Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
Страхи, связанные с ростом цен и международными конфликтами, лидируют среди факторов, вызывающих тревогу у россиян. К таким выводам пришли социологи Всероссийского центра изучения общественного мнения. Причем почти половина россиян (45 процентов) уверены, что худшие времена еще впереди. Почему внимание граждан страны все больше переключается с внутренних проблем на внешнеполитическую повестку и с чем связан пессимизм в их ожиданиях? Об этом «Ленте.ру» рассказали социологи.
Леонтий Бызов, ведущий научный сотрудник Института социологии РАН:
Данные других центров, не только ВЦИОМ, показывают, что россияне постепенно осознают новую реальность, с которой они сталкивались по ходу укрепления кризиса. Их ожидания становятся все более пессимистическими. В 2014-м, в первый год кризиса, доминировали ощущения, что это ненадолго и скоро все вернется на свои места, включая цены на нефть и доходы бюджета. Теперь уже ясно, что кризис так быстро не рассосется. Наоборот, происходит медленное и постепенное ухудшение материального положения людей.
Настроения все более тревожные. Большая доля опасений и страхов в обществе связана не столько с угрозой терроризма, сколько с социально-экономическими вопросами. Людей серьезно беспокоит перспектива безработицы, потери дохода и сбережений. Возникли проблемы с обучением детей, медицинскими услугами — что ожидаемо, эти вопросы особенно волнуют граждан.
Наряду с этим, по прежнему сохраняются страхи, связанные с международным положением. Ожидания людей тревожные, потому что не оправдались надежды на улучшение российско-американских отношений. Напротив, отношения с США и с ведущими странами Европы только ухудшаются. Тут просвета не видно. Конфронтация с Западом сильнее занимает людей, чем угроза радикального ислама. Эти страхи будут только углубляться, потому что конструктивных выходов из ситуации нет. Общество атомизировано, а гражданские институты, которые могли бы сплотить людей, не работают.
Что же касается событий на Украине, то они едва ли существенным образом повлияют на страхи и опасения россиян. Эта тема уже во многом себя исчерпала и ушла из первого ряда событий, которые нас интересуют. Кроме того, общество перестает воспринимать новости из тех регионов, в которых мы не ожидаем ничего позитивного. Они интересны только небольшому кругу политизированных россиян, для массового обывателя тема уже не злободневная.
Денис Волков, социолог «Левада-Центра»:
В наших исследованиях фиксируются другие результаты. Безусловно, есть рост опасений по поводу международной напряженности. Есть страх перерастания имеющихся проблем в открытый конфликт. Прежде всего с США и Западом. Но люди не верят в то, что это возможно. Впрочем, определенная тревога на этот счет все же присутствует.
Что касается событий на Украине, то однозначно говорить о том, что людей пугает возможное обострения, нельзя, потому что детально в проблеме разбираются немногие. В целом население не может пока адекватно оценить последствия происходящего там.
По нашим данным, внутриэкономические и социальные проблемы по-прежнему на первом месте. Рост цен, социальное расслоение, проблемы уровня жизни — вот с чем связаны основные страхи россиян. Их пессимизм в ожиданиях. Эти тенденции сохраняются, хотя боязнь инфляции несколько ослабевает. Стоит сказать, что это фундаментальный и базовый страх, он существовал во все годы проводимых нами исследований.
В целом у россиян укрепляется осторожный оптимизм и наблюдается улучшение настроений на протяжении нескольких месяцев. В сфере потребления и экономики мы видели некое оживление. Но, говоря о будущем, люди имеют в виду ближайшую перспективу: год или два. Большинство в далекое будущее сегодня не заглядывает.
Былое ощущение стабильности исчезло с началом кризиса в 2008 году, и уверенность в завтрашнем дне к людям до сих пор не вернулась. Впрочем, после присоединения Крыма мы увидели резкий взлет оптимизма, но страхи и опасения снова резко усилились (пропорционально курсу доллара) уже в декабре 2014 года. Этот период отличался частыми колебаниями настроений. Уже к середине 2015 года все показатели позитивных ожиданий практически восстановились, а затем вновь пошли вниз. Сейчас мы наблюдаем, что ожидания, как и оценки ситуации, понемногу идут вверх.
Александр Чумиков, доктор политических наук, главный научный сотрудник Центра региональной социологии и конфликтологии Института социологии РАН:
У меня нет оснований подвергать сомнению данные исследования, проведенного ВЦИОМ. Но любая социология зависит от тенденций и интерпретации полученных результатов. Понизились страхи относительно уровня преступности. Это может быть связано с показательными громкими процессами последних месяцев. Что касается обеспокоенности ростом цен, тут нечего и интерпретировать: цены растут — растет обеспокоенность. А вот что касается международной напряженности, есть три составляющие: не оправдались надежды на Трампа, нет прогресса по выполнению минских соглашений, а еще без особых успехов продолжаются военные действия в Сирии. Украина, США и Сирия — три кита, на которых строится представление россиян о международной напряженности.
Однако, что касается событий вокруг ДНР и ЛНР, то сейчас уже очевидно, что чем больше времени проходит с начала конфликта, тем меньше вероятность возвращения этих областей под суверенитет Украины. Ситуация там хоть и не стабилизировалась, но стала более предсказуемой. Пока нужно время на осмысление того, чем это будет. Происходящее там до конца еще не осознано, и едва ли оказывает существенное влияние на опасения россиян. Люди думают, что и здесь как-то все образуется, как это случилось с Крымом.
Любовь Цой, кандидат социологических наук, конфликтолог:
Рост цен — совершенно реальная проблема, с который сталкивается каждый. А международные конфликты для россиян происходят скорее в виртуальном пространстве, которое формируется СМИ. Они не затрагивают жизни непосредственно. Если первый страх связан со своей конкретной жизнью, то второй в большей степени воображаемый. В СМИ часто говорят, что мы находимся на пороге третьей мировой войны. И эта потенциальная угроза людей пугает, потому что в каждой семье хранится память о том, что такое война. Мне кажется, что данные об усилении опасений эскалации вооруженных конфликтов притянуты за уши. Когда есть нечего, никто не беспокоится о том, что соседи дерутся.
Со стороны правительства и министерства экономического развития нет четкого разъяснения того, почему дорожают продукты и дорожает жизнь. От нас не зависит, что случится внутри страны и за ее пределами. Происходит обнищание людей и обогащение элиты. Одна из проблем, которые формируют конфликтный потенциал, — это как раз социальная несправедливость, а вовсе не угроза войны.
Валерия Касамара, заведующая лабораторией политических исследований НИУ ВШЭ
То, что граждане смотрят в будущее с пессимизмом, скорее всего, связано с ухудшением ситуации на рынке труда и в экономике в целом. Люди столкнулись с реальными угрозами, успели почувствовать их. Исходя из этого опыта, они прогнозируют свое будущее, готовясь к худшему, к максимально негативному варианту развития событий. Но оценки распределились бы по-разному, если бы мы рассматривали различные возрастные группы. В молодежной среде мы увидели бы больше пессимизма, чем у людей более старшего возраста с постоянным доходом.
Хотя материальное положение ухудшилось и у большинства работающих россиян, кредитная нагрузка становится для многих непосильной. Это не очень хороший симптом, показывающий общую экономическую ситуацию в стране. Результаты опроса демонстрируют прямую зависимость между ожиданиями и состоянием экономики в текущий момент.
По результатам наших исследований, мы сделали вывод о том, что страхи внешней угрозы обычно возникают у тех, у кого в жизни все не так уж и плохо. Потому что когда есть реальные проблемы, гипотетические военные конфликты отходят на второй план. На первом месте — личное выживание и материальное положение. Тот, кто стал жить лучше, задумывается о международных проблемах. А тех, у кого материальное положение ухудшилось, беспокоят его личные экономические проблемы и рост цен.
Скандалы с участием врачей в России происходят с пугающей регулярностью. В погоне за красивыми цифрами, от которых напрямую зависит оценка эффективности региональных властей, руководство провоцирует докторов врать, совершать подлоги и вещи намного хуже. Понимая, что государство хочет видеть благополучную картину, врачи вынуждены имитировать лечение и обманывать даже безнадежно больных. Все это порождает безумный цикл взаимной ненависти, коррупции и выгорания кадров. «Лента.ру» попросила врачей рассказать о реальной ситуации в больницах и о том, как они находят силы помогать людям.
«Вызовы к следователям»
Елена, Москва
Работаю [в медицине] более четырех лет. Училась в одном из медов Москвы и продолжаю работать в Москве. Стать врачом — дорогое удовольствие. Бюджетные места — фантастика. По истечении шести лет хоть ты и имеешь на руках диплом врача, но выпускаешься по сути сертифицированной медсестрой, заплатив за обучение почти миллион рублей! Потом два года интернатуры (она также платная — 250 тысяч за весь срок), но тут ты уже можешь быть терапевтом. Далее — ординатура, и снова плати от 150 тысяч рублей в год. В этом случае ты уже получаешь узкую специальность — по желанию. Я остановилась на варианте терапевта, потому что денег нет.
Проблемы с оборудованием, расходниками и прочим есть. Я работала в трех медучреждениях, и везде ситуация похожая. Проблемы часто вызваны несостоятельностью руководства в организации своевременных закупок, реже — халатностью. Из-за отсутствия некоторых материалов в лабораториях может тормозиться получение анализов, что сказывается на лечении.
Нагрузка огромная, и вызвана она в первую очередь большим потоком пациентов. Мест в отделениях мало, приходится размещать поступающих в коридорах или других отделениях. К этому стоит добавить колоссальный объем бумажной работы! У меня рабочий день до 16.00, но заканчивается он на час-два позже, так как приходится дописывать дневники, выписки и так далее. В конце месяца добавляются отчеты и выписки для страховых. И не дай бог допустить ошибки в этих отчетах! Проверяющие от страховых не примут их, и больница не получит денег за оказанные услуги.
Подход «делай что должен, и будь что будет» невозможен для врача! Мы ограничены в лабораторных и инструментальных исследованиях. Есть проблема с переводом в другие отделения внутри больницы. Решения принимают руководители отделений. Чаще всего это происходит следующим образом: наш руководитель звонит другому, и там выясняется, что в другом отделении полная загрузка, мест нет… Бывали и летальные исходы из-за того, что другое отделение не приняло своевременно больного, а у нас ему не могли оказать должную помощь (нужен был узкий медицинский специалист). Потом куча отписок и объяснительных, вызовы к следователям. Но все это, как правило, спускается на тормозах.
«Не нравится — увольняйтесь»
Сергей, Самара
Пошел учиться в 17 лет в медицинский институт за 450 километров от родного дома. Пошел по призванию, хотелось стать полезным людям. Учился хорошо, работал санитаром в городской больнице, чтобы прокормить себя и приобщиться к будущей профессии. Вскоре познакомился с будущей женой, учились вместе. Окончив институт, выбрал хирургическую специальность — урология и еще два года учился, чтобы стать врачом-урологом.
После обучения по счастливой случайности, как мне на тот момент казалось, меня приняли на работу в современное урологическое отделение областной больницы. Жена устроилась работать в поликлинику, она невролог. Через год мы решаемся взять ипотеку, чтобы приобрести свое жилье. Денег, конечно, всегда не хватало, одну заработную плату мы отдавали банку, вторую — за съемную квартиру, поскольку своя еще только строилась. Ситуация стандартная для многих семей в России.
Как врачи мы понимали, что затягивать с рождением детей не стоит. Вскоре появилась на свет очаровательная дочка. Жена находится в декретном отпуске, далее в отпуске по уходу, поскольку родственников в Самаре у нас нет. Тем не менее в садик по очереди нас смогли взять только в три года восемь месяцев, а на работу нужно выходить после трехлетнего возраста. Приходилось возить дочку в частный садик, в связи с отсутствием яслей. Вот и представьте: съемная квартира, ипотека и еще частный садик…
В больнице нет вообще ничего, ни лекарств, ни расходных материалов, работать нечем, каждый день меняются и без того недостающие антибиотики, видимо, умышленно вырабатывая устойчивость микробов к терапии. Обезболивающих препаратов нет, нет перевязочного материала.
У больницы, как нам говорят, огромные долги, но мы работаем каждый день, перерабатывая бесплатно по 4-5 часов в день, увеличивая свой рабочий день порой до 12 часов и больше. Я, как и многие, оперирую больных, делаю снимки, имея бесконтрольную рентген-нагрузку, рискую заразиться ВИЧ, гепатитами В и С и другими заболеваниями, передающимися через биологические жидкости, рискую получить смертельный удар током при коагуляции во время операции из-за некачественных дырявых перчаток (током несколько раз в операционной уже било), и все это удовольствие — за 20 тысяч рублей в месяц на руки! Как на это все прокормить семью, заплатить налоги и коммуналку? Политика руководства одна: не нравится — увольняйтесь. В настоящее время из отделения сосудистой хирургии ушли 12 талантливых опытных хирургов и медицинских сестер.
А специальность моя мне нравится, мне хочется лечить людей, но создаются все условия для того, чтобы врачи уходили из медицины, уходили из больницы. Населению в области вообще не к кому обращаться. Им никто не окажет вовремя помощь в связи с отсутствием необходимых специалистов на местах.
«Угроза преследования»
Михаил, терапевт
Работаю в бюджетном учреждении в городе-миллионнике. Заказчиком/хозяином больницы и персонала является государство, и оно безмолвно, но предельно четко обозначило задачи, перед нами стоящие. Наши задачи — это не лечение пациентов и не профилактика, не проведение работы по санитарному просвещению, а заполнение необходимой документации — это раз и «удовлетворение» пациентов — это два.
В напрочь забюрократизированном государстве без свободной прессы с элитой, предпочитающей жить за рубежом, единственный источник информации о происходящем — это отчеты других чиновников. Государство хочет видеть красивую картинку, и эта картинка активно рисуется. Самый яркий пример — это игры со смертностью. Если объявляется год борьбы с сердечно-сосудистыми заболеваниями, то больные перестают умирать от инфарктов, а начинают умирать от чего угодно другого. В следующем году вектор меняется, и люди снова начинают умирать от инфарктов, но не умирают, например, от пневмонии. Было бы неплохо, если бы чиновники от здравоохранения сами рисовали эти цифры для подачи в Кремль, но, к сожалению, тактика здесь такая же, как и везде: размазать ответственность и вовлечь в криминальные действия всех. Если хочешь остаться в медицине и получать зарплату — изволь писать то, что от тебя требуется. Так возникает эта дикая, не имеющая аналогов в мире медицинская статистика, которую давно никто всерьез не воспринимает.
Удовлетворенность пациента — это второй краеугольный камень, на котором стоит отечественное здравоохранение. С этим все еще хуже, чем со статистикой. Когда не получается обеспечить население необходимой медицинской помощью, приходится создавать видимость оказания этой помощи. И здесь открывается огромное поле для жульничества. Необоснованное назначение дешевых методов обследования (например, УЗИ щитовидной железы или почек), зачастую не несущее никакой полезной информации, но создающее у населения видимость диагностической работы. Трата непропорционально большого количества ресурсов на «обследование и лечение» больных с «вегето-сосудистой дистонией» и прочими мусорными диагнозами. Бессмысленные госпитализации больных пожилого возраста, чтобы «прокапать» их физиологическим раствором (чуть соленая вода).
Все это делается для того, чтобы создать у населения видимость оказания социальной медицинской помощи. В то же время государство не спешит выпускать имеющие юридическую силу руководства для врачей, как сделано на Западе, поскольку сразу же станет понятно, что обеспечить лечение больных согласно современным руководствам оно не может. Такая ситуация ударяет и по врачам. Вместо того чтобы обследовать и лечить больных согласно современным рекомендациям с применением современных методов, они вынуждены заполнять бумаги и имитировать медицинскую помощь. Накладываясь на довольно низкий уровень подготовки — и додипломной, и последипломной, это приводит к профессиональной деградации и пресловутому «синдрому выгорания».
Все мои коллеги сходятся во мнении, что чиновники Минздрава не представляют себе, что происходит в отечественном здравоохранении. Изолированность чиновников от реальной медицины вызывает к жизни безумные приказы и идеи, которые, в свою очередь, реализуются на бумаге, но не в жизни, укрепляя веру чиновников в их административный гений. Мои знакомые, контактирующие с чиновниками комитета по здравоохранению, говорят, что зачастую они даже не знают, какие отделения и возможности есть в разных больницах, не говоря уже о формировании какой-нибудь общей стратегии оказания медицинской помощи.
Сейчас появился новый тренд — гонения на врачей. Это вызывает большое беспокойство среди моих коллег, многие готовы уйти из медицины в более спокойные отрасли. Никто не отрицает очевидных проблем медицины, в том числе плохую подготовку врачей и нехватку необходимых ресурсов. Тем не менее так было давно, а гнобить врачей в массмедиа и судах стали недавно. Это наверняка укладывается в общий тренд на закручивание гаек, когда уголовному и другим преследованиям подвергаются режиссеры, рэперы, сотрудники благотворительных организаций. Идея Следственного комитета о подготовке специалистов по медицинским делам за несколько месяцев выглядела бы смехотворной, если бы была лишь озвучена. Но, похоже, эти люди собираются выполнять план по посадкам врачей.
У меня ощущение, что на некоторые патологии государство решило не тратить деньги. Помощь больным с онкологическими заболеваниями, с нейродегенеративными заболеваниями, депрессиями оказывается в столь малых объемах и такого плохого качества, что ее практически нет. Тем не менее терапевтические отделения забиты больными, которые должны находиться в хосписах и домах сестринского ухода. Больные, основное заболевание которых никак не лечится, ищут хоть какую-то помощь, хоть где-то.
Врачи вынуждены имитировать эту помощь, но долго обманывать не получается, что вызывает у потерявших надежду людей приступы ярости и ненависти к системе и врачам. Что тоже только на руку, ведь всегда можно обвинить врачей в том, что они не выполнили свой долг, тогда как государство «дало врачам возможность помогать всем нуждающимся».
В России выстроена абсолютно неэффективная система оценки качества оказания медицинской помощи. Общая тактика такова: если больной или его родственник не удовлетворены лечением или отношением врача к ним, они могут написать жалобу куда угодно. В конечном счете эта жалоба оказывается в комитете по здравоохранению, который требует от руководства больницы объяснений. В ста процентах случаев (и я не преувеличиваю) больница пишет абсолютно бессмысленную отписку в комитет, в которой обещает вынести выговор или лишить премии обвиненного врача. В итоге работа над реальными ошибками никогда не ведется, такой вопрос даже не ставится. Врач всегда (по крайней мере на словах) оказывается виновным в проступке, что снижает и без того низкое доверие к врачам. Говорить о том, какое психологическое воздействие это оказывает на него, думаю, не надо. Пациент всегда прав, что поддерживает этот безумный цикл. Но в реальности не меняется ровным счетом ничего, лишь поддерживается атмосфера злобы и недоверия.
Однажды я разговаривал с человеком, далеким от медицины. Он удивлялся тому, как хорошо снабжены наши больницы. Его мать доставили в одну из больниц нашего города с инсультом, и когда он, движимый желанием помочь матери, спросил врачей, какие препараты он может приобрести, чтобы ей помочь, он получил ответ, что все необходимое в больнице есть. Конечно же, это ложь. Больница покупает самые дешевые (зачастую поддельные или недействующие) препараты, и далеко не все необходимые. Но угроза преследования, вплоть до уголовного, вынуждает врачей отказываться от добровольной помощи родственников. Государство не только не побороло коррупцию, но и отрезало возможности для помощи больным со стороны родственников.
«Из-за банальной нехватки времени»
Виктор, Краснодарский край
Я организатор здравоохранения в центральной районной больнице. Врачей катастрофически не хватает. Хотя, на первый взгляд, укомплектованность кадрами у нас 77 процентов. Однако каждый специалист занимает в среднем 1,75 ставки. На амбулаторные приемы огромные очереди. Особенно к участковым терапевтам. В советские годы, когда я учился, был норматив: на одном врачебном участке проживают 1700 пациентов. Но сейчас и 2500 человек на врача — это не предел. Но о какой эффективности и качестве работы может идти речь? Какую профилактическую работу он может вести? Смешно.
В принципе, администрации больницы выгодно, когда доктор совмещает несколько ставок. Зарплаты получаются выше, а значит, майские указы президента как бы исполняются. Но, опять же, голая зарплата врача-специалиста (моя) на одну ставку со стимулирующими — около 17 тысяч рублей на руки. Попробуйте прожить, работая на одну ставку. Поэтому врачи и берут подработки, выполняют работу некачественно из-за банальной нехватки времени, отсюда недовольство населения, жалобы и обращения на горячие линии.
По поводу оборудования, расходных материалов — особых проблем в моем районе нет. Но я несколько месяцев проработал в другом районе, и там даже бумагу сотрудники сами покупают, не говоря о медицинских расходниках.
У нас есть ограничения и по льготным препаратам, и по некоторым лабораторным анализам. Лекарств для льготников выписать можем не больше, чем закуплено на год, по некоторым анализам крови выделяют слишком мало пробирок, так как с недавнего времени лаборатории стали централизованными. То есть биоматериал отправляется за сотню километров — в Краснодар. И так каждый день. Но кто-то подсчитал, что экономически выгоднее возить каждый день, чем содержать свою лабораторию. При этом никто не подумал о качестве исследования. Ведь чем раньше будет исследован материал, тем точнее результат. Да и ждать результатов приходится порой очень долго, а некоторые результаты приходят уже после выписки пациента. Например, анализы на ВИЧ, некоторые биохимические анализы крови.
Могу сказать, что дефицит образуется от плохого планирования госзакупок. На участках терапевты не знают своих подопечных. То есть опять все упирается в кадры.
«Взяли под козырек»
К., судмедэксперт, Санкт-Петербург
Бюрократическое давление нарастает в геометрической прогрессии. Сверху на сотрудников спускают все новые и новые ценные указания, которые только мешают работать. Эксперты просто тонут в куче ненужных формуляров, которые надо заполнять. В итоге страдают пациенты. Кроме этого, под предлогом борьбы с отдельными видами заболеваний судебно-медицинским экспертам запрещено ставить некоторые диагнозы во врачебных свидетельствах о смерти. Сейчас, например, это касается осложнений ишемической болезни сердца — острой сердечной/миокардиальной недостаточности, до этого «боролись» таким же образом с пневмониями. Причем эта «борьба» началась практически сразу после заявления президента, что надо что-то делать со смертностью в стране. Началась с регионов, теперь докатилась и до центра. Ребятки взяли под козырек и решили за счет подделки статистических данных решить эту проблему. И это только малая часть того, что происходит.
Я работаю по специальности с 1993 года и скажу одно: чем дальше — тем хуже. И если бы не жизненные обстоятельства, я бы давно послал всю эту систему и уволился.
«Кого чернухой ныне удивишь?»
А., Москва
Варюсь 33 года в качестве врача, и еще лет пять во время учебы — санитаром и медбратом. Насмотрелся и наслушался… Книги писать можно, но кого чернухой ныне удивишь? Да и лень. Была встреча на 30-летие выпуска, за рюмкой чая разговаривали за жизнь. Из 105 человек курса всего у трех дети пошли в медицину.
Мой старший сын даже слышать не хотел в медицинский поступать. Сказал: я насмотрелся, как ты за копейки ночами из дома в темноту и холод по телефонным вызовам в больницу уезжал, мне такое и даром не нужно. Младший тоже не хочет в медицину. Дома шикарная медицинская библиотека. Все студенческие стипендии и стройотрядовские деньги вбухивал в них. Уйду из жизни — никому это не будет нужно от слова совсем. Даже в медицинскую библиотеку — не нужно. Не только врачей, но и медицинских библиотек практически не осталось, закрывают по всей стране.
На льготную пенсию немного не дотянул — грянуло повышение пенсионного возраста. Но ходил в пенсионный фонд, узнавал, на что могу претендовать. Сказали, что если бы сейчас вышел, то пенсия была бы 9 тысяч 800 рублей. Не заработал, без комментариев. Теперь еще 10 лет работать, так как 1963 года рождения.
«Откровенная небрежность»
Врач аллерголог-иммунолог, педиатр, специалист по вакцинопрофилактике, Санкт-Петербург
Проблем в медицине все больше, и все чаще они связаны с алчностью. Это в первую очередь касается частных клиник. В СМИ подробно была освещена история пациента, который обратился в частную клинику для проведения колоноскопии, а в результате получил перфорацию кишечника. Совсем недавно абсолютно такая же ситуация произошла в другой клинике. Можно было бы допустить, что это совпадения, вот только крупные медицинские учреждения Санкт-Петербурга проводят сотни таких исследований в месяц — и никаких проблем. Очевидно, что у них более адаптированное оборудование и более квалифицированный персонал. Но люди опасаются ожидать очереди в несколько недель, поэтому идут делать такие обследования в частные клиники.
В противовес бесплатной медицине считается, что в платных частных клиниках работают более высококвалифицированные специалисты. Но, к сожалению, сейчас многие клиники пытаются сэкономить и берут в штат специалистов с маленьким опытом работы или вовсе без него. В итоге пациент не сразу получает качественную медицинскую помощь. У меня был на приеме мальчик семи лет, который кашлял два месяца. За это время ему исключали паразитов, аллергию, инфекции (коклюш) и другие заболевания. К слову, наблюдался он в достаточно крупной сети клиник Санкт-Петербурга. После моего осмотра маме было предложено начать лечение прямо в клинике. После ингаляции лекарства ребенок перестал кашлять, а диагноз бронхиальная астма затем подтвердился. Налицо откровенная небрежность в отношении пациента, и этим грешат многие частные клиники, назначая обследования пачками.
Постоянно я работаю в одной клинике и периодически совмещаю в разных частных клиниках города. В одной из таких клиник случилась глупая по своей сути история: после осмотра и допуска пациента на прививку медсестра вколола не ту вакцину. Точнее, пациенту была назначена прививка, которая против трех инфекций, а медсестра вколола прививку только против одной. Обнаружено это было спустя несколько дней. Конечно, связались с родителями пациента, но сама ситуация недопустима.
25 февраля в Великом Новгороде суд вынес решение об аресте местного жителя, который двумя днями ранее, находясь в нетрезвом состоянии, нанес побои работникам больницы, охраннику медучреждения, а также полицейскому. За последнее время это далеко не первый случай, когда неадекватные граждане нападают на медиков. Депутаты и чиновники хотят исправить ситуацию законодательными мерами, но воз пока и ныне там.
Один против всех
В ночь с 22 на 23 февраля 38-летний житель Великого Новгорода Алексей Головин выпивал в местном кафе. Поначалу в компании, но потом собутыльники ушли. По словам владельца кафе, посетитель долго сидел и грустил, а потом забрал недопитую бутылку и покинул заведение.
Ушел он, впрочем, недалеко. Недалеко от кафе Головин получил рваную рану лица — якобы из-за падения на землю в нетрезвом состоянии. Ему вызвали скорую помощь, которая в 0:45 доставила пострадавшего в Новгородскую областную клиническую больницу.
Там, сидя у дверей врачебного кабинета, он вступил в словесную перепалку с санитаркой Ларисой Ж. Последней каплей, судя по всему, стали ее слова о том, что если кто и виноват в случившемся, то только сам пациент, злоупотребивший спиртным. Головин вскочил на ноги и со словами «Я виноват?!» начал трясти женщину, подкрепляя свои претензии пощечинами.
Из кабинета выбежала медсестра, попыталась вырвать коллегу из рук нападавшего, однако тот без особого труда справился с ней, после чего продолжил избиение санитарки, теперь уже кулаками. После одного из ударов та упала на пол.
Озверевший пациент оставил поверженную медработницу и бросился на ее коллегу. Медсестра попыталась укрыться в кабинете, однако Головин ворвался туда, а когда женщина выбежала через вторую дверь, кинулся за ней по больничному коридору, выкрикивая угрозы. Не смогла усмирить дебошира и охрана медицинского учреждения. В ходе потасовки охранник также получил несколько ударов по лицу.
Приехавший наряд полиции задержал дебошира и доставил его в полицейское отделение для составления протокола. Головину предъявили обвинение по статье 116 УК РФ, предусматривающей ответственность за нанесение побоев из хулиганских побуждений. Пьяный гражданин не успокоился и тут — выкрикивал нецензурные оскорбления в адрес стражей порядка, ударил одного из них головой.
После этого в деле появились еще статья 318 УК России (применение насилия в отношении представителя власти) и статья 319 УК (оскорбление представителя власти). И если максимальное наказание по 116-й статье составляет 2 года лишения свободы, то по 318-й — до 10 лет.
Председатель Следственного комитета России Александр Бастрыкин в тот же день поручил руководителю СУ СК по Новгородской области решить вопрос о принятии к производству уголовного дела. Были опрошены персонал медицинского учреждения и очевидцы событий.
Наконец, 25 февраля Алексей Головин был заключен под стражу по решению суда, а расследование его уголовного дела продолжилось. Итог ночных посиделок в кафе печален: рваная рана лица у самого обвиняемого, сотрясение мозга у медсестры, перелом скуловой кости и сотрясение мозга у санитарки, ушибы у охранника больницы. Обе женщины в тот же день были госпитализированы. Не исключено, что по результатам проверки обвинение переквалифицируют с относительно легкой 116-й статьи (побои) на более тяжкую.
Типичный случай
Этот далеко не первое нападение на медработников Новгородской области даже в этом месяце. Не далее как 11 февраля пьяный пациент избил медсестру Валдайской центральной районной больницы.
В последнее время по регионам России прокатилась настоящая волна насилия в отношении медиков. 17 февраля в Тульской области 38-летний житель Веневского района, находясь в состоянии алкогольного опьянения, ударил кулаком по лицу фельдшера скорой и начал выкручивать ему руку. К счастью, в конфликт вмешался брат хулигана. Вызвали полицию. Теперь дебоширу грозит реальный срок.
Житель Амурской области 15 февраля насильно удерживал в своей квартире сотрудницу скорой помощи, прибывшую по вызову к его сожительнице. У женщины была травма головы, и фельдшер, оказав ей помощь, предложила поехать в больницу на обследование, но та отказалась. Фельдшер направилась к выходу, однако хозяин квартиры, находившийся в нетрезвом состоянии, запер дверь на замок, потребовав немедленной госпитализации своей сожительницы. К счастью, обошлось без рукоприкладства — фельдшера вызволил водитель неотложки, а на дебошира завели уголовное дело.
Случай, который произошел 11 февраля в Саратове, выделяется среди недавних инцидентов с медиками. Скорую вызвали к пациенту, у которого якобы случился гипертонический криз. Однако когда женщина-фельдшер вошла в квартиру, то увидела там пятеро вполне здоровых мужчин. Они потребовали, чтобы гостья незамедлительно сняла с себя одежду. Женщине удалось запереться в ванной и вызвать полицию. Теперь троим грозит уголовное наказание, а двое проходят по делу как свидетели.
Вплоть до пожизненного
Как говорит председатель парламентской комиссии по здравоохранению Мосгордумы Людмила Стебенкова, за прошлый год в России зафиксировано 1200 нападений на медработников, причем 200 из них — в Москве. Она также отметила, что ведомства не ведут специальной статистики, а по экспертной оценке, число таких инцидентов может превышать несколько тысяч.
Поэтому еще в январе Московская городская дума предложила ввести отдельную уголовную ответственность за нападение на медиков при исполнении служебных обязанностей. Наказание за такое деяние (в зависимости от тяжести последствий) предлагается установить от штрафа в 200 тысяч рублей и вплоть до пожизненного заключения.
Однако, как считает член Общественной палаты РФ Владимир Слепак, угрозы сурового наказания недостаточно. Как правило, на медиков нападают неадекватные люди, находящиеся к тому же под воздействием алкоголя, либо иных психоактивных веществ. Они редко задумываются о последствиях своих действий.
Поэтому общественник предлагает приставить к бригадам скорой помощи охранников с оружием, попутно выполняющих обязанности водителей, а также провести доскональную проверку на профпригодность сотрудников ЧОП, обеспечивающих безопасность в медучреждениях. Другой важной мерой для предотвращения таких инцидентов он называет восстановление в стране системы медвытрезвителей.
Все предложения по-своему интересны, особенно насчет проверки сотрудников ЧОП на профпригодность. Вот только восстановление системы вытрезвителей делу не поможет. В больницы ведь людей везут не потому что они пьяные, а потому что хворые и травмированные. Таких в вытрезвители никогда не брали. И теперь брать не будут, потому как им нужен особый уход, которого в вытрезвителе никак не обеспечить. Зато в былые годы при некоторых больницах существовали отделения спецтравмы. В Москве было несколько. Туда и свозили этих «ушибленных».
Там были специальные палаты с засовами на дверях. Койки с ремнями для фиксации особо агрессивных. Да и медперсонал подбирали соответствующий. Не всякий подвыпивший герой рисковал вступать в силовое противостояние с теми санитарами. А если такой и находился, то список его травм мог увеличиться. После закрытия этих отделений (до недавних пор в Москве оставалось только одно в ГКБ №67) всех пьяных пациентов, в том числе и буйных, стали развозить по обычным клиникам. Предполагалось, что ситуацию помогут исправить сотрудники ЧОПов, но далеко не везде и не все идет по плану.
В понедельник, 2 октября, президент России Владимир Путин впервые за долгое время посетил с официальном визитом столицу Туркмении Ашхабад. В город из белого мрамора российского лидера привели не столько деловые планы, сколько намерение оказать внимание центральноазиатской республике, поэтому общение лидеров больше всего напоминало застольные здравицы. Владимир Путин и Гурбангулы Бердымухамедов обменивались не только комплиментами, но и знаками почета. При этом самую острую и обидную тему они аккуратно обошли стороной.
Не курить и отдать телефоны перед входом во дворец — таковы были требования к российским журналистам, прибывшим в столицу Туркмении. С телефоном расставаться не пришлось, но мобильная связь работала так, что трубка в руке становилась ненужной помехой. Недавно крупнейший российский оператор сотовой связи МТС объявил о вынужденной приостановке оказания услуг в этой центральноазиатской республике. С интернетом было еще сложнее — им в Туркмении в принципе почти не пользуются. Но даже при наличии Wi-Fi многие сайты все равно оказались заблокированы.
С курением еще строже. После того как в 2013 году был принят закон «Об охране здоровья граждан от воздействия табачного дыма и последствий потребления табачных изделий», курение почти везде запретили. Заодно ввели монополию на экспорт и импорт табака и резко увеличили цены на сигареты. Все во благо здоровья нации. Ее президент — пример такого здоровья.
Бердымухамедов — лидер не только спортивный (любит гоночные автомобили и прекрасно держится в седле), но и артистичный. Он пишет книги (один из последних трудов называется «Небесное великолепие» и посвящен искусству ковроткачества), поет песни, играет на музыкальных инструментах. Имеет неофициальный титул Аркадаг (Покровитель). Его предшественник Сапармурат Ниязов носил звание Главы Всех Туркмен (Туркменбаши). Придя к власти, Бердымухамедов ослабил культ Ниязова, которому было установлено 14 тысяч памятников по всей республике, и постепенно сам стал объектом почитания. Теперь портреты Аркадага смотрят на жителей со стен всех учреждений и многих архитектурных сооружений.
Но главная причуда Бердымухамедова — беломраморный город Ашхабад. Его парадная сторона ослепляет белизной и блеском золота — кажется, что город вычищен до состояния стерильности. И неудивительно, что на этих улицах так мало горожан: чтобы не намусорили. Даже автомобили в республике стремятся к цветовому однообразию. По зеркально ровным дорогам ездят в основном белые или серебристые машины. Недавно город принимал Азиатские игры, и затраты на проведение спортивного праздника, как водится, были огромными.
При этом Азиада прошла на фоне серьезного экономического кризиса. Туркмения, как и все страны-поставщики сырья, сильно ощутила последствия падения цен на газ. Помимо этого Ашхабад потерял рынки сбыта: в начале 2016 года «Газпром» остановил закупки, оспорив стоимость голубого топлива; Иран также отказался от поставок. В итоге единственным рынком сбыта стал Китай.
Это так подкосило республику, что правительству было поручено подготовить предложения по аннулированию всех льгот, которыми пользуются граждане страны. До сих пор они могли бесплатно получать определенные объемы электричества, газа и воды. Был даже период, когда владельцам легковых автомобилей дарили по 120 литров бензина в месяц. В оправдание отмены льгот говорилось, что система была выстроена неверно и помогать нужно только тем, кто действительно нуждается. Впрочем, отмечают эксперты, каким бы сильным ни было разочарование населения, оно не выльется в протесты.
Несмотря на трудности, вызванные в том числе и проблемами с поставками газа в Россию, в ходе визита Путина щекотливую тему обошли стороной. Хотя в прошлый раз газовый спор решался как раз во время общения лидеров. В 2009 году прикаспийский город посетил Дмитрий Медведев, и после этого поставки туркменского газа в Россию возобновились.
На этот раз во дворце звучали только расплывчатые формулировки о расширении экономического сотрудничества и стратегическом партнерстве. А среди всех подписанных в торжественной обстановке документов содержательным можно было назвать только соглашение о сотрудничестве в сельском хозяйстве. До сих пор в Россию практически не поставляются овощи и фрукты из Туркмении, хотя, казалось бы, уж дыни и арбузы должны идти мощным потоком.
Среди прочего правительства двух стран выразили намерение сотрудничать в области туризма. Однако сомнительно, что подписанная лидерами бумага как-то изменит положение: Туркмения остается одной из самых закрытых для путешественников стран, и у российских туристов на общем фоне немного преимуществ.
Внешнеполитические вопросы в ходе переговоров стороны затрагивали только для того, чтобы вновь сказать друг другу приятное и подчеркнуть общие интересы. Например, в разговоре о ситуации на Ближнем Востоке Бердымухамедов отдельно подчеркнул, что Афганистан для Туркмении не просто добрый сосед, но и самая близкая страна: «Мы, как и вы, выступаем за решение ситуации, сложившейся там, только мирными и дипломатическими путями», — сказал президент Туркмении.
Он отметил и другую «схожесть и совпадение» в политике Москвы и Ашхабада. «Вы всегда поддерживаете наш внешний курс на международной арене — наш курс нейтральной страны», — обратился Бердымухамедов к Путину и заверил, что в Туркмении с уважением и пониманием относятся к интересам России в Центральной Азии. Путин, в свою очередь, поблагодарил за уважение и понимание, проявленные в республике к русскому языку.
Осечка вышла только в одном. Официальный визит Путина завершался торжественным приемом и вручением Бердымухамедову ордена Александра Невского. Лидеры стояли на фоне огромного ковра, утопая в белых розах, которыми туркмены оформили сцену. И тут российский диктор запнулся: он несколько раз пытался произнести отчество Бердымухаметова — Гурбангулы Мяликгулыевич, — но безуспешно. Едва заметно махнув рукой, Путин завершил начатое и вручил наконец орден. Сам он тоже не остался без знака почета: президент Туркмении вручил ему награду за вклад в развитие сотрудничества.
Эти россияне ищут и находят на полях сражений забытых советских солдат
Фото: пресс-служба «Поискового движения России»
Десятки тысяч россиян с приходом весны надевают полевую форму, берут металлоискатели, лопаты и отправляются на поиски спрятанных в земле следов сражений Великой Отечественной войны. И черных, и белых копателей объединяет азарт, пробужденный уже сделанными находками, и предвкушение новых. Отличает же их даже не корысть, а отношение к останкам людей, отдавших жизнь за Родину и навеки ставших без вести пропавшими, а также стремление скрыть, пройти мимо или, наоборот, прояснить и донести людям обстоятельства, при которых эти герои приняли последний бой. Чтобы понаблюдать за работой копателей, корреспондент «Ленты.ру» отправился в Керчь, где побывал на первой общероссийской студенческой «Вахте памяти».
«Верха только выбраны, а так еще работать и работать»
О черных, серых и белых копателях так много писали и снимали в последние десятилетия, что у обывателя возникло мнение: «искать больше нечего». Станислав Мамуль с этим не согласен.
Он — поисковик-мистик. Металлоискателем не пользуется никогда. Доверяет чутью и снам, в которых видит, где нужно проводить раскопки. Тело Стаса украшают татуировки с символами из египетской мифологии. Там, где у воров в законе звезды, у Мамуля — глаза Гора, оберегающие (того, кто в это верит) от злых духов.
Этот опытный поисковик уверен, что ни конца ни края полевой работе пока не видно. Ему можно верить — в свои 37 лет он в жизни ничем, кроме поиска, всерьез не занимался.
«Бывает, что побродишь неделю, две или даже месяц и ничего не находишь вообще. Потом опять как нарвешься, и вновь азарт просыпается, — говорит Станислав. — Сейчас, когда мы стали работать большими коллективами и полностью срывать траншеи по полсотни метров длиной, понимаешь, что еще толком ничего не искалось. Верха только выбраны, а так еще работать и работать».
Первыми за оставшимися на полях сражений солдатами стали возвращаться сами ветераны Великой Отечественной. Однако с годами эта работа, едва начавшись, прекратилась — она не была массовой и систематичной.
Позиция официальной власти к третьему послевоенному десятилетию заключалась в том, что всех солдат уже захоронили как положено и вопрос этот закрыт. Где-то тайком, где-то в пику властям, а где-то с их неофициального согласия небольшие группы поисковиков работали без всякой поддержки вплоть до конца 80-х.
Первый Всесоюзный сбор представителей таких отрядов произошел лишь в 1988 году. Руководство работой взял на себя ЦК ВЛКСМ. Тогда же произошла смена курса патриотического молодежного туризма с посещения мест боевой славы на розыск безвестно павших защитников Родины под характерным названием «Вахта памяти».
Елена Цунаева была одной из участниц первой такой вахты.
«Солнечный день. Новгородский лес. Болото. Первые останки были найдены случайно, так как мы тогда ничего не умели и не знали, — вспоминает она. — Девушка из нашего отряда просто села передохнуть и сошкрябала мох с какого-то предмета. Оказалось, что это осколок черепа, и мы начали работать там».
С развалом СССР поисковая работа вновь стала уделом небольших разрозненных групп энтузиастов в регионах. Голову подняли черные копатели, которые существовали и в советские годы, но теперь работали уже на коммерческой основе, получая заказы на оружие и взрывчатку от бандитов, на ордена и редкие предметы из обмундирования — от коллекционеров.
«Поисковое движение России» возникло в 2013 году. За шесть лет оно подняло останки более 120 тысяч советских солдат и офицеров. Были установлены имена шести тысяч из них.
Одна из целей этого журавлиного братства в том, чтобы наконец систематизировать добровольческую поисковую работу, чтобы понять, кто, где и что сумел найти, а то ранее отряды могли ходить по одним и тем же местам, не оставляя об этом информации в общем поле.
Первая общероссийская студенческая «Вахта памяти» проходила всего в пяти с половиной километрах к северу от центра города-героя Керчи и в километре от ближайшего к месту раскопок села.
«Некоторые участки фронта и поля сражений мы только начали отрабатывать благодаря созданной Минобороны базе данных. А многое открылось нам заново с помощью новых технологий, к примеру связанных с наложением свежей аэрофотосъемки на старые карты», — рассказывает кандидат исторических наук Елена Цунаева, ответственный секретарь «Поискового движения России», объединяющего сегодня 1428 отрядов, в которых состоит более 42 тысяч добровольцев из 82 регионов страны.
Добровольческое поисковое движение в России сегодня включает преимущественно студентов региональных вузов, вовлеченных в него энтузиастами-музейщиками, историками и отставными военными, коих не так много, как кажется. В столице, по словам поисковиков, студотрядов всего два.
«Положишь находку в карман — считай, не жилец»
Полсотни парней и девушек поселились на одном из участков в частном секторе города Керчи, превращенном хозяином в базу отдыха.
Несколько домов-корпусов, столовая, пара беседок, вывешенный на перилах лестницы советский флаг и шикарная рыжая кошка — все, как полагается. Зверь этот, к слову, обеспечил ребят досугом в свободное от полевых работ время, окотившись на второй день экспедиции.
От базы несколько километров до места раскопок. Это северный склон широкого обрывистого холма — высоты 125,6. Местные называют ее минрасчетом. Со склона, мимо которого от села Бондаренково идет грунтовая дорога к побережью, открывается чудный вид: на переднем плане пустынные безлесые холмы, на заднем — морская гладь, которая часто неотличима по оттенку от неба. Плывущие по Азову огромные баржи в такие моменты словно парят в воздухе.
Тишина и пустота.
Большинству приехавших сюда ребят по 20 лет, и это уже опытные поисковики, знакомые с полевыми работами в суровых условиях северной русской весны с ее заморозками и неожиданными снегопадами, с болотами и джунглями неухоженных лесов, каменистой карельской землей.
Работа в Крыму в сравнении с этим всем должна была стать отдыхом, но именно тот склон, на который указали металлоискатели, весь как назло порос терновником, или терносливой, как колючей проволокой, а еще здесь обнаружилась целая тьма клещей и ядовитые змеи.
«Терновник часто вырастает там, где лежат останки бойцов. Я такое не раз видел», — говорит умудренный жизнью есаул Алексей Маслов, возглавляющий студотряд из Донского госуниверситета.
В первый же день поисковики откопали останки более десяти солдат (точное число покажет дальнейшее исследование). Судя по тому, как располагались кости, эти захоронения, вероятно, осквернили черные копатели.
Эту догадку косвенно подтвердил керченский таксист Виталий, когда узнал, где проводятся раскопки. «Да, многие ходили на те холмы в поисках оружия. Не всегда для продажи. Круто было иметь свой ствол, — вспоминает водитель. — Хотя вот двое моих однокашников ушли и не вернулись. Их останки обнаружили полгода спустя. Подорвались на чем-то».
Поисковые работы — это всегда риск. Нужно иметь подготовку и соблюдать правила безопасности. «А еще чистые помыслы. Только здесь на меня не ссылайтесь, но это любой сапер опытный знает: положишь в карман — считай, не жилец», — говорит один из руководителей студотряда.
Студенты вели работы новым для поисковиков, так называемым археологическим способом, когда земля из старых ям извлекается полностью слой за слоем (обычно ограничиваются шурфовкой). Позволить себе такой размах организаторы смогли благодаря большой численности отряда.
«Таких массовых поисковых работ здесь не проводили никогда, — улыбается Мамуль. — Не просто бегают с металлоискателями, а срезают отвалы от ям старых, перебирают все до последней косточки. Приятно смотреть. Я такое видел прежде только в интернете».
Так удается вылавливать даже самую незаметную мелочь. Да, монеты тоже попадаются. Вот на ладони лежит 10 советских копеек. На обороте читается надпись: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь».
В обед из города приехал друг Станислава Мамуля — крымский врач-педиатр, поисковик и историк Павел Ручко. Он сфотографировал копающих парней и перебирающих вынутую из траншей землю девушек, а затем осмотрел разложенные на плащ-палатках находки и тут же переложил несколько костей, принятых за лошадиные, к человеческим.
«Полевые работы в сочетании с изучением документов помогают бороться с мифами, которые связывают с битвой за Крым. Так, к примеру, говорят, что десант в декабре 1941 года был чем-то совершенно бездумным и бессмысленным, но это не так, — рассказывает Павел, переходя к небольшой лекции. — Сама задумка была хорошей. Немцы к тому времени еще не успели здесь как следует закрепиться… Проблемы возникли на стадии реализации, когда, к примеру, радиста сажали в один корабль, а его батарею — в другой…»
Ручко долго и обстоятельно говорил о ходе десантной операции, показывал рукой на то место, куда к берегу была специально причалена баржа, выступавшая в качестве пирса (у судов, перевозивших солдат, была слишком глубокая осадка), а потом на холм у самого моря, превращенный немцами в неприступную крепость, которую красноармейцам удалось взять только к апрелю 1944 года.
Рождение Амулета
Максима из Владимирской области — в первый же день прозвали Амулетом.
Как оказалось, он указал товарищу, где именно копнуть, и тот сразу же наткнулся на останки лошади. Под ней обнаружилась снайперская винтовка Токарева и еще какой-то непонятный станок с размерной шкалой.
Амулет всячески демонстрировал, что копать ему совсем в тягость. У себя на Владимирщине он со своим отрядом достает из-под земли целые военные самолеты (это, конечно, не немцы сбивали). Но здесь, в Крыму, речь идет о людях, и вот уже Максим снимает форменную куртку, чтобы бережно класть на нее обнаруженные в яме человеческие кости.
Неопознанный заржавевший станок не давал покоя. «Дай свой телефон. Я во «ВКонтакте» напишу парню, который соображает в технике. Он скажет, что это такое», — спокойно и уверенно обратился он к стоявшей над ямой девушке. С ней парень явно был еще едва знаком, но та не задумываясь исполнила его просьбу, доверив доступ к профилю.
Поисковая экспедиция — отличный способ получить и закрепить углубленные знания о Великой Отечественной войне, обмундировании, вооружении советских и немецких войск, антропологии, а также приобрести общие туристические навыки.
Обывателю весь этот багаж знаний явно ни к чему, поэтому таковых среди поисковиков не найдешь: один «повернут» на истории, другой — на военной экипировке и оружии, третий — еще на чем-то.
Поисковиков можно поделить на две группы: одни занялись этим, потому что не могли иначе, а другие сознательно искали этот путь. К первым относятся те, кто родился и вырос в местности, где шли ожесточенные бои.
«У нас возле дома дорога грунтовая. Там, как дожди пройдут, гильзы и осколки я в детстве собирал», — вспоминает Стас, родившийся и выросший в Керчи.
В 12 лет он уже стал находить кости погибших солдат, а в 15 — прибился к Аджимушкайской экспедиции — одной из самых первых и известных появившихся в советские годы команде, занимавшейся изучением каменоломен в Аджимушкае, где во время оккупации долгое время действовал отряд офицеров советской армии.
Мамуль был не один, кто шел по следам войны, но сразу же определился, что его интересуют только останки людей и вещи, рассказывающие об обстоятельствах их жизни и гибели.
«У тех, кто собирал оружие и пытался обогатиться на этом, как правило, судьба складывалась трагично», — говорит Стас.
К тем же, кто сознательно шел к поиску, можно отнести казанца Андрея Мордвинова — главу штаба Ассоциации студенческих поисковых отрядов, а также его земляков.
«В 2009 году был на студенческом съезде и увидел фильм о том, как в результате поисковых работ была установлена судьба солдата, и о ней рассказали его родственникам. Тогда я понял, что это мое», — вспоминает Мордвинов.
Поисковиков часто сплачивает общий военизированный настрой, который поддерживает соответствующая форма одежды. И в этой экспедиции все, кроме одного-единственного парня, были одеты в камуфляж — здесь принято украшать множеством нашивок на липучках, которые бойцы меняют по настроению.
И лишь Муслим из Татарстана принципиально копал в рабочей форме одного из северных российских заводов, считая облачение в военную форму простым пижонством. За такое пренебрежение к коллективу, однако, парня никто не журил.
«Сродни рыбалке»
Не все, что происходит во время поисковых экспедиций, попадает в репортажи, на фото и на видео. Ребята просто не могут выкладывать в сети снимки, характерные для обычных походов, на которых смеются и дурачатся, а журналисты не вправе цитировать шутки и прибаутки, которыми неизбежно обмениваются поисковики, как и все нормальные люди, занятые изнуряющим физическим трудом.
Здесь пафос, который в других местах представляется излишним, становится средством защиты от кощунства, которым может стать любая неудачная или вырванная из контекста фраза.
«Новую экспедицию ждешь всю зиму. Хочется быстрее заняться поисками. Уже первые найденные тобою в поле металлические осколки от взрывов из прошлого пробуждают азарт, — рассказывает ульяновский студент Ленар. — Это чем-то сродни рыбалке, но только пока не находишь человеческие останки. Тогда поисковикам уже сравнивать свою работу не с чем. Неприлично».
Еще трудно сравнить с чем-либо ощущение путешествия во времени и контраста между миром, который царит на поверхности земли, и следами скрытой в ней войны. Это не то что читать книги или даже говорить с фронтовиками, хотя после таких работ начинаешь по-другому воспринимать написанное о войне и самих ее участников.
Нынешнюю крымскую экспедицию отличало от других то, что ее участники ночевали в городе, возвращаясь с раскопок вечером, как с работы, и ребята чувствовали границу, которая отделяет их от тех, на кого они смотрят через окна автобуса, от тех, кто омрачен повседневными заботами.
Поисковикам, которым только что приходилось выкладывать на землю останки своих неизвестных геройски погибших сверстников, на эту бытовуху переключаться не хотелось, да и не получалось. После ужина на базе они вспоминали о своих самых интересных находках.
«Копали под Выборгом, в том месте, где велось наступление зимнее. Нашли братскую могилу и в ней брусочек, похожий на мыло. Оказалось, что это тол», — вспоминает Владимир из екатеринбургского поискового отряда «Честь и Память».
Константин из поискового отряда «Долг» Кировской области как-то нашел у Синявинских высот в Санкт-Петербурге красивый советский штыковой нож. «У него даже рукоятка деревянная сохранилась. В музей его привез», — говорит парень.
Ленару из Ульяновска памятнее всего найденная его отрядом в прошлом году воронка, в которой лежали тела 59 солдат. «Я впервые видел так много тел в одной яме. Их сбросили туда после боя зимой в феврале 1942 года. По медальону опознали одного из бойцов», — отмечает юноша.
Тем, кто постарше, уже важнее становятся не какие-то конкретные вещи, а ситуации, когда экспедиция помогла заполнить белое пятно в истории человека или целого военного подразделения.
«В прошлом году мы нашли останки солдат пропавшей без вести роты, которая по документам находилась в другом месте», — говорит аспирантка Мария Беляева, специалист Центра патриотического воспитания молодежи Санкт-Петербургского политеха.
А «аксакалы» поискового дела смотрят еще дальше, находя самое ценное в многолетнем труде.
«В начале еще 2000-х годов занимались комплексным изучением одного из опорных пунктов на высотах севернее Керчи и в результате нескольких экспедиций поняли особенность немецкой обороны, ту изюминку, ставшую главным препятствием для наших войск, которые так и не сумели, высадившись в ноябре 1943 года, на протяжении полугода взять Керчь — это расположение позиций на обратных скатах холмов, — рассказывает председатель Совета регионального отделения «Поискового движения России» в Республике Крым Владимир Симонов. — Немцы позаимствовали эту идею у советских военных стратегов».
И дело, как он утверждает, вовсе не в том, что в бой бросали необученных юношей. «Наоборот, судя по находкам, это были боевые бравые ребята, у которых мы обнаружили массу трофейного снаряжения и того снаряжения, что не предусмотрено штатным расписанием, но отличает бывалых фронтовиков», — добавил Симонов.
По его словам и по мнению Елены Цунаевой, в будущем российские поисковики неизбежно должны будут приближаться по уровню подготовки и качеству проводимой работы к археологам. К тому же через 22 года находки времен 41-года даже формально будут признаны археологическими со всеми законодательными и организационными последствиями, характерными для такого статуса.