Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
«Лента.ру» завершает серию материалов об исполняющих обязанности руководителей регионов — тех, кто получил назначения в 2016-2017 годах и пойдет на выборы 10 сентября. Разговор с Дмитрием Овсянниковым начался на крыше одной из сотен многоэтажек, включенных в программу капитального ремонта, которая началась в Севастополе в конце 2016 года впервые за многие годы. Глава Севастополя рассказал о том, как преодолеть инфраструктурный разрыв с остальной Россией и о том, что может ей предложить город федерального значения.
«Осенние цветы не зацвели еще», — показывает Карина Штапенко небольшой палисадник у первого подъезда дома 19 по улице Менжинского, что в Инкермане — десятитысячном внутригородском муниципальном образовании в составе Севастополя. «Пройдет время — будут дубки и хризантемы».
Карина Кароевна, некогда работавшая на приборостроительном заводе (его давно нет) — старшая по пятиэтажке, построенной в 1963 году. Палисадник высаживала сама три года назад: «Я его посвятила событиям воссоединения с Россией». В этом году во двор пришли ремонтники — программа благоустройства. По словам Штапенко, ремонтники начали все измерять, думать, а потом принялись корчевать бордюры во дворе.
Палисадник, также окруженный бордюрами, оказался под угрозой. «Я пришла к ним и попросила этого не делать, — вспоминает Штапенко. — Ко мне прислушались и перестали. И соседи попросили, чтобы бордюры не трогали. Там тоже корчевать не стали, записали пожелания по благоустройству и скоро начнут работать. Вот, крышу нам новую уже сделали — никогда ее не ремонтировали вообще».
«Вы осторожно, — предупреждает Дмитрий Овсянников, более года назад назначенный врио губернатора Севастополя, забираясь на свежеотремонтированную крышу: «Попрыгать по ней в принципе можно, подрядчик гарантирует. Только не свалитесь, пожалуйста».
С крыши лучше всего оценить кровлю соседних пятиэтажек. Скорее всего, жители верхних этажей в дождь маневрируют между тазиками на полах — так же, как это долгие годы делали жильцы дома 19. Под ремонт в Севастополе только в этом году попало более 400 многоквартирных домов: крыши, фасады, водопроводы, новые лифты. А кое-где и фундамент.
«Десятилетиями ремонта не было, — описывает врио губернатора коммунальное наследие. — Ну ладно, будем нагонять».
«Помимо прочего, я занимался регионами повышенного внимания — Калининград, Северный Кавказ, Дальний Восток, отчасти Арктика, — описывает Овсянников работу на предыдущей должности замминистра промышленности и торговли РФ. — И, разумеется, Крым и Севастополь».
Еще в Минпромторге России Овсянников создавал и выстраивал систему кураторства севастопольских предприятий — не только государством, но и со стороны системообразующих госкорпораций. «Такое дружеское плечо, — объясняет он. — Получение лицензий, заказов, оборотных средств… денег на зарплату, наконец — во всем этом требовалась помощь. Она была налажена».
До Минпромторга Овсянников сам работал в промышленности — в руководстве крупнейших предприятий атомной отрасли и газотурбинного двигателестроения: Чепецкого механического завода и Пермского моторного завода. Этому предшествовал опыт работы в Администрации президента России — аппарате полпреда президента в Приволжском федеральном округе: — федеральным инспектором по Кировской области и Удмуртской Республике. Туда попал практически сразу после университета, опять-таки из промышленности — через кадровый конкурс, который как новацию в подборе управленцев, провел один из первых президентских полпредов Сергей Кириенко.
«На предприятиях работал и на рядовых должностях, и на руководящих. Очень неплохое понимание того, что происходит на земле, — суммирует опыт Овсянников. — Работая в полпредстве и в Минпромторге, понимаешь, как устроены субъекты РФ, как искать лучшие практики, стратегии. Просто узнаешь коллег-губернаторов. Теперь взаимодействовать гораздо легче».
«Есть различия, есть общее, — характеризует Дмитрий Овсянников взаимодействие с непосредственными соседями — Республикой Крым. — Энергосетевой комплекс общий, экономические связи сильные». Ну и туристические потоки, разумеется — «в Крым приезжают купаться, а к нам — за событиями».
Для описания разницы врио губернатора прибегает к понятиям «турист десяти дней» и «турист одного дня»: «Первый показатель в Севастополе стабилен: 320-350 тысяч человек в год. А вот второй растет и уже приближается к миллиону. Достопримечательности, военно-исторические, патриотические объекты — все это привлекает к нам людей».
«Впервые за 25 лет власти занимаются не «разделом» береговых линий, а созданием объектов для комфортной жизни», — говорит Петр Толстой, заместитель председателя Госдумы РФ. Толстой вместе с Дмитрием Овсянниковым стоит на футбольном поле: на улице Симонка в Севастополе заканчивается спортивная стройка почти на 45 миллионов рублей. Срок завершения контракта — середина сентября. «Но надо будет подождать еще 15-20 лет, — предупреждает вице-спикер. — Чтобы ребята, которые вырастут на этом стадионе, отлупили мадридский «Реал». В нашем с Дмитрием Владимировичем присутствии на трибунах».
Перспектива понятна. Осталось выяснить, насколько сам Севастополь, по оценкам руководства города, завершил переходный период интеграции в Россию.
«Первая задача — влиться в правовое пространство Российской Федерации, — говорит Дмитрий Овсянников. — Она была полностью выполнена. Вторая — обеспечить интеграцию в экономическое пространство страны. Установление максимальных хозяйственных связей, поддержка предприятий, экономических агентов». Здесь, подчеркивает врио губернатора, свою роль сыграли и режим свободной экономической зоны, взаимодействие с крупнейшими компаниями из других регионов.
«А вот с точки зрения приведения инфраструктуры Севастополя как минимум к уровню остальных субъектов Федерации — в этом направлении нам еще предстоит многое сделать», — говорит Овсянников.
— При том, что инфраструктура во многих субъектах оставляет желать лучшего?
«Это да, — соглашается Овсянников. — Но если брать среднюю температуру по больнице… Уровень оснащенности тех же медицинских учреждений — работать нам и работать. Состояние коммунальных объектов — ужасающая ситуация по очистке сточных вод. Качество дорог — только 46 процентов соответствуют ГОСТу. Собственно, на это направлена и федеральная целевая программа, и стратегия развития Севастополя, которую мы недавно утвердили».
Среди первоочередных проектов масштабного благоустройства города — парки и скверы (запланировано более семи десятков), учреждения культуры, детские сады, те же дороги. «Целый год потратили на проектирование очистных сооружений — сейчас будем строить: семь с половиной миллиардов, крупнейший проект. Выходим на строительство четырехполосной дороги в Камышовую бухту, что существенно разгрузит этот район Севастополя. Еще 1,6 миллиарда, — описывает врио губернатора ближайшую перспективу Севастополя. — Больница скорой помощи… Много чего пошло в стройку, реально».
Срок пусть не полной, но значительной инфраструктурной интеграции — 2020 год; так записано в городской стратегии. «Темп капремонта — 70 километров дорог в год. Сегодня очередь в детские сады — 11 с половиной тысяч человек, — выдает показатели Овсянников. — Но очередь на места для детей от трех до семи лет — 4 300 — мы устраним в течение года. Выйдем на полную газификацию Севастополя. И, разумеется, благоустройство дворов, где люди проводят очень много времени».
«По плану тут две комнаты, — объясняет севастопольский риелтор Надежда. — А так — видите? Пять». Чудеса метража сталинской трехэтажки в самом центре Севастополя — за счет капитальных пристроек, появившихся до 2014 года. Разумеется, не вполне законным путем.
В администрации Севастополя, когда речь заходит о жилье, обращают внимание не только на самостийное строительство в старом фонде — а пристроек, подобных той, на которую указала Надежда, в городе многие десятки, если не сотни, — но и на то, что построено законно и совсем недавно. «На Украине строили на основании проектной декларации — проще говоря, намерения построить дом как такового, — говорит Дмитрий Овсянников. — Во время строительства проект меняется, стройка идет с отклонениями. На выходе — многочисленные нарушения нормативов и требований. Другие стройматериалы, не та этажность, пошло-поехало…»
В России же, напоминает и.о. губернатора, строят не по декларациям, а по утвержденному проекту: «Проект согласован, одобрен — изволь соблюсти все параметры на каждом этапе под контролем Госстройнадзора».
Дмитрий Овсянников признает: дома, строительство которых начато еще по украинским правилам, город вынужден принимать. «Но новые стройки идут и будут идти как положено, — уверяет он. — Мы приучим застройщиков жить по российским регламентам и нормативам. Для этого приняли жесткие городские нормы — по озеленению, парковочным местам и так далее. Чтобы в Севастополе не городили каменные гетто».
Достаточно громким выдалось обсуждение нового генерального плана развития Севастополя. Хотя бы потому, что опыта общественных слушаний по таким вопросам в городе ранее не было. «Мы сделали процесс обсуждения генплана максимально публичным, — подчеркивает Дмитрий Овсянников. — Я напомню, что предыдущий генплан Севастополя принимался в 2005 году, и у жителей никто ничего не спрашивал. А мы — спросили. Целесообразно, осознанно, чтобы не ставить людей перед фактом, как 12 лет назад».
В результате собрано более девяти тысяч предложений, еще две тысячи поступило позже — письмами в администрацию. «Протокол комиссии — 426 страниц, более 80 процентов замечаний устранены, — сообщает Овсянников. — Все принятые решения по изменениям зон участков направлены на доработку исполнителю. Он доработает, и мы повторно — и так же публично — их обсудим».
Чему научил Дмитрия Овсянникова диалог по генплану? «Мы увидели новые проблемы, требующие решения, — говорит врио губернатора. — К примеру, необходим полный учет прав собственности земельных участков — прежде всего, в садовых товариществах. Пока мы этого не сделаем, нам сложно будет объяснять и доказывать, что генплан владельцам этим участков не угрожает».
Сложнее придется тем, кто еще при Украине незаконно получил землю в лесах и заповедниках: «Только по заповедной зоне в Ласпи мы подали две тысячи исков, — констатирует Дмитрий Владимирович. — Другого выхода нет, есть закон».
Для тех же, кто получил землю законно, но по тем или иным причинам до сих пор не оформил документы, есть приятные новости. «Буквально в этот четверг приняли постановление правительства Севастополя — Минэк России нас поддержал, — которое разрешает использовать украинские координаты границ земельных участков в российской системе кадастра. Это значит, что владельцы более чем 54 тысяч участков будут избавлены от необходимости тратить от 7 до 35 тысяч рублей на повторное установление границ участков и нескольких месяцев на ожидание документов — Севреестр просто признает их права на основе имеющихся данных», — говорит Дмитрий Овсянников.
Среди перспективных проектов Дмитрий Овсянников особенно выделяет EnergyNet, в корне реформирующий подход к городской электроэнергетике. «Этот проект интегрирован в стратегию развития города, — подчеркивает врио губернатора Севастополя. — Прежде всего, будут реализованы пилотные участки в четырех районах — отработка технических и организационных решений. Когда будут предъявлены результаты, можно будет говорить о полной модернизации электросетей города. Есть инвестор — «Россети», есть соглашение о намерениях вложить в модернизацию севастопольского энергохозяйства от двух до семи миллиардов рублей».
Кроме того, обещает Овсянников, на базе Севастопольского госуниверситета будет создано «сильнейшее направление» по подготовке специалистов-энергетиков для всей России. «Поверьте, износ энергосетей — гигантский, потребность в новых технических решениях — гигантская, — подчеркивает он. — И экономия от этих решений — опять же, гигантская». На просьбу уточнить экономию Овсянников отвечает: «Несколько лет можно не поднимать тарифы на электричество. При полной модернизации и повышении уровня безопасности».
Тут надо пояснить, что проектом EnergyNet в Севастополе занимается Алексей Чалый — ни в Севастополе, ни за его пределами в особых представлениях не нуждающийся. Достаточно широко известно также и о противостоянии предыдущего городского руководства и Чалого — депутата законодательного собрания Севастополя, до недавнего времени главы законодательного собрания города. Среди причин конфликта — разные взгляды на EnergyNet и его потенциал.
Судя по всему, разногласия — в прошлом. «Не хочу тратить время на недомолвки, разногласия и прочую ерунду, — формулирует врио губернатора. — Правительство и законодательное собрание равно заинтересованы в развитии города. Поэтому конструктивно работаем с депутатами. Нам вместе предстоит сделать очень и очень многое».
*** «Хватает абсолютно всего, — отвечает Дмитрий Овсянников на вопрос о деньгах и прочих ресурсах. — Только работай».
Вопрос, как всегда, в сроках. «Президент во время последнего визита спрашивал меня, можно ли взять темп выше на таком-то либо таком-то участке, — вспоминает врио губернатора. — Где можно — я говорю да, прошу дополнительные ресурсы, отвечаю за результат. Если нет, то говорю честно. Выйдем на постоянный темп 70 километров дорог в год — будем строить больше. Выйду на темп сдачи 3-5 детских садов в год — буду строить больше. В целом, построим 20 детсадов, 11 школ, в точности по стратегии… Доверие к нам огромное, главное — оправдать».
В этом году вступил в силу закон, регулирующий коллекторскую деятельность в России. Теперь работать смогут только те агентства, что вошли в реестр Службы судебных приставов, а напоминать должникам о просроченной задолженности они станут реже и тактичнее. Пока коллекторы пытаются легализоваться и подстроиться под новые требования закона, «Лента.ру» встретилась с руководителем крупного агентства по сбору долгов и увидела ситуацию с другой стороны. С той, где неадекватные должники и нерешительные приставы, бандитские разборки и бесконечные угрозы, подлые подставы и внезапные погони.
Не по доброй воле
Все жалуются на коллекторов. Но с нами можно договариваться. Мы готовы идти на компромисс, если человек вменяемый. К сожалению, в основном наши клиенты неадекватны. Их даже не смущает присутствие пристава. С кем мы только ни сталкивались за пятнадцать лет работы: и с бандитами, и с инвалидами, и с эфэсбэшниками, и с психами. Угрожают постоянно. Просто так, добровольно, долги почти никто не отдает.
Один «солнцевский» на аресте заявил, что и машину сожжет, и нас всех вместе с ней, но ничего не отдаст. Первый раз уехали ни с чем. Реально напряглись. Потом все-таки удалось решить вопрос через его друзей. Объяснили. Или: арестовываешь машину, снимаешь все на камеру, протоколируешь, а человек идет и подает в полицию заявление об угоне. Потом получает судимость за дачу ложных показаний. Нормальный вообще?
Был случай, когда должник, увидев нашего сотрудника в компании с приставом, попытался уехать на залоговой машине, агент тут же бросился за ним на своем авто и через несколько километров оттормозил его на Звенигородском шоссе. Там и арест произвели.
Другой раз на трассе пытались остановить нашего сотрудника, который перегонял арестованный автомобиль. Догоняют несколько машин, и сидящие в них люди показывают, что нужно остановиться. Естественно, наш агент не подчинился, поехал дальше. В итоге оторвался.
Вообще мы часто встречаемся с откровенным беспределом. Работали в Москве с одной дамой на BMW X6M. Вся в долгах, кредиты не выплачивает. Живет в элитном жилом комплексе. Везде шлагбаумы, охрана. В общем, к ней не подобраться. И даже если попадаешь на территорию — найти машины в подземных гаражах почти нереально. Много времени ушло на поиски. В итоге нашли, нашего сотрудника избили охранники должницы. В следующий раз ребята приехали уже в усиленном составе.
Психопат и батюшка на Audi
Мы работаем только по решению суда. Мы не пишем в подъездах угрозы, не бросаем в окна коктейли Молотова, не воздействуем физически. Даже звоним редко — у нас нет технической возможности обрывать телефоны должников. Раньше некоторые коллекторы приходили к должникам в траурных смокингах и передавали конверты с черной полоской. Но сейчас мы таким баловством не занимаемся. И уж тем более — не угрожаем, не доводим до суицида.
Лет восемь назад мы сотрудничали с крупным иностранным банком, перед которым у жителя Нижнего Новгорода образовался долг в двадцать тысяч рублей. Наш сотрудник дозвонился до его матери и сообщил ей об этом. Через некоторое время должник покончил с собой. Поднялся шум. Нас обвинили в том, что это мы его довели. Но, во-первых, мы с ним самим даже не общались, а во-вторых, выяснилось, что он стоял на учете в психдиспансере и был алкоголиком. Банк после этого с нами разорвал договор, сколько бы мы ни пеняли на то, что он сам выдал кредит запойному психопату.
Зачастую банки сами виноваты, что им не возвращают кредиты. Некоторые должники умудряются по три года водить за нос банковских сотрудников. Есть уникальные люди, которые могут напеть такую историю, что реально начинаешь верить в эту чушь. Вот, к примеру, берет батюшка кредит на Audi A6, а обещает вернуть, «как господь соизволит». Бегали, бегали за ним, в итоге машину арестовали, батюшка нас проклял. А другой должник доказывал, что ему нужно ездить только на Mercedes, потому что у него беременная жена, и если его будущий ребенок умрет, виноваты будем мы.
Исполнение нежеланий
Нам приходится делать за судебных приставов большую часть их работы: искать должников, узнавать, какое у них имущество, выяснять их местонахождение. Например, нам нужно арестовать автомобиль. Он, естественно, движется. И пристав не поедет на арест, если точно не будет знать, что конкретная машина стоит в конкретном дворе и что она никуда не уедет. Поэтому приходится идти на ухищрения — ставим на машины маяки и отслеживаем перемещение. Некоторые процессы оплачиваем из своего кармана: поиск, взаимоотношения с правоохранительными органами и другими инстанциями. Но таким образом мы и информацию получаем быстрее, работаем более оперативно.
Исполнительный лист — это 20 процентов успеха. Он денег не нарисует. Остальные 80 процентов — это как раз имущество, которое надо «взыскать», как написано в исполнительном листе. А у должника взыскивать и нечего — быстро все спрятал, все раздал, и нет у него ни земли, ни квартиры, ни заработка, ни машины. Что ты с него возьмешь?
Если все уполномоченные органы подтверждают, что брать нечего, выносится акт о невозможности взыскания ввиду отсутствия имущества у должника. Нам как взыскателям возвращается исполнительный лист. Мы можем немного подождать, а можем хоть на следующий день снова отправлять всюду запросы. И так — пока не найдется хоть что-нибудь. Предъявлять лист можно до бесконечности. Правда, если этого ни разу не делать в течение трех лет, то он утрачивает силу.
Бывало, что люди к нам приходили, предлагали много тысяч долларов за то, чтобы мы затянули производство. Мы конечно, отказывались. Тогда они идут с тем же предложением к приставу говорят: «Спрячь мое дело». Кто-то соглашается, ведется на деньги, которых он с зарплатой 30 тысяч в месяц никогда не заработает. В итоге срок исковой давности проходит, никто не может найти концов. Пропадали документы нужные, а случалось, что целые отделы сгорали!
У провинции свои принципы
В Москве у нас есть связи, знакомые, инструменты воздействия. А в другом городе у людей свои связи и знакомые. Там работать сложнее. Например, историю по взысканию долга в Краснодаре мы проиграли полностью. Нас послали на всех уровнях так, что мы ничего не смогли сделать. Проблема в том, что у нас нет единообразия судебной практики. И при этом Верховный суд РФ не будет бить по рукам Краснодарскому краевому суду. Что говорить про регионы, у нас в одном и том же суде можно одно дело выиграть, а другое, точно такое же, проиграть, потому что один судья дает право на арест автомобиля, а другой — нет.
Вот, например, наши сотрудники приезжают на арест машины в Белгород. Со всеми документами, с решением суда: наложить арест на автомобиль BMW X6, передать на ответственное хранение в агентство по сбору долгов для дальнейшей реализации с торгов. С нашей стороны все законно. Ребята приходят с местным приставом, инициируют процедуру ареста. Тут нашим начинают звонить местные полицейские. Приставу названивают прокуроские: не лезь в это дело, машину не передавай. Начали с ним бодаться, он позволил только отогнать машину на штрафстоянку в Старый Оскол (хотя он уже нарушил закон, не исполнив решение суда), и все стали ждать развития событий.
Дальше этот влиятельный должник пошел в Белгородский суд и оспорил саму цессию — то есть уступку прав собственности банком нашему агентству. Поскольку у него все в городе схвачено, решение вынесли в его пользу, договор цессии признали недействительным. Все — наше агентство больше не сторона по делу, арест снимается, имущество возвращается.
Мы снова подаем в суд, получаем новое решение, возвращаемся в Белгород, заручаясь поддержкой тамошнего предводителя ветеранов ВДВ, местных быков, качков, бандитов. Пристав машину не отдает ни в какую, говорит: «Вы уедете, а мне здесь жить. Ничего делать не буду». И только когда ему объяснили, что его никто не тронет, он наконец исполнил законное требование.
Как-то имели дело с девушкой из Ростова-на-Дону, не платившей по кредиту за BMW 5-й серии. Лично ни разу не пересекались. Она пыталась по «левой» страховке починить поврежденную машину, а когда и это не вышло — просто бросила ее в салоне и пропала. Наши агенты приехали в Ростов с исполнительным листом, арестовали авто прямо в салоне, нам там же передали ключи, и мы ее забрали. Эта девушка в итоге объявилась, приехала в Москву на суд (который проиграла), а потом написала в ОВД заявление о том, что наши сотрудники якобы ее избили после заседания. К нам приходили полицейские, мы дали объяснения, и всем стало понятно, что мы имеем дело с сумасшедшей.
Но как бы то ни было — мы ничего не могли сделать с машиной пока шли процессы. А она обжаловала все решения, дошла до Мосгорсуда. В итоге мы все выиграли, но полтора года BMW стоял на нашей стоянке и дешевел. Буквально месяц назад мы нашли на нее покупателя. Теперь будем довзыскивать разницу, ведь общая сумма ее долга — два миллиона, а машину продали за миллион сто пятьдесят.
Кредитные пирамидки
Основная масса должников появляется от финансовой безграмотности. Люди не понимают, на что идут. Берешь чужое ненадолго, а отдаешь свое и навсегда. Тут ты и становишься неадекватным. Тебе кажется, что отбирают твое имущество. Ведь когда садишься в машину, через пару месяцев уже думаешь, что она твоя родная ласточка, не понимая, что она куплена на 80 процентов из заемных средств.
Некоторые грамотные заемщики умудряются проворачивать махинации с автокредитами. Из всех видов кредитов у него самая дешевая ставка из-за того, что есть залог — автомобиль. В некоторых случаях она доходит до 9 процентов, а это очень мало. Обычный кредит наличными банк не даст меньше чем под 15-18 процентов. Поэтому эти знатоки берут машину за пять-шесть миллионов, оплачивают 20 процентов ее стоимости, сразу же ее продают и крутят полученные деньги. Закидываете, условно, миллион в банк, и ежемесячно аннуитетными платежами списывается по сто тысяч. Так можно купить и перепродать несколько машин. И получить уже не пять миллионов, а двадцать пять. У нас, кстати, был такой клиент. Он создал компанию, сделал ее лицом футболиста Андрея Аршавина, оформлял машины на родственников и знакомых. А когда рубль рухнул — рухнула и вся эта пирамида. Его и упаковали в тюрьму. Правда, потом выпустили. И, надо сказать, долги перед нами он закрыл.
PS
Фильм «Коллектор» — абсолютная выдумка. Можно один раз посмотреть, но не больше. Истории там совсем какие-то сказочные и нелепые. Ну, каким надо быть неадекватом, чтобы принять коллектора за своего сына?
В России предложили возродить вытрезвители, которые были ликвидированы в 2011 году во время реформы МВД. Законопроект уже внесли в Госдуму. «Лента.ру» поговорила с людьми, которые попадали в «трезвяки» или работали в них. Они рассказали, как у пациентов забирали деньги, как их поливали водой в холодных камерах и как пытались лечить пьяниц «рвотным рефлексом».
«Водка! Рвота! Водка! Рвота!»
Петр Каменченко, кандидат медицинских наук, психиатр
До определенных пор наркология существовала не отдельно, а в системе наркологических больниц, и так получилось, что в самом начале своей трудовой деятельности, в 1982 году, я как молодой специалист был отправлен затыкать дыру в наркологическое отделение. Я работал исполняющим обязанности заведующего отделением, в котором было примерно сто коек. То есть это сто матерых мужиков, прошедших огонь и воду, бичей и алкоголиков, а парнишка, только что закончивший институт, ими руководил.
Все это было очень занятно. Например, вспоминаю условно-рефлекторную терапию, когда алкоголиков лечили рвотным рефлексом. Сидят, значит, перед ведрами десять мужиков, которых заранее накормили кашей и дали специальный препарат, вызывающий рвоту при употреблении алкоголя. А перед ними скачу я с бутылкой водки, стучу по ней ключом и кричу: «Водка! Рвота! Водка! Рвота!»
Первый, самый слабый, не выдерживает, у него начинаются потуги, он блюет в ведро. Тому, кто сидит рядом, все это попадает на башмаки и штаны, его тоже начинает выворачивать. И вот десять мужиков блюют в ведра, а я продолжаю скакать с воплями «Водка! Рвота!». Тогда существовала система лечения алкоголиков в ЛТП (лечебно-трудовые профилактории). По сути это было жесточайшее нарушение прав человека, потому что алкоголиков туда отправляли как в тюрьму. Они там должны были работать, и их параллельно лечили такими способами.
Кроме этого, существовали вытрезвители. Их система была распространена по Москве. Один из них был на заводе имени Карпова. Поскольку молодых специалистов использовали в хвост и в гриву, нас периодически заставляли дежурить в этом вытрезвителе в качестве врачей. Ты приходишь туда и целый день и часть ночи сидишь. Привозят пьяненьких мужиков, и если вдруг с ними что-то будет не так, нужно оказать медицинскую помощь.
Не могу сказать, что мне реально приходилось ее оказывать, но опыт был выдающийся, и часть этого опыта я потом использовал всю оставшуюся жизнь. Например, местные менты, которые работали в вытрезвителе, объяснили, как правильно снимать с человека штаны. Когда алкоголик поступал в заведение, штаны с него стягивали, оставляя в майке, трусах и носках. И в таком виде он сидел в этой холодной камере, где его еще и водой иногда поливали. Поскольку сами они раздеваться не хотели, их раздевали силой.
Происходило это таким образом: сажали человека на деревянную скамейку, потом брали, предварительно сняв ботинки, за основания штанин — и дергали. В результате он взлетал ногами вверх, а штаны оставались в руках у сотрудника. После этого он уже сопротивляться не мог, поскольку без штанов сопротивляться сложно. Так вот, чем этот опыт был выдающийся? Да тем, что потом я его не один раз использовал в общении с девушками.
В основном контингент был достаточно обычный — люди, которые попадали в вытрезвитель не первый раз, знали, что здесь лучше не дергаться. Тех, кто пытался спорить и сопротивляться, менты лупили дубинками по местам, где синяки не особо заметны. Но существовал и некоторый гуманизм. Если приводили какого-нибудь случайного пьяненького человека, который шел в гости, не рассчитал, напился и упал, то он мог дозвониться до любимой жены, которая за ним приезжала и за достаточно небольшую сумму на лапу ментам могла его забрать. Иногда даже бесплатно, если милиционеры попадались более-менее приличные.
Попадать в вытрезвитель несколько раз было опасно. Я уже говорил об ЛТП — это было что-то вроде тюрьмы, но туда человека отправляли не за какие-то криминальные проступки, а за пьянство и приводы в милицию, в том числе в вытрезвитель. Потом писали письмо на работу, прорабатывали на всяких парткомах-правкомах, лишали премий… В общем, дело было довольно неприятное. Для человека, который был социально адаптирован, попадание в вытрезвитель означало довольно много проблем.
Вытрезвители в том виде, в котором они существовали, были классическим порождением социалистической системы, старающейся максимально контролировать граждан. И вытрезвители были одним из таких способов. Хотя, конечно, надо сказать, что в Советском Союзе пили намного больше, чем теперь. Количество пьяных, валявшихся на улице, и употребляемого алкоголя совершенно несравнимы. Я, например, помню по собственному опыту, что любая вечеринка у студентов заканчивалась тотальной пьянкой, после чего половина людей не могли даже пошевелиться. Сейчас же все это происходит более умеренно.
В определенной степени вытрезвители в советское время выполняли свою официальную задачу. Еще раз отмечу, что тогда пили больше и более крепкие напитки, да и качество алкоголя было низким. Люди валялись под заборами, на детских площадках, под скамейками… Если это была зима, такой гражданин мог легко умереть от переохлаждения. Лучше, конечно, было их собирать и отвозить куда-то, где они могли проспаться в тепле и относительной безопасности.
Понятное дело, злоупотребления существовали всегда. Был рэкет, когда милиция могла забрать просто немного выпившего человека, но вполне приличного вида, для того чтобы потом стрясти с него деньги (ведь, как я уже говорил, это была достаточно неприятная штука). Идет, скажем, он, а общественных туалетов тогда было мало. Встал под забор — и тут же его винтят. Ага, выпил, пахнет — все, в вытрезвитель.
Я как раз и проводил освидетельствование попавших туда. Были «координационные пробы» — надо было с закрытыми глазами достать до кончика носа, ровно пройти по линеечке, ставя пятку к носку, вытянув вперед руки (думаю, если бы сейчас заставить так пройти вполне трезвого человека, он бы тоже мог шататься). Конечно, кровь на алкоголь никто не брал. В основном это было чисто субъективное обследование: если от человека пахнет алкоголем, если у него спутанная речь (например, не может сказать слово «Азербайджан» — с этим очень многие не справлялись), если он не может пройти ровно по прямой — соответственно, писалось заключение о степени опьянения.
Существовали три степени опьянения: легкая, средняя и тяжелая, когда координация совсем нарушена и речь бессвязная. При последней товарища точно оставляли в вытрезвителе. При легкой степени иногда выпускали и без составления протокола. В основном все зависело от милиционера и поведения человека.
Я считаю, что закрытие вытрезвителей в 2011 году было неправильным решением. Я бы просто лучше регламентировал их работу, хотя сейчас в Москве особых проблем с пьяными нет. Наверное, должна быть какая-то альтернатива им. Напился человек, например, и лежит на трамвайных путях. Если не учитывать то, что он задерживает проезд общественного транспорта, никаких других правил поведения он не нарушает. И что с ним делать? Встанет он — попадет под машину, разобьется. Или есть такие люди, которые, приняв на грудь, становятся агрессивными, при этом на хулиганство его поведение не тянет. Привезут его в отделение полиции, а он там все заблюет. Поэтому что-то вроде вытрезвителей нужно, это неплохо.
Что касается инициативы Госдумы, то, боюсь, все будет по формуле «хотели как лучше, а получилось как всегда».
«Насильно привязывали к креслу и вкалывали димедрол»
Алексей Шичков, Пятигорск:
Это было в Пятигорске в 1999-2001 годах. Тогда я попадал в вытрезвитель раз пять. Трезвяк был один на весь город, на окраине, и в то время его от Минздрава отдали мусорам, и мусора тогда стали на нем зарабатывать — перешли на хозрасчет. Они могли забирать людей просто так — по вечерам они ходили по улицам города и цепляли народ прямо из заведений общепита. Я мог выпить кружку пива, выйти из кафе — и все.
Скажем, был я в расстегнутой джинсовой куртке — мода такая была, и милиционеры говорили, что я выгляжу неопрятно, от меня пахнет алкоголем, и поэтому — поехали, гражданин, в вытрезвитель. Там они требовали пройти по прямой линии. Я говорил, что не пьяный, а они утверждали, что от меня пасет алкоголем, я опять отрицал, отвечал, что всего кружку выпил, и в кафе, а не на улице.
Они говорят: «Сейчас ты останешься тут на ночь, если не дашь денег». Можно было дать им на карман и выйти сразу же — одного моего знакомого брали и выпускали таким образом два раза за день. Забулдыг они не брали, потому что с них взять было нечего, брали только тех, кто выглядит более-менее прилично. Чаще всего это были студенты. Я был студентом, денег у меня не было, и потому я не платил и в результате оставался на ночь.
Никаких протоколов не составлялось. После всех процедур — прохождения по прямой линии, прикладывания пальцев к носу — я начинал возмущаться, ведь со мной все было нормально, мне же надо было на пары успеть! И тогда меня насильно привязывали к креслу и вкалывали димедрол — якобы я буйный, потому что пытался заявить о своих правах (еще пугали тем, что запрут на 15 суток, если буду бузить, и я верил — а потом оказалось, в Пятигорске вообще не было спецприемника, куда могли запереть на 15 суток). Есть у меня на димедрол аллергия или нет — это неважно. Колол димедрол врач — я этого пидора потом однажды в трамвае встретил. Для него все было просто — посмотрел, помычал и определяет: все, пьяный, запах есть!
После укольчика ты спал до утра. По выходу никаких протоколов не составляли, ни в какой суд не вызывали. Это был тупо какой-то беспредел. Проводился, например, пивной фестиваль, где бесплатно разливали пиво, и, естественно, на нем предполагалось наличие огромного количества пьяных. Разумеется, менты были тут как тут. Они и рядом с общагами студенческими дежурили. «Услуги» их стоили, по-моему, 150 рублей. Пачка сигарет тогда обходилась в 4-5 рублей, «Ява» какая-нибудь. Так что сумма была вполне внушительная.
У меня была такая история: мы выходим из кабака, к нам подходят менты и спрашивают: «Вы не могли бы побыть понятыми?» Это было в центре города, и там находился отдел милиции, занимавшийся наркотиками и грабежами — серьезными делами. У меня была местная пятигорская прописка, и я пошел, а приятель мой ушел. Все это длилось очень долго. Я говорю ментам: чуваки, поздно уже, мне домой пора. А они взъерепенились и говорят: «От тебя пахнет алкоголем, сейчас в трезвяк поедешь!» И поехал. А я вроде как им помочь собирался.
Я тогда учился на юрфаке и начал копать: как вообще таким образом задерживать могут? Оказалось, был подзаконный акт, по которому можно было по административке арестовать человека в пьяном виде. А они мне втирали, что я был в нетрезвом виде, и это совсем не одно и то же. В этом акте есть пояснение, как определить, пьяный человек или нет: он нарушает общественный порядок, кричит, нецензурно ругается, неопрятно выглядит. Но неопрятно выглядит — это как? Просто: мусора же всегда одеты как военные — пуговка к пуговке. А расстегнул куртку — и для них уже выглядишь неопрятно.
Сама система вытрезвителей, наверное, в больших городах и приносила какую-то пользу, но в регионах это был полный треш, рэкет. Я уверен, что если ее возродят, никакого нормального освидетельствования нетрезвых проводиться не будет, и все пойдет по накатанной. Будут точно так же хватать где ни попадя, рядом с кафе. Мусора будут подъезжать, впаивать нарушение общественного порядка ни за что у заведений общепита — стоит только отойти метров на пять. Если все это переведут на коммерческую основу, будет еще хуже — в советское время в основе вытрезвителей лежала хоть какая-то идея помощи людям, а тут это будет чистый бизнес.
«Плевать, куда попасть в таком состоянии. Какая разница?»
Все случилось в Чебоксарах. Я гулял в центре, сел на маршрутку до дома, перепутал номера по пьяни и поехал не в ту сторону, а до города-спутника — Новочебоксарска. Состояние мое оставляло желать лучшего — я вообще очень плохо помню, что происходило. В маршрутке я уснул. Как потом выяснилось, водила пытался меня разбудить, но у него не получилось, и он меня просто вытолкал и бросил в траву. И там меня заметила скорая, остановилась, бригада якобы поняла, что я бухой, и повезла в трезвяк (это я уже потом узнал).
Просыпаюсь я в трезвяке — в трусах, в темном помещении. Кроме меня в этой комнатке никого не было. Это была не палата, а по сути камера с лавкой, но это точно была не ментовка. Я знаю, как ментовка выглядит.
Стучусь в дверь — мол, что за фигня, где я вообще нахожусь? А мне говорят, чувак, ты в трезвяке, в Новочебоксарске. Я отвечаю: [*****], забавно! Они сами взяли мой телефон, нашли номер мамы, позвонили ей, она позвала брата, тот приехал за мной, заплатил штраф 500 рублей и забрал меня. Я пошел в банк, оплатил и вроде бы принес им квитанцию.
Если говорить о системе трезвяков — был бы там медперсонал, делали бы капельницы и все остальное, то попроще бы пьяным было. Вообще говоря, мне на самом деле плевать, куда попасть в таком состоянии. Какая разница? Хотя, конечно, трезвяк лучше, чем ничего.
«Он же абсолютно трезв!»
Сергей Миненко, Дмитров:
Это было во времена моей панковской юности, когда я только увлекся алкоголем, и мы предпочитали с моим приятелем Френчем, с которым учились в одной группе в институте, прогуливать пары и вместо этого пить водку. Чаще всего это заканчивалось тем, что мы ложились где-нибудь на травке возле Дворца культуры и отдыхали.
Мы тогда не умели пить, нам было лет 18-19. Естественно, мы ничего не жрали, брали бутылку водки и какой-то запивки. Денег ни у кого не было. Поэтому мы пили всякое говно, хватало нас не сильно надолго и, конечно, мы были вдрызг пьяны.
В вытрезвитель я попадал несколько раз. Такое ощущение, что у ментов была какая-то разнарядка — как сейчас они ходят и ищут людей, которые пиво пьют или курят на детских площадках. Понятно, что никому это не нужно, но у них стоит, видимо, какая-то планка, которой они должны достичь.
Однажды меня забрали в вытрезвитель два раза за день, когда я был абсолютно трезв. Я шел со дня рождения мамы, где я выпил, может быть, бокал шампанского. Вызвал такси, было 9 февраля, жуткий мороз, поехал домой от ресторана, вышел из машины, сказал таксисту, чтобы он не заезжал во двор. И через две секунды передо мной останавливается «бобик», выходят менты и говорят: «Мужчина, да вы пьяны! Поехали в вытрезвитель». Понятия не имею, почему. Может, от меня немного вином пахло.
Я спорил с ними, говорил, что ехал на такси с дня рождения, и если бы даже я был пьяный, то такси все равно довезло меня до дома. Им было на эти аргументы все равно, меня повезли в трезвяк. Там сидела в приемной бабка, которая, как всегда, заставила меня пройти эти постоянные процедуры — присесть, дотронуться пальцем до носа, пройти по прямой линии. И она говорит ментам: «Ребята, а чего вы его привезли? Он же абсолютно трезв!» Они отвечают: «Ну не знаем, нам показалось, что пьян…» — «Давайте, отпускайте его!»
И меня отпустили, а трезвяк находился минутах в сорока от моего дома. Я же специально на такси ехал, чтобы по морозу не ходить. Говорю ментам: «Ребята, может, довезете меня до дому-то?» А они: «Иди ты на хер!» И я пошел домой. А пока я шел до дома, передо мной остановился другой «бобик», вышли менты и говорят: чувак, ты пьян, поехали в трезвяк! На что я им ответил, что я только что оттуда, и мне там сказали, что я трезв, так что извините. Они такие: «А, ну ладно…» — и во второй раз не повезли. Это стало отличной отмазкой от ментов на некоторое время. Когда они тормозили меня пьяного, я всегда говорил, что я только что из трезвяка, и меня не забирали.
Перед всеми остальными дмитровскими алкоголиками у меня было большое преимущество, потому что в вытрезвителе работал мой друг Дубина — басист панк-рок группы «XL». И работал при этом милиционером. Панк-мент. И каждый раз, когда нас забирали, оформляли и засовывали в эту клетку, приходил Дубина, открывал ее и пересаживал нас через забор. Мы успешно перелезали, шли за очередным пузырем и продолжали веселиться. Вообще, меня забирали раза четыре или пять, из которых только пару раз я был по-настоящему пьян, и все эти разы Дубина меня пересаживал через забор — и я спокойно шел домой.
Никакой пользы эта система, конечно, не приносила. Какая польза? Еще раз повторюсь, они работали по разнарядке. Я там встречал людей, которых нельзя принять за откровенно пьяных, даже встретив на улице. Таких вечерами можно в Москве встретить сотнями, гуляющими между клубов и не приносящих никому неудобств. И, конечно, вот эта унизительная процедура: раздевайся, сядь, пройди…
Все запретительные меры предназначены для того, чтобы менты ходили и ставили себе «палочки» за задержание. Я был в Париже, сидел на лавочке, пил вино с подругой. Мы довольно негромко разговаривали, так как были достаточно навеселе, но не пьяные, и у нас был батон — мы его крошили и кормили голубей. И тут к нам подходят парижские менты, начинают говорить по-французски. Мы им: «English please!» Тогда они на английском очень вежливо предупреждают нас, что здесь нельзя кормить голубей, потому что рядом стоят памятники, а птицы на них потом гадят. Пожелали приятного отдыха и ушли. Хотя во Франции тоже запрещено пить алкоголь! Просто они увидели: сидят мальчик с девочкой, не приносят никому неудобств, ведут себя культурно. Да, они пьют вино, ну и что?
«Я сопротивляюсь — и получаю удар в душу»
Виктор Соколов (имя изменено по просьбе героя), Воронеж:
Все эти случаи — слабоумие и отвага. Хотя, честно говоря, не думаю, что их можно было избежать. Первый раз все случилось из-за коварства нашей доблестной милиции в 1994 году. У нас тогда открылся первый рок-клуб Feedback, находившийся в подвальном помещении в центре города. Наши милиционеры, как известно, неформалов не любят — а это, собственно, как раз и был клуб именно для неформалов. Поэтому напротив — через дорогу, в арке — практически всегда стояла и ждала своих «клиентов» милицейская машина.
Сотовых телефонов тогда не было, и получилось так, что мне нужно было отзвониться домой, сказать, чтобы меня сегодня не ждали, а городской телефон, который был внутри клуба, поломался. Выбежал до ближайшего автомата я в одной рубашке — а тогда был то ли январь, то ли февраль. Да, вполне себе навеселе, но не сказать, чтобы вдрызг. Нормальный, в общем, был.
Отзвонился, возвращаюсь, не ожидая никакой подлости, — а вход в наш подвал уже преграждает милицейский «бобик». Пытаюсь его обежать, но с другой стороны открывается дверь, и мне просто блокируют вход. Если бы успел внутрь попасть, то меня бы, скорее всего, отбили.
А дальше вот как: меня пытаются забрать в «бобик», я возмущаюсь, пытаюсь сказать, что, мол, вы чего делаете, тут 20 градусов мороза, а я в одной рубашке, немножко не то вы творите! Они такие: да ты чего, мы тебя ненадолго забираем — коварный такой расклад получается. Сажусь, и тут вместо РУВД меня везут в вытрезвитель, который находится буквально в трех домах от клуба, в подвальном помещении.
Скажу так, не самое лучшее впечатление у меня сложилось об этом месте. У меня почему-то вход в это помещение, отделанное кафелем, ассоциировался с тем, что меня в морг будут упаковывать. Все это было с каким-то некрооттенком. Женщины в белых халатах, усатые милиционеры — смесь некрофилии и совка.
Сначала, впрочем, я даже какой-то определенный кураж словил по той причине, что менты уже много народа с клуба нахватали, и все стояли в ожидании своей участи. Обнимались, возмущались, мол, как же так… Я логически подумал по поводу того, что произошло, и понял, что это, скорее всего, была какая-то разнарядка — наловить таких дикобразов, как мы.
Мне говорят: раздевайся. Ну, понятно, это же вроде как палаты, а не камеры. А я не хочу раздеваться! Тогда с меня начинают прямо срывать рубашку. Милиционер видит у меня на ремне пряжку с немецким орлом и надписью Gott mit uns (как я помню, там даже никаких свастонов не было, просто вот такая вещь, ура-патриотизм и все такое, как тогда модно было у националистов старой закалки), пытается отнять, чтобы описать. Я сопротивляюсь — и получаю удар в душу, тут же отлетая вперед по коридору.
Потом, раздев, меня запускают в палату, где теплятся какие-то тела рядом, отсыпаются — мужчины, которым даже далеко за 45 лет, ближе к пожилому возрасту. Стоят какие-то тазики и пластиковые ведра для тех, кого, может быть, тошнить начнет. Фраза «холодно, как в трезвяке» — это чистая правда. Там, конечно, был не дубак, но очень прохладно.
Начинаю стучать в дверь, чтобы меня выпустили, ссылаясь на то, что это недоразумение, что я, в принципе-то, трезв, да и вообще, какого черта! Ничего не выходит. Дальше у нас начинается перепалка с соседней камерой, поскольку, как оказалось, я кому-то своим стуком не давал спать. Покуражились, поругались — в общем, как я понял, за стенкой была душа родственная, которая меня знала.
Ну, а закончилось все тем, что из-за того, что я не желал сдаваться, меня повязали «на ласточку». Что такое «ласточка»? Это две парашютные стропы, пропущенные под кушеткой, на которой они зафиксированы. Тебя кладут на живот, выгибают, и этими стропами связывают руки и ноги. То есть ты фактически на мостик становишься.
В общем, связали меня, и я потом еще долго не чувствовал свой большой палец — они сами уже испугались, когда увидели, что у меня руки посинели. Я, естественно, тогда уже вошел в раж и обкладывал сотрудников трезвяка последними словами — орал, что они фашисты из концлагеря, пытался всячески их раздраконить и оскорбить, проводя всевозможные такие аналогии.
Наутро, отпуская, мне прочитали обличительную речь в советском стиле, как на партсобраниях. Мол, нехорошо себя так вести, вы позорите честь гражданина России, больше так себя не ведите — короче, такая формалистская бубнежка. И выписали мне штраф. Я просто кивал — что мне еще было делать, я ж слинять поскорее хотел.
Я был в одной рубашке, и ехать мне до Юго-Западного района — не самая лучшая перспектива. На счастье, один из сотрудников клуба жил рядом, во дворах. Я пробежал где-то полторы остановки по морозу. Как я не схватил воспаление легких — не знаю, все на адреналине и стрессе. Забрал у него ключи, оделся и поехал домой. Так феерично я в первый раз посетил заведение под названием вытрезвитель.
***
Во второй раз я попал в вытрезвитель году в 1997-м, так что в этой карьере у меня был достаточно большой перерыв. Здесь все банально и объясняется именно слабоумием и отвагой. Мы с приятелями пошли на футбольный матч нашей городской команды, которую очень тепло и нежно любили.
Весна, мы решили открыть футбольный сезон, неплохо попили крепкого пивка — называлось оно «Монарх», странное такое пиво. Разгорячились, и воздух свободы ударил профессору Плейшнеру в голову. Я высвободился не на шутку, в отличие от коллег. Сняли меня практически с нашей фанатской трибуны.
Тогда, к счастью, наша милиция еще не практиковала такое ярое отбивание калек, как сейчас. Я не понравился товарищам милиционерам из-за своей крайней ушатанности. Меня взяли под белы рученьки и спустили в подтрибунное помещение, а оттуда вывели на улицу. Понятное дело, на футболе не было дефицита патрульных машин.
Каким-то странным образом, хоть это и было в центре Воронежа, меня почему-то повезли не до ближайшего трезвяка, который находился сравнительно недалеко (и который, забегая вперед, я «пробил» следующим), а в культовый вытрезвитель на улице Конструкторов в Юго-Западном районе. Культовый (это в переносном смысле, конечно) — потому что у меня многие из знакомых музыкантов нет-нет, да хотя бы раз в жизни его «пробивали».
Говорили, что там достаточно лютующая милиция. Через какое-то время туда вызвали моих родителей — посмотрели, что парень молодой… Вероятно, в их мозгах осталась какая-то часть прагматизма, мол, на хрен нам сейчас вот этого вот держать, сейчас приедут, заплатят за него «выкуп».
Так и получилось, кто-то из родичей меня тогда вывез. Но тут другая проблема: у меня с собой была электронная записная книжка, похожая на калькулятор, и я без нее остался. Я на сто процентов уверен, что это менты ее увели. Я был не настолько ушатан, чтобы не помнить ничего. К тому же, у меня была железная ручка, реплика с Parker (я ее скорее как холодное оружие носил в кармане) — ее тоже не стало. Попытался как-то возразить, но менты развели руками и сказали: ничего не знаем, а значит, ничего и не было. Как я понял, опись вещей тогда не принято было делать.
***
Третий раз получился более смешным и достаточно коротким. К нам вернулся один из наших сокурсников, году в 2000-м, он был из города Надым. Его отчислили, а в моем университете восстановили. На нашем потоке учились парни с севера, из Мурманска и Кандалакши в основном, и денег у них было больше, чем у нас, обычных воронежских студентов, и поэтому мы решили отдохнуть достаточно культурно.
Пошли в кафе, отужинали с закуской и решили поехать дальше в клуб. Черт нас дернул ловить такси… Я сразу был против этой идеи — до клуба пройти нужно было буквально полторы остановки. Продышались бы, по зиме, по свежему воздуху.
Но мы начинаем тормозить таксо. Тормозим, тормозим и видим, что подъезжает «жигуль» шестой модели. А это оказалась милицейская машина без полосок. На ней нарисована сова, как у вневедомственной охраны. А у вневедомственной охраны очень плохая репутация в плане того, что они вроде бы имеют право пресекать, как сотрудники милиции, административные правонарушения, но все обычно сводится к тому, что они тупо шакалят, вымогают деньги у пьяных, чтобы их не забрали.
Увидев, что останавливается машина милиции (а все происходит на улице Комиссаржевской, где Патентная палата, дом с колоннами), мы начинаем тихонько уходить за колонны. Из авто выскакивают менты и начинают нас окружать. Получается нелепое подобие погони, хотя никто не убегает. Мы с приятелями всячески пытаемся закосить под шлангов, слиться с колоннами и сделать вид, что мы тут вообще ни при чем — местный пейзаж, не более того. Милиционерам же кажется, что мы наоборот от них убегаем. Именно это и стало причиной нашего задержания.
Посидели мы, поговорили, и они решили, что нас надо везти в трезвяк. И вот, мы поехали в мой третий трезвяк Центрального района, который находится где-то во дворах на Урицкого. Вызвали наших родителей, но Саша заплатил за нас штраф. Все свелось к тому, что мы ментам дали денег, и они нас отпустили — мол, все равно же за «гостиницу» надо платить, так давайте мы вам на лапу дадим.
Вышли, я родителям позвонил и сказал, что не знаю, зачем их вызвали, и что мы с приятелями продолжим кутить. Это мы, собственно, и сделали. Отправились в клуб.
***
Я считаю, что все должно быть по западному образцу, где полицейские могут помочь пьяному человеку добраться до дома. Что нельзя обворовывать, лезть к нетрезвому в карман — а это было повсеместно со стороны милиционеров. Совсем пьяного надо везти в больницу. По моему мнению, эти вопросы не должны быть в ведомстве МВД, а скорее — в ведомстве отделений наркологии в какой-нибудь клинике.
Я считаю, что это (возрождение вытрезвителей) станет карательной системой. Люди, которые пили, они и будут пить. Прежде всего, это будет «прикуром» системе МВД, которая могла бы отбирать людей и товарить их на деньги.
Народ у нас вообще меньше бухать стал. Реально ушатанных граждан я сейчас на улице не видел. У нас, когда боролись с пьянством во времена Горбачева, была пропаганда того, что алкоголь надо употреблять под хорошую закуску, создавать культуру употребления. А сейчас эта культура появилась сама собой, без всякого принуждения, когда люди обрели какое-то подобие достатка. Выбор напитков расширился. Странно учить людей употреблять алкоголь культурно, когда есть только водка, которую ты отбил с боем в очереди.
Эти люди будут управлять Россией. Каким станет новое правительство?
Фото: Алексей Филиппов / РИА Новости
В России объявили состав нового правительства. Как уже известно, изменения коснутся не только министров из кабинета Дмитрия Медведева — немного обновится и так называемый «силовой блок», то есть та часть правительства, где министров назначает лично президент. Кто будет управлять страной вместе с бывшим главным налоговиком Михаилом Мишустиным — в материале «Ленты.ру».
Премьер-министр Михаил Мишустин
Михаила Мишустина президент Владимир Путин назначил на пост премьер-министра 16 января, после того, как днем ранее принял отставку правительства во главе с Дмитрием Медведевым. Перед этим кандидатуру нового главы правительства одобрила Госдума. Мишустин — бывший глава Федеральной налоговой службы, он был главным российским налоговиком с апреля 2010 года. За это время ФНС стала основным поставщиком денег в бюджет.
Первый вице-премьер Андрей Белоусов
Новый первый вице-премьер Андрей Белоусов начинал карьеру научным сотрудником, в том числе входил в так называемую аналитическую «Группу Бессмертных» (по имени основателя, бывшего министра иностранных дел СССР Александра Бессмертных). Он спрогнозировал мировой финансовый кризис 2008 года за три года до его начала, после чего перешел на госслужбу. Там Белоусов успел поработать в аппарате правительства и Минэкономразвития (при нынешнем главе СбербанкаГермане Грефе и главе ЦентробанкаЭльвире Набиуллиной), а в 2012 году даже ненадолго возглавил ведомство, что до настоящего момента было пиком его карьеры.
Последние шесть лет Белоусов занимал пост помощника президента по экономическим вопросам. Он редко выступал публично, пока летом 2018 года не предложил обложить крупнейшие металлургические, химические и нефтехимические компании России дополнительным налогом на сверхдоходы, полученные за счет благоприятной рыночной конъюнктуры. Общая сумма должна была составить 500 миллиардов рублей в год. Инициативу восприняли в штыки и представители бизнеса, и чиновники — некоторые даже жаловались президенту Путину. Впрочем, о предложении быстро забыли, а Белоусов продолжил консультировать главу государства, предпочитая держаться в тени.
Вице-премьер — руководитель аппарата правительства Дмитрий Григоренко
Дмитрий Григоренко пришел в правительство вслед за своим шефом Михаилом Мишустиным. Он занимал должность его заместителя. Ранее руководителем аппарата правительства был Константин Чуйченко, одногруппник Медведева, который сейчас возглавил Министерство юстиции.
Вице-премьер Юрий Борисов
Вице-премьер Юрий Борисов почти всю профессиональную жизнь связал с армией. После 20-летней службы на офицерских должностях руководил научно-техническим центром «Модуль», занимающимся прикладными исследованиями для военно-промышленного комплекса. Затем работал замминистра промышленности и торговли (где, к примеру, отвечал за внедрение спутниковой системы ГЛОНАСС), а также возглавлял профильную комиссию в правительстве.
С 2012 года был заместителем министра обороны, а последние два года курировал оборонно-промышленный комплекс в ранге вице-премьера при Медведеве. В этом качестве Борисов смог стать одним из тех, к кому не возникало претензий со стороны высшего руководства страны. Едва ли не главной задачей Борисова была диверсификация оборонной промышленности — с переходом на выпуск гражданской продукции. К 2025 году ее доля должна достичь 50 процентов. Похоже, что добиваться таких результатов Борисову предстоит и дальше.
Однако к сфере его полномочий теперь добавятся топливно-энергетический комплекс, промышленность и розничная торговля, которые прежде курировал Дмитрий Козак. Ему места в правительстве не нашлось.
Вице-премьер по вопросам строительства и регионального развития Марат Хуснуллин
Новый вице-премьер Марат Хуснуллин, который сменил Виталия Мутко, начинал карьеру в родном Татарстане: привлекал в республику федеральные инвестиции, строил объект к Универсиаде 2013 года. С 2010 года работал в мэрии Москвы, отвечая за строительство и градостроительную политику. Сумел сократить профильные расходы городского бюджета на 20 процентов, а цену в рамках одного из тендеров — на 9 процентов. Также запомнился тем, что ввел в своей сфере электронный документооборот.
Последние шесть лет возглавлял Архитектурный совет, ответственный за реализацию в городе единой градостроительной политики. В его работе участвуют в том числе зарубежные эксперты. В новом правительстве Хуснуллин стал одним из двух представителей команды Сергея Собянина вместе с Максимом Решетниковым.
Мутко же долго был «непотопляемым». После имиджевых потерь из-за скандала в российском спорте в 2016 году он ушел с поста министра спорта, однако уже в 2018 году был назначен заместителем Медведева по вопросам строительства и регионального развития. Весь 2019 год Мутко активно занимался исправлением своего имиджа — он устраивал разнос чиновникам Иркутской области, громко говорил о сорванных сроках по восстановлению жилья в пострадавших от наводнения районах и сам летал в затопленную Сибирь. Что будет дальше с одним из самых красноречивых и узнаваемых российских политиков — пока не ясно. По данным источников РБК, он возглавит инвестиционную госкомпанию «Дом.рф».
Вице-премьер Алексей Оверчук
Алексей Оверчук также пришел в правительство из налоговой, где занимал должность заместителя нынешнего премьера Мишустина (почти 10 лет). На предыдущей работе Оверчук координировал работу Управления международного сотрудничества и валютного контроля. В 1986 году окончил Московскую сельскохозяйственную академию им. К. А. Тимирязева по специальности «экономическая кибернетика». После выпуска и до 1993 года занимался в своем вузе научной работой. Имеет степень кандидата экономических наук.
Вице-премьер по вопросам социальной политики Татьяна Голикова
Татьяна Голикова — одна из немногих представителей социального блока правительства Медведева, которая сохранила пост при Мишустине. Она занималась почти всеми вопросами социальной политики страны — от труда, образования, безбарьерной среды для инвалидов до медицины и пенсионного обеспечения. Вероятно, это останется в сфере ее ответственности.
Вице-премьер Дмитрий Чернышенко
До прихода в правительство Дмитрий Чернышенко был гендиректором и председателем правления «Газпром медиа», а также президентом Континентальной хоккейной лиги (КХЛ). С ноября 2005 года он возглавлял заявочный комитет Олимпиады в Сочи, а после победы российской заявки стал главой оргкомитета Олимпийских и Паралимпийских игр 2014 года.
Вице-премьер Виктория Абрамченко
Новый вице-премьер почти всю карьеру провела в ведомствах, подчиняющихся Минэкономразвития. С 2016 года работала замминистра, а заодно возглавляла одно из его подразделений — Росреестр. В конце 2018 года Абрамченко назначила руководителем Кадастровой палаты (входит в ведение Росреестра) ранее никому не известного и не имеющего профильного образования уроженца Таджикистана Парвиза Тухтасунова. Это кадровое решение вызвало резонанс в российских СМИ.
Вице-премьер и полпред на Дальнем Востоке Юрий Трутнев
Юрий Трутнев сохранил пост вице-премьера, а также полномочного представителя президента в Дальневосточном федеральном округе (ДФО). За время его работы в последнем правительстве Дмитрия Медведева в ДФО запустили первый газопровод в Китай «Сила Сибири» и расширили зону ответственности Министерства развития Дальнего Востока на Арктику. Также при Трутневе Бурятия и Забайкалье перестали быть Сибирью и стали Дальним Востоком.
Министр финансов Антон Силуанов
Бывшего первого вице-премьера и министра финансов Антона Силуанова лишили одного из двух кресел — теперь он будет только главой Минфина. Этот пост он занимает с 2011 года — Силуанов стал министром финансов после отставки своего шефа — нынешнего главы Счетной палатыАлексея Кудрина.
Эксперты, опрошенные агентством Bloomberg, поспешили заявить, что снятие с должности первого вице-премьера может свидетельствовать о будущем увеличении государственных расходов. Якобы это связано с репутацией Силуанова, которого они называют сторонником жесткой бюджетной дисциплины.
Министр энергетики Александр Новак
Александр Новак сохранил пост министра энергетики, который занимает с 2012 года. До назначения главой ведомства работал заместителем министра финансов, а еще ранее — заместителем губернатора Красноярского края. Является почетным гражданином города Норильска.
Министр экономического развития Максим Решетников
Новый глава Минэкономразвития Максим Решетников ранее возглавлял Пермский край, куда перешел из мэрии Москвы. В 2010-2011 годах в Москве он был первым заместителем руководителя аппарата мэра, после этого еще пять лет работал в столичном правительстве.
Министр строительства и ЖКХ Владимир Якушев
Владимир Якушев перешел в новое правительство из команды Медведева и сохранил позицию министра ЖКХ. До работы в Белом доме он был губернатором Тюменской области более десятка лет. В число его задач вошла борьба с огромными долгами россиян по ЖКХ. В сентябре 2019 года Якушев заявлял, что они достигли 800 миллиардов рублей. Теперь он будет работать под началом Мишустина, который с 90-х имеет дело с долгами.
Министр промышленности и торговли Денис Мантуров
Дениса Мантурова можно назвать одним из долгожителей в российском правительстве. На разных должностях он проработал уже 13 лет и сохранил работу при Мишустине. В 2007 году он стал заместителем министра промышленности и энергетики, год спустя перешел на должность замминистра промышленности и торговли. В 2012-м его ждало повышение — он был назначен главой министерства. Именно ведомство Мантурова в основном отвечает за импортозамещение.
Министр транспорта Евгений Дитрих
Евгений Дитрих сохранил за собой пост министра транспорта, который занимает с 2018 года. До этого он был первым заместителем главы ведомства. Известен тем, что признал: лишь 10 процентов трасс федерального значения отвечают современным стандартам.
Министр внутренних дел Владимир Колокольцев
И.о. министра внутренних дел Владимир Колокольцев сохранит пост главы МВД в правительстве Михаила Мишустина. Колокольцев был назначен министром внутренних дел в мае 2012 года в правительстве Дмитрия Медведева, в 2018-м переназначен на пост указом президента Владимира Путина.
Колокольцев — генерал полиции, заслуженный сотрудник органов внутренних дел России. Награжден медалями «За отличие в охране общественного порядка», «За доблесть в службе МВД», имеет знак «Почетный сотрудник МВД».
Министр юстиции Константин Чуйченко
Пост министра юстиции России вместо Александра Коновалова займет Константин Чуйченко, одногруппник Дмитрия Медведева. В правительстве последнего Чуйченко занимал должность руководителя аппарата. Он является действительным государственным советником России 1-го класса и одним из самых непубличных лиц в современном руководстве России.
Глава МЧС Евгений Зиничев
Зиничев — один из адъютантов Путина, оказавшихся в большой политике. С 2006 по 2015 годы он работал в личной охране Службы безопасности президента, сопровождая Путина в поездках сперва как президента, потом — как председателя правительства. Затем он поработал в ФСБ, а в 2016 году сперва возглавил Калининградскую область, где запомнился 49-секундной пресс-конференцией, а уже через 70 дней вернулся в ФСБ, став его замдиректора. Впрочем, уже в 2018 году Зиничев снова понадобился президенту за пределами спецслужб — он стал главой МЧС.
Министр обороны Сергей Шойгу
Сергей Шойгу возглавляет Министерство обороны с 2012 года. Главными его достижениями называют перевооружение армии и обеспечение военнослужащих жильем. Также при нем в 2015 году Россия начала военную операцию в Сирии. Помимо службы Шойгу в последнее время стал известен как частый спутник президента Владимира Путина на отдыхе. Так, они вместе ездили на рыбалку в Туву, а также вместе отмечали день рождения президента, когда они собирали грибы в тайге.
Министр иностранных дел Сергей Лавров
Сергей Лавров возглавляет российское внешнеполитическое ведомство с далекого 2004 года, а в МИД работает еще с 70-х. Он один из самых популярных политиков в стране, как говорят соцопросы. Вместе с тем, в СМИ то и дело появляются сообщения, что 69-летний глава МИД и рад бы покинуть должность, но его не отпускают. Не отпустили и на этот раз.
Министр культуры Ольга Любимова
Ольга Любимова пришла на смену Владимиру Мединскому, который покидает свою должность на фоне самого резкого за 10 лет падения доли отечественных фильмов от суммарных кассовых сборов. Многие в этом назначении видят некую преемственность — Любимова возглавляла при Мединском департамент кинематографии Минкульта, отвечая за экранную политику ведомства и выделение бюджетных средств на те или иные проекты.
Мединский пробыл во главе Минкульта почти восемь лет, и на протяжении всего этого периода его критиковали за взгляды на российскую историю, попытки вручную регулировать кинопрокат, освобождать даты для российских фильмов и целую кавалькаду провальных фильмов, на которые выделялись бюджетные деньги Фонда кино. Сухие цифры таковы: из 74 российских фильмов, вышедших в 2019 году и получавших финансовую поддержку Фонда кино и Министерства культуры, по данным ЕАИС, в прокате окупились всего 9 картин, а все остальные оказались убыточными. Среди них есть ленты, которые не смогли привлечь в кино тысячу человек: это «Весури» (578 зрителей), «Кровь» (435 зрителей) и «Странники терпенья» (519 зрителей).
Предыдущий глава ведомства, Ольга Васильева, стала министром в 2016 году, а после разделения Минобрнауки возглавила Минпрос. На посту Васильева запомнилась, в частности, введением научных степеней по теологии, а также возвращением в школьную программу предмета «Астрономия». Васильеву критиковали за консерватизм в школьном образовании, а также за отказ отменить ЕГЭ.
Министр науки и высшего образования Валерий Фальков
Министром науки и высшего образования вместо Михаила Котюкова стал ректор Тюменского государственного университета (ТюмГУ), депутат Тюменской областной Думы Валерий Фальков. Он — выпускник этого вуза, где преподавал более 15 лет. В 2018 году назначен ректором ТюмГУ. В декабре 2018-го Фалькова включили в состав Совета по науке и образованию при президенте и почти сразу — повышение. Кроме того, 15 января стало известно, что вчерашний ректор (а теперь уже министр науки) вошел в рабочую группу по работе над поправками в Конституцию.
Министр сельского хозяйства Дмитрий Патрушев
Дмитрий Патрушев остается главой сельского хозяйства. Он был назначен в мае 2018 года, когда Медведев формировал новый кабмин. Он — не однофамилец, а сын бывшего директора ФСБ и секретаря Совбеза Николая Патрушева. До работы в правительстве Патрушев-младший в течение восьми лет был председателем правления «Россельхозбанка».
Примечательно, что теперь уже бывшему вице-премьеру Алексею Гордееву, который курировал сельскохозяйственную отрасль в кабмине Медведева, места в правительстве Мишустина не нашлось, хотя именно при его, Гордеева, участии «Россельхозбанк» воссоздавали в 2000-м.
Министр цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Максут Шадаев
Максут Шадаев — выпускник Московского государственного социального университета Министерства труда и социального развития. После окончания вуза занимал должность советника министра информационных технологий и связи, а затем — директора департамента государственных программ, развития инфраструктуры и использования ограниченного ресурса. В 2008-2012 годах был помощником главы администрации президентаСергея Нарышкина, а после перехода Нарышкина на пост председателя Госдумы — его советником. С 2014 по 2018 год возглавлял министерство госуправления, информационных технологий и связи Московской области. С 2017 года — советник замглавы администрации президента Сергея Кириенко. В феврале 2019 года занял пост генерального директора АО «РТ Лабс». Эту позицию он совмещает с должностью вице-президента «Ростелекома» по цифровым платформам.
Министр здравоохранения Михаил Мурашко
На пост министра здравоохранения назначен Михаил Мурашко, который ранее занимал пост главы Федеральной службы по надзору в сфере здравоохранения (Росздравнадзор). Он имеет степень доктора медицинских наук по двум специальностям: «Акушерство и гинекология» и «Организация здравоохранения и общественное здоровье». В начале карьеры работал акушером-гинекологом в Сыктывкаре (Республика Коми), потом в разное время возглавлял городские медицинские учреждения. С 2006-го по 2011 год занимал пост министра здравоохранения региона, а летом 2012-го перешел в Росздравнадзор, после чего в марте 2013 года возглавил службу.
Ранее Минздрав возглавляла Вероника Скворцова. При ней сферу медицины сотрясали многочисленные скандалы. Россиянам то и дело не хватало жизненно важных лекарств, родителей тяжело больных детей пытались привлечь к уголовной ответственности за покупку препаратов через интернет, а медработники увольнялись или же их увольняло руководство — потом, зачастую, уволенных врачей приходилось восстанавливать из-за резонанса в СМИ. Теперь это все — наследство Мурашко.
Министр спорта Олег Матыцин
Олег Матыцин — мастер спорта СССР по настольному теннису и обладатель Кубка страны 1982 года. Он является президентом Международной федерации студенческого спорта и почетным президентом Российского спортивного студенческого союза. С 2001-го по 2006-й он был ректором Российского государственного университета физической культуры, спорта, молодежи и туризма.
Прошлый министр, Павел Колобков, который в 2016 году сменил Виталия Мутко, приходил фактически на расстрельную должность, поскольку произошло это на фоне крупнейшего допингового скандала в истории отечественного спорта. Главной его задачей стало исправить эту ситуацию, но силы были не равны. Колобков — олимпийский чемпион 2000 года по фехтованию.
Министр труда и соцзащиты Антон Котяков
Антон Котяков, который возглавил Министерство труда и социальной защиты, сменил на этой должности Максима Топилина. О нем широкой публике известно немного — свою карьеру Котяков начал в Самарской области, в апреле 2012 года он был назначен главой Управления совершенствования функциональной деятельности Федерального казначейства России. В марте 2014 года возглавил министерство финансов Подмосковья, а в мае 2017 года перешел на должность замглавы Минфина Антона Силуанова.
Министр природных ресурсов и экологии Дмитрий Кобылкин
Министр природных ресурсов и экологии Дмитрий Кобылкин сохранил свой пост, который занимает с мая 2018 года, несмотря на мусорные скандалы в России. До своего назначения главой ведомства Кобылкин был губернатором Ямало-Ненецкого автономного округа, имеет степень кандидата экономических наук. Впереди у него много работы — в России грядет «мусорная реформа», кроме того, нельзя забывать об обещаниях Путина снизить выбросы в атмосферу в рамках Парижского соглашения по климату.
Министр по развитию Дальнего Востока и Арктики Александр Козлов
Министерство по развитию Дальнего Востока и Арктики сохранил за собой Александр Козлов — также министр из последнего медведевского призыва. С 2011 года он работал в администрации Амурской области, затем был мэром Благовещенска, а в 2015 году возглавил регион, что стало его билетом в правительство.
Ежегодно у российских заключенных рождается около 450 малышей. Эти дети, едва появившись на свет, вынуждены разделить наказание своих матерей. Они отрезаны от качественной медицины и гуляют во дворах, где из-за отсутствия солнечного света даже трава не растет. «Лента.ру» побеседовала с Леонидом Агафоновым — правозащитником, руководителем проекта «Женщина, тюрьма, общество», автором петиции за освобождение из тюрем женщин, совершивших преступления средней тяжести, не связанные с насилием. Таких там, по его словам, около 67 процентов.
«Лента.ру»: На днях распоряжением Минюста женщинам и несовершеннолетним, находящимся в тюрьме, разрешили мыться вместо одного два раза в неделю. Государство постепенно становится гуманнее?
Леонид Агафонов: На самом деле там указано не менее двух раз в неделю, то есть можно хоть каждый день, но на практике тюремщики придерживаются минимальной планки, ссылаясь на то, что не обязаны делать больше. Я ответил на ваш вопрос?
К тому же одно дело на бумаге или в ходе проверки, а другое — будни. Вот, например, беременных выводят мыться. Там шесть душевых. Из них половина не работает. И они моются вдвоем-втроем в одной. Времени дается 15 минут. А еще нужно успеть постирать, потому что горячая вода есть только там. И вот одна мылится, другая споласкивается…
Сколько у нас беременных и уже родивших матерей сейчас в тюрьмах?
Точной цифры я вам не назову и потом объясню, почему. Всего в местах лишения свободы у нас весной было около 47 800 женщин. Три четверти из них — в возрасте от 20 до 35 лет, то есть в наиболее подходящем для вынашивания и рождения детей. Многие узнают, что беременны, уже в тюрьме.
Итак, начнем с того, как малыши попадают за решетку. Рожденные на воле вместе с мамой «загреметь» туда могут?
По закону женщину с ребенком до трех лет не разлучают, но на практике с детьми на руках с воли не берут. Есть только единичные случаи. Таких малышей обычно отправляют в дом ребенка. Даже родственникам затруднительно бывает взять их к себе. Должен быть определенный уровень дохода, подходящее жилье — есть целый перечень требований, включая требования к здоровью опекунов.
Был случай, когда бабушке отдали троих детей женщины, которой дали девять лет лишения свободы. Но такое происходит редко.
То есть вариант по сути один: когда в камеру попадает уже беременная женщина.
Да, но ФСИН не принимает в расчет принесенные с воли документы о беременности. То есть женщину с таким вот животом, который заметен всем, помещают в обычную камеру. Да еще и на второй ярус определить могут. Мы с этим долго боролись.
Заходишь в камеру, а она на полу лежит бетонном. На тоненьком матрасике. Мне, говорит, не забраться на свое место никак. Ведь там никаких лесенок, разумеется, нет. Все прописано, главное, и должны быть одноярусные кровати…
Отношение к заключенной не изменится, никакого дополнительного питания для нее не будет, пока местный врач документально не засвидетельствует ее положение. А встреча с доктором порой затягивается на месяцы.
И что, она может так и родить в общей камере без всякого медицинского сопровождения?
Такого, конечно, не бывало, но выкидыши происходят, и тюремщики эти случаи скрывают. Мы их случайно выявляли. Уже при лечении каких-то гинекологических проблем заключенная рассказывает, что у нее был выкидыш, после чего пошло воспаление. А у нее даже никакого документа нет, что она была беременна. Спрашиваем у тюремщиков, а те говорят: у нас ничего не было, мы отвезли ее в больницу, и там у нее произошел выкидыш.
А как вообще администрация относится к беременным заключенным? Жалеют?
Люди бывают разные. Но наши подопечные нередко рассказывают, что с теми, кто в положении, работают сотрудники оперотделов. Уговаривают их сделать аборт.
Сотрудники ФСИН еще любят приговаривать, что, мол, эти женщины специально беременеют перед попаданием в тюрьму, а потом на воле бросают своих детей. Берут самые жуткие истории и подают их так, будто это обычное дело.
А это не так?
Далеко не так. Вообще отношение к беременным заключенным зависит от региона. По стране в местах лишения свободы появляются на свет около 450 малышей. В Москве, Санкт-Петербурге и Краснодаре таких случаев больше всего. Для беременных и уже родивших там есть специальные отделения, но более гуманное отношение — в регионах, где подобные постоялицы заезжают реже.
Неприятие тюремщиков может быть связано с особым положением беременных. Какие у них привилегии?
Дополнительное питание беременным полагается плюс неограниченное количество передач с воли, что еще важнее.
Это ощутимый плюс.
Ну как сказать. Надо понимать, что оставшиеся на воле мужчины их чаще всего бросают. Мужского варианта «ждуль» у нас в стране нет. То же самое и с друзьями, подругами — они чаще отворачиваются. Остаются матери-пенсионерки. А много ли они могут передать?
А где рожают заключенные?
В каждом СИЗО или колонии есть роддом, куда они везут своих постоялиц, когда уже, как говорится, воды отошли. Это такие заведения, куда свозят всех городских «отверженных», всех без разбора.
А уже через два часа после родов зэчек увозят обратно. Дети на срок от недели до месяца остаются в больнице, а потом их привозят в камеры к матерям. Таким образом, никакого кормления грудью нет по определению. Оно к этому времени пропадает.
Часть женщин, конечно, и так не могут кормить, потому что у них ВИЧ, но факт остается фактом: дети заключенных в этом отношении ущемлены по сравнению с другими малышами.
Два часа? И мать может не успеть вообще увидеть новорожденного?
Да, именно так. Почему это делается? Мы посылали запрос во ФСИН и в Медуправление с просьбой разъяснить причины.
Тюремщики отвечают, что медики просто выгоняют их через два часа. А врачи пишут, что минимальное время нахождения роженицы в медучреждении должно составлять трое суток, но ФСИН забирает их через два часа после родов.
Понятное дело, что врут тюремщики. Они просто не могут или не желают долго держать в больнице конвой. Чисто технически это понятно: трое вооруженных мужчин в родильном отделении… Но ведь указания врачей не на пустом месте возникли!
Говорят, что женщины-арестантки рожают буквально в наручниках. Это так?
Из свежих случаев был один такой, да. Раньше в Петербурге такая практика была широко распространена. Она, видимо, сохраняется и сейчас в каких-то регионах. Даже решение СПЧ есть по этому поводу. Но речь идет не о самих родах. Пристегивают к больничным кроватям во время схваток, которые могут продолжаться несколько часов или весь день, чтобы не сидеть и не следить за пациенткой. Это в СПЧ и Европейском суде говорят, что нельзя так делать, а во ФСИН нигде нет указаний, что нельзя. Всегда можно представить дело так, что, мол, человек склонен к побегу — и все. Хоть у нее и схватки идут. Какая разница?
А бывало, когда рожали прямо в изоляторе, в случае скоротечных родов, например?
Конечно, бывалj. Несколько лет назад одна стала рожать в автозаке. После этого в автозаки вообще перестали сажать беременных без сопровождения медработника. А так как такого сопровождения добиться сложно, дошло до того, что подследственных перестали возить в суд. А тех, кто уже родил, теперь заставляют писать доверенность на сокамерницу, что та последит за ребенком во время поездки его матери на судебное заседание.
Как устроен быт матери с ребенком в камере? Есть ли детская кроватка, пеленки?
Пеленки, распашонки должны давать. Но там мизерные нормативы. К примеру, один подгузник в день. Разве этого достаточно? Фактически единственный способ как-то существовать — это помощь с воли, от родственников или от благотворительных организаций.
Детские кроватки, опять же, должны быть, но их не хватает. Малыши спят с мамами.
К врачам эти дети, как и их мамы, тоже месяцами попасть не могут?
Да, чаще всего. В больших изоляторах есть ставка или полставки педиатра. Но эти специалисты работают не с грудничками, а с подростками, которые там сидят.
По большому счету малыши должны обслуживаться обычным районным врачом-педиатром, но ему пройти в СИЗО физически очень трудно. Они обходят тюрьмы стороной, потому что там всего перетряхнут на входе и выходе, медикаменты пронести не дадут — и так далее.
Даже такие диагнозы, как ДЦП, не ставятся и тем более не лечатся. Недавно у нас девочка такая вышла: ей чуть больше годика, и официально диагноз так и не был поставлен.
Однажды мы четыре месяца добивались того, чтобы ребеночек попал к хирургу. Дошли до высокого начальства. И только после звонка сверху к нему пришел врач. Вообще у каждого ребенка, рожденного в тюрьме, появляется целый букет заболеваний, которые фактически не лечат. Если идет какой-то воспалительный процесс или резко поднимается температура, ему вызывают скорую и госпитализируют. Мать, разумеется, остается в камере.
А как обстоит дело с прогулками?
По закону прогулки заключенных с детьми и беременных не ограничены. Но гуманности в этом немного. Беременных загоняют в маленькие боксы с открытым зарешеченным потолком на час и дольше. Они там «гуляют». Причем сами понимаете, на определенном сроке эти женщины начинают чаще ходить в туалет. А в этом боксе его нет, и обратно в камеру не отпросишься. Нужно ждать, и слезные просьбы никто не услышит. Поэтому несчастные заключенные порой отказываются вовсе от таких прогулок.
Что касается детских прогулок — это тоже большая беда. В первую очередь, конечно, нет никаких приспособлений, пандусов и поручней. Малыши регулярно там падают, травмируются, а тюремщики эти происшествия скрывают.
В камерах, к примеру, в Санкт-Петербурге, висит специальный телефон. Заключенные звонят и просят вывести их с детьми на прогулку. Им отвечают: готовьтесь к выходу и ждите. Малышей одевают. А тюремщики не спешат. Через полчаса ожидания детки успевают вспотеть. Их начинают раздевать. Потом наконец приходит конвой: «Ах вы еще не готовы?» — и уходят.
Гулять дети заключенных должны на уличной площадке, где должна быть минимальная какая-то зелень, песочница… Так вот в Удмуртии моя коллега из ОНК как-то была в тюрьме и попросила показать ей такую детскую площадку. Показали кусочек земли, где ни одной травинки нет. Она спросила, почему так. А ей ответили: «Откуда же здесь свет солнечный, чтобы что-нибудь выросло?» Так что дети растут, не видя солнечного света.
В колониях детки тоже все время за колючей проволокой. Окружающего мира, природы они не видят. И бывает, что зэчки в тех местах, где это можно, поднимают их на руки, чтобы малыши полюбовались тем, что за забором происходит. На машины, деревья, прохожих. Это трогательно и печально весьма.
Чем питаются тюремные дети, лишенные материнского молока?
Смеси, пюре в банках. Никакого разнообразия, конечно же, здесь нет. Плюс ко всему это все нужно греть, и по правилам в камерах должны стоять плиты, какие-то чайники элементарные. Но часто бывает так, что все это выдается только к прибытию комиссии. А потом опять все забирают. Об этом рассказывала наша подопечная из Воронежа, например.
А игрушки?
Если никто не передаст, не принесет, то ничего у них не будет. Я вот, когда хожу, беру с собой всегда понемногу. Хорошо, что на входе хоть не отнимают.
Все, что вы рассказываете, выглядит довольно мрачно. А какие-то подвижки позитивные у нас есть?
При колониях в России существует 13 домов ребенка, туда матерей пускают на несколько часов в день. О том, насколько качественно там следят за детьми, говорит недавний эпизод, когда ребенок срыгнул и умер от того, что захлебнулся.
Последние годы в качестве эксперимента некоторым матерям в колониях разрешили проживать совместно с ребенком. Вот и весь позитив.
Некоторые обыватели думают, что сидеть с ребенком — значит обеспечить себе привилегированное положение. На самом деле для администрации это мощный рычаг давления на заключенную. Они могут в любой момент их разъединить по какому-нибудь надуманному поводу. Это жизнь в постоянном страхе. Ужас.
А с трех лет ребенка у нее забирают. Это расставание проходит тяжело как для малышей, так и для их матерей. Причем, разумеется, разлучаются они сразу. Без какой-либо подготовительной работы, тем более психологической.
Ужасно то, что действующее российское законодательство позволяет как смягчать наказание для женщин с детьми, так и освобождать их раньше, но эти нормы не работают. И вот мы создали петицию, чтобы привлечь внимание к этой проблеме и добиться перемен.
Сколько человек ее подписали?
19 тысяч подписей набралось. Сейчас мы рассылаем письма региональным омбудсменам ― просим их поддержать нашу инициативу. Это долгая, поэтапная работа. У нас общество не очень гуманное пока.
Был недавно случай, когда женщина, имеющая определенный административный ресурс, получила отсрочку от наказания из-за наличия малолетних детей. И люди собирали подписи, чтобы ее посадить. Она сбила насмерть двоих человек.
По-вашему, беременных и матерей с грудными детьми вообще сажать нельзя?
Нет, конечно. Мы добивались того, чтобы перестали сажать женщин за преступления средней и небольшой тяжести. Таким вполне можно заменить тюрьму домашним арестом с электронным браслетом. Это вопрос не матери, а ребенка, который ни в чем не виноват и имеет право расти в тех же дворах, где и его «свободные» сверстники.
Я так понимаю, что чаще всего эти женщины сидят за незаконный оборот наркотиков?
Да, примерно 40 процентов — за это. Одна девушка беременная попала в камеру за обычную кражу. Ранее не судимая. Вот это меня удивило. Оказалось, что она мигрантка. За то, что гражданства российского у нее нет, получается, посадили.
Если вычесть убийства и тяжкие телесные повреждения, то есть действительно опасные для общества проступки, то…
Осужденных за ненасильственные преступления у нас примерно 65-67 процентов.
Что происходит с детьми после освобождения? Как на их развитии сказывается то, что первые годы жизни они провели в камере?
Плохо сказывается. Часто есть отставание в развитии. Букет заболеваний. Вот одна женщина рассказывала недавно, что после освобождения попала с ребенком к педиатру, и у того волосы на голове встали: «Где вы были? У вас ни одной прививки» ― и так далее. Она ему ответила, что в глухой деревне жили. Боятся рассказывать, что в тюрьме ребенок был. Ведь у нас какое отношение в обществе к тем, кто за решеткой побывал? Они воспринимаются как заразные, прокаженные и становятся отверженными.
Неизбежная рубрика «а как у них на Западе?»
Я общался с Ханной Касински ― заместителем омбудсмена в Польше. Она занималась составлением всего необходимого для ребенка, находящегося в тюрьме. У них специальные учреждения, где матери с детьми содержатся. Там нет решеток на окнах. Сотрудники не имеют право ходить в форме, чтобы не травмировать ребенка. Это такой переходный вариант между нами и Норвегией, где беременных или женщин с детьми вообще не сажают. Делают отсрочку или избирают другую меру наказания.
Может, сразу в роддоме разлучать детей с матерями? По крайней мере у нас в России, где сидеть тяжело и взрослым, и малышам.
Я вам скажу, что на моей памяти был всего один случай, когда девочка-заключенная хотела прервать беременность. У нее был ВИЧ-статус. Ее переводили из колонии-поселения в обычную, и она попросила, чтобы ей сделали аборт. Всего один случай.
А на воле статистика совсем иная. Сложно сказать, откуда это желание и упорство в стремлении родить ребенка у наших сиделиц, но я много раз видел, какую радость испытывают они, когда возятся с детьми, и как рады малыши своим матерям. А главное, материнство часто круто меняет человека, исправляет его, если хотите. И, поддерживая этот институт, мы, получается, способствуем искоренению преступности, а не ее росту. Это, знаете ли, есть такое предубеждение у людей — мол, человек, рожденный в тюрьме, должен обязательно преступником стать. Только в жизни все иначе.