желающих поговорить с известным доктором из России было слишком много, и до него очередь не дошла.
Про Юсифа доктору Лизе рассказала Мария Джнад и сразу получила ответ: «Пришли мне его анамнез, подумаем, что можно сделать». Вскоре доктор Лиза позвонила и попросила Марию подготовить документы для Юсифа.
— Она понимала, что здесь мальчик умрет, и предложила перевезти его в Россию, — вспоминает Мария. — А через несколько дней я узнала, что самолет, в котором летела Лиза, разбился…
Состояние Юсифа ухудшалось с каждым днем: начались головокружения, слабость, отеки. Нужно было срочно найти донора для пересадки костного мозга. Для этого требовалось проверить на совместимость кровь ближайших родственников. Пробирки с образцами крови Юсифа и его родных доставили на военном самолете в Петербург, в НИИ детской онкологии, гематологии и трансплантологии имени Р.М. Горбачевой. Оплатить типирование помог Русфонд.
В качестве донора подошел старший брат Надаль. Петербургские врачи сообщили, что ждут Юсифа на лечение.
В конце июля Юсиф вместе с отцом и будущим донором Надалем прилетели в Петербург. В аэропорту, когда Юсифу предложили сесть в инвалидную коляску, он отказался. И пошел с папой и братом пешком.
В больнице сирийского мальчика волонтеры буквально завалили конфетами и подарками.
— Это все мне? — не верил своим глазам Юсиф. — Я столько игрушек даже в магазине не видел.
На осмотре в клинике мальчик первым делом предупредил заведующего отделением: — Мне сейчас нельзя умирать. Надо строить дом, папе помогать.
Врач понимающе похлопал по плечу: — Ну раз так, готовься к лечению. Дом и папа — это серьезно.
Заведующая отделением НИИ детской онкологии, гематологии и трансплантологии имени Р.М. Горбачевой Олеся Паина (Санкт-Петербург): «У Юсифа острый лимфобластный лейкоз, очень высок риск рецидива. К сожалению, мальчик не мог получить адекватного лечения на родине. Чтобы уточнить статус заболевания, мы провели полное обследование, выполнили пункцию костного мозга. У ребенка аллергическая реакция на некоторые лекарства. По результатам обследования мы назначили курс химиотерапии с эффективными препаратами, чтобы достичь ремиссии».
Для спасения Юсифа Юсифа не хватает 1 641 040 рублей.
Дорогие друзья! Если вы решите помочь Юсифу Юсифу, пусть вас не смущает цена спасения. Любое ваше пожертвование будет с благодарностью принято.
Для тех, кто впервые знакомится с деятельностью Русфонда
Русфонд (Российский фонд помощи) создан осенью 1996 года как благотворительный журналистский проект. Письма о помощи мы размещаем на сайте rusfond.ru, в газетах «Коммерсантъ», интернет-газете «Лента.ру», эфире Первого канала, социальных сетях Facebook, «ВКонтакте» и «Одноклассники», а также в 170 печатных, телевизионных и интернет-СМИ в регионах России.
Всего частные лица и компании пожертвовали в Русфонд свыше 11,884 миллиарда рублей, на эти деньги возвращено здоровье более чем 20 тысячам детей. В 2018 году (на 9 августа) собрано 950 144 752 рубля, помощь получили 1353 ребенка. В 2017 году Русфонд вошел в реестр НКО – исполнителей общественно полезных услуг, получил благодарность Президента РФ за большой вклад в благотворительную деятельность и президентский грант на развитие Национального регистра доноров костного мозга. Серьезная поддержка оказана сотням многодетных и приемных семей, взрослым инвалидам, а также детдомам, школам-интернатам и больницам России. Фонд организует акции помощи в дни национальных катастроф. Русфонд помог 118 семьям моряков АПЛ «Курск», 153 семьям пострадавших от взрывов в Москве и Волгодонске, 52 семьям погибших заложников «Норд-Оста», 100 семьям пострадавших в Беслане.
Привычка ругать российскую медицину стала нормой. Больницы недофинансируются, врачей не хватает, знания и навыки провинциальных медиков зачастую остались в прошлом веке, а иной раз и вовсе отдают мракобесием. Принято считать, что здравоохранение если еще и осталось, то исключительно в столицах. В регионах же не лечат, а «держатся».
Редкие исключения воспринимаются как чудо. По средам в 22 часа на телеканале TLC выходит медицинское реалити «Спасая младенцев», снятое в Центре хирургии новорожденных Ивано-Матренинской детской больницы Иркутска. Руководитель Центра, главный детский хирург Сибирского федерального округа Юрий Козлов — оптимист, у которого стакан не пустой, а всего лишь пока не наполненный. В условиях полного безденежья сибирякам удалось создать клинику, куда сегодня приезжают перенимать опыт хирурги из Европы и Америки. «Лента.ру» поговорила с Юрием Козловым о том, возможен ли прорыв в российской медицине и где найти для этого силы и деньги.
Связи и отношения
«Лента.ру»: Врачи неохотно участвуют во всяких реалити — дескать, это отвлекает от работы и отнимает время. Почему вы согласились?
Юрий Козлов: А мы не сразу согласились. Предложения поступали и раньше. Просто поняли, что это важно сделать, чтобы поднять престиж профессии медицинского работника. Врачи действительно не любят лишнего внимания, журналистов не жалуют. Но если мы хотим, чтобы люди о нас знали, нормально относились, необходимо рассказывать, просвещать, объяснять. Если есть какие-то достижения — обязательно нужно о них говорить. Чтобы народ знал, что Иркутск — не просто какой-то далекий городок, где кроме Байкала нет ничего. Мы хотели показать, что в Сибири медицина обладает высокими стандартами. По оценкам коллег, Иркутск — мекка детской хирургии.
Мекка для российских регионов?
Наша страна достаточно мала — всего лишь 135 миллионов человек. Мир гораздо больше. Сейчас у меня в кабинете идет ремонт, а то я бы вам показал портреты людей, которые к нам приезжали. Это известные европейские и американские хирурги. Они не были в Москве, а нашу страну знают исключительно по Иркутску и Байкалу. Многие из них открыто заявляют, что наш Центр хирургии новорожденных — один из самых продвинутых в мире.
В этом году осенью мы обновили цифровое оборудование в наших операционных. Мониторы стали транслировать трехмерное изображение человеческих органов. Все управляется сенсорами. Чтобы изменить цвет, увеличить картинку, достаточно провести пальцем в воздухе. Такой аппаратуры пока больше нет не только в нашей стране, мало кто это может позволить себе и в зарубежных клиниках.
Откуда деньги?
У нас большое количество спонсоров, партнеров, которым небезразлична наша больница. Она — визитная карточка здравоохранения Иркутской области. Кто откажется помочь?
Вам не кажется, что несправедливо, когда регионы бросают все средства на «визитные карточки», а остальные больницы и поликлиники спасаются как могут?
В России так заведено: многое держится на связях, личных отношениях. И в ближайшее время это не изменится. Поэтому нужно умело пользоваться этим. Мы ведь тоже начинали с нуля. Когда нас никто не знал, приходилось сражаться за каждый рубль. Я думаю, что за границей точно так же. Я одно время жил в Америке, работал, стажировался, и знаю, что там были детские хирурги, которые имели личные контакты с президентом — это помогало им решать рабочие проблемы.
Несколько лет назад вы получили звание «Лучший детский хирург России». За что?
За создание нового направления в медицине — минимально инвазивная хирургия новорожденных и младенцев. Во взрослой хирургии эта методика активно используется, а у новорожденных, из-за малого размера их тела, практически не применялась.
А ведь это особенно важно в случае младенцев. Хирург проникает в тело пациента с помощью микроразрезов диаметром три миллиметра и меньше. Через них в любую полость человеческого организма помещаются эндоскопические камеры. Они передают изображение на мониторы. Плюс к этому создана целая индустрия микроскопических инструментов. Пациент быстрее восстанавливается, получает меньше осложнений, практически не испытывает послеоперационной боли. В результате этих вмешательств через год-два не остается даже шрамов на теле. В нашем центре сейчас практически все операции эндоскопические, от полостных вмешательств мы постепенно уходим.
Провинциальная мотивация
Кто-то перенимает ваш опыт в России?
Интерес к этому направлению велик, но у него немало противников. Главное препятствие — деньги. Лапароскопическая хирургия очень затратна. Операционная в Иркутске сегодня стоит несколько миллионов долларов — это много больше, чем «традиционная», даже самая укомплектованная.
Подготовка обычного хирурга и эндоскописта сильно отличается?
Не все врачи могут заниматься лапароскопическими операциями. В виртуальных играх на компьютере ведь тоже далеко не каждый может достичь хороших результатов. Первые наши малоинвазивные операции несколько лет назад длились очень долго, пока не набили руку. Время обучения, необходимое для выполнения той или иной эндохирургической манипуляции, — больше, чем для привычной полостной. То есть для того, чтобы за 30 минут выполнить эндоскопическую операцию, нужно провести 20 подобных. А для такой же операции методом открытой хирургии потребуется всего пять. Но я настаиваю, что будущее все же за малоинвазивными операциями. Этим способом сегодня можно выполнять 80-89 процентов хирургических вмешательств, в том числе и по экстренным показаниям. Польза для пациентов — однозначная.
Российские регионы сильно отличаются по качеству медпомощи?
Разница есть, конечно. Она обусловлена кадрами, технологиями, оборудованием. Но такие территориальные различия есть во всем мире. Приехав в Нью-Йорк, вы столкнетесь с тем, что не все местные врачи могут сделать такие же операции, как мы в Иркутске. Но, например, завернув в небольшой американский городок Денвер в штате Колорадо, вы увидите, что там живут и работают двигатели современной детской хирургии.
Вы намекаете, что детскую хирургическую школу двигает вперед провинция? Это мировая тенденция?
Могу назвать трех человек из маленьких городков, которые внесли существенный вклад в развитие детской хирургии. В том же Денвере живет Стив Ротенберг. Он там создал грандиозное отделение для новорожденных, которое сейчас известно во всем мире. Дэвид ван дер Зии из голландского города Утрехта с населением 300 тысяч на рубеже веков выполнил первые в мире операции с помощью минимальной инвазии. Кит Джорджесон, американский хирург из Бирмингема, штат Алабама, перевернул всю детскую хирургию: он буквально поссорился со взрослыми хирургами, которые ему говорили, что маленьких детей невозможно оперировать с помощью эндоскопа.
С чем связана провинциальная экспансия — не знаю. В большом городе славу найти гораздо проще, чем в маленьком. Возможно, поэтому в провинции у людей выше мотивация.
Документальный сериал, который сняли в вашей больнице, называется «Спасая младенцев». Многих спасли?
За 25 лет, которые существует наш Центр, мы пролечили порядка 17 тысяч человек. К нам сюда едут со всей страны, в том числе и из столиц.
Неудачи были?
Путь тернист. Начинали с высокой летальности. Но тогда во всем мире так было: погибало около 30 процентов новорожденных больных. А затем произошла революция в знаниях. И это привело к тому, что появились отрасли, которые позволили выхаживать самых тяжелых: интенсивная реанимация и анестезиология новорожденных. Появились новые способы лечения, которые позволили уменьшить травматическое воздействие хирургических операций на организм ребенка.
Сколько сейчас пациентов гибнет на операционном столе?
Связанной с хирургией летальности в раннем детстве сегодня практически нет. Главная причина неблагоприятных исходов — отсутствие действительно прогрессивных, революционных подходов в лечении, например, онкологических или наследственных заболеваний.
Потребность помочь
Многие врачи говорят, что медицина в России отстает от западной минимум на 30 лет. Согласны?
Не забывайте, что у нас были провальные 1990-е годы — практически потерянное время. А в это время на Западе все активно развивалось. До сих пор мы наверстывали упущенное. Получалось хорошо. Но вот сейчас опять настали не очень хорошие времена — из-за того, что в мире напряженная обстановка. Становится трудно устанавливать новые и поддерживать старые контакты с научным сообществом.
А с тем, что российские врачи плетутся в хвосте, не соглашусь. Не надо представлять, что у нас все плохо с медициной. У нас сильно изменилась материально-техническая база. Я сужу о медицине, ориентированной на раннее детство. Перинатальные центры есть практически в каждом регионе. Их наличие сделало гораздо больше, чем акушерство и гинекология за всю историю своего развития. Есть много людей, которые на самом деле хотят, чтобы все улучшалось. Мы в Иркутске продвигаем в жизнь лозунг: «Один мир — одна хирургия». Это значит, что не должно быть американской, российской, немецкой хирургии. Лучшие достижения медицины должны принадлежать людям независимо от их гражданства.
В плане хирургии младенцев россиянам доступны любые передовые технологии?
Не все, но многие. Сегодня в России практически не делают внутриутробные операции. Есть некоторые заболевания — например, spina bifida (расщепление позвоночника), где результаты хирургических вмешательств, сделанных неродившимся детям, на несколько порядков лучше: у них появляется шанс вести практически нормальный образ жизни. В России этот порок корректируют уже новорожденным. В этом случае большая вероятность, что ребенок не сможет ходить, у него возникнет ряд других осложнений. Следующим летом в Иркутск на ежегодный международный конгресс «Звезды детской хирургии» приезжает профессор Алан Флэйк из США. Он в этом вопросе специалист номер один. С помощью американского коллеги мы хотим оценить свои возможности во внутриутробной хирургии и запустить этот новый для нас проект.
Если у нас все прекрасно с медициной, почему по центральным каналам собирают деньги на лекарства и операции?
Если вы включите в Америке телевидение, то на разных местных каналах, а может, и национальных увидите объявление, что какая-то семья ищет деньги, чтобы сделать операцию ребенку или взрослому. В этом нет ничего плохого. Это потребность образованных и интеллигентных людей — помочь страдающим.
Простые россияне, не говоря уже о чиновниках, мечтают лечиться за границей. То есть отечественным врачам не доверяют.
Да. Но здесь и сейчас мы ломаем эти стереотипы. У меня было немало случаев, когда прооперированные больные ехали в Германию, чтобы проконсультироваться, все ли правильно им сделали здесь. И немецкие врачи удивлялись, что в Сибири такая хирургия. В Германии до сих пор не выполняют некоторые эндоскопические операции, которые мы практикуем.
Шанс — одолжение подготовленному человеку
Количество детей с аномалиями растет?
Есть определенная сезонность. Не знаю, с чем это связано, не находит никто в мире этому объяснения. Рождаемость пациентов с аномалиями увеличивается в весенне-зимние месяцы. В Иркутской области есть ряд производств, которые делают выбросы вредных веществ. В городах, где расположены эти предприятия, — Шелехов, Братск, Ангарск, Усолье-Сибирское — самое большое количество пациентов. Но тенденция, что индустриальные города лидируют по детским порокам развития, — общемировая.
С чем чаще всего сталкиваетесь?
Патология номер один — заболевания желудочно-кишечного тракта, затем идут аномалии мочевыводящей системы, пороки развития органов грудной клетки. Все остальное чуть реже. Новые перинатальные технологии, хирургия новорожденных раздвинули рамки жизнеспособности детей. Сейчас выхаживают 500-граммовых младенцев, родившихся на 22-23 неделе беременности. Не всегда это хорошо. У недоношенных своя специфика болезней, которые могут привести к серьезной инвалидности.
Вам не кажется, что врачи такими вмешательствами меняют генетику нации? Природа отбраковала этот плод — вы его спасли.
Это все вопросы врачебной этики. И самый главный из них — есть ли границы помощи, которую ты должен оказывать. Нужно понимать, что существует ряд заболеваний, которые не имеют перспектив. Например, пациенты с тяжелыми генетическими пороками Эдвардса, Патау. Выживаемость в среднем тут — год жизни. Но если у малыша кроме основной патологии обнаружится еще какая-то болезнь, которую можно скорректировать хирургически, с позиций гуманности вы должны это сделать. А затем уже природа сама распорядится, как с этим ребенком быть: проживет он месяцы или несколько лет.
Но что если продлеваются страдания, а не жизнь?
Это глубокая тема, которую, наверное, не стоит обсуждать врачу-хирургу. Нужно садиться в один круг с философами и думать, находить ответы на вопросы, что есть жизнь, где ее предел и может ли человек во все это вмешиваться.
Как врач я буду делать все для того, чтобы пациент жил. Но есть большая разница между детьми и взрослыми. Продление жизни у взрослого на терминальной стадии рака и у младенца — совершенно разные вещи. И не надо забывать, что медицина постоянно шагает вперед. То, что мы научились делать сегодня, вчера еще казалось невероятным. Совсем недавно от многих патологий умирали или получали тяжелую инвалидность. А сейчас, если такому ребенку вовремя помочь, он ничем не отличается от здоровых сверстников.
О каких болезнях идет речь?
Таких диагнозов очень много. Взять хотя бы атрезию пищевода, то есть его непроходимость. Ребенок не может глотать, не в состоянии есть. Если ему не помочь — через несколько дней он умирает. Первые операции у таких пациентов были выполнены в Америке в 1941 году, в России — в 1956 году. И для пациента, и для врача эти манипуляции были достаточно непростыми. А потом появилась эндоскопия. В Америке малоинвазивное вмешательство на пищеводе у новорожденных сделали в 2000 году, в Европе — в 2008 году. В России это впервые внедрили в Иркутске в 2005 году. Сейчас мы говорим об этих операциях как о рутинных. Но на самом деле это уникальные хирургические вмешательства. Глобально во всем мире есть три человека, которые сделали больше ста таких операций. В Москве — профессор Александр Разумовский, в Польше — профессор Дарек Патковски и мы в Иркутске.
Многие хирурги верят в чудеса. В вашей практике они случались?
Постоянно возникают моменты, которые рационально, с помощью науки, сложно объяснить. Иногда что-то делаешь и понимаешь: все, возможности исчерпаны, это конец. Но происходит какое-то спонтанное явление — и выход сам собой находится. Естественно, такой шанс — это одолжение подготовленному человеку. Однажды мы оперировали девочку. В самый ответственный момент вдруг произошел разрыв крупного сосуда. Началось обильное кровотечение. Поймать в крови сосуд и наложить клипсу — из разряда невозможного. Была только одна попытка, лишь одно точное движение могло спасти ребенка. И у нас все получилось. Разве это не чудо?
Вам не тесно в Иркутске? Почему не уезжаете — все же за границей возможностей для профессионального роста больше?
У меня была возможность остаться в Германии и в Америке, где я учился и работал. Звали в столичные города. Но все мы, живущие в Иркутске, сибирской породы. Когда после Сибири попадаешь в условия столичных городов, становится сложно. Понимаешь, что тебе там неуютно. У нас в Сибири совершенно иные люди — принципиальные, честные и порядочные. Хотя соблазн работать в больших городах всегда существует.
До 1993 года в Уголовном кодексе РСФСР существовала статья за мужеложество, то есть гомосексуальную половую связь. Но геев от этого в стране меньше не становилось. Существовала даже советская гомосексуальная культура, отголоски которой сохранялись вплоть до середины 1990-х годов. О том, как жилось представителям сексуальных меньшинств в «лихие девяностые», «Ленте.ру» рассказал представитель ЛГБТ-сообщества Иван Дубов (имя и фамилия собеседника изменены по его просьбе).
«Я понял, что это мое»
«Лента.ру»: Когда вы начали осознавать свою гомосексуальность?
Дубов: С детства — в третьем-пятом классе. Сначала просто не понимал, что это такое, просто девочки не интересовали. Я сам не знал, почему — ребенок же ничего не понимает, но с возрастом, когда уже что-то узнал, прочитал, задумался о том, что такие формы сношений бывают.
Об этом мы узнавали еще в советские годы, хотя по телевизору и в прессе никто тему нетрадиционной ориентации не обсуждал, но все знали, о чем идет речь. Были же детские эротические игры. У нас в школе на перемене одноклассники кого-нибудь хватали на перемене всей толпой, клали на парту и имитировали проведение операции по кастрации. Все в пионерских галстуках, невдалеке стоит бюст Ленина. Хватали друг друга за член (я, кстати, не хватал). Помню, как мама одного мальчика отчитывала его: «Саша, ну как же так можно! Это же вульгарно!» Да, в советские времена все это выражалось в том числе и вот в таких гадких формах — не только мальчики девочкам портфель носили.
По телевидению был сплошной хор Александрова и пляски народов Средней Азии, а дети рассказывали друг другу все, что могли от кого-то узнать о сексе и других запретных вещах. Откуда, например, берется русский мат? Кстати, матерные слова ведь еще несут контекст определенных действий, смысл которых ребенок стремится постичь. Такая вот устная традиция, дворово-школьное воспитание.
Как в советской школе относились к самой концепции нетрадиционной сексуальной ориентации?
Честно говоря, особо она не обсуждалась. Разговоры и шумиха вокруг этой темы начались только в последние годы в рамках борьбы с пропагандой. Вроде бы информация о гомосексуализме подается в негативном ключе, а на самом деле это как раз и есть пропаганда. В советские времена этот вопрос просто не поднимался на уровне СМИ и государственной политики, а если его обсуждали неформально, то это была третьестепенная тема.
Примерно в 14-16 лет подросток задумывается о своих сексуальных переживаниях, они начинают проявляться более ярко. Как это происходило у вас?
Даже в этом возрасте я не осознавал до конца свою ориентацию. Хотя в пионерлагере тогда некоторые подростки занимались взаимной мастурбацией, но никто не считал, что это какая-то педерастия — скорее просто исследование своей сексуальности.
Только уже в десятом классе было нечто конкретное. Одноклассники — сначала один, потом другой — позвали к себе домой мастурбировать, причем, по их словам, у них уже были девушки. Может быть, они им пока не давали, а может, они просто хвастались, что у них был секс, а ничего не было. Сейчас они — семейные люди, у них есть дети, один, кстати, сейчас в спецслужбах работает.
Тот опыт как-то повлиял на ваш выбор?
Мне понравилось, я понял, что это мое. После школы я начал искать знакомства по объявлениям в газетах, таких как «Из рук в руки» или «Московский комсомолец». Они выглядели примерно так: «мужчина, рост, вес, ищет друга, писать на абонентский ящик на почте, либо предъявителю паспорта с конкретным номером».
Вы откликнулись на объявление в первый раз. Кто это был?
Это был сын обеспеченных родителей, русский из Якутии. Он учился в Москве. Рассказывал, как обстоят дела с нашей темой на родине, как у него были отношения с сыном местного высокопоставленного силовика. Был у него и контакт с одним переводчиком, якутом по национальности, который учился в Ленинграде. По его словам, в Якутии на нетрадиционную сексуальную ориентацию смотрели спокойно, у якутов это было всегда, и никто на этом внимание не акцентировал, в том числе и в советские времена.
Место встречи
Что было дальше?
Я человек, склонный к длительным серьезным отношениям, и думал, что нашел любовь на всю жизнь. Но потом он меня бросил, и это было для меня трагедией. Я попереживал, а потом стал дальше искать, с другими людьми знакомиться.
Потом мне рассказали про специальные дискотеки, но мне на них не понравилось, я не люблю танцевать всю ночь. А вот нудистские пляжи, которые только появились в Москве, мне пришлись по душе. Там я увидел, что есть не только молодые геи, но и постарше — я их тогда называл «дедами». Может быть, им было лет по 45, но советские люди очень плохо выглядели, ходили в задрипанных шмотках.
На этих пляжах люди общались, знакомились, а рядом всегда были какие-нибудь кусты, и туда обычно уходили любители скорой любви. «Деды» постоянно звали меня в какой-то «лес», на что я им отвечал, что просто отдыхаю. Однажды я в этот «лес» заглянул и ужаснулся: они ходят там взад-вперед, трясут членами. Даже если подойдешь справить малую нужду к дереву, все сразу сбегаются и начинают оценивать размер твоего достоинства. Это люди с отклонениями, с фетишизмом в зацикленной форме.
Почему, с вашей точки зрения, они такими стали?
В советские времена не было ни компьютера с порносайтами, ни тематического кино, ни клубов, общаться было негде. И что в этом случае остается? Либо пойти на какой-то пляж, либо в общественный туалет, который был в центре каждого областного города местом встреч. Там же геев ловили милиционеры, вербовали кагэбэшники — если человек относился к какому-нибудь интересному коллективу, в котором имело смысл держать своего стукача. В Москве был туалет у Кремля, который называли «Под звездами». Там, у Кутафьей башни, собирались эти «деды», затаскивали туда слабовольных мальчиков, с которыми знакомились на улице.
Я как-то гулял в 1993 году по центру Москвы и встретил знакомого казаха, гея, учившегося в Москве. Холод был собачий, я предложил поехать домой, а тот говорит:
— Нет, давай зайдем в туалет.
— А что там делать? — спрашиваю я.
— Что-что — смотреть, — отвечает он.
— На кого?
— На педерастов, конечно.
Мы спускаемся вниз, подходим к двери, а изнутри слышится тонкий смех. «Там что, женщина?» — спрашиваю. «С чего ты взял? Смех-то типичный педовский», — отвечает он. Открываем дверь, а там несколько «дедов» и какой-то мальчик, похожий на хабалистую девочку.
Многие пассивы думали тогда, что иначе и быть не может, что это естественная модель поведения. Ходили в юбках, красили губы, не будучи при этом транссексуалами или трансвеститами. Некоторые, в целях конспирации, чтобы в общественных местах обсудить кого-нибудь и не выдать его ориентацию перед окружающими, называли его в женском роде. Отсюда прозвища вроде «Машка» вместо Мишка, «Славестина» вместо Славы и так далее.
Уже в начале 90-х все это начало отмирать. Стильные геи, у которых были деньги, ездили в Европу и видели, что там все по-другому. По возвращении они относились презрительно к такому поведению. Мода на то, чтобы выглядеть чисто и презентабельно, распространилась сверху вниз.
А знаменитый памятник героям Плевны? Вы туда ходили?
На «Плешку» ходили только из любопытства, поскольку я уже видел, какая публика там собирается — вот эти самые «деды», рыхлые, толстые, с плохими зубами, лысые. Зачем это все мне 20-летнему? Там мы наблюдали сценку, которую я до сих пор помню. Стоит мужик и мальчик лет 18. Парень — шаг вправо, «дед» — шаг влево. И так они ходят по кругу и смотрят друг на друга, как глухари на току. Молодежь из других городов приезжала в Москву, знакомились на «Плешке», отдавались этим «дедам» за то, что они их приютят переночевать.
Какие еще места встреч были популярны в то время?
Был парк «Сад чудес» при туберкулезном диспансере, недалеко от Щукинской, сквер у Большого театра… Метро «Охотный Ряд» зимой — там в огромном количестве тусовались лесбухи, причем такого вида, что не поймешь даже, мальчик это или девочка.
В 1990-е годы в Москве открывалось много клубов. Заходили в них?
За всю жизнь, наверно, был в них раза три. Был такой кинотеатр «Мир» на Цветном бульваре — огромный круглый зал. С одной стороны — буфет, водка, шампанское, в центре танцуют, по краям ходят взад-вперед, снимаются. Кто-то приходил для знакомства, кто-то отдохнуть. Тогда стали появляться мужчины-проститутки. В советские времена, может, и была мужская проституция, но тогда они работали по большей части с иностранцами.
Милиция гоняла «Плешку» и другие места встреч?
Ни разу о таком не слышал. Разве что в конце 1990-х, когда убили одного влиятельного гея и милиция никак не могла раскрыть это дело. Они врывались на дискотеки, проверяли документы, а потом приезжали на пляж и всех, у кого при себе не было паспорта, снимали на видеокамеру. Вообще, тогда агрессии было намного меньше, люди голодали, по окраинам страны полыхали войны. Было не до геев, никого они не волновали. Был случай, когда в каком-то колхозе два тракториста нашли свою любовь и жили семьей — прямо «Горбатая гора».
«Дочь медик, а сын педик»
Что было, если человек тогда совершал каминг-аут?
Когда молодой человек сообщал родным, что он гомосексуалист, к этому относились по-разному. Родители, конечно, горевали. Мальчик-латыш, у которого был очень крутой папа, рассказывал: «Отец сразу схватил дорогую посуду и магнитофон и выбросил в окно с криком «На хрена мне это все!»»
Но есть и другой пример. У одного парня был папа-миллионер, большая шишка в сфере нефтянки. Когда он узнал, то коротко выругался, а потом подумал-подумал и сказал: «Ну что ж, будет у нас дочь медик, а сын — педик». И снял ему квартиру для встреч — я туда ездил. Был у него на дне рождения, его отец и мать посмотрели на меня и сказали: «В нашей семье никаких тайн нет, поэтому у нас все хорошо, проблемы мы решаем вместе».
Тогда заявить об этом было гораздо проще, чем сейчас, к этому относились намного спокойнее. В 1995 году был случай, когда в предвыборный штаб партии Рыбкина, которая шла в Думу, привели одного молодого человека, очень хабалистого, чуть ли не накрашенного, всего в браслетиках, цепочках, бусиках… Начальник штаба тогда сказал: «Кого ты нам привел? Мне, конечно, неважно, кто с кем спит, но пусть это будет не так ярко выражено!» Вот и все.
А как вообще относились к манерным геям, «хабалкам»?
В то время их уже не любили, и с каждым годом это презрение росло. Поэтому мне особенно жалко транссексуалов и трансвеститов — на них обрушивается основной вал неприятия как со стороны натуралов, так и со стороны геев, ведь в сознании широкой публики гомосексуалист представляется именно трансвеститом.
В советские времена даже ходил слух, что Валерий Леонтьев сделал операцию по смене пола. Мне мама как-то, придя с работы говорила: «А у нас на работе говорят, что Леонтьев гомосек и с модельером Зайцевым гомосечится».
И как к этой «новости» отнеслась ваша мама? Как вообще относились люди к такого рода информации?
Никак. Поржали — и все.
Страх и ненависть
С годами, получается, неприязнь к гомосексуалистам росла? Когда это началось?
В соцопросах 1990-х — начала 2000-х о своем нейтральном отношении к геям говорили около 70 процентов населения, а о готовности разрешить однополые браки — около 50 процентов. Я сам был потрясен, когда узнал об этом.
Первые звоночки прозвенели в 2006 году, когда Николай Алексеев стал носиться с идеей гей-парада в Москве, а его оппоненты преподнесли эту концепцию как «репетицию Майдана» — еще того первого, с оранжевыми шариками. Тогда и началось: националисты, например, закидали файерами геев, которые принесли цветы к могиле Неизвестного солдата. Смысл той акции был в том, что наши воины освободили мир от фашизма, а фашисты преследовали геев.
Тогда стало очевидно, что геи у нас есть и с этим надо что-то делать. Надо было показать, что мы чем-то отличаемся от Запада. Вроде и у нас, и у них капитализм и демократия, какие же у нас различия? Вот и придумали: у них там геи, которые анальным сексом занимаются, а у нас ничего такого нет. Это стало национальной идеей — в России геев нет. Мы разбиваем яйцо не с тупого конца, а с острого, как у Даниэля Дефо в книге про Гулливера.
Концепция «Гейропы» тоже недавняя?
Конечно. Заметьте, в половине европейских стран гей-браки не легализованы до сих пор, а многие государства считаются откровенно гомофобскими (Прибалтика, Польша, балканские страны). Даже в Италии не все гладко. Зато есть регион на Земле, в котором почти везде разрешены однополые браки, — это Латинская Америка, о чем у нас не говорят, ведь это же наши партнеры.
Часто высказывается такая позиция: я не против сексуальных меньшинств, лишь бы они сидели где-нибудь и никак себя не проявляли.
К сожалению, человек старается убежать от любых проблем. То же самое говорят про пьяниц: пусть живут, лишь бы их не было видно и слышно, не валялись, не путались под ногами. Или про наркоманов и бомжей.
Но надо понимать, что общество — структура сложная, и чем оно сложнее, тем более устойчиво, ведь и физика, и биология доказывают, что сложные системы — более крепкие. Тут вопрос должен стоять по-другому: что геи могут дать стране? Прежде всего, культуру ухода за собой. Они подтянули моду на фитнес, на мужской стиль. Наш мужик теперь — это не грубое получудовище в кирзовых сапогах, воняющее перегаром.
Напоследок расскажу одну историю. У моих знакомых жили две черепахи, обе — самцы, и они сожительствовали друг с другом. По мнению хозяев, это происходило потому, что им не хватало самки, которую им вскоре принесли. Что вы думаете? Пассивный так укусил ее за шею, что она умерла. Приревновал. Вот как бывает.
Бывший депутат Госдумы Антон Баков не смог арендовать острова в Тихом океане: на прошлой неделе власти Республики Кирибати ему отказали. Среди пальм и пляжей он собирался возродить Российскую империю, и мириться с поражением не собирается. Что за государство пытается создать политик и какие у него перспективы, выясняла «Лента.ру».
Переговоры Бакова с властями Кирибати об аренде и временной передаче суверенных прав на три острова — Молден, Старбак и Миллениум — продолжались в течение двух лет. Ожидалось, что на этих территориях новое государство получит все функции, кроме обороны, таможни и антитеррористической безопасности.
«В Кирибати нас привлекли потрясающий климат, большие и просторные необитаемые острова и малая численность населения, которое получит очевидную выгоду от нашей финансовой поддержки», — объяснял бизнесмен.
Круглый год на островах стоит жара от 30 градусов и выше. Большинство местных живут в хижинах из пальмовых листьев и питаются в основном выловленной здесь же рыбой. Тем временем туристы едут сюда ради чистых пляжей и серфинга.
Государство за 230 миллионов
Массового потока из России в этот райский уголок, однако, не ожидалось. «Мы предполагаем, что среди людей, постоянно проживающих на островах, будет от одного до двух процентов россиян», — информировали представители бизнесмена. Столь скромную потенциальную численность объясняли дальним расстоянием: полет до Кирибати из России потребует минимум двух пересадок и обойдется в полторы-две тысячи долларов.
Баков подчеркивает, что его государство должно обладать таким же суверенитетом, как и все остальные: «Моя задача — создать механизм превращения частного в государственное, стереть границу между корпорациями и государствами».
«Попытка взять в аренду часть территории — это расчет на то, что это государство добровольно пойдет на самоограничение собственного суверенитета», — поясняет Александр Домрин, доктор юридических наук, профессор ВШЭ.
Специальная комиссия Кирибати по внешним инвестициям предложение Бакина не одобрила. Бывший член правительства королевства Тонга Ситивени Халапуа отметил, что страна остро нуждается в финансовых вливаниях, но не в ущерб своим принципам. Бизнесмен и политик собирался построить на необитаемых островах воздушный морской порт, сеть экологических отелей, несколько солнечных электростанций, опреснительные установки, больницы, школы, запустить предприятия по переработке рыбы и открыть Российский имперский университет. Но убедить власти островного государства обещаниями масштабных вложений не вышло.
Объем инвестиций оценивался в 120 миллионов долларов единовременно, еще 230 миллионов предполагалось вложить в следующие 20 лет. Однако предполагаемые источники средств Баков не уточнял — во всяком случае публично, что вызывало определенный скепсис у экспертов.
Задумка с Урала
На идеи Бакова оказал влияние проект по созданию Уральской республики, считает политолог Андрей Колядин. В 1993 году Эдуард Россель, бывший тогда главой администрации Свердловской области, объявил о формировании в регионе автономного государственного образования. Новая республика просуществовала недолго: 9 ноября президент снял Росселя с должности и распустил Свердловский облсовет.
На следующий год с Росселем познакомился Баков, который избирался депутатом Свердловской областной думы и примкнул к его команде. «Выгнанный с работы за Уральскую республику, Россель потерял почти всю старую команду и после выборов искал новых союзников», — вспоминал будущий миллионер и монархист. Он входил в предвыборный штаб Росселя на губернаторских выборах 1995 года, на которых тот одержал победу.
До регистрации Монархической партии в 2012-м году Баков несколько раз менял политическое пристанище: побывал и в «Единой России», и в «Союзе правых сил». Теперь его партия провозглашает своей целью установление в стране конституционной монархии, но только «мирным, конституционным путем».
Престол для потомка
Соратники Бакова бросили все силы на пропаганду для решения этой задачи. Бизнесмен писал книги о том, какой правитель нужен России. «С одной стороны, будет монарх, который не имеет реальных полномочий. С другой стороны — ответственное правительство, подотчетное обществу», — объяснял он. Три года назад миллионер опубликовал собственное исследование на тему монархического возрождения России, где вывел преемственность христианского императорского престола от римских правителей и объявил единственного современного наследника этого престола.
Роль досталась потомку Александра II, немецкому принцу Карлу-Эмиху Лейнингенскому. Семья Лейнингенов лишила его обширного наследства из-за неравнородного брака, хоть и расторгнутого последствии. Он поначалу оспаривал решение, но потом сам поставил на деле крест. В 2013-м Карл-Эмих вместе с супругой принял православие и стал представляться Николаем Кирилловичем.
Принадлежащий ему, по версии Монархической партии, престол сам по себе обладает государственным суверенитетом — так же, как Святой престол в Ватикане. На этих основания партия провозгласила Суверенное Государство Императорский Престол. По идее создателей, оно должно стать центром притяжения для всех христианских монархистов мира. Себя Баков скромно назначил эрцканцлером нового государственного образования.
Корона на «большой земле»
Традиционные монархисты все еще определяются с кандидатурой предполагаемого наследника короны Российской империи. «Это может быть не только представитель рода Романовых, но и потомок Рюриковичей. Оптимальной была бы фигура, соединяющая в себе оба рода», — отмечал член президиума «Самодержавной России» Владимир Карпец.
Всероссийский монархический центр, который ратует за возвращение самодержавия, поддерживает кандидатуры великого князя Кирилла Владимировича и его сына Владимира Кирилловича. Другие полагают, что престола достойна Мария Владимировна Романова, глава Российского императорского дома. В Британском королевском доме, связанном с российскими самодержцами многочисленными родственными связями, тоже нет единодушия: одни уверены, что на российский престол вправе взойти принц Майкл Кентский, двоюродный брат королевы Елизаветы II и внучатый племянник императора Николая II; другие считают наследником внука королевы Елизаветы принца Гарри.
Деятельность королевских домов и сотрудничающих с ними монархистов существенно отличается от проектов Бакова и его соратников. Дом Романовых, к примеру, выдает дворянские титулы и герба и активно участвует в торжественных мероприятиях. Так, в мае 2016-го великая княгиня Мария Романова, родившаяся и проживающая в Испании, посетила Крым и побывала на открытии памятника Николаю II.
К возрождению империи на островах в среде королевских особ отнеслись скептически. Это «чистой воды клоунада», считает директор канцелярии Российского императорского дома Александр Закатов. «Людям, серьезно исповедующим монархистские убеждения, это не очень нравится. (…) Речь идет просто об издевательстве над самой идеей монархии, над всеми теми страданиями, которые пережили те же Романовы и те люди, которые остались им верны», — подчеркнул он.
Зачем же расстраиваться?
Помимо Бакова, идеи возрождения престола и империи в том или ином виде поддерживали и другие российские политики. «Монархический режим — самый идеальный для России. Другое дело, что нужно его ограничить, чтобы это была ограниченная монархия», — говорил лидер ЛДПР Владимир Жириновский. Нынешний глава Минстроя Михаил Мень, хоть и побывал в либеральном «Яблоке», тоже в целом готов согласиться с монархией в России. «Монархия — одна из форм управления государством, в общем-то приемлемая, могущая существовать. Другое дело — в каком виде», — говорил он в 1998 году, подчеркивая, что пока говорить об этом «немножко рано»: россияне не готовы к смене политического режима.
Спустя 15 лет монархисты были все еще далеки от массовой народной поддержки. «Около 28 процентов либо высказываются за монархию в России, либо не возражают против восстановления монархического строя, но при этом и не являются активными его сторонниками, поскольку не видят человека, который мог бы стать российским монархом в наше время», — объяснял глава ВЦИОМ Валерий Федоров, комментируя очередной опрос в 2013 году.
То же исследование показало, что в коммунизм хотели бы вернуться 49 процентов респондентов. Этого хватило, чтобы КПРФ получила 42 мандата в Госдуме, а ее конкурент, партия «Коммунисты России» — места в региональном парламенте и местных органах власти.
Согласие 30 процентов россиян на возвращение монархии вполне могло бы обеспечить партии Бакова думские мандаты, но в парламентских выборах партия не участвует. По его мнению, сегодня проигрыш неизбежен. «Зачем же зря расстраиваться?» — рассуждал он.
Вместо этого бизнесмен планирует и дальше бороться за возрождение имперской России. «Я думаю, что ситуация как-то разрулится. Пока я не вижу особых оснований для паники, какого-то недовольства. Мы к этому были готовы, будем разговаривать с президентом, как-то разбираться», — заявил он после отказа (по его словам — предварительного) властей Кирибати.
Политолог Андрей Колядин уверен, что это желательный для бизнесмена исход: «Я думаю, если бы в Кирибати согласились, Баков бы рассердился. Это просто очередная громкая пиар-акция».
Но глава Монархической партии, он же эрцканцлер, заявляет о готовности продолжить проект в любой другой локации — то есть почти любой. «Мне шлют письма из Северного Кипра, из Перу, из Камбоджи, — заверял Баков журналистов. — Хотя в Камбоджу я после Полонского точно не поеду».