— Кто-нибудь в воскресенье ходил в магазин за продуктами? Что там с ценами? – первым делом спросил Павел Грудинин у журналистов. Журналисты сошлись во мнении, что в последнее время продукты дешевле не становятся.
– А будет еще хуже, — предупредил Грудинин. — Смотрите: вы приходите в магазин и видите, что цены растут. Но, чтоб вы знали, оптовые цены падают. Как ни странно, оптовая цена на морковь, картошку, свеклу, лук ниже уровня прошлого года, потому что действительно был хороший урожай. А вот почему в магазинах цены не падают, мы не понимаем.
Почему растут цены на еду? Готов ли отечественный сельхозпроизводитель к отмене контрсанкций? Почему не запретят пальмовое масло? 13 февраля на эти и другие вопросы журналистов в пресс-центре Национальной службы новостей отвечали заместитель председателя комитета Совета Федерации по аграрно-продовольственной политике и природопользованию, председатель комитета сельских женщин Ирина ГЕХТ и директор ЗАО «Совхоз имени Ленина» Павел ГРУДИНИН.
МОЛОЧНЫЕ РЕКИ
— Знаете, какая в России товарность молока? – спрашивает Грудинин. – 55%. То есть, 45% молока пропадает там, где его производят. Его не сдают на заводы. Ясно, что в молочной отчетности у нас обыкновенные приписки. Вот в чем мы преуспели, так это в приписках. То же и с сыром: у нас не может быть увеличения сыра, потому что нет молока. Для производства одного килограмма сыра нужно 10 литров молока, как ни крутись. А для молока нужны коровы, для коров нужна еда. Я всегда говорю: определяйте динамику производства молока по количеству купленных тракторов, зерноуборочных и кормоуборочных комбайнов и молочных аппаратов. Так вот, пять лет подряд количество тракторов, комбайнов и прочей техники у нас уменьшается. Это по росстатовским данным, тут невозможно ничего придумать. А если парк техники не обновляется, это значит, что в ближайшее время зерно будет нечем убирать. Судя по всему, у нас чиновники выйдут в поле, будут косами это зерно косить, вязать в снопы, а потом молотить.
— Самая провальная на сегодня тема – это молоко, — считает Ирина Гехт. – Об этом мы давно говорим, но каких-то кардинальных шагов в этом направлении не предвидится. Мы пытаемся сейчас на том молочном стаде, которое есть, повысить производительность. Об увеличении молочного стада речь не идет. Мы все время озадачиваем регионы тем, чтобы они изыскивали ресурсы, вовлекали личные подсобные хозяйства, которые, кстати, дают сегодня больше половины товарного молока, чтобы развивалась потребительская кооперация – это приоритет 2017 года. И в бюджете заложено полтора миллиарда рублей на поддержку кооперативов, и это правильная идея. Сдвиги есть. Понятно, что мы ищем какие-то более гибкие варианты. Подписаны соглашения с семью банками, которые будут давать льготные кредиты сельхозпроизводителю. Это – самая эффективная мера господдержки.
— С 15 апреля повышается тариф на «Платон», — говорит Грудинин. — В два раза. А мы все молоко возим машинами свыше 12 тонн. Из нас высасывают деньги. При этом себестоимость продукции растет, а цена – из-за того, что у людей нет денег – падает. Есть такое хорошее министерство – по налогам и сборам. Сидит замминистра и докладывает премьер-министру, что увеличились налоговые сборы, и это показывают по телевизору. То есть, экономика падает, предприятия разоряются, а он докладывает, что налогов собрано больше. С кого? Конечно, с нас. Получается, что налоговая нагрузка растет, а экономика падает. И премьер-министр одобрительно кивает. На самом деле – и все экономисты об этом знают – это очень плохой признак, когда экономика падает, а налоги собираются лучше. Это значит, что в ближайшее время люди бросят свой бизнес и уйдут.
НИКАКИХ САНКЦИЙ НЕТ
— Сегодня все рассуждают: что будет, когда отменят контрсанкции? Неужто хлынут импортные товары? Ничего не будет и ничего не хлынет, — уверен Павел Грудинин. — Потому что то, что должно было хлынуть, оно уже давно хлынуло. Никаких санкций нет. Есть только разговоры, что мы время от времени ловим какое-то количество импортного продовольствия. Вот несколько дней назад поймали 18 тонн турецких помидоров и уничтожили. Но на самом деле ловят лишь один процент от того, что происходит. Сказал же наш президент: товарищи белорусы, что это вы ввезли яблок в пять раз больше, чем производите? А молоко они покупают в Литве и Польше, ставят штамп, что оно белорусское, и мы его получаем. А из Сербии все идет просто вагонами. Нет никаких санкций, не было и не будет. Есть другое: курс доллара и рубля и снижение реальных доходов населения привели к тому, что мы стали меньше потреблять продовольствия. И мы достигли продовольственной безопасности не потому, что мы стали больше производить, а потому, что стали меньше есть. Вот статистика: среднее потребление мяса и мясопродуктов в России в 2016 году – 73,5 кг, среднее по миру – 90 кг, а в ЕС и США – 120 кг. А еще до 2014 года мы потребляли 78 кг мяса и мясопродуктов. Если вспомнить, то в Советском Союзе был железный занавес. Джинсов в продаже не было, но мы все ходили в джинсах. С нашей таможней все решается в две минуты. Иногда конкуренты между собой борются – там, говорят, турецкие помидоры совсем дешево продаются, ну-ка, уничтожь! Я уверен, что 99% импортной продукции не уничтожено. Другое дело, что денег у народа нет, и везти в эту страну натуральный продукт бессмысленно. Но если вы зайдете в любой московский ресторан, то буррату из Неаполя вам нарежут, это точно. То есть, продукты, которые ввезти невозможно, они присутствуют.
СЛЕЗТЬ С ПАЛЬМЫ
— В прошлом году мы ввезли на 700 тысяч тонн больше пальмового масла, — говорит Павел Грудинин. — Кто все это съел? Конечно, пальмовый жир от 3 до 5 раз дешевле, чем жир животный, а люди покупают продукты по ценнику. За продовольствие всегда платят две стороны: либо это граждане, у которых есть реальные доходы, либо государство, которое дотирует непосредственно производителей сельхозпродукции, как это делается во всем мире. У нас тоже дотируют – мы получаем в среднем 500 рублей на гектар, а в Евросоюзе 500 евро, то есть, в 60 раз больше. Если в Швеции поддержка сельского хозяйства – 6 млрд. долларов в год, то в России – 3,5 млрд. долларов. На 5 февраля в России выдан только один кредит, все остальные сельхозпроизводители денег к началу посевной не получат. А потратить на закупку техники свои деньги, чтобы возместить их потом кредитными, не разрешают. Ленивое и бестолковое правительство нас достало.
— Недавно у нас было совещание с сетевиками по вопросу цен, — добавляет Ирина Гехт. — И наши производители молока сказали, что пальма – это уже для них дорого и неактуально. Сейчас им звонят каждый день торговые представители и предлагают более дешевый заменитель животного жира, неопределяемый в наших лабораториях. Этот заменитель позволяет еще более удешевить производство молочной продукции. Надо понимать, что это – удар по здоровью. Да, безопасность и качество – это разные вещи. Сейчас предлагается ввести новую маркировку на продуктах, чтобы потребитель мог ясно видеть, из чего сделан продукт. Но вряд ли производители будут добросовестно рисовать на своей продукции уровень полезности и вреда – красным, желтым и зеленым цветом вместо этих мелких букв, которыми напечатан состав.
— Что касается качества продуктов, то его никто и никогда не проконтролирует, — считает Павел Грудинин. — «Роскачество», «Роспотребнадзор», куча «Контрольных закупок», общественники всюду бегают… А толку никакого. Потому что если у вас нищее население, то оно будет покупать самое дешевое. И даже рыба третьей свежести все равно найдет своего покупателя. А вот когда народ начинает разбираться, когда начинает возмущаться, мол, что вы мне продали, я от вас уйду в другой магазин, то это выглядит совершенно по-другому. Вот можно же с завтрашнего дня запретить ввоз в Россию пальмового масла. Тогда продукты из пальмового масла пропадут. Но возникнет другая проблема: опустеют полки. Молока-то настоящего у нас нет. Вот и надо что-то привозить, чтобы наполнить полки. Это государственная политика в сфере потребления.
ПО ЗЕРНЫШКУ
— Все время говорят, какие мы великие по зерну, — говорит Павел Грудинин. — Но какие же мы великие, если мы занимаем сотое место в мире по урожайности зерновых. Мне очень нравится эта статистика: в октябре мы произвели 116 млн тонн зерна, в ноябре 117 млн тонн, в декабре – 119 млн тонн. Но уборка-то закончилась два месяца назад, что вы там считаете? А вот чиновник сидит, ему надо превысить данные 1978 года, и он пытается натягивать. Если на рынке много товара, значит, цены падают. Произвели много картошки – цена рухнула. А если товара мало, то цены растут. Это же обыкновенная экономика. Если мы кричим, что произвели много зерна, то цена на него должна упасть. Смотрим – а цена-то на зерно не падает. Количество российского зерна на самом деле не определено. Покажите мне все элеваторы – это же легко посчитать. Куда девается большое зерно – просто непонятно. От этого и качество российского зерна ниже городской канализации – то проросло, то сгнило. А ведь главная задача зерна – произвести из него мясо, молоко и все остальное. Но если мы будем заниматься приписками, то никогда не поймем, куда нам двигаться. То же и с сыром: у нас не может быть увеличения сыра, потому что нет молока.
ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫЙ ГЕКТАР
— Это бред сивой кобылы, — уверен Грудинин. — Во-первых, на гектаре трактор не развернется. Во-вторых там нет рынка сбыта сельхозпродукции. Там нет дорог, нет газа, нет электричества. Есть кредитование под 20%. И есть возможность отвлечь население от проблем. Но почему на Камчатке? Если отъехать на 300 км от Москвы до Рязанской области и посмотрите, какое количество непаханых гектаров находится там. Липецкая область – то же самое, Смоленская область. Но кто-то в правительстве решил, что если дать гектар на Дальнем Востоке, то люди туда поедут. Да и будет о чем поговорить. Но когда ты даешь гектар, ты сначала должен определить назначение этой земли. Вот гектар для сельхозпроизводства, вот для рекреационных целей, для промышленности. Государство сначала должно подготовить общий большой участок под что-то. А потом сказать: здесь можно заниматься тем-то и тем-то. Что происходит сейчас? Один человек берет гектар, чтобы построить домики для проживания. Другой на своем гектаре решает построить ферму – рядом с первым. Да, будет пахнуть навозом, но ничего. Третий, тоже рядом, хочет построить мастерскую по ремонту снегоходов, это шум, лужи машинного масла. Земли разных назначений оказываются в одном месте. Кому это надо? Ответ один: мы хотим привлечь туда людей, которые совершенно спокойно продадут свои гектары, если те же китайцы дадут им денег. Придет один большой человек с деньгами и все купит, если ему интересно. Но там, где нет дорог, нет электричества и социальной инфраструктуры, вряд ли кому-то это будет интересно. На мой взгляд, это простое отвлечение населения на какие-то сомнительные проекты.
Любнарком, 13 февраля 2017
