Слово «кооператор» на закате СССР, в конце 80-х годов, воспринималось в обществе как ругательное, равнозначное махинатору и вору. Неудивительно — ведь «советским предпринимателям» позволялось то, за что в уголовном кодексе вроде бы полагалось наказание согласно статье «спекуляция». «Лента.ру» рассказывает о множестве лиц кооперации в истории СССР, а также о том, как кооператоры развалили страну.

Махинаторы и жулики

В 1989 году «Литературная газета» издавалась в Советском Союзе небывалым тиражом: 6,5 миллиона экземпляров. Тогда же и ВЦИОМ (в то время — Всесоюзный центр исследования общественного мнения) решил опросить пару тысяч человек о том, каким гражданам СССР показался ушедший 1988 год.

Анкету, на вопросы которой, по прикидкам исследователей, ответят 2000 человек, было решено опубликовать в той самой «Литературной газете». Но результат превзошел все ожидания — во ВЦИОМ пришло аж 190 тысяч анкет, которые пришлось разбирать рабочей группе, куда входили такие известные сейчас социологи, как Алексей Гражданкин, Лев Гудков и Юрий Левада.

Результаты оказались вполне предсказуемыми. Продовольствия не хватает, промтоваров тоже. Впереди — тоже все плохо. Забавно, но первостепенный страх населения (по крайней мере, многомиллионной армии читателей «Литературной газеты») заключался в ожидании технической аварии с катастрофическими последствиями — тут, определенно, сыграл свою роль Чернобыль. Видно было, что граждане транслируют повестку из прессы: рассказали о том, что свирепствует сальмонелла? Будем ждать эпидемий. Пишут об экологии? Ждем экологической катастрофы.

Но в одном, похоже, общество сходилось. Лучше, по его мнению, становилось жить «махинаторам и жуликам», «работникам торговли», «частникам» — то есть проклятым спекулянтам, которым реформы только на руку. Но это, конечно, не самые популярные категории. Больше 50 процентов опрошенных тогда ответили, что лучше становится жить кооператорам (слово, которое зачастую использовалось как синоним «махинаторов и жуликов» и «частников»). Но как это вообще получилось? Откуда взялись частные лавочки в Стране Советов? Такого быть не может.

Призрак кооперации

Интересно, что, несмотря на прекращение политики НЭПа, в СССР до 1956 года существовал достаточно разветвленный сектор кооперативных производственных организаций (артелей) и кустарей-единоличников, находившийся в ведении местных властей. Это, конечно, была далеко не рыночная экономика, однако чтобы заказать у артели производство тех или иных товаров, не было необходимости вносить эту деятельность, а также расходы и доходы с ней связанные, в пятилетний план, разрабатываемый в центре.

Конец всему этому «безобразию» положил Хрущев в 1956 году, когда Совмин и ЦК КПСС приказал не позже 1960 года передать в госсобственность все объекты и финансовые структуры промысловой кооперации. Впрочем, нельзя не учитывать и тот факт, что промысловая кооперация всегда была бельмом на глазу и сталинского СССР, который рассматривал ее как тормозящую прогресс. Мелкие мастерские, комбинаты и артели, как писала газета «Правда» в начале 50-х годов, обладают развитым административным аппаратом, и при этом на них очень сложно внедрять новые технологии.

В результате было принято решение укрупнять такие производственные предприятия. Но уже в 1955 году на пленуме ЦК КПСС говорят о том, что в результате эти структуры перестают отличаться от государственных, продукцию выдают хуже, а себестоимость ее — выше. Решение нашли сразу и без особых консультаций и проверок — передать их в руки государства, и дело с концом. И тут важно понимать, что у таких предприятий была своя торговая сеть, с помощью которой они продавали населению свою продукцию. Она, разумеется, тоже перешла в руки государства.

Тем не менее, формально потребительские кооперативы никуда не исчезли. При этом такие объединения граждан нельзя было назвать полноценными кооперативами — они представляли собой полугосударственные образования, подчиненные, в конечном итоге, центру.

Как работали эти структуры, хорошо описано в работе историка А. А. Кирюхина: «Кооперация на местах должна была решать социально-бытовые проблемы населения. Например, в сельской местности была потребность в строительстве магазина. В ответ на эту потребность райпотребсоюз организационно и материально помогал самим жителям данной местности строить помещение, которое в итоге переходило в государственную собственность».

При этом важно отметить, что ни о каком извлечении легальной коммерческой выгоды для руководства и работников подобных объединений речь не шла, и потому они страдали от того же, что и крупные государственные предприятия: разгильдяйство, отсутствие надлежащего контроля качества и растрата ресурсов.

Ленинским путем

В марте 1985 года, когда Михаил Горбачев стал генеральным секретарем КПСС, в его руках оказалась страна, обладающая ядерным оружием и огромной военной мощью, ведущая экспорт природных ресурсов, но при этом не способная обеспечить граждан достаточным объемом потребительских товаров. Экономика СССР, которая еще в 60-е годы росла на 5 процентов в год, за времена застоя скатилась до 3 процентов, а к середине восьмидесятых этот показатель составлял всего 2 процента.

Технологии, которые обеспечивали ее рост в середине века, безнадежно устаревали, и угнаться за стремительно оторвавшимся Западом было уже невозможно. Как это было принято в СССР и России, корень всех неудач начали искать в прошлом руководстве страны — Брежнев, застой и так далее. Однако все же многим было понятно, что грядущий кризис был достаточно прочно заложен в существующую административно-командную систему.

Что делать? Попытавшись продолжить линию Андропова, Горбачев стал бороться с пьянством, разгильдяйством и бюрократией в рамках существующей системы — что, разумеется, плодов не принесло. Ну а вырубленные в ходе антиалкогольной кампании 1985 года виноградники ему припоминают до сих пор (хотя он отнекивается, говоря, что таких указаний не давал).

К 1988 году стало очевидно, что без радикальных преобразований экономику ждет неминуемый крах, и никакие примочки тут не помогут. Начинается та самая перестройка — переход госпредприятий на хозрасчет и, фактически, легализация малого бизнеса под вывеской «кооперации». В своей книге «Перестройка и новое мышление», вышедшей в 1987 году, Горбачев объяснял необходимость таких шагов построением не «идеалистического», а реалистичного — и при этом «ленинского» социализма. Генсек указывал: вот, после окончания Гражданской войны Владимир Ильич объявил новую экономическую политику (НЭП), и мы сейчас сделаем то же самое. И, что самое главное, останемся при этом верны делу вождя мирового пролетариата — ведь если ему можно, почему нам нельзя?

Помимо прочего, в одной из последних работ Ленина «О кооперации» содержались такие строки: «строй цивилизованных кооператоров при общественной собственности на средства производства, при классовой победе пролетариата над буржуазией — это есть строй социализма». Они отлично ложились в общую концепцию новых реформ (хотя вождь писал не о том, как спасти давно забуксовавшую экономику СССР времен его заката, а о том, как привести к социализму страну с преобладанием крестьянского населения). Значит, кооперативам — быть.

Легальные спекулянты

Быть-то — быть, но не относиться к новой форме легальной экономической деятельности без подозрения и желания ее немедленно зарегулировать власти в рамках существующей системы просто не могли. По сути, с точки зрения советского государства почти все новоявленные «кооператоры» являлись спекулянтами — потому что не заключать спекулятивные сделки кооперативы просто не могли. При этом в уголовном кодексе страны эта самая статья за спекуляцию — то есть за «куплю-продажу товаров с целью наживы» сохранялась!

Можно, конечно, возразить, что, по идее, кооперативы должны были производить свою продукцию, а не перепродавать чужую. Но, как пишут в своей работе историки C.В. Богданов, В.Г. Остапюк и Ю.А. Комнатная, «в условиях существовавшего планово-централизованного распределения сырья, материалов, государственного финансирования, всесилия бюрократического аппарата любой производительный вид деятельности был чрезвычайно затруднен. Делать деньги «из воздуха» было привлекательней, проще, и норма прибыли к тому же была значительно выше».

Схемы, с помощью которых эта деятельность осуществлялась, сейчас могут показаться достаточно смешными. Вот выдержка из доклада, прозвучавшего на IX пленуме Омского обкома партии: «Кооператив «Омега» при объединении «Кружевница» скупает в государственной торговле готовые трикотажные изделия и переделывает их на шапочки, которые реализует на рынках города по спекулятивным ценам».

Что делать в такой ситуации? Конечно, обложить новоявленных дельцов налогом, да побольше, чтобы знали свое место. Но проблема состояла в том, что никто не знал, как это делать. Интересным свидетельством разработки стратегии «на коленке» являются воспоминания председателя ассоциации кооператоров в Набережных Челнах Леонида Онушко (впоследствии — основателя одного из первых частных банков в СССР), которого летом 1988 года вызвали на заседание Совмина СССР.

Он рассказывает, как председатель Совета министров Николай Рыжков просит академика Абалкина прямо сейчас подсчитать, сколько денег можно будет оставлять кооператорам «объективно при честной работе» в месяц. Через пять минут академик объявляет, что, согласно тут же произведенным им расчетам, оставлять можно будет где-то тысячу рублей. Рыжков не очень доволен и дружески говорит академику, мол, ты того, Леонид Иванович, давай пересчитывай. Леонид Иванович быстро пересчитывает, и оказывается, «если учесть специфику, 700 рублей будет достаточно». Эта цифра удовлетворяет Рыжкова.

Эта совершенно бредово выглядящая сценка очень не нравится Онушко, который лезет на трибуну и заявляет, что так дело не пойдет, и подобные инициативы загубят все дело. В результате на дискуссии вопрос о том, нужно ли определять какой-то лимит доходов кооператоров, не был решен, зато Онушко, общаясь с Рыжковым в кулуарах, наконец-то сдвинул с места вопрос о создании частных банков.

Не по правилам

Думая, что новая кооперация ограничится локальными проектами — такими, как кафе, мастерскими или, скажем, кооператив по вопросам снабжения, власть считала, что «советского предпринимателя» так или иначе удастся удержать в рамках социалистической системы — как это происходило, скажем, в Югославии или Венгрии. Но, как замечают в своей работе историки Андрей Кабацков и Анна Киммерлинг, к 1990 году все иллюзии на этот счет развеялись.

За пару лет многие кооператоры успели наладить неплохие связи с директорами госпредприятий, за счет чего обе стороны получали неплохую выгоду. Вскоре подоспели и законодательные изменения — в 1990 году был принят ряд законов, фактически легализовавший приватизацию предприятий — чем и стали заниматься кооператоры, приобретая заводы и фабрики. В одночасье ломалась централизованная система снабжения — ее место очень быстро занимали товарно-сырьевые биржи, на которых сырье и товары распределялись по принципу рыночной экономики.

И, скорее всего, именно этот момент можно считать окончательным крахом старой парадигмы существования — а вовсе не августовский путч 1991 года, просто поставивший жирную точку в вопросе. Если командно-административная система уже не является краеугольным камнем бытия, с какой стати на нее нужно молиться? Это отлично почувствовало и общество, осознавшее, что привычная карьерная лестница, подразумевавшая членство в партии, перестает работать — тогда, в 1990 году, начались массовые выходы из КПСС.

Эксцентричная комедия

Было бы наивно и глупо винить «советских предпринимателей», кооператоров в крахе, как это сейчас модно говорить, «великой страны», или в том, что они не оправдали ожидания таких людей, как Николай Рыжков или Леонид Абалкин. Все завершилось быстро и максимально логично, еще до того, как власти успели сами понять, что происходит.

С другой стороны, наивно было бы рассматривать перестроечную кооперацию как однозначную добродетель. Конечно же, получив невиданную ранее свободу, новые предприниматели занялись в своем большинстве только одним: набиванием собственных карманов деньгами, как в последний раз. При этом, не чувствуя особого противодействия, они мастерски уклонялись от всевозможных налогов и сборов, запутывая бухгалтерскую отчетность.

Неудивительно, что все эти факты сформировали в головах граждан противоречивый образ кооператора: с одной стороны, без него вроде бы уже и нельзя, с другой стороны, это прохвост, на которого деньги с неба сыплются, а нам — шиш с маслом. Как показывал опрос населения, проведенный Госкомстатом СССР в 1989 году, люди связывали с кооперацией все негативные явления в жизни страны: увеличение дефицита в торговле, рост преступной деятельности…

Конечно, кооперация помогла вывести из «тени» множество структур, но на замену им создавались новые. Фактически, кооператор так или иначе просто не мог не быть преступником, так как к этому толкало его несовершенное в плане частного предпринимательства законодательство (и тут важно упомянуть практически обязательную необходимость дачи взяток должностным лицам, без чего было практически невозможно осуществлять полноценную предпринимательскую деятельность). Как следствие, именно эта среда, вероятно, и сформировала будущего российского предпринимателя таким, каким он представлялся в 90-е годы, да и, что греха таить, представляется сейчас.

Кооператор не оправдал надежд советского руководства времен заката СССР. Он не стал играть по правилам и потихоньку переводить экономику страны на рыночные рельсы — он хватал то, что можно схватить и ковал деньги, пока горячо. Вместо очередного производственного киноромана, власти Советского Союза получили эксцентричную комедию с абсурдным концом. Примерно такую, как «Частный детектив, или операция «Кооперация»» Леонида Гайдая, снятая в 1989 году. Кстати, на удивление паршивый фильм на фоне остальных работ мастера.

Что представляла собой советская прописка? Похоже, россияне почти забыли, какие права давала и чем отличалась от современной регистрации по месту жительства. «Лента.ру» рассказывает об истории и сути прописки, а также о том, как аферисты ради нее заключали фиктивные браки.

Приличный мужчина

Мама познакомилась с папой в Большом театре. Два неудачных брака, распавшихся по совершенно дурацким, как она признавалась потом, причинам, убедили ее в том, что порядочных мужчин стоит искать в соответствующем месте. Маме было 35 лет, детей у нее не было, а время поджимало. Вот так и получилось, что Юрий Карпов оказался, с ее точки зрения, достойной кандидатурой на роль третьего мужа.

Смущало одно: прописан он был не в Москве, а в Подмосковье, где работал на заводе «Звезда». В особенности это беспокоило маминых родителей. Однако решили, что страхи эти выглядят глупо, тем более что Юрий имел вполне достойную профессию — инженер. У мамы была однокомнатная московская квартира, и после свадьбы мужа прописали в ней. Так у Юрия появилась московская прописка.

Дальше события развивались очень быстро. Как только мама забеременела, инженер из Подмосковья начал вести себя вызывающе мерзко. Не появлялся дома целыми днями, хамил, ругался с мамиными родителями. Наконец, настал день, когда стало понятно: развод неминуем, более того — он отлично вписывался в планы Юрия.

Тут он развернулся по полной: заявил свои права на московскую квартиру, в которой был прописан. На дачу, участок под которую был получен им от завода, но все постройки были сделаны на деньги родителей жены. Даже на неплохую библиотеку, которую мама собирала годами. К счастью, библиотека — единственное, что ему удалось отсудить, а из квартиры его по решению суда успешно выписали.

Но с тех пор мама не верила никому. Не выходила больше замуж и не вступала в новые отношения, полностью посвятив себя работе, пока подрастающий сын сидел с дедушкой и бабушкой дома. Булгаковский Воланд говорил, что москвичей испортил квартирный вопрос. Это, несомненно, так. И прописка, как неотъемлемая часть этого вопроса, искалечила их души.

Я достаю из широких штанин

Советскую систему внутренних паспортов ввели в действие постановлением Совета народных комиссаров от 27 декабря 1932 года. Она стала логичным продолжением практик ограничения мобильности населения, существовавших в конце 1920-х годов. Входящий в свои «золотые годы» сталинский режим лишь закрепил их. Паспорт, призванный установить личность гражданина, его национальность, то, состоит ли он в браке, и, конечно же, где он прописан, быстро стал основным инструментом социального, политического и экономического контроля населения.

Согласно тексту постановления, паспортизации подлежали жители городов, поселков, районных центров, работники машинно-тракторных станций, люди, проживающие в 100-километровой зоне вблизи больших поселений, и колхозники. При этом обитатели преимущественно сельских территорий были исключены из системы — то есть крестьяне, кочевники, представители малых народов оставались без паспорта. И это, прежде всего, значило, что они не имеют права проживать на «режимных» территориях — тех, жители которых поголовно имели этот документ и прописку.

Паспорт выдавался на три года всем, кому исполнилось 16 лет. Единственным исключением были военнослужащие и временно пребывающие на режимной территории граждане из нережимных. Теперь паспорт становился единственным документом, подтверждающим личность его носителя. Он был обязан в течение 24 часов с момента приезда в другой город, отличный от места его прописки, зарегистрироваться по месту проживания, предъявлять его при поступлении на работу или по просьбе милиционера.

Получение постоянного паспорта стоило три рубля, временного — рубль, а за проживание без или с недействительным паспортом полагался штраф в размере 100 рублей.

Согласно официальной формулировке, паспортная система вводилась для получения точной статистики о населении страны, а также для того, чтобы своевременно депортировать с режимных территорий тунеядцев, кулаков, преступников и других антисоциальных элементов. И режим был строгий — приезжему нужно было иметь при себе документы, подтверждающие цель визита (деловая поездка, юбилей и так далее). Если в отделении милиции ему отказывали в регистрации, то он должен был покинуть населенный пункт в течение 24 часов. За повторное нарушение такого толка полагалось до шести месяцев в исправительно-трудовом лагере.

В 1935 году срок действия паспорта продлили до пяти лет, а в 1937-м стали требовать предоставлять обязательно две фотографии. Кстати, ведь обычно никто не задумывается, зачем это нужно. Конечно, сейчас, когда есть сканеры и копиры и вся информация хранится в цифровых базах данных, она носит чисто ритуальный характер. Но в те годы одна из фотографий вклеивалась в паспорт, а другая отправлялась в архив НКВД — для возможных последующих разыскных мероприятий.

Интересно, что в 1934-1935 годах прошла паспортизация скота и, в том числе, лошадей. Государство боролось против нелегального забоя и поэтому стремилось поставить на учет каждое животное. По иронии, селяне представляли для властей меньшую ценность. Да и зачем колхознику паспорт? Согласно постановлению 1935 года он все равно был привязан к своему колхозу.

В 40-е годы паспортную систему еще более ужесточили. В законодательстве появился пункт, согласно которому лица с психическими заболеваниями не имели право на паспорт, а те, у кого он был, обязаны были регистрироваться по месту пребывания в отделении милиции вне зависимости от того, на какой территории они находились — режимной, или нет.

Все эти правила сохранялись до самой смерти Сталина в 1953 году. Сразу после этого было издано новое постановление, приведшее паспортную систему в более-менее современный вид. Так, например, паспорт выдавался на пять лет для 16-20-летних, на десять тем, кому исполнилось 20-40 лет, а после 40 становился бессрочным. С регистрацией можно было теперь проживать на режимной территории уже не три, а шесть месяцев без ее продления. Более того, селянам и колхозникам дозволялось посещать их на срок до 30 дней, имея с собой соответствующую справку из сельсовета. Были сделаны и другие послабления, ознаменовавшие начало хрущевской оттепели.

Последние крупные изменения были сделаны в паспортной системе в 1974 году, когда государство обязало всех своих граждан иметь паспорта, в том числе и тех, кто до этого проживал на нережимных территориях. По сути, это нужно было сделать давно — урбанизация шла полным ходом, сельское население так или иначе сокращалось, и смысла делать из горожан привилегированное сословие не было никакого. Исчезла необходимость во всевозможных справках и регистрации по месту проживания — ведь теперь паспорт был у всех, один, на всю жизнь, в который в 25 и 40 лет просто вклеивалась новая фотография.

Права и обязанности

Конечно же, самым важным штампом в советском паспорте был штамп о прописке. И получить московскую прописку было делом очень сложным. Прежде всего, стоит понимать, что практически весь советский жилищный фонд принадлежал государству, которое отвечало за строительство недвижимости и распределение жилплощади между гражданами.

Что означала прописка для самого советского человека? Прежде всего, она свидетельствовала о том, что он, конкретный Иван Иванович Иванов, имеет право проживать в конкретной квартире по такому-то адресу. И это вовсе не означало, что квартира ему принадлежала — он просто проживал в ней потому, что государство дало ему право это делать. Вселялись в новую квартиру по ордеру, полученному в местном исполкоме, а выделялась жилплощадь предприятием, на котором работал гражданин.

Поскольку частная предпринимательская деятельность была запрещена, в СССР, нельзя было легально не то что продать квартиру, но и, формально, даже продать другому человеку книгу — то есть самостоятельно извлечь прибыль за счет продажи собственности. Конечно, на такие мелочи власть не обращала внимания, но суть советского законодательства была именно такова.

Квартиры — другое дело. Во-первых, как уже было сказано выше, они находились в собственности государства и ни с какого боку не могли принадлежать частному лицу. Во-вторых, прописка сама по себе работала как важнейший фактор ограничения мобильности советского человека, и дать ему право по своей воле распоряжаться тем, где жить, противоречило бы ее смыслу.

Поэтому единственным легальным способом сменить место жительства был обмен квартиры — иногда с доплатой. Причем доплата чаще всего была «черной», то есть наличными в руки одной из сторон сделки. Вот один из способов получения новой прописки.

Но и тут существовала куча проблем. Шансы обменять квартиру в том же Воронеже на квартиру примерно той же площади в Москве были мизерными — если в дело не вмешивалось какое-нибудь московское государственное предприятие или контора.

В своей работе, посвященной советскому жилищному вопросу, историк Генри Мортон приводит следующую историю, которую ему рассказали лично. В московской семье, состоявшей из жены, мужа и их трехлетнего сына произошло несчастье: жена погибла в автокатастрофе, оставив мужа с ребенком одного. Родители вдовца, жившие во Владимире в двухкомнатной квартире, захотели переехать в столицу, чтобы помочь сыну ухаживать за внуком в такое непростое время.

Многие месяцы дед пытался организовать обмен квартиры на московскую. Наконец он, будучи высокоранговым офицером советской армии, попытался воспользоваться своими связями среди московских военных. Это предприятие увенчалось успехом, однако для этого им пришлось поменять одну за другой пять квартир в разных городах все ближе и ближе к столице, чтобы наконец получить московскую прописку и заселиться в московскую однушку.

Квартирный ответ

Была, впрочем, еще одна возможность получить жилплощадь в Москве, если отмести дачу взятки госчиновнику и личные связи в органах власти, которые активно эксплуатировали брачные аферисты, — когда молодая семья съезжалась на жилплощади одного из супругов, второй получал возможность прописаться на ней. А кто же не хочет получить московскую или ленинградскую прописку, когда у тебя, скажем, вологодская? А потом можно и развестись, а жилплощадь поделить через суд. В самом деле, прописка у тебя одна, должен же ты где-то жить, раз брак не сложился. Именно жертвой такой аферы стала жена Юрия Карпова.

Чтобы не быть голословными, посмотрим, как об этом писала советская пресса. Например, вот материал «Брачные аферисты» из журнала «Советская милиция» за 1990 год. «Гражданин Нилов предложил зарегистрировать с ним брак. Я согласилась. Мы договорились о цене. Он передал мне 10 тысяч рублей. Ему была нужна только прописка», — начинается заметка ссылкой на показания некоей Комаровой. Далее текст оригинала отлично раскрывает суть явления:

К сожалению, это явление весьма распространено. В судах есть категория о признании брака недействительным. Знакомишься с такими делами и видишь перед собой аферисток и аферистов, не гнушающихся нажиться за чужой счет на самом святом — человеческих чувствах. Вся низость в том, что одна сторона по-настоящему бывает влюблена, доверяется, надеется создать семью. Для другой мотив один — удовлетворить свои интересы.

Широко распространена такая разновидность брачной аферы, как регистрация брака с целью получить прописку. Аферист, прописавшись на площадь «любимой жены» (либо дождавшись улучшения условий), расторгает брак, предъявляет в суд иск о разделе площади, нередко нарушая при этом предварительную договоренность.

В Перовском нарсуде города Москвы довелось изучить необычное дело. Брачными аферистами выступила супружеская пара.

После расторжения брака они продали дом. Приехали из Средней Азии в Москву. Жили в отдельной однокомнатной квартире, которую им снимали родственники. Как таковая семья не распадалась. Мир и любовь в ней сохранилась. Но решили во что бы то ни стало заиметь столичную прописку. Каждый из них вступил в фиктивный брак. Стоимость брачного союза — договорная. Бывшая жена новому супругу предлагает восемь, а бывший муж новой супруге — десять тысяч.

Аферистам удалось приобрести и прописку, и жилье, сделав обмен с доплатой. Но сколько веревочке ни виться — конец будет. Уловив стремление афериста в нарушение договоренности оттяпать себе часть жилой площади, новая супруга обратилась с иском в суд о признании брака недействительным. Прокурору района направила чистосердечное признание в содеянном.

Афера не удалась. Брак признан недействительным, аферист подлежит выписке и выселению с занимаемой жилой площади. При наличии подлога документов или какой-то другой фальсификации — к нему возможно и применение уголовного закона.

* * *

Страх и благоговение перед пропиской никуда не делись, они живут в сознании жителей больших российских городов до сих пор. Эти чувства имеют абсолютно иррациональный характер. Бесполезно объяснять согражданам, что современная регистрация по месту проживания не дает никаких прав на жилплощадь, а институт прописки был полностью отменен в начале 1990-х годов. Чтобы хозяин добровольно оформил долю в квартире на иногороднего квартиросъемщика, должно произойти нечто из ряда вон выходящее.

Корень этих страхов понятен: сейчас, когда большая часть жилплощади имеет частного владельца, приватизирована, регистрация по месту жительства носит уведомительный характер: вот такой-то проживает в этом городе по указанному адресу. Советская прописка же, в условиях отсутствия частной собственности на квартиру, действительно означала, что данный гражданин имеет право проживать в данном помещении и являлась единственным подтверждением этого права. Но ситуация повторяется во многих семьях из года в год: сынок, а твоя девочка откуда? Из Омска? Все понятно! Ей московская прописка нужна!

В Орле завершается беспрецедентный для современной России уголовный судебный процесс за проповедь христианской религии. Подсудимый — датчанин Деннис Кристенсен. Он стал первым, но теперь уже далеко не единственным «Свидетелем Иеговы», подвергшимся гонениям с момента запрета одноименной юридической организации. Главный свидетель обвинения напоминает Иуду. Он открыто посещал собрания верующих, а затем тайно выдал проповедника тем, кто давно искал повод разделаться с Кристенсеном и его единоверцами. Решение суда будет оглашено 6 февраля. Обвинение попросило для датчанина 6,5 лет заключения. Подробности этой почти евангельской истории — в репортаже «Ленты.ру».

Массивное здание орловской областной администрации стоит за спиной бронзового Ленина. Правая рука вождя революции находится почти на уровне пояса и повернута ладонью книзу, будто бы Ильич говорит: «Тише, ребята, тише!»

Однако Ленин тут уже не командует. В октябре 2016 года в историческом центре Орла (у слияния Орлика и Оки) появился памятник основателю города Ивану IV Грозному — первый в России. В правой руке над головой царь, сидящий верхом на коне, держит православный крест. В этом образе все ясно и просто.

По стечению обстоятельств открытие монумента совпало со вступлением в силу решения суда о запрете организации «Свидетели Иеговы «Орел»». Это событие стало судьбоносным для Денниса Кристенсена и его единоверцев.

Датчанину Деннису Кристенсену 46 лет.

Деннис выглядит инопланетянином даже на фоне своих собратьев по вере. В Россию он отправился с высокой целью приобщения жителей этой суровой северной страны к истинной (на его взгляд) вере. Однако у «Свидетелей» для этих целей есть институт профессиональных миссионеров, получающих зарплату. Кристенсену же приходилось рассчитывать только на себя.

Половину своей жизни он провел в России: в 1995-м приехал в Санкт-Петербург в качестве волонтера для строительства зданий «Свидетелей Иеговы», а в 1999-м поселился в Мурманске, где познакомился со своей женой Ириной.

Кристенсен родился и вырос в семье «Свидетелей Иеговы». С истовой верой связан и выбор профессии: подражая Христу, Деннис выучился на плотника, а с годами стал мастером на все руки, способным построить дом с фундамента до крыши или сделать качественный ремонт «под ключ».

Учитывая, что отец у него обычный продавец, а мать — уборщица, родители ему помочь ничем не могли. Плюс ко всему Деннис практически не знал русского языка.

Было тяжело. Первое время приходилось перебиваться случайными заработками, а еще Кристенсен на всю жизнь запомнил, как тогда в Мурманске часами стоял за продуктами.

Однако долго профессиональному плотнику и строителю, не имеющему проблем с алкоголем, без работы сидеть не пришлось. Постепенно к нему образовалась очередь из клиентов.

Все свободное время Деннис посвящал местной общине «Свидетелей Иеговы», где познакомился с мурманчанкой Ириной. Семья Ирины не разделяла ее религиозных взглядов. До тех пор, пока она не нашла себе такого работящего и энергичного спутника жизни.

Сперва супруги поселились в 11-метровой комнате в мурманской коммуналке, а затем перебрались в отдельную квартиру. В 2006 году они переехали в Орел, где и климат лучше, и цены ниже. С годами соседи по дому полюбили Кристенсенов и в особенности Денниса. К нему как к мастеру на все руки постоянно обращались за помощью. Он старался никому не отказывать. Даже сейчас, спустя почти два года с момента его задержания, здесь все еще надеются на его скорое возвращение, рассказывают о построенной им детской площадке, о том, как Кристенсен и другие «Свидетели» собирали мусор в городе.

В квартире у Денниса и Ирины пачками лежат письма со словами поддержки, которые приходят со всего мира.

«Ему и в изолятор постоянно носят письма. Десятками в день. Он какие-то из них показывает во время заседаний», — говорит Ирина.

Еще несколько лет назад они с мужем не могли бы представить, что произойдет с ними в мае 2017 года. Сначала «маски-шоу» в доме, где проходило очередное богослужение. Затем ночной обыск у них в квартире.

«Я спрашивала: что вы ищите? Чем я могу помочь? Мне отвечали: запрещенные материалы. Тогда много чего изъяли, но позднее все вернули обратно — ничего экстремистского не обнаружили», — говорит Ирина.

Кристенсен был главой семьи, а его золотые руки — основным источником дохода. После ареста мужа у Ирины опустились руки. Ей, простой соцработнице, приходилось не только обеспечивать себя, но и оплачивать услуги адвоката. В данном случае благо, что детей у Кристенсенов нет.

А еще Ирине нужно было приспосабливаться к давлению со стороны спецслужб. Она вдруг оказалась героиней какой-то шпионской драмы.

«После ареста мужа меня четыре часа допрашивали в ФСБ. Пытались на меня кричать, давить. Потом за мной долго вели слежку. Несколько месяцев. Я уже даже с ними здоровалась», — вспоминает она.

Ирина регулярно носит передачи в изолятор. Ее там уже хорошо знают. Права на свидания с мужем она добивалась через суд, так как следователь ей отказал. Другие проблемы помогали снимать представители посольства Дании. Они приезжают к Кристенсену в СИЗО раз в месяц.

Тюремные свидания, по словам женщины, приносят больше грусти, чем радости. «Общаемся через решетку и стекло, не имея возможности дотронуться друг до друга. Это очень тяжело», — говорит она.

Однако Деннис даже в изоляторе продолжает излучать вокруг энергию и радость. Отношения с другими сидельцами у него хорошие. Был случай, когда на построении датчанина предупредили, что к нему в камеру подсадили стукача.

«За это время через нее прошли многие, — продолжает Ирина. — Муж старается поддерживать тех, у кого опускаются руки. Как правило, это молодые двадцатилетние парни, которых задержали за наркотики».

Впрочем, жена не считает Денниса талантливым проповедником — мол, для этого он еще не слишком хорошо говорит по-русски. Его коньком всегда было дело, а не красивые слова.

Планов уехать из России у Кристенсенов в случае освобождения Денниса пока нет. Сейчас голову Ирины и друзей датчанина занимает лишь вопрос о том, какое наказание назначит судья? Удовлетворит ли требование обвинителей, попросивших дать проповеднику 6,5 лет тюрьмы или отпустит сразу, зачтя приличный срок отбытия в СИЗО?

Надежды на оправдательный приговор у самого Денниса нет. Он до сих пор не понимает, какое преступление совершил и чем опасен для окружающих. Как и Христос, он жил, работал и говорил на глазах у всех, ни причиняя никому никакого вреда.

Железнодорожный районный суд Орла украшает памятная доска. В 1898 году в этом здании три дня жил сам Лев Толстой, прибывший в город, чтобы увидеть, как живут заключенные (для романа «Воскресение»). Теперь же этот исторический дом на улице Горького невольно стал местом регулярных собраний орловских «Свидетелей Иеговы». Дело членов их общины — а по версии ФСБ, ее главы Денниса Кристенсена — попало сюда еще в феврале 2018 года.

Иеговисты числом в десять-пятнадцать человек стараются приходить на каждое слушание. Взаимная поддержка для них — вещь принципиальная. «Пару недель и мы обставим Нюрнбергский процесс (суд над лидерами нацистской Германии шел с 20 октября 1945 по 1 ноября 1946 года)», — заметил с улыбкой один из посетителей.

Кристенсен должен был выступить с последним словом перед вынесением приговора в понедельник, 28 января, но заседание перенесли из-за болезни судьи и переводчика. Об этом, как того требуют формальности, заявила собравшимся председатель суда, подчеркнув, что дату и время следующего заседания обозначить пока не может.

Между тем специально ради того, чтобы увидеть Денниса и поддержать его, из Москвы в Орел в тот день приехал сопредседатель Московской Хельсинской группы, советский диссидент Валерий Борщев.

«В советское время за веру преследовали представителей всех религиозных конфессий — это считалось антисоветской деятельностью и было по-своему понятно, — сказал Борщев. — А то, что сейчас происходит, эти обвинения в экстремизме удивили даже Владимира Путина, который назвал их полной чушью».

В том же 2006 году, когда Кристенсены перебрались в Орел, местный университет окончил Олег Кургюмов (фамилия героя изменена — прим. «Ленты.ру»). Молодой дипломированный культуролог решил посвятить себя науке, поступил в аспирантуру на кафедру отечественной России, попутно стал сотрудничать с кафедрой религиоведения и теологии.

Пока Кристенсен ремонтировал квартиры орловчан и в свободное время, как положено иеговисту, приставал к местным жителям с разговорами о Боге, Кургюмов преподавал, участвовал в научных конференциях и публиковался в научных изданиях. Он тоже постепенно погружался, если не в религиозную, то в церковную жизнь, как профессиональный теолог, как член «Орловского церковно-археологического общества» и «Православного теологического общества».

В 2016-м Кургюмов стал ходить в общину «Свидетелей Иеговы»: посещать богослужения, слушать проповеди и общаться с верующими. Никто ему не препятствовал и не предполагал, что у визитов орловского теолога далеко не научная цель.

Орловскую организацию «Свидетелей Иеговы» признали экстремистской по стандартному для таких случаев основанию «в связи с допущением неоднократных фактов распространения и хранения в целях массового распространения литературы, признанной экстремистскими материалами и запрещенной в Российской Федерации».

По словам Ирины Кристенсен, в юрлице фигурировали 13 человек — эти люди профессионально занимались делами общины. Ее мужа Денниса в их числе не было.

Всего же в Орле насчитывается три собрания иеговистов примерно по сто человек, и простым верующим юристы разъяснили, что это решение не может запретить им дальше исповедовать свою религию и отправлять культ, так как такое право гарантируется Конституцией. Такую позицию позднее подтвердил и Верховный суд России.

Но как совмещать запрет на организацию с этим правом, если, к примеру, миссионерство и участие в богослужениях, в случае с христианами всех конфессий, является обязанностью каждого верующего?

«Свидетели» в Орле сочли, что это сигнал от властей — «ведите себя тише». Они перестали ломиться в двери орловчан, как прежде, но богослужения проводили на том же месте: в приспособленном для этих целей частном доме на Железнодорожной улице. На здании не было характерной вывески «Зал царства», а брошюры стали читать в электронном виде — конспирация неважная, но никто из них серьезно к возможности «сесть за веру» в 21-м веке и не относился. А зря.

По версии следователей ФСБ, Кристенсен подрывал конституционный строй России разговорами о преимуществах «последователей религиозного учения «Свидетелей Иеговы» перед иными лицами, негативной оценке лиц, не являющихся последователями религиозного учения «Свидетелей Иеговы» и побуждении разрыва с ними родственных и семейных отношений». Еще Деннису предъявили призывы «к отказу от медицинского вмешательства, в том числе по экстренным показаниям для устранения угрозы жизни человека», а также в «непризнании государственных органов и органов местного самоуправления».

Кроме того, Деннису вменили организацию «религиозных выступлений и богослужений», а также «сбор финансовых средств под видом пожертвований».

Все свои действия датчанин якобы согласовывал с запрещенным с 20 апреля 2017 года «Управленческим центром «Свидетелей Иеговы в России»», получал от него литературу и бланки для оформления отказа от медвмешательства.

Кристенсен, как отмечено в деле, привлекал в религиозную организацию новых членов, а некоторых из них сделал своими помощниками. Он же давал указания о расходовании собранных с членов общины денег, а еще проверял и сам подписывал финансово-хозяйственную документацию.

Чекистам удалось установить, что на счета управленческой организации «Свидетелей Иеговы» благодаря Деннису поступило 63 903 рубля из орловского отделения.

Наконец, именно датчанин, по версии обвинения, учил единоверцев мерам конспирации и отслеживанию «окружающей обстановки на предмет выявления подозрительных лиц и автомобилей».

По словам орловского правозащитника и блогера Дмитрия Краюхина, делом Кристенсена занимались сотрудники отдела регионального УФСБ, возглавляемого господином Поздняковым. Они же собрали материалы на прославившегося пятью уголовными делами об экстремизме поэта и поселкового учителя из Орловской области Александра Бывшего, занявшего неправильную позицию по отношению к вопросу о присоединении Крыма к России.

Вслед за Кристенсеном уголовные дела были возбуждены еще в отношении троих здешних «Свидетелей Иеговы». Двое из них успели покинуть страну и теперь объявлены в международный розыск. Еще двое местных «Свидетелей» лишились работы, когда с их руководством поговорили комитетчики.

Остающиеся на свободе верующие теперь, по словам Ирины Кристенсен, собираются лишь небольшими группами по домам, но даже о таких частных встречах сотрудники ФСБ узнают заранее и обозначают свое присутствие в машине, припаркованной во дворе, стараясь, видимо, поддерживать в людях страх перед новыми обысками и арестами.

Неизвестно, по своей ли воле или по настоятельной просьбе чекистов, орловский преподаватель Олег Кургюмов стал посещать богослужения «Свидетелей Иеговы», но он, как настоящий агент, вел скрытую аудио- и видеозапись происходящего и именно полученные им сведения легли в основу обвинения.

Связаться с Кургюмовым корреспонденту «Ленты.ру» не удалось ни через коллег, ни через соцсети. Не исключено, что преподаватель дал чекистам подписку о неразглашении, а может, как евангельский Иуда, не рад последствиям своего «оперативного внедрения».

В суде он предстал в роли секретного свидетеля под кодовым именем «Алексей Ермолов» — тезкой легендарного русского генерала, покорителя Кавказа и, безусловно, главного героя для орловчан.

— Богослужения вы посещали добровольно? — спрашивал его адвокат Денниса на заседании.

— Да.

— Опасности от людей там не чувствовали?

— Нет. Все были дружелюбны.

Правозащитный центр «Мемориал» присвоил Деннису Кристенсена статус политзаключенного, а американская комиссия по международной религиозной свободе признала его узником совести. Дания стала третьим лицом в деле «Кристенсен против России» в ЕСПЧ.

А вот орловчан его дело интересует мало. На улицах жители обсуждают повышение цен на проезд в общественном транспорте с 17 до 20 рублей (для тех, кто платит наличкой).

Дмитрий Краюхин говорит, что борьбой с экстремизмом в региональном ФСБ занимаются далеко не дураки. Они выбирают тех, к кому у местного населения точно нет никакого сочувствия.

Краюхин также подчеркнул, что развернутая в последние годы кампания — это не первая попытка изгнать «Свидетелей» из Орла.

«Человек, который был у нас уполномоченным по делам религии в советское время, стал руководителем отдела по взаимодействию с религиозными организациями уже в России, и он пытался воспрепятствовать официальной регистрации иеговистов в Орле», — рассказывает блогер.

«Свидетелей» тогда выручил суд, который отменил решение регионального Минюста. И в июне 2001 года организация приобрела статус официального юридического лица.

Затем были случаи выступления против нее местных православных активистов. В апреле 2014 года два десятка человек устроили пикет возле здания ДК Всероссийского общества глухих, где иеговисты проводили свою «тайную вечерю».

Один из участников пикета Евгений Прозукин считает, что «Свидетели Иеговы» в Орле заслужили негативное отношение со стороны жителей своим агрессивным поведением.

«Представители этой секты порой вели проповедь прямо возле православного храма. Что это, если не провокация? Ходили по квартирам, хватали людей на улицах, — говорит Прозукин. — А когда мы устроили пикет, то прямо лезли своими фотоаппаратами в лицо. Очень нагло себя вели».

По его словам, проблема в не том, что «Свидетели» не православные, а в том, что они, в отличие от католиков и мусульман, ставили стену между собой и остальным обществом.

«Да, мы много раз слышали, что иеговисты — идейные пацифисты. Пожалуйста, ваш выбор, но они еще систематически отгораживают своих детей от участия в спортивных, культурно-массовых и других общественных мероприятиях. Сами не участвуют в выборах, и так далее», — перечисляет Евгений.

Прозукин не видит ничего удивительного, что внимание спецслужб привлек именно гражданин Дании, которого иеговисты не признают своим лидером.

«Может у них там наверху или за рубежом считают, что деньги можно только иностранцу доверить? Логично же? А «Свидетели» из местных — они же русские, стало быть, чего доброго еще и разворуют все», — улыбается орловчанин.

При этом Евгений не считает, что Кристенсена и его единоверцев нужно отправить в тюрьму. «Пускай едут в Данию!» — отмахивается он.

Деннис Кристенсен выступил с последним словом на заседании 30 января. «Лента.ру» приводит выдержки из его выступления, переведенные Александром Усковым.

« Вначале хочу поблагодарить мою любимую жену Ирину за ее поддержку и за её внимание и за любовь ко мне. Она присутствовала на всех судебных заседаниях и была верной на моей стороне. Ирина, я хочу, чтобы ты знала, что я очень люблю тебя и ценю все, что ты делала и делаешь для меня и для нас.

Я также хочу поблагодарить всех моих друзей, которые присутствовали на судебных заседаниях со мной. Видеть ваши улыбающиеся лица и слышать ваши голоса, все это было для меня большим ободрением и напоминало мне о том, что я не один Вы на деле исполняете слова, записанные в Притчах 17:17 «Друг любит во всякое время и, как брат, явится во время несчастья». Хочу от всего сердца поблагодарить вас!

Хочу обратиться к прокурорам. Я вообще не согласен с вами в этом деле, ни в ваших обвинениях, ни в ваших многих необоснованных заключениях. Но, я также знаю, что в вашей работе бывают разные другие задания, которые могут быть полезными для общества. Я хочу поблагодарить господина Фомина за его посещение в СИЗО. Он проверял все ли было в порядке в моей камере и есть ли у меня какие-нибудь пожелания или жалобы. Госпоже Наумовой хочу выразить отдельную благодарность за ее хороший настрой и за то, что она всегда держалась с достоинством и с улыбкой.

Участвовало много разных секретарей — все они работали очень профессионально и обеспечивали надлежащую организацию судебного процесса. Я хочу поблагодарить их всех.

Ваша честь, господин Руднев, хочу поблагодарить Вас за то, что вы мне позволили ознакомиться со всеми материалами этого дела до начала судебного заседания. Благодаря этому я получил возможность понять, о чем идет речь. Также я вам благодарен за то, что вы позволяли мне возвращаться в СИЗО к ужину, так как это хорошо отражалось на состоянии моего здоровья. Я очень ценю, то, что вы не препятствовали мне осуществлять телефонные разговоры с моей супругой, отцом и сестрой, а также то, что я смог получить в тюрьме свидания с женой два раза в месяц. Спасибо!

Правда всегда становится очевидной рано или поздно. И также будет и в этом деле. Обвинение просит осудить меня на 6,5 лет тюрьмы. Но за что? Ни за что.

Шесть с половиной лет за то, что я являюсь честным человеком, который уважает законы страны. Шесть с половиной лет за то, что я являюсь верующим человеком, который любит своего ближнего как самого себя. За то, что я являюсь хорошим соседом, участвовал в строительстве детской площадки. Шесть с половиной лет за то, что я являюсь Свидетелем Иеговы, который любит русский народ. За то, что я платил налоги и являюсь официально зарегистрированным предпринимателем. За то, что я никогда не совершал никаких криминальных деяний. Шесть с половиной лет за то, что я регулярно принимал участие в уборке города (субботники).

За то, что я люблю Россию и ее культуру. За то, что я соблюдал и использовал статьи 28 Российской Конституции. Шесть с половиной лет ни за что! Это определенно несправедливо. И наоборот это абсолютно глупо и безумно.

Я искренне надеюсь, что сегодня суд защитит право на свободу вероисповедания и позаботится о том, чтобы статья 28 Конституции Российской Федерации и дальше действовала для людей всех конфессий здесь в России!

Я очень жду того дня, когда исполнятся следующие слова: «Вот, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними: они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их. И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже: ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло. И Бог говорит со своего престола: Вот, творю все новое».

Эти слова записаны в Откровении 21:3-5 и описывают то время, когда Бог позаботится о справедливости и истинной свободе для всех людей. Свобода и справедливость тесно связаны друг с другом. Бог обязательно позаботится о том, чтобы все это исполнилось. Но вы, уважаемый судья, Ваша честь, можете вашим решением в этом деле, сделать шаг в этом направлении – в направлении свободы и справедливости. И я надеюсь, что вы сделаете это!»