В Сочи 15 октября открылся XIX Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Такие фестивали проводятся с середины XX века, когда после окончания Второй мировой войны остро встал вопрос сохранения мира и борьбы с ядерной угрозой. В этом году на молодежный праздник приехали более 30 тысяч человек из 180 стран мира, и каждый из них сможет найти в программе фестиваля занятие по душе. «Лента.ру» знакомит читателей с достижениями участников фестиваля, выступавших на церемонии открытия.
На акциях против коррупции, инициированных оппозиционером Алексеем Навальным, было много подростков-старшеклассников и студентов младших курсов. И это при том, что совсем недавно многие обвиняли нынешнее поколение молодых в инертности и аполитичности. Считалось, что самый радикальный протест, на который способны юные россияне, — упаковать чемодан и отбыть за границу. Действительно ли политика становится трендом для молодежи и к чему это может привести, «Ленте.ру» рассказали социологи и сами участники «протестной прогулки».
Роман Шингаркин, одиннадцатиклассник
— Я пошел на митинг, потому что хотел посмотреть, насколько сильна оппозиция в стране. Мне было любопытно узнать, сколько народу на него придет. О том, что будет шествие, я узнал из блога Навального. Но вышел скорее против происходящего в стране, чем в его поддержку. В моей школе не особо интересуются политикой. Учителя и одноклассники — скорее аполитичны. А мне это интересно, и раз такое событие происходит в моем городе — я пошел.
Я гулял по Тверской и, подходя к Пушкинской, увидел, что людей становится больше. Много полицейских. Там я решил остановиться, а чтобы получше все разглядеть, залез на столб. Сначала сидел один, потом залез Паша. Когда толпу начали вытеснять с площади, полицейские попросили нас слезть. Я сначала отказался, а потом пришлось спуститься, когда полицейские пообещали применить силу. Меня задержали, посадили в автозак, отвезли в полицию. Там оформили административное дело. До этого в субботу был митинг в Минске — там всех задержали. Поэтому то, что в Москве тоже всех винтили, — вполне ожидаемо. Ходить на митинги я продолжу, когда мне исполнится 18 лет. Сейчас не хочу усложнять жизнь родителям. Они не против того, что я был там, но им пришлось меня забирать из отделения.
Думаю, митинги могут что-то изменить, но все зависит от действий власти. Пока что единственная ответная мера — задержание. Достучаться до власти не получается.
Валерия Касамара, заведующая лабораторией политических исследований Высшей школы экономики
— У меня несколько объяснений воскресной массовости молодежи. Навальный активно живет в сети. Соответственно, он зацепил молодежь, которая там также живет, пришел к ним в понятный им ареал обитания. Это не первый канал и не второй. Он заходит неформально. Совсем с другой риторикой, с другой энергетикой. Он говорит с ними на равных, не учит жизни. Он попадает в ситуации, которые вызывают жгучий интерес у молодежи. Та же самая зеленка, которой его облили в одном из городов и он сумел это превратить в свою фишку, — очень хорошо цепляет. Он предложил молодым трендовую повестку. Тема коррупции консолидирует все возраста в России. То есть посыл что в регионах, что в Москве был не антипрезидентский. И молодым, тем кому сейчас 16-19 лет, был предложен формат, которого в их жизни еще не случалось — массовый выход на улицы. Для большинства школьников, которые участвовали в этой прогулке, — это движуха, которой раньше не было.
Я бы не стала сейчас категорично утверждать, что молодежь наша обрела политическое сознание. Определенных политических взглядов, позиции у многих еще нет. Чтобы понять мотивацию этих ребят, нужно провести с ними хотя бы минимальное исследование. Но в целом для подростков это некий социальный опыт. Молодежь — это как ящик Пандоры. В их среде, конечно, что-то бродит, что-то накапливается. Особенно, когда школа пытается что-то пригладить, старается не выносить сор из избы. Но энергию-то молодым надо куда-то девать. У государства сегодня нет каналов, по которым она могла бы вырваться.
Родители замечают, что в школах идет идеологическое «усиление». Но если такая пропаганда будет продолжаться — получим новый всплеск реакции от противного. Обычно у нас каждое усиление выражается в закручивании гаек и в жестком навязывании определенной позиции. В государственных институтах плохо приживается культура плюрализма. Гораздо легче донести одну идею, используя единую версию учебника. Но нельзя думать, что если мы расскажем о том, что оппозиция — это плохо, то все будут ходить только на демонстрации в честь 4 ноября.
Власть сегодня оказалась в очень затруднительном положении. Если начать говорить на тему коррупции, то придется сказать очень много. А тут есть определенные политические ограничения. Поэтому нужно принять стратегическое решение — говорить или промолчать. Центральных телевизионных каналов на «прогулке» не было. Вроде как ничего и не произошло. Все есть в сети, но мы прекрасно знаем цикл жизни какой-то новости. Если сегодня не заметят, завтра дети повзрослеют, впишутся во взрослую жизнь. Как показывает практика, безбашенность подростков к 17-18 годам уменьшается. Студенты более прагматичны. Но за ними подрастет следующее поколение, которое тоже может пойти на улицы, если ничего не делать.
Леонтий Бызов, старший научный сотрудник Института социологии РАН
— Для социологов также стало неожиданностью массовое участие юных граждан. Принято считать, что молодежь у нас аполитична. Мне кажется, этот всплеск произошел потому, что сейчас для молодых нет реального выхода — ни в политику, ни в бизнес, никуда. Возникло ощущение социального торможения. И это продолжается уже долгое время. Политическая повестка в государстве сформирована людьми старшего возраста. Многие из них выросли в советское время. Они просто воспроизводят охранительно-оборонительную матрицу, популярную в СССР: наступление на интернет, на свободу творчества, на другие важные для юных вещи. Теперь представьте, социальная жизнь отсутствует. А тут еще последнее забирают.
Патриотизм, на который сейчас делается упор, — нужен. Это естественное чувство многих. Однако опять же, в какую обертку все это завернуть. Когда начинают давить и перекармливать этим, особенно молодежь, получается обратный эффект. И мы, социологи, по недавним исследованиям видим, что у молодежи падает интерес к тому, чем ее призывают гордиться. Например, к той же Великой Отечественной войне.
Сегодняшнее молодое поколение воспитано немного в других условиях. Я говорю о тех, кому нет и 20. Молодежь за 30 в большинстве своем для политики потеряна, так как в свое время они воспитывались на другом, на духе потребительства. А современные юноши и девушки чувствуют себя более свободными благодаря интернету. У них нет такого чувства страха и зависимости от власти, которые были у прошлого поколения. Ясно, что в обществе накопилось недовольство. И мне кажется, что именно это новое поколение родит новых политических лидеров. Это чрезвычайно важно.
Валерия, студентка, Москва
— Это мой первый митинг, но я была на шествии Бессмертного полка в 2016-м. Если я разделяю ценности участников мероприятия, я туда иду. В этот раз я решила пойти, потому что коррупция — это зло, которое касается каждого из нас. Гораздо в большей степени, чем мы думаем. Об этом нельзя молчать, иначе будет только хуже. Именно повальное взяточничество разваливает систему образования и здравоохранения в стране. А без этого качество жизни не улучшится в перспективе, и я не хочу с этим мириться.
Если бы организатором митинга был не Навальный, я бы все равно пошла на шествие против коррупции. Моя задача — призвать к ответу одного конкретного человека и дать понять остальным, что такие вещи больше не должны оставаться безнаказанными. Личность организатора тут не важна. Главное, чтобы ему можно было доверять. Более того, я никогда не голосовала за Навального и его партию, он не симпатичен мне как личность. Особенно после серии дебатов с Познером и Лебедевым.
Я закончила школу четыре года назад, но не ощутила на себе влияния патриотического воспитания ни в школе, ни в вузе. Не слышала от своего окружения, чтобы государственные образовательные учреждения навязывали бы определенную точку зрения. Всем думающим людям достаточно очевидно, что в стране происходит, и красивые истории в День народного единства рассказывать, наверное, бессмысленно. Впрочем, допускаю, что в регионах ситуация может быть другой. В любом случае, я против навязывания детям одной точки зрения — нужна и альтернатива.
Александр Бикбов, замдиректора Центра современной философии и социальных наук философского факультета МГУ, социолог и научный координатор исследовательского коллектива «НИИ митингов»
— Для исследователя картина выглядит иной, чем пишут сейчас журналисты. Когда мы с коллегами из «НИИ митингов» берем интервью у участников протестов, то мы обычно находимся не в самом эпицентре событий, где идут задержания. А на «окраинах». Это нужно, чтобы довести разговор с людьми до конца. И как раз с этих «задворок» нам было хорошо видно, что школьники и подростки составляли абсолютное меньшинство участников. Их было меньше, даже чем 10 декабря 2011 года на Болотной площади. Тогда в Москве ребята целыми классами сбегали с уроков. Причем совершенно из разных школ, в том числе и с окраин. И тогда их по количеству было куда больше.
Сыграло роль то, что на Пушкинской площади в Москве практически все время находилась большая часть журналистов и стрингеров с хорошей аудиторией на YouTube. В их поле зрения было много лицеистов, подростков, с которыми шло взаимодействие. В этот момент произошло превращение одного из участников протеста в символ всего происходящего. Наверное, это случилось еще и потому, что именно с декабря 2011 года на улицах практически не было школьников.
Вспомните, как описывали декабрь 2011 года в СМИ: «Революция среднего класса». А на каком основании? Просто появился на улицах типаж, которого раньше на массовых акциях не было. И 26 марта имеет место тот же самый эффект. Подростков заметили. Родилась красивая легенда. Все остальное на этом фоне померкло. Но если бы вы наблюдали за происходящим с позиции ученых-исследователей, увидели бы, что большинство «гуляющих» — молодые люди около 30 лет, а не школьники. Для многих из них после 2011-2012 года это был второй опыт участия в таких уличных мероприятиях.
Я взял несколько интервью с подростками. Но оказалось, что это были дети, которые просто приехали в центр города в воскресный день. Они всегда это делали. Утверждали, что в акции не собирались участвовать, но знали, что она проходит. Сказался эффект видеоканалов и социальных сетей. Я специально спрашивал у детей, обсуждают ли они с друзьями политические события. Те, с кем говорил, сказали, что нет.
Но если до этого дня подростки, которые принимали участие в протестных акциях, были меньшинством, то, как эти события освещались в сети, несомненно возбудит у детей гораздо больший интерес к происходящему. И может сыграть роль политической социализации нынешнего поколения молодых. Как показывают интервью, господствующее настроение у участников политических акций — мирный протест. Но от того, какие приговоры вынесут задержанным, зависят дальнейшие протестные настроения. Чем более жесткими будут действия властей, тем больше людей будет выходить на улицы. А протест будет радикализироваться. Это классика.
Пермская гимназия номер 4 стала известна на всю страну после того, как проходной балл для поступающих девочек. Для них условием приема стал результат 69,1 балла, для мальчиков — 65,7. Директриса объяснила разницу тем, что девочки более прилежные в детстве, но именно мальчики в результате «становятся лидерами» и «управляют страной», — поэтому, по ее логике, им нужны преференции. Школу проверила , однако суд не обнаружил дискриминации в этой очевидно дискриминационной ситуации. Позже, уже в июле, глава Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства протоиерей Дмитрий (Смирнов) , что женщины «слабее умом», а люди вроде — это редкость. По просьбе преподавательница Школы культурологии Элла Россман разбиралась, кто формирует стереотипы о мальчиках и девочках и как они влияют на детей в будущем.
Слова директрисы Татьяны Дьяковой симптоматичны. Кто не слышал в своей жизни формулу: мальчикам нужно помогать, потому что они «медленно созревают, зато потом…»? Ее в разных вариациях повторяют учителя, родители и школьные психологи. Но в этой формуле нарушена причинно-следственная связь.
Современных социологов очень вопрос, как в социальном плане сделан наш пол, какие представления о нем (зачастую не имеющие ничего общего с биологией или особенностями гормональной системы человека) сконструированы обществом и культурой. Многие из этих представлений работают так же, как другие массовые заблуждения — вроде тех, что солнечное затмение приносит беду, а разбитая посуда — счастье. И вместе с другими массовыми заблуждениями они оказываются чрезвычайно живучими и переходят из поколения в поколение.
В социологии социализация — это становления личности, усвоения индивидом ценностей, норм, установок, образцов поведения, присущих данному обществу, социальной группе. Социализация происходит, когда ребенок контактирует с другими людьми и постепенно обучается правилам (гласным и негласным), принятым в его сообществе. В той или иной степени человек социализируется всю жизнь (особенно когда меняет окружение — например, переезжает в другой город или страну), однако основные нормы и ориентиры закладываются у нас еще в детстве.
Как и многие другие общественные нормы, стереотипы о мужчинах и женщинах мы приобретаем в процессе взросления. Исследователи выделяют разные источники таких идей — это и родители, и другие значимые для ребенка взрослые, вроде учителей и наставников в спортивных командах. Стереотипы транслируются в книжках, в мультфильмах, в медиа, они все время присутствуют в информационном поле, внутри которого растет ребенок. Постепенно он их интериоризирует, то есть присваивает, и начинает ориентироваться в окружающем мире при помощи этих установок.
Но идеалы мужественности и женственности — нестабильны и меняются со временем, различаются от страны к стране, от народа к народу. Даже у представителей разных классов и социальных слоев внутри одной нации эти идеи могут разниться: мальчик из семьи московской интеллигенции вряд ли будет отвечать представлениям о мужественности, принятым в среде рабочих металлургического завода, и наоборот. Англичанка в юбке-карандаше, руководящая небольшим отделом в рекламном агентстве, вряд ли вызовет вопросы у современников, а в викторианском обществе одно ее появление скандализировало бы приличную публику.
Причин изменения гендерных норм в обществе немало, в их числе — многолетняя работа активисток женского и феминистского движения, без которых у нас сегодня не было бы возможности учиться и работать, где нам хочется, или самостоятельно определять, с кем встречаться и жить, за кого выходить замуж и когда разводиться, сколько детей иметь и иметь ли их вообще.
Кроме того, гендерные нормы могут резко изменяться вместе со сменой власти и режима в стране, хороший пример — постсоветское пространство, где мутации представлений и установок мы можем буквально в режиме реального времени.
При этом можно выделить и идеи, которые объединяют все общество или даже несколько обществ. Например, для западного мира на протяжении веков был свойствен идеал инициативного, активного в публичной сфере мужчины и заботливой и чувствительной, но по большей части пассивной и ведомой, ориентированной на семью и детей женщины. Те, кто нарушали эти представления, страх и отторжение, практически бессознательное желание «поставить человека на место» — в том числе самыми жесткими методами.
Как именно влияют на нас стереотипы и насколько сильно это влияние, , например, эксперимент социального психолога из Стэнфорда Клода Стила. Вместе с коллегами Стил набрал две группы студентов, мужчин и женщин, в основном второкурсников, сильных в математике.
Студентам дали несколько тестов по математике и сконструировали разные социальные условия тестирования. Одно из проверочных заданий предварили небольшим вступлением: первой группе студентов сказали, что оно демонстрирует разницу между мужчинами и женщинами в их способностях к математике. Второй группе объяснили, что тестирование не показало различий между людьми разного пола по этому предмету. Студентки показали себя гораздо хуже студентов, когда тест предварили вступлением о гендерных различиях — и это при том, что в обеих группах участники были примерно одинакового уровня. Дальнейшие эксперименты (как вариации этого опыта, так и другие эксперименты, например, с афроамериканцами, на которых транслировали расовые стереотипы) только подтвердили догадку: установки, которыми предваряют тест, сильно влияют на то, как студенты себя проявят.
В эксперименте Стила студенты показывали разный результат в зависимости от того лишь, что им говорили перед тестом. Сложно переоценить, какое влияние на нас и наши успехи оказывают слова и идеи, которые транслируются постоянно, день за днем, год за годом.
Есть и исследования, которые фиксируют подобные изменения. Например, длительное наблюдение детских психологов Франчески Мунтони и Яна Ретельсдорфа из Гамбургского университета : представления родителей о мальчиках и девочках влияют на то, как дети учатся читать.
Исследовались случаи 1508 школьников из 60 школ Германии. На протяжении почти двух лет психологи анкетировали учеников и их родителей, чтобы зафиксировать, влияют ли представления взрослых на успехи детей в чтении. Выяснилось, что гендерные стереотипы родителей определяли, насколько дети верили в себя и в свои силы, какие задачи они считали особенно важными и, как результат, предопределяли их успехи. В частности, идея о том, что девочки более предрасположены к чтению, приводит к тому, что они и вправду обгоняют в этом навыке мальчиков, причем по всей стране. Работать эта схема может и негативно: мальчики не уверены в своих силах в чтении из-за расхожих идей об их не особо блестящих способностях на раннем этапе, и потому могут показывать худшие результаты.
Вполне возможно, что то же самое особое прилежание девочек — следствие женской гендерной социализации (ЖГС). Нас с раннего детства учат быть более аккуратными и дисциплинированными, эти черты считаются естественными и натуральными для женщин по рождению.
Что точно влияет на девочек сегодня, так это отсутствие достаточной поддержки со стороны взрослых и сверстников. Исследования социологов и психологов все больше подтверждают простую догадку: женщины реже становятся президентами, менее представлены в бизнесе и науке именно потому, что с детства им отказывают в уме, лидерстве и блестящем будущем, а жизненные перспективы зачастую ограничивают домом и семьей.
Начинания и таланты девочек игнорируют, в их одаренность не верят — или даже создают реальные препятствия на пути к знаниям, как в случае с пермской гимназией. Возникает феномен «исчезновения» одаренных женщин (https://digitalcommons.du.edu/cgi/viewcontent.cgi?article=1003&context=tls_doctoral): мы видим множество талантливых девочек в дошкольных учреждениях и школах, но на каждом следующем этапе цепочки «университет-работа-карьерный рост» женщин становится все меньше и меньше. Они оседают на непрестижных работах или полностью исчезают из поля зрения, уходя в семью и личную жизнь.
Интересно, что даже те достоинства, которыми девочки очевидно для всех обладают (такие как прилежание и усердие, например) — для многих недостаточны для того, чтобы стать лидерами. Или, как в нашем случае, чтобы поступить в престижную школу. В мальчиках же, даже если они пока «не дотягивают», находят скрытый потенциал и огромные возможности.
В нашей стране также есть исследования механизмов гендерной социализации в российском контексте. Например, социологи из ВШЭ Ольга Савинская и Анастасия Чередеева провели серию интервью и , что представления о мужском и женском, о том, чем девочки и мальчики «должны» заниматься и как себя вести, прививают с самого раннего, несознательного возраста — еще в дошкольных учреждениях, где и мальчикам, и девочкам предлагают чрезвычайно узкие рамки «нормальности» и однообразные роли (грубо говоря, «снежинки и пираты», и никак не наоборот). Маленькие девочки оказываются в этой системе особо уязвимыми — от них требуют постоянно искать одобрения со стороны других, быть максимально послушными и тихими и интересоваться очень ограниченным числом предметов и тем. Такое однообразие может мешать индивидуальному развитию детей, особенно, если систему поддерживают и дома.
Также нельзя обойти вниманием исследование социолога из ВШЭ Ольги Исуповой — старшей научной сотрудницы Института демографии НИУ ВШЭ. Она опрашивает девочек из «хороших семей» — учениц и выпускниц престижных московских гимназий и лицеев, а также их родителей и родителей школьников из престижных учебных заведений Санкт-Петербурга, Нижнего Новгорода и Соликамска. Пилотные интервью , что от девочек из «хороших семей» в России требуют практически невозможного: образованности, красоты, хороших манер, удачной карьеры, ориентации на семью, «незаурядной силы духа», — и все это одновременно.
Завышенные ожидания со стороны родителей подкрепляются общественными стереотипами и высокими стандартами, предъявляемыми девочкам в школах. Их все время оценивают, заставляют соответствовать новым и новым идеалам и жестко критикуют за малейший проступок. Многообразие требований и нежелание выделять из них приоритетные и факультативные невротизирует старшеклассниц, воспитывает страх ошибки и оставляет для них чрезвычайно ограниченное пространство свободы, не говоря уже о времени на отдых и собственные увлечения.
При этом «светлое будущее», ради которого все старания, крайне туманно. Родители и сами не знают, чего ожидать их дочерям в дальнейшем. Получается, что девочкам часто приходится прилагать сверхусилия в условиях непонятных задач и перерабатывать ради неясных перспектив и чужих ценностей.
Работы о специфике гендерной социализации в нашей стране и за ее пределами начали появляться в России довольно давно. Этнографию детства и, в частности, особенности социализации детей в разных обществах, изучал еще в 1980-е годы советский социолог Игорь Кон. В 1988 году он выпустил монографию «Ребенок и общество», где описывал в том числе особенности гендерной социализации. А в 2009 году его книга «Мальчик — отец мужчины», посвященная специфике воспитания мальчиков в разные времена и тому, как нормы, привитые в раннем детстве, влияют на мужчин всю их жизнь.
Из этой книги и из перечисленных выше исследований можно сделать еще один вывод: гендерные стереотипы вредят и мальчикам. В прошлом году Американская психологическая ассоциация специальную брошюру с советами о том, как психологам работать с клиентами-мужчинами и мальчиками, учитывая специфику их мужской гендерной социализации (МГС).
Кроме всего прочего, там описывается, как традиционные представления о мужественности и гендерных ролях негативно влияют на жизнь мужчин. Требования сдерживать эмоции, например, мешают здоровым образом переживать стрессы и, как следствие, могут приводить к агрессии по отношению к окружающим, злоупотреблению наркотиками и алкоголем.
Установка самостоятельно, «по-мужски», решать все проблемы, даже непосильные, не позволяет вовремя получить необходимую помощь — в том числе медицинскую (отсюда в том числе низкая средняя продолжительность жизни мужчин). В брошюре рассказывается, как психолог может помочь мужчине или мальчику научиться выражать свои чувства и налаживать отношения с окружающими мирным путем.
Эксперименты по полному отказу от различения мальчиков и девочек в воспитании все же : речь по большей части идет не о полном стирании разницы между мужчинами и женщинами, а о том, чтобы сделать жизнь более свободной от сковывающих представлений и дать людям любого пола возможность проявлять себя в разных областях, будь то семья или наука, искусство или политика, бизнес или воспитание детей.
При этом россиянам приходится особенно сложно: им необходимо растить детей в ситуации, когда школа и другие общественные институты все чаще эти стереотипы транслируют. Например, детей лженаучным идеям вроде телегонии (опровергнутая теория о том, что на «генетическую память» женщины влияют все ее предыдущие сексуальные контакты), — множество подобных утверждений можно найти в учебнике «Нравственные основы семейной жизни», который рассчитан на старшеклассников и должен подготовить их к «созданию крепкой многодетной счастливой семьи».
Мы сами можем не замечать все те установки, к которым приучены с детства. И в первую очередь важно анализировать собственный опыт: вспоминать, что нам говорили в детстве, кто это говорил и как это влияло на вас, наблюдать за своим окружением и идеями вокруг, а затем обсуждать все это с ребенком и учить его критически осмыслять действительность — с самых ранних лет.
При бывшем руководителе Леониде Маркелове в Марий Эл практиковались, пожалуй, наиболее экзотические — даже по общероссийским меркам — формы обращения с бюджетными деньгами. Госдолг только по предварительным прикидкам Счетной палаты, моментально вырос на треть и составил более 75 процентов от годового бюджета. И.о. главы Марий Эл Александр Евстифеев рассказал «Ленте.ру», есть ли жизнь после фактического банкротства региона и какой она должна стать в будущем.
Лоренцо Медичи сидит за решеткой — метрах в тридцати от ограды одноименного парка в Йошкар-Оле. Подойти к нему нельзя. Ворота закрыты, хотя в выходной горожан вокруг немало. Парк Медичи расположен у берега реки Кокшаги в центре столицы республики Марий Эл. Рядом — Спасская башня, процентов восемьдесят от натуральной величины. Разумеется, с курантами. Чуть дальше — несколько кварталов набережной Амстердама, а через Кокшагу — набережная Брюгге; десятки домов, выстроенных «под Европу». По концам набережных, неподалеку от Спасской башни Йошкар-Олы — несколько палаццо в венецианском стиле. Некоторые из них так и не были достроены.
Парк закрылся для посещения весной, после того как под арест попал бывший глава Марий Эл Леонид Маркелов, основной идеолог и автор строительного бума «под старину» в супердотационной республике. Обвинение — взятка от руководства Акашевской птицефабрики, 235 миллионов рублей. Спектр интереса следователей, разумеется, гораздо шире: предприятия, земли и активы, которые могут быть связаны с семьей Маркелова. В предварительных списках — строительные компании, агропредприятия, медиаактивы. А также парк, где стоит памятник: оказалось, что земля не принадлежит городу.
Потому бронзовый Лоренцо Медичи, поэт и глава Флорентийской Республики, и оказался под стражей. Хоть и не в Лефортово, как бывший руководитель Марий Эл. И тоже, кстати, поэт — еще пять лет назад предвидевший свою нынешнюю судьбу: «Шел корабль вдохновенья / И внезапно сел на мель. / Я проснулся. Воскресенье. / Утро. Дождь стеной. Апрель. Не проехать по маршруту / Без немыслимых потерь, / И талантам почему-то / На замок закрыта дверь».
Только с днем недели ошибся: под стражу Леонид Маркелов был помещен в одну из апрельских пятниц. А так — как по писаному.
«Я понимал, что [в республике], мягко говоря, есть проблемы. Но я не предполагал их комплексность и глубину. Чем больше я погружался в изучение этих проблем, тем меньше оставалось радости от предмета познания», — говорит Александр Евстифеев, назначенный руководить регионом чуть более ста дней назад.
В когорте губернаторов, получивших назначение в регионы за последний год, 59-летний Александр Евстифеев выделяется не только по старшинству. Он — выходец из свердловской юридической школы, издавна ценимой коллегами-правоведами; в том числе, разумеется, из аналогичной ленинградской школы. С приходом к власти Владимира Путина Евстифеев переместился в только что созданный Приволжский федеральный округ — заместителем полпреда. Тогда этот пост занимал Сергей Кириенко, ныне — первый замглавы администрации президента.
Первые годы полпредства приводили региональные законы в соответствие с федеральными. Разрешение споров с Минтимером Шаймиевым, Муртазой Рахимовым, Дмитрием Аяцковым, Константином Титовым, чье влияние простиралось далеко за пределы Казани, Уфы, Саратова либо Самары, решало очень многое. От юристов-федералов и их мастерства здесь зависело все.
После ПФО — в который, к слову, входит республика Марий Эл, куда в начале 2000-х только пришел Леонид Маркелов — Александр Евстифеев переместился в Совет Федерации, председателем комитета по правовым и судебным вопросам. Вскоре он возглавил Девятый апелляционный арбитражный суд или, если прислушаться к недоброжелателям из мира московского бизнеса, «безапелляционную девятку». Сам Александр Александрович ценит любое остроумие, этот случай — не исключение. В Йошкар-Олу Евстифеев приехал, оставив пост главы Московского арбитражного суда.
Сигнал — внятнее не бывает. Вне зависимости от результатов следствия для работы с наследием Леонида Маркелова в Марий Эл действительно необходим квалифицированный юрист, более того — судья. «Транса и оцепенения, однако, тоже не было, — Александр Евстифеев продолжает описывать «Ленте.ру» свои впечатления от наследия Леонида Маркелова. — Суммируя: радоваться совершенно нечему, но и ступор… вот тоже ни к чему».
С апреля по июль Евстифеев с коллегами нашли способ, как к концу года сэкономить 142 миллиона рублей на обслуживании кредитов: «Для республики с годовым бюджетом в 26 миллиардов это весомое подспорье». Повысили собираемость налогов. Привели в чувство директоров предприятий, вздумавших задерживать зарплаты — за два, за три, а то и за пять месяцев (фраза и.о. главы «Я вам секрет открою: за деньгами люди и в субботу придут — так что давайте не к понедельнику, а прямо завтра» стала чем-то вроде локального мема). Впервые за годы отправили учителей на каникулы с отпускными: пришлось попросить опережающий трансфер у Минфина.
Еще выбили 16 новых машин скорой помощи. В республике сейчас нет государственной скорой, все на аутсорсинге. Евстифеев уверен, что восстанавливать службу в прежнем виде необходимо, «потому что рынок и безопасность — особенно в этой сфере — вещи разные, если не противоположные». Получили из центра 27 школьных автобусов, что на самом деле тоже вопрос безопасности. Городов в республике всего три — Йошкар-Ола, Козьмодемьянск, Волжск, так что школы в основном сельские. А значит — оптимизированные до крайности. В том числе и по доставке детей.
«Ребят могли высадить за два, за три километра до дома. Зимой, — говорит Евстифеев. — Потому что автобусов мало, потому что маршруты не согласованы, потому что нет ясности, кто оплатит крюк в соседний район… Много было оправданий. Теперь их нет».
Но главное — в Марий Эл наконец получили «полные необходимые данные о масштабе проблем». Данные собрала рабочая группа Счетной палаты РФ, которую Александр Евстифеев зазвал в июле, за несколько месяцев до уже запланированной проверки республиканского хозяйства.
Во что для бюджета обошлись попытки Леонида Маркелова изображать флорентийца Лоренцо Медичи и миланца Людовико Моро (еще одного любимца экс-главы) — набережная, дворцы и прочая роскошь? Почему очередь за талончиком в поликлинике (не на прием как таковой!) в нескольких районах Йошкар-Олы приходится занимать в четыре утра? Каким образом в школе при новом микрорайоне оказалось десять первых классов? И куда, собственно, делись остальные школы, детсады и поликлиники, о которых строители уже успели отчитаться предыдущей администрации?
На эти вопросы ответят аудиторы СП РФ, доклад ожидается в сентябре. Пока что Александр Евстифеев может раскрыть только данные по государственному долгу республики. «Но вам понравится», — обещает он. К примеру, четыре года назад госдолг Марий Эл составлял 7 миллиардов рублей. Последние официальные цифры — на июнь-2017: 13 миллиардов 813 миллионов 824 тысячи рублей — уже превышают собственные заработки региона, но еще не учитывают выкладки от рабочей группы Счетной палаты. «Так вот, подобрались к 19 миллиардам рублей», — сообщает и.о. главы республики предварительные итоги аудита. «Да, госдолг Марий Эл — три четверти от общего бюджета. Целиком — с нашими доходами, взятыми кредитами и федеральными дотациями».
Формулу, запущенную Евстифеевым в апреле вскоре после приема дел, — «регион находится в предбанкротном состоянии» — в июле смело можно сдавать в архив. По итогам деятельности «разумного короля» (еще одного лирического героя поэзии Леонида Маркелова) Марий Эл — признанный банкрот. С другой стороны, спасибо за ясность — после которой можно двигаться только вверх.
«Марийский продукт» — одна из идей администрации Александра Евстифеева. «Берусь утверждать, что эта тема хороша и для бренда республики, и ее бюджета, — заявляет и.о. главы. — Экология тут великолепна, а своего мяса и мясопродуктов, к примеру, у нас уже 278 процентов от потребности республики».
Только Звениговский мясокомбинат, говорит Александр Евстифеев, уже имеет по Приволжскому округу полтысячи торговых точек, а его налоги — десятая часть собственных доходов республики. «Почему бы не развить его влияние на Уральский округ и на столицу нашей родины, город-герой Москву? — спрашивает Александр Александрович. — Реклама нужна только на начальном этапе. Искушенная публика быстро разберется что к чему. Прежде всего в том, что наша колбаса сделана из мяса».
Есть еще козье молоко — «очень востребовано в детском питании, идет влет». Как и сыры, кумыс, крупы и многое другое. «Надо развиваться, увеличивать поголовье, кормовую базу — сеять больше фуражной пшеницы», — перечисляет Евстифеев.
Есть и более легкий путь наполнить бюджет Марий Эл за счет агропрома. Среди недавних гостей Йошкар-Олы оказались китайские бизнесмены, готовые закупить любой объем любой произведенной в республике еды. «Это неправильно, — говорит Александр Евстифеев. — Такими качественными, полезными и вкусными продуктами надо в первую очередь накормить собственный народ».
«Когда в России наедимся до отвала, и нас сильно потянет на,.. — Александр Александрович некоторое время подбирает продукт, — кока-колу, что ли… То мы скажем: забирайте, дорогие китайцы, наше мясо. А пока погодим».
«Привет всем участникам Бендериады!» — сообщает плакат на въезде в двадцатитысячный Козьмодемьянск. Он же, как уверяют жители, — те самые Васюки, где Остап Ибрагимович и Ипполит Матвеевич провели сеанс одновременной игры (шахматный клуб был в двадцатые, есть и сейчас), а затем бежали по Волге в соседние Чебоксары. Бендериада — шествие по мотивам дилогии Ильфа и Петрова, переходящее в общий праздник, — в этом году проходит в двадцать третий раз. К возможной оценке наследия Леонида Маркелова прямого отношения не имеет.
Зато именно Козьмодемьянск может преподать урок, как жить и зарабатывать в регионе, где, несмотря на бюджетную катастрофу, деньги шли в основном на подражание Лоренцо Медичи и Людовико Моро. Причем зарабатывать на культуре — имея в распоряжении одну Бендериаду, несколько музеев и сезонный приток туристов.
В Козьмодемьянск можно добраться либо по федеральной трассе — через соседнюю Чувашию, либо по марийскому бездорожью, а там на паром через Волгу. Первый путь занимает два-три часа, второй — шесть, если повезет с паромом. В сравнении с Йошкар-Олой — тупиковой ветвью транспортной эволюции (один поезд из Москвы в день, аэропорт по нерентабельности закрыли в 2016-м), — Козьма выглядит великолепно: пристани на восемь теплоходов одновременно, 120 тысяч туристов в год. «Причем только половина организованные, остальные одиночки», — подчеркивает Лидия Батюкова, до недавнего времени управлявшая музейным хозяйством Козьмодемьянска.
Музеев тут пять, включая имени О. Бендера. Есть этнографический, где можно увидеть традиционную марийскую свадьбу за десять минут. Купеческого быта — с жестяной коробкой от торта «Наполеон», мороженицей, напоминающей фугасный снаряд, и рассеченным изнутри графином для четырех разных напитков. Художественный — с Коровиным и Кандинским: долгая история частных коллекций и собраний — до революции и после нее. Наконец, совсем свежий — музей мореного дуба, частный. Кстати, один из самых посещаемых: ничего подобного этой коллекции изделий из дерева двухтысячелетней выдержки в России нет.
«Конечно, нас очень обижало, что господдержка в основном уходила на увлечения Леонида Игоревича Маркелова», — подбирает слова Лидия Александровна. Тем не менее за десять лет при музеях Козьмодемьянска она сумела выйти на заработки, равные дотации: в прошлом году — десять миллионов рублей от республики и столько же от туристов. При этом цены на билеты повышались лишь дважды. Сейчас детский в любой музей стоит 50 рублей, взрослый вдвое больше.
Теперь Лидии Александровне придется повторить тот же фокус в масштабах региона. Александр Евстифеев, посетив Козьмодемьянск, предложил Лидии Батюковой перейти в республиканский комитет по туризму. На этой неделе она принимает дела в качестве и.о. руководителя.
Работать Лидии Батюковой предстоит в здании на набережной Амстердам, Йошкар-Ола: ее комитет, наряду с многими госструктурами, располагается в маркеловских дворцах. В соседних домах «под Европу» — комитет по информационным технологиям и союз театральных деятелей. Дальше — несколько офисов, пара банков и кафе, аптека… А по большей части — никого.
«Что-то достраивать, что-то уже ремонтировать. Что-то выставлять на торги», — говорит Александр Евстифеев о возможной дальнейшей судьбе «строений имени ЛМ»: Лоренцо, Людовико, Леонида.
«С большим дисконтом, скорее всего?»
«Все-таки давайте сначала попробуем в республике поработать так, чтобы скидки на недвижимость не потребовались», — парирует Евстифеев.
Республика Марий Эл — Москва
продолжает цикл публикаций о первой чеченской войне, которая была в разгаре 25 лет назад. В этот раз мы поговорили с Мусой Темишевым — человеком, которого называют идеологом чеченской революции. Он писал программные документы для Общенационального конгресса чеченского народа, который объявил выборы президента непризнанной Ичкерии, а также занимал ключевые должности в первые годы правления Джохара Дудаева и был его советником. Сейчас Темишев живет в эмиграции в Европе. В интервью он рассказал о том, как был очарован Дудаевым и почему разочаровался в нем, кто и почему на самом деле хотел независимости Чечни и почему началась первая чеченская война.
«Лента.ру»: Что, на ваш взгляд, привело к тому, что Чечня объявила о независимости? С чего все началось?
Темишев: Все эти причины в основном общеизвестны: деградация советской системы, притеснения в национальных республиках… Хотя Жириновский утверждает, что в национальных республиках русских угнетали, но, мне кажется, все было наоборот. Например, в Чечне, в городе Грозном, где проживало процентов под 80 русских, нам, я убежден, запрещали говорить по-чеченски. В трамвае говоришь по-чеченски, и любой русский мог окрикнуть тебя: «Говорите по-русски, что вы тут на каком-то непонятном языке общаетесь!» (Хотя они знали на каком.)
Почему они это делали? Боялись?
Да не боялись, какое там! Тогда такого не было. Тогда другие реалии были. Тогда все было тотально под КГБ, АБВГД… Армия там — все было расплющено. Это не 30-е годы и даже не 40-е. Советская власть вот эта, тоталитарная, утвердилась целиком и полностью, и казалось, что это навсегда.
Поэтому не было никакого страха. Я считаю, что это все был «великорусский шовинизм», который, как мне кажется, нагнетался искусственно, хотя русскому народу ничего такого и не надо было, и угнетался прежде всего именно русский народ. Шкуру драли с простого русского народа. Сверху, как это всегда принято в колониальном государстве, продвигалась идея титульной нации. Русский народ. Русское поле. Русский дух. Русский характер. «Хотят ли русские войны?» Из каждого утюга: «русское, русское, русское…»
Вы говорите о советских временах?
Да, именно в советские времена все это нагнеталось, вносило разлад и разжигало ненависть у местных — чеченцев, дагестанцев.
Даже в городских ОРСах (отделы районного снабжения — прим. «Ленты.ру») первым председателем не мог быть чеченец — он был разве что на побегушках. В чеченский институт даже уборщицу-чеченку не брали. Были целые предприятия, на которые чеченцев сторожами и разнорабочими не принимали.
Если вы анализируете ситуацию — так хоть раз сделайте нормальный анализ. Шовинизм был, понимаете?
Ненависть по отношению к другим национальностям?
От имени русских, русскими руками давят других. Нищенствовали-то русские. Чеченцы, например, могли как-то там химичить, заниматься отходными промыслами. Они целыми семьями, группами семей выезжали в Россию на стройки. В адских условиях строили коровники, жилые помещения. Зарабатывали за сезон три-пять тысяч рублей — в то время это были большие деньги. Потом приезжали домой и так существовали до следующей весны. Русским, мне кажется, было сложнее.
В общем, такие дела — шовинизм был. Фактор номер один. Повсеместно, везде: в Узбекистане, в Средней Азии, на Кавказе.
Вы тогда пришли к мысли о независимости?
Я не был сторонником — во всяком случае, к началу 1991 года — отделения Чечни и развала Союза. Потому что к 1991 году, когда на очередном съезде Верховного Совета отменили шестую статью Конституции о руководящей и направляющей роли , все было нормально. Демократия была максимальная, намного больше чем здесь, на Западе, где я живу уже почти 20 лет. Я все вижу, я могу сравнивать.
Что вы вкладываете в понятие «демократия»?
Выборы, возможность участия народа в управлении государством, разделение властей — такое, как оно должно быть, не формальное, как декларировали, а натуральное. Когда суды — отдельно, законодательные органы — отдельно, исполнительные — отдельно. Когда закон не кончается у порога власти. Это и есть демократия. Она во все времена либо есть, либо ее нет. В общем, после отмены пятой статьи в СССР была наиполнейшая демократия.
В феврале 1992 года я опубликовал статью, из-за которой меня объявили русским агентом, генералом КГБ, врагом чеченского народа и Аллаха. Я писал в ней, что мы все находимся на четвереньках — и чеченцы, и русские, и все остальные. У нас одна судьба, одна география, даже одна психология. Кто бы что ни кукарекал, мы уже ментально были все одинаковы.
Поэтому нам, во-первых, невыгодно отделяться от России, во-вторых, мы никому абсолютно не нужны — ни Турции, ни Америке, ни Китаю, ни Европе, никому. Давайте вместе с русскими на едином экономическом и культурном пространстве вставать с четверенек на обе ноги. Эта статья называлась «Лучше горькая правда».
То есть вы не считали, что у Чечни и России разные пути?
Я не был сторонником оголтелого суверенитета. Я был сторонником полной демилитаризации Чечни и Кавказа, чтобы там не было войск. Понимаете, пока там были войска, никаких законов, выборов и демократии быть не могло.
Как развивались события чеченской войны, смотрите в хронологии «Ленты.ру»:
Я тогда предлагал вывести все эти воинские части к черту, пусть остается одна полиция, внутренние органы, КГБ. Внутри СССР они не нужны были, они нужны на границе. Полная демилитаризация нужна была, чтобы духа их не было на территории Кавказа. Вот это — да. А отделяться, противопоставлять чеченцев русским — я всегда был против и сейчас против. Так это все и вызревало, сам режим толкал народы на такие дела.
Я в 1997 году с ездил в Ташкент по неполитическим делам. Мы там жили две-три недели. Часов до трех-четырех мы решали вопросы, а потом были свободны, и мы ездили по злачным местам.
Они ностальгировали по советскому режиму, говорили, мол, нас эти баи сейчас эксплуатируют, на хлопок, как скот, сгоняют. То есть это натуральное рабство. В советское время хотя бы был закон — напишешь жалобу в ЦК КПСС, приедет инструктор, и все местные баи становятся шелковыми.
А как же вы тогда отнеслись к Общенациональному конгрессу чеченского народа, собрание которого и стало первым шагом к объявлению независимости?
Все его программные документы готовил я. Там, конечно, было реакционное крыло, ратовавшее за полное отделение, но было и крыло солидарных со мной. Они выступали за демилитаризацию Северного Кавказа и дальнейшее развитие в составе России, вместе с ней.
Как вы относитесь к фигуре Джохара Дудаева сейчас, по прошествии трех десятилетий?
Сейчас, к сожалению, он чрезмерно героизирован, у него очень много сторонников. Тогда он был принят нами всеми на ура — все-таки он был генералом. Нас было четыре главных руководителя: Яндарбиев, я, Удугов, Саид-Хасан Абумуслимов. Кто мы были? Я — журналист, Яндарбиев — писатель… Короче, с нами можно было расправиться в два счета, посадить в тюрягу, и никто бы не вякнул.
А тут — генерал. Его уже так запросто в тюрьму не посадишь, и мы его в качестве боевого коня выдвинули. Оформили задним числом как делегата, сфальсифицировали — он делегатом не был, а был просто приглашенным гостем. Выбрали Дудаева в исполком, потом оформили как председателя, и все были довольны.
Но он с порога начал не госстроительством заниматься, а стал создавать мафии по тейповому принципу. У нас есть тейп Чинхой, и он оттуда набрал отъявленных жуликов. Мамадаев еще в советское время прогремел как расхититель социалистического имущества, два или три строительных управления с молотка умудрился пустить в советское время. Потом Мараев — хороший спортсмен, но не руководитель. Он не имел никакого образования, опыта работы. — наркоман и жулик.
Собрав эту шушеру, Дудаев фактически сформировал из них кабинет министров (тогда мы его называли КОУНХ — Комитет по оперативному управлению народным хозяйством). Вот тогда я сразу же пошел против него. Написал первую статью в газете «Кавказ» под названием «Остановиться, оглянуться». Там я прямо обращался к Джохару: мы же предложили демократическую программу, народ нам поверил, а ты посадил в кабинете министров жуликов — к чему ты хочешь его привести? После этого мне пришлось участвовать в разборках, щелкать затвором автомата.
А когда вообще вы впервые узнали о существовании Дудаева? И как развивались ваши отношения поначалу?
О том, что он есть, я узнал в статье газеты «Грозненский рабочий». А увидел я его на конгрессе, который проходил в течение трех дней. На первом заседании я узнал, что тут у нас сидит этот приглашенный генерал. Я тогда с ним даже не хотел разговаривать, до перерыва.
А в перерыве ко мне подошел мой бывший тренер по вольной борьбе, которой я занимался в юности, и говорит: «Давай, Муса, я тебя познакомлю с нашим первым генералом». Я отказался — мол, не нужен мне этот первый генерал, он на службе у империи был, и так далее. А потом во второй части конгресса Дудаев попросил слово, и я дал ему семь минут (временем распоряжался тоже я).
И он выступил с такой речью! Я был просто потрясен. «Мы, чеченцы, такие же, как и все другие народы мира, нас господь бог создал одинаковыми, у нас великая история, мы заслуживаем не меньше, чем русский, украинский народы. Некоторые могут сказать — на нас пошлют танки. Пусть! Под танки лечь можно!» И тому подобное.
У меня волосы дыбом встали, мне аж стыдно стало от самого себя. Думаю: вот я негодяй, не зная человека, так плохо о нем подумал. И в конце первого дня заседаний я сам подошел к нему, извинился, мы поручкались, и тогда я его узнал. Перед вторым днем заседания всю ночь мы с Яндарбиевым и Абумуслимовым обсуждали, как сделать так, чтобы затянуть генерала в нашу затею. И тогда мы решили делегировать его на съезд задним числом.
Вы говорите, что вас восхитила речь Дудаева о суверенитете, о том, что «пусть они попробуют послать танки»… Ваши взгляды тогда претерпели изменения?
Нет, у меня и в то время были те же взгляды. Я же говорил, я выступал за демилитаризацию. Не силой нужно строить государство, а законами, демократией, уважением к народу.
Так, по-вашему, тогда у Чечни должен был быть суверенитет.
Но не оголтелый, не тот, который установил Джохар, а потом и Масхадов. Нормальный, цивильный суверенитет — без танков, без пушек, без КГБ. Абсолютного нет даже у США. Сейчас мир взаимосвязан — и экономически, и политически. А тем более мы, осколки СССР, самой гнусной империи, куда денемся друг от друга?
Вы говорите о «нормальном» суверенитете и «ненормальном» при Дудаеве. А была в додудаевской Чечне поддержка оголтелого сепаратизма, радикального ислама?
Тогда это везде было, во всех национальных окраинах. Уже в 1990 году к нам начали проникать эти бородачи-ваххабиты с Ближнего Востока…
Так вопрос был о том, было ли это до 1990 года?
До 1990-го… Знаете, нет. Недовольство было, а так, в общем-то, никаких национальных противоречий не было. Говорят, что русских вырезали — это неправда, это такая кощунственная ложь! Был бандитизм — особенно после 1991 года, натуральный бандитизм, с легкой руки Джохара. Он буквально выпестовал его. Но он распространялся на всех — и чеченцев убивали, и русских. Не тотально, просто были случаи грабежей — богатых русских грабили, богатых чеченцев грабили.
У нас была соседка, тетя Лена, русская. Работала в торговле, у них были деньги. И к ним ночью полезли чеченцы, хотели ограбить. Она стала кричать, и мы выскочили к ней с автоматами. Одному я ноги прострелил, другие сбежали. А в поселке Калинина две семьи чеченские буквально расстреляли. Глава одной из них был золотых дел мастер, ставил золотые зубы, и всю его семью убили — его, жену, детей. Чеченцев.
Такое было.
Хорошо. А насколько народ вообще поддерживал Дудаева?
В то время его поддерживало подавляющее большинство — больше 50 процентов населения точно. Выборы были самые натуральные, хотя несколько фальсификаций, конечно, было. Семь депутатов мы таким образом провели, сейчас об этом можно уже говорить откровенно.
Чечня с 1991-го по 1994 год что собой представляла? Это была демократия, диктатура, еще что-то?
К концу 1994 года это была натуральная диктатура дудаевской банды. Республикой правила банда — сначала одна, потом другая, другого тейпа. Они пушками, танками выбили из горисполкома Мамадаева, Гантамирова. Руками второй банды он выбил первую, и она потом освежевала республику, поставила ее на поток разграбления. И первые ваххабиты появились при Дудаеве, хотя я об этом говорил денно и нощно (тогда и телевидение было в моих руках, я курировал все средства массовой информации).
Я говорил, что надо религию отделить от государства. «Давайте защитим ислам, — говорил я. — Отделив его от государства». А ему это все на руку играло.
Его взгляды изменились со временем или он всегда таким был?
Мне кажется (дай бог мне ошибиться), что Дудаев был заслан в республику специально. Особенно поначалу он был очень косноязычен. Такую речь, с такими аргументами он не мог произнести экспромтом. Это просто исключено.
Мы дружили два года. У меня на кухне разрабатывали все планы: как обложить воинские части, куда бензовозы подогнать, какое количество оружия должно быть, что делать в экстренной ситуации… И два года, как я его знал, он был косноязычным. Я писал за него многие выступления — и такую речь закатить самостоятельно он не мог. Минут десять все здание цирка, в котором проходил конгресс, весь зал был буквально заворожен им. Это выступление было подготовлено. Возможно, и его хорошо подготовили психологи.
Но все, что он потом делал, играло на то, чтобы прилепить к чеченцам ярлык бандитов и религиозных экстремистов. Он поставил республику на поток разграбления. Он не мог не знать, что в основе любого государства лежит экономика, это ученики средней школы даже знают.
В Чечне была мощнейшая промышленность. 98 процентов авиамасел для всего СССР производилось там. Три нефтеперерабатывающих завода, один химзавод. Завод «Молот» всесоюзного значения, поточные линии которого можно было за 48 часов перестроить на выпуск тяжелых танков. Чудовищно богатая республика была, если бы Дудаев ее не отдал на разграбление. Мы бы жили намного лучше этих арабских шейхов. А он начал это делать с порога, с самого начала.
Например, добычу, переработку и реализацию нефтепродуктов он отдал в аренду одному жулику, уголовнику, который сидел в тюрьме за убийство. Вы можете себе такое представить даже сейчас? По этому поводу у меня с ним в 1992 году был отдельный скандал. Это ж ужас дикий!
Имаеву, заведомому агенту КГБ, он отдает должность министра юстиции, генерального прокурора и руководителя . Ну как это? ***** [блин], ты что делаешь?! Я с ним чуть не подрался после этого, нас разняли тогда.
Если бы он хотел создать государство, разве занимался бы этим? Кроме всего прочего, я был главным редактором правительственной газеты «Ичкерия». И мне пришлось уже в 1992 году, в самый разгар нашего долбанного «суверенитета», опубликовать на двух разворотах полностью все движения нашей нефти и нефтепродуктов — кто сколько своровал, поименно.
Опять получилось очень громкое дело. Мне снова пришлось вооружаться — гранатометчики, автоматчики затворами клацали. Разборки пришлось делать. Эта статья должна быть в библиотеке Ленина в Москве — мы нашу газету высылали и туда, и на факультет журналистики, и еще куда-то… Ее можно найти и посмотреть.
И как отреагировал Дудаев?
Все без толку. В личной беседе он говорил: «Да, Мусик, да, мы все сделаем». Даже записи какие-то делал. И все.
Но самое главное его преступление состоит в том, что он не пошел на подписание договора с Россией. Я был первым переговорщиком, в декабре 1991 года я более двух недель провел в Москве у первого зама Хасбулатова. Все эти вопросы мы с ним обговаривали — в том числе и то, что я лично не хочу полного суверенитета, что мы должны быть на одном экономическом, военном, культурном пространстве, только единственное — не нужны эти оккупационные войска.
Мы разработали план, назвали этот договор ассоциативным, потому что словосочетание «федеративный договор» уже многим чеченцам, особенно экстремистски настроенным, слух резало. Написали бы «федеративный» — пошло бы: «О! Темишев опять нас хочет в рабство отдать! В СССР, в КГБ и так далее». У меня очень много врагов было с самого начала.
Мы по этому договору могли бы иметь больший суверенитет, чем Татарстан. Даже охрану внешних границ Чечни с Грузией предполагалось осуществлять силами чеченских погранвойск (но с условием, чтобы они входили в состав погранвойск России).
Что сказал Дудаев, когда вы вернулись из Москвы?
Я в составе группы из пяти человек, в которой были Удугов и Яндарбиев, привез ему этот документ и сказал: «Джохар, надо подписать, на большие уступки Москва не пойдет, такой суверенитет нам достаточен». В общем, изложил суть документа тезисно. А он так посмеялся ехидно, сделал жест пальцами — «чик-чик» — и сказал: «Мусик, ты парень умный, но смотришь на проблему через московские очки. Мы их сможем в бараний рог свернуть!» Я ответил: «Адольф Гитлер, который покорил весь мир, раком поставил земной шар, не смог сделать этого с Россией. А мы — два калеки. Жизни свои мы, конечно, отдать готовы, но ничего не сможем сделать. Джохар, ты ведешь народ к войне!»
Еще один хороший пример: как только мы выбрали президента и парламент, я поговорил с главным раввином чечено-ингушской общины Давидом Моисеевичем Хазаном, чтобы он на телевидении благословил чеченский суверенитет, президента, парламент и так далее. Чтобы мир заодно узнал, что мы демократы. Он согласился, мы пришли, сели в студии, замечательное интервью было. Давид Моисеевич пропел на иврите молебен в поддержку президента.
По своей простоте душевной я сказал о договоренности с Давидом Моисеевичем моему двоюродному брату, Удугову, как потом оказалось — одному из главных государственных преступников. И в этот же вечер, когда мы сидим на телевидении, Давид Моисеевич поет молебен, Дудаев дает указание Лабазанову, бандиту, чтобы он убил ректора университета Виктора Канкалика. Очень авторитетный был ученый, друг моего детства, во дворец пионеров вместе на кружки самодеятельности ходили. Замечательной души человек был. Завозил в республику оборудование, которого не было даже в Питере. Беспокоился о республике. Взяли и убили, просто внаглую. Я потом уже сделал ретроспективный анализ — это убийство было неслучайным, именно в тот день, когда мы с Хазаном Давидом Моисеевичем на весь мир благословляли суверенитет, они убивают самого авторитетного еврея, ученого.
Вы предвидели введение федеральных войск в Чечню в конце 1994 года? Где вас оно застало?
В 1994 году на меня возбудили уголовное дело как на врага религии, за систематические оскорбления президента и парламента республики, отстранили от всех должностей, и я вынужден был бежать в Москву, где у меня были друзья, например — академик Игорь Иванович Артюх, которого я знал со студенческих лет.
В это время в России повсеместно была катастрофа. Ельцинская банда раздербанивала ВПК, заказы снижались. А у Артюха простаивали сверхсовременные поточные линии. Чтобы не сбежали квалифицированные работники (там минимум кандидат наук сваркой занимался), он отдал армянским бизнесменам некоторые из этих поточных линий. Они там делали золотые украшения с инкрустацией, какие-то бутылки для шампанского выпускали… И на их копейки он поддерживал рабочий тонус по производству СВЧ-оружия. Он был большой патриот России, мы по поводу этого с ним часто спорили, один раз даже поругались.
Я помогал ему в делах. Армянская мафия задолжала Артюху огромную сумму, а ему нужно было выплачивать зарплату работникам. Мне пришлось прибегнуть к бандитскому методу. У меня была с собой лимонка, и я назначил свидание с главарями этой мафии. Зашел к ним и с порога начал крыть их матом: «Если вы в течение суток не выплатите Артюху сумму, я вас всех живьем зарою!» Хотя за мной никого не было, одна граната и все. Я бы просто взорвал их и ничего больше сделать не смог. Понт мой прошел, и они ему заплатили крупную сумму.
Но все же вернемся к вводу федеральных войск. Помните ли вы тот день и что вы тогда испытали?
…И вот Артюх мне, человеку очень ему нужному, выделил два огромных кабинета в Союзе предприятий города Москвы. Там я продолжал издавать газету «Кавказ» 100-тысячным тиражом, там я и застал ввод войск.
Я это дело ожидал, этого ждали многие. Было очень жутко, страшно. Я знал, что будет кровопролитие, особенно после того, как услышал, что в первую очередь стали бомбить роддома, , здание Центрального банка… То есть заметали следы. Война была организована мафией, как признал генерал Рохлин в своем последнем интервью. Когда у него спросили, за что умирали русские солдаты в Чечне, он ответил: «За интересы мафии».
То, чем все закончилось, — закономерный итог?
Да, конечно. А чем еще это могло закончиться? Не было положительных стимулов ни со стороны России, ни снизу. Чечня была уже исковеркана этой мафией, беспредельной войной… Такой беспредельной войны нигде не было.
