Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
Россиянка пожаловалась на чиновников. После этого она потеряла приемных детей, мужа и дом
Больничную санитарку из Челябинской области Наталью Галееву лишили опеки над племянницами — двумя девочками и их старшей сестрой Лизой, инвалидом с тяжелой формой ДЦП. Это случилось вскоре после того, как женщина победила местные власти в суде, и чиновников обязали выдать Лизе жилье. Но вместо квартиры девушка получила койку в интернате, где ее состояние серьезно ухудшилось. А когда Галеева пожаловалась в СМИ и правозащитникам, ее дом сгорел. В огне погиб муж Натальи. «Лента.ру» разбиралась, что происходит в уральском поселке и что будет дальше с женщиной и ее племянницами.
В 2015 году Наталья Галеева из челябинского поселка Полетаево оформила опекунство над племянницами — дочками родного брата. Тот попал в тюрьму, а мать девочек не занималась воспитанием и уходом за детьми из-за проблем с алкоголем. Ее лишили родительских прав.
«Лизу она забрала из больницы, а ее сестер — из детдома», — рассказала «Ленте.ру» правозащитница Оксана Труфанова. По ее словам, родная мать до сих пор не интересуется судьбой дочек. По крайней мере, не пытается их вернуть.
Наталья Галеева же к этому моменту вырастила родных дочь и сына. Теперь у них уже растут свои дети, и Галеева на днях в седьмой раз станет бабушкой. Она — женщина совсем небогатая. Работала в сетевом магазине «Лента» в Челябинске, а затем устроилась санитаркой в больницу. Однако бросить в беде родных племянниц она не могла.
«Эти девочки выросли у меня на руках. Я и до этого старалась о них заботиться, в особенности о Лизе. Столько мы по больницам с ней мотались», — рассказала Наталья «Ленте.ру».
В течение трех лет, пока племянницы жили с тетей, у навещавших и проверявших ее сотрудников опеки никаких претензий не возникало. Однако вскоре все изменилось.
По словам Оксаны Труфановой, недостатки и проблемы стали находить сразу после того, как Галеева выиграла судебный спор с администрацией района: весной 2018 года чиновников обязали выдать старшей из сестер, больной ДЦП Лизе, положенную как сироте жилплощадь.
В апелляции администрация добилась отсрочки исполнения этого решения, но в итоге никому ничего выдавать не пришлось. Выявленных недостатков чиновникам хватило, чтобы лишить Галееву опекунства над Лизой и ее несовершеннолетними сестрами. Младших отправили в детский дом, а Лизу — в психоневрологический интернат.
За 2019 год Наталья обошла все возможные инстанции с требованием вернуть ей племянниц, но ничего не добилась.
«Если бы я за Лизой не ухаживала, то она бы не дожила до 20 лет, — говорит Галеева. — К уполномоченному по правам ребенка обращалась четыре раза, в суд тоже, а теперь вот, говорят, что я не обращалась. Но ведь документы-то остались».
Только в январе этого года, когда Труфанова опубликовала в сети фото доведенной до истощения в интернате Лизы, к истории подключился депутат ГосдумыСергей Шаргунов, чей пост в Facebook вызвал широкий общественный резонанс: Лиза на опубликованных фотографиях была истощена, ее состояние описывали словами «как в концлагере».
Теперь уже глава Министерства соцотношений региона Ирина Буторинаподтвердила каналу «Первый областной», что девушка действительно истощена, но в целом ее состояние удовлетворительное.
«Лиза находится в центре чуть больше года. Туда она поступила уже с дефицитом массы, — сказала чиновница. — Пока она находится там, ей проводятся медицинские обследования, социальные реабилитационные услуги предоставлялись. Состояние у нее, насколько возможно при ее диагнозе, удовлетворительное».
По словам Буториной, 11 января в интернат придет комиссия, в которую войдут как медицинские работники, так и представители общественности.
Галеева утверждает, что никаких оснований отбирать у нее приемных детей не было, однако именно этим чиновники угрожают всякий раз тем, кто пытается добиться от них того, что положено по закону.
«Пугают, в открытую говорят: «Вы на нас управу не найдете! Мы — отдельное государство!» — говорит Наталья. — Не буду называть фамилию, но одной знакомой, пытавшейся получить положенную выплату, в администрации сказали: «У тебя внук под опекой, так? Молчи, чтобы не забрали»».
При этом она утверждает, что вся история с квартирой для Лизы началась, как ни странно, именно с подачи сотрудников опеки.
«Когда ей исполнилось 17 лет, они мне сказали: «Вы чего молчите? Почему не подали документы на получение жилья? Давайте, шевелитесь!» Ну, я и подготовила, а потом больше года ждала ответа: пришло письмо из Москвы, что Лизу поставили на очередь. В администрации это письмо отксерили, так как им не пришло», — рассказывает женщина.
Затем, когда прошел положенный срок, именно в опеке для Галеевой подготовили документы, которые она отнесла в прокуратуру, а уже сотрудники надзорного органа обратились в суд, чтобы восстановить права Лизы на жилье.
Теперь младшие племянницы Лида и Таня (имена изменены — прим. «Ленты.ру») уже год живут в приемной семье. Одной из них 15 лет, а другой — 12.
«Их заставляют называть приемных родителей мамой и папой. Им запрещают общаться со мной. Теперь меня выставляют во всем виноватой, — жалуется Галеева. — Они, мол, вывезли их на курорт, а я не могла. Но ведь им выплатили подъемные — 300 тысяч рублей. Я бы за эти деньги их тоже вывезла».
Платят приемным родителям, по ее словам, тоже в разы больше, чем полагавшиеся Наталье семь тысяч рублей в месяц на ребенка.
Первое время, как говорит собеседница «Ленты.ру», девочки просились обратно к своей тете, но потом им объяснили, что если не замолчат, то попадут в детдом. Затем их и вовсе стали настраивать против родственницы, считает Наталья.
«Теперь Таня говорит, что я ее якобы закрывала в подпол, когда наказывала, но такого не было. Один раз там ее Лида закрыла: конфликт у них был между сестрами», — говорит Галеева.
Претензии органов опеки, по ее словам, были также связаны с тем, что сестры помогали ухаживать за Лизой, хотя не должны были. «Когда жили с родителями, они также заботились о ней, разве это не естественно? Девочки же в одной семье растут и помогают друг другу, чем могут», — удивляется Наталья.
К образу жизни Галеевой у чиновников до суда за квартиру претензий не было. Как она живет сейчас, и в каких условиях будут содержаться ее племянницы, если ей их вернут, женщина хотела лично показать журналистам в пятницу, 10 января.
Но именно в ночь перед этим дом Галеевой и ее супруга сгорел. Мужчина погиб в огне. Сама Наталья была на суточной смене в больнице.
«Вчера меня показали по телевизору, а сегодня дом сгорел. А ведь мы именно на сегодня договорились, что приедут телевизионщики и уполномоченный. И что получилось?» — говорит Галеева.
Последний разговор с мужем у нее состоялся около полуночи. «Он шутил, смеялся. Никаких подозрений не было, что что-то дурное произойдет, — продолжает собеседница «Ленты.ру». — Сосед видел, что уже в полпервого ночи в доме было темно, а во дворе все тихо и мирно».
Сигнал о пожаре в селе Полетаево поступил на пульт МЧС в половине третьего ночи. Полыхало так сильно, что соседи долго не могли подобраться к дому, чтобы помочь выбраться мужу Галеевой. Они заметили, что он стучался в окно изнутри. Затем кто-то из них разбил стекло, чтобы попытаться проникнуть в дом, но оттуда сразу повалил дым и огонь. Вероятно, мужчина отравился угарным газом.
Оказавшись на пепелище, Труфанова и Галеева стали опрашивать о произошедшем соседей, снимая их на видео. Правозащитница утверждает, что это видео опровергает озвученную с утра пожарными версию о неосторожном обращении с огнем кем-то, кто находился внутри дома.
«Сначала загорелись баня с курятником, а потом огонь перекинулся на дом, из-за чего муж Натальи оказался заблокирован», — говорит Труфанова.
Второй версией пожарных стала неисправность обогревателя, стоявшего в курятнике. «Но ведь он был выключен и просто там хранился, — продолжает она. — Да и все знают, что куры зиму спокойно переносят, без всяких обогревателей».
Рассматривается ли вообще вариант преднамеренного поджога — неизвестно. В региональном управлении Следственного комитета «Ленте.ру» сообщили, что этим занимается полиция.
В настоящее время предметом для проверки со стороны следственных органов стала только информация о ненадлежащем уходе за Лизой в том учреждении, куда ее увезли из дома Галеевой. В региональном Министерстве социальных отношений уже сообщили, что там выявили некоторые «дефекты».
Тем не менее глава ведомства Ирина Буторина сообщила «Znak.com», что о возвращении Лизы к тете речи быть не может.
Депутат Сергей Шаргунов написал запрос в Генпрокуратуру с требованием разобраться в ситуации. «Как только появилась новость о пожаре, местные чиновники сразу же заявили, что поджога не было, и детей возвращать они не станут», — сказал он «Ленте.ру». В данном случае, по словам депутата, необходимо провести всестороннее расследование, так как пожар похож на чью-то «криворукую попытку» запугать Наталью Галееву и тех, кто ей помогает.
Вечером после пожара у «Интерфакса» появились и другие подробности скандала. По словам «информированного источника» агентства, сотрудники опеки решили забрать у Галеевой девочек в 2018 году после того, как та стала проживать в доме сожителя, где часто собирались пьяные мужские компании. «Сотрудники опеки просто испугались, что с девочками может случиться что-то нехорошее. Сами дети потом рассказывали, что не могли спать по ночам, боялись», — сказал источник.
По поводу пожара этот же источник заявил, что «мужчина был в это время один и не сумел спастись. А ведь в доме могли быть дети».
При этом «Ленте.ру» известно, что супруг Натальи погиб ровно через день после того, как ее сын забрал из дома гостивших у нее внуков.
По словам Оксаны Труфановой, сгоревший дом принадлежал матери Натальи, и после ее смерти Галеева еще не успела до конца оформить наследство. Теперь же ее подзащитная перебралась к детям. «Наталья еще не понимает, что произошло. Ведь она лишилась всего, кроме того, в чем и с чем она уехала на смену в больницу», — отметила правозащитница.
В 2019 году в Челябинской области в очереди на получение жилья, по данным сайта «Первый областной», находилось 5659 детей, оставшихся без попечения родителей, а отдать под заселение ими планировалось только 802 квартиры. На это выделили 751 миллион рублей. Однако к 24 декабря фактически успели приобрести только 712 квартир на сумму 588 миллионов.
При этом, по словам Оксаны Труфановой, в 2019 году сразу несколько чиновников из разных муниципалитетов были осуждены по делам о махинациях с жильем для такой категории граждан.
Как рассказывает омбудсмен, младшие сестры Лизы однозначно высказались за то, чтобы остаться в нынешней приемной семье, однако Галеева сейчас больше думает о том, как спасти Лизу, которой теперь грозит провести в интернате всю оставшуюся жизнь.
«Лента.ру» уже опубликовала не одну статью о проблеме содержания людей с инвалидностью в подобных закрытых учреждениях, где их порой нарочно доводят до растительного состояния, чтобы они не доставляли проблем. Претензии экспертов, врачей, общественных организаций и СМИ привели к тому, что к решению этой проблемы подключились в правительстве страны. Однако в настоящее время одинокие или лишенные опекунов взрослые люди со сложными заболеваниями фактически не имеют шансов жить на свободе. Когда скандал уляжется, о нем забудут депутаты и журналисты, такая судьба, вероятно, ждет и Лизу.
Это обычный семейный портрет и простой рассказ о том, как люди преодолевают самое сложное, что может быть в жизни, — недуг собственных детей. Представляем вам историю из собрания Русфонда, который уже 20 лет помогает тяжелобольным детям. Если вы захотите присоединиться к тем, кто им помогает, сделайте это на сайте Русфонда или воспользуйтесь кнопкой ПОМОЧЬ. Рубрику «Жизнь. Продолжение следует» ведет Сергей Мостовщиков.
Все должно было сломаться в судьбе Вики Тугаревой из Рязани. Но сломались только кости, а жизнь оказалась на удивление крепким и непредсказуемым приключением. Какая-то загадка явно была скрыта между тем, что должно было случиться, и тем, что на самом деле произошло. Говорили, несовершенный остеогенез неизлечим, а нашлись способы укрепить хрупкие Викины кости. Считали, из-за большого количества переломов она не будет даже сидеть, а она ходит — не остановишь, старшая сестра зовет ее «ходячий позитив». Думали, может стать немой, когда сломала височно-теменную кость и потеряла дар речи, а Вика в итоге начала петь и собирается стать звездой сцены. Всякий раз получалось так, что очевидная проблема, ставившая в тупик, на самом деле только открывала новый, совершенно неожиданный путь. Нужно было лишь найти силы пойти по нему. Но как это сделать? Об этом мы разговариваем с Викиной мамой Мариной Тугаревой:
— Я училась в Рязани в сельхозакадемии на зоологическом факультете. Пошла туда потому, что можно было поступить бесплатно и без помощи родителей. Особенно тогда не задумывалась, кем хочу быть. Просто самостоятельным человеком. В академии пошла на спорт, стала заниматься карате. Наверное, потому что за меня некому было заступиться, а времена были — конец девяностых. У меня хорошо получалось, заработала синий пояс. И вот звонят мне однажды и говорят: собираем команду из девочек на соревнования, давай ты тоже будешь участвовать. Я к тому времени уже год как не занималась. Стала думать, кто бы мне помог подготовиться. Все ребята отказывались: «Не-не-не, с тобой связываться — себе дороже». А вот Сережа, староста нашего курса, согласился. Потому что он тоже всех лупил — занимался и карате, и многоборьем. Говорит: «Ну пойдем». Ну и пошли… С тех пор у нас уже трое детей.
Было желание первым родить мальчика. Но получилась девочка Настя. Второй у нас был мальчик, пока я ходила беременная — по комплекции, по всем УЗИ. А когда этот мальчик появился на свет, оказалось, что это девочка Вика. Только с третьей попытки у нас получился Володя.
То, что у Вики будут проблемы, стало понятно сразу. По УЗИ на 35-й неделе беременности врачи ничего толком не поняли, нашли то ли укорочение конечностей, то ли вывих суставов. Только развели руками. А после родов она поломалась сразу при осмотре, как только оказалась на столе у доктора. Оба бедра и оба предплечья.
Пока я лежала в больнице, я про несовершенный остеогенез перечитала всю Рязанскую научную библиотеку имени Горького. Я заказывала литературу и журналы, мне привозили их прямо в палату, тогда у них была еще услуга по доставке. То есть мы начали решать проблему сразу. Мне было страшно, но я считаю, нас спасло то, что мы спортивная семья. Муж начал заниматься с Викой плаванием — клали ее в воду и делали упражнения. Потом, когда она подросла, начали делать подтягивания, висели на турнике. И искали способы помощи. К девяти месяцам мы уже были в Москве, в клинике «Глобал Медикал Систем». И с тех пор, благодаря Русфонду, прошли там девять курсов лечения препаратом, который укрепляет костную ткань. После первого курса Вика стала активной. После второго — попыталась сесть. После третьего — встать. Ну и так далее. После последнего курса она с другими детьми гуляет по шесть часов на улице.
Конечно, кости укрепляет не только лекарство. Сама по себе Вика — источник стойкости. Некоторые, знаете, сидят и плачут. Я тоже иногда сижу реву, а она улыбается. Помню, однажды ей вправляли ногу, привезли ее в гипсе, после наркоза, тяжело ей, а она улыбается. Ей плохо, а она веселится. Ну как тут рыдать? Это, конечно, очень вдохновляет. И это помогает понять смысл жизни.
Я считаю, каждый человек должен для себя определить, что он вообще хочет. В мире ведь ничего не происходит случайно. Вот если сесть, задуматься, то получится, что любые трудности, с которыми сталкиваешься, нужны для того, чтобы получить какой-то важный опыт, который можно использовать в жизни. Я думаю, в любой семье, даже без детей или со здоровыми детьми, есть свои сложные моменты. И нужно разобраться, как и кто с ними справляется, как это меняет быт, обстановку. И главное, нужно понять, теряете ли вы контроль над ситуацией, над собой и семьей или, наоборот, получаете новые знания. Без новых знаний вы не сможете двигаться вперед, а будете сидеть как у камня на распутье.
Не нужно считать проблемы наказанием. Если они случились, так и должно быть. Это знак того, что у вас открываются новые, абсолютно другие перспективы. Например, Вика после предпоследнего перелома височно-теменной кости не могла говорить, потеряла речь. Как мы ни бились, как ни крутились, как ни развивали мелкую моторику, как ни играли в кубики и как ни складывали пазлы, не было абсолютно никакого результата. И вдруг заметили: когда звучит музыка (не попса, а классическая), она начинает ее повторять. Повторять чисто, здорово. Я взяла и отвела ее в музыкальную школу. Там ее сразу взяли, она запела! Стала повторять мелодии и начала развиваться в совершенно другом направлении.
Понимаете, мне кажется, если в любой плохой ситуации найти что-то хорошее, какой-нибудь положительный момент, начать работать с этим положительным моментом, результаты просто ошеломляют. Вот старшую мою дочь Настю не брали в садик, не удавалось ее пристроить. Так она пошла в итоге в музыкальную школу, чтобы был какой-то коллектив. В результате все проблемы перешли в то, что у нее куча грамот за игру на виолончели, ее даже в Гнесинку берут на бесплатное обучение, просто у нас пока нет средств, чтобы оплатить ей общежитие. Сейчас думаем, ищем.
Поверьте, все плохое может перерасти в хорошее. Главное — найти нужное русло. Или, если хотите, — лазейку. Вы не ошибетесь в ее поиске, потому что почувствуете: все было ужасно. А стало ой как здорово! Этого я желаю любой семье.
Объявленная ВОЗ пандемия коронавирусной инфекции вновь подтолкнула россиян к импульсивным закупкам «самого необходимого» — гречки, макарон, туалетной бумаги и, конечно же, спичек, мыла, соли и сахара. Необъяснимое желание забить холодильники и антресоли продуктами породило вал шуток в социальных сетях. Остановить массовые закупки не смогли и объяснения российских чиновников о том, что никакого дефицита в стране нет и не будет. Откуда в головах сограждан возникает этот неизменный список и почему ему продолжают следовать? «Лента.ру» разобралась в причинах этого явления.
Как спастись от коронавируса?
Регулярно мойте руки
Зачем это нужно? Если на поверхности рук есть вирус, то обработка спиртосодержащим средством или мытье рук с мылом убьет его.
Соблюдайте дистанцию в общественных местах
Держитесь от людей на расстоянии как минимум один метр, особенно если у кого-то из них кашель, насморк или повышенная температура.
Зачем это нужно? Кашляя или чихая, человек с респираторной инфекцией, такой как COVID-19, распространяет вокруг себя мельчайшие капли, содержащие вирус. Если вы находитесь слишком близко, то можете заразиться вирусом при вдыхании воздуха.
По возможности не трогайте руками глаза, нос и рот
Зачем это нужно? Руки касаются многих поверхностей, на которых может присутствовать вирус. Прикасаясь к глазам, носу или рту, можно перенести вирус с кожи рук в организм.
Соблюдайте правила респираторной гигиены
При кашле и чихании прикрывайте рот и нос салфеткой или сгибом локтя; сразу выбрасывайте салфетку в контейнер для мусора с крышкой, обрабатывайте руки спиртосодержащим антисептиком или мойте их водой с мылом.
Зачем это нужно? Это позволяет предотвратить распространение вирусов и других болезнетворных микроорганизмов. Если при кашле или чихании прикрывать нос и рот рукой, микробы могут попасть на ваши руки, а затем на предметы или людей, к которым вы прикасаетесь.
При повышении температуры, появлении кашля и затруднении дыхания как можно скорее обращайтесь за медицинской помощью
Зачем это нужно? Повышение температуры, кашель и затруднение дыхания могут быть вызваны респираторной инфекцией или другим серьезным заболеванием. Симптомы поражения органов дыхания в сочетании с повышением температуры могут иметь самые разные причины, среди которых, в зависимости от поездок и контактов пациента, может быть и коронавирус.
Полезные сайты и телефоны:
— сайт стопкоронавирус.рф;
— информация о коронавирусе на сайте Роспотребнадзора здесь;
— ответы Роспотребнадзора на самые популярные вопросы о коронавирусе здесь;
— подробный раздел на сайте Минздрава здесь;
— телефон скорой помощи: 03, 103 (для звонка с мобильного телефона);
— горячая линия Роспотребнадзора: 8-800-555-49-43;
— горячая линия Роструда: 8-800-707-88-41;
— горячая линия Департамента здравоохранения Москвы: +7 (495) 870-45-09. Источник: Всемирная организация здравоохранения
Все хранилось в двух больших сундуках из-под химических реагентов, стоявших на балконе: крупы, тушенка, мыло, спички, керосин. В семье практически никто не пил — разве что дед позволял себе фронтовые «сто грамм» на 9 Мая, но целая батарея бутылок с «Пшеничной» (и парочка «Столичной») была в наличии — один из сундуков был забит водкой под завязку.
Трогать это было нельзя ни в коем случае, все эти запасы были на черный день, когда то ли небеса обрушатся на землю, то ли Гитлер нападет на СССР, подлечившись в арктическом рейхе. Объяснить, как и когда наконец будет можно уже вскрыть тушенку, никто не мог, и сундуки стояли как знак того, что если что-то плохое и случится, семья выживет вопреки всему.
Подобный неприкосновенный запас делался советским человеком по инерции, неосознанно, как ритуал, который необходимо выполнять и не подвергать сомнению. То, как это происходило, отлично описано в рассказе Александра Варго «Зефир в шоколаде»:
«…Однажды, разбирая балкон, он обнаружил заботливо припрятанные жестяные банки с надписями следующего содержания: «горох», «гречка», «рис» и так далее. Судя по всему, все вышеуказанное было старше самого Ромы, и он выбросил эти банки. Туда же отправился и мешок с хозяйственным мылом — коричневым, крошащимся и характерно пахнувшим. Дед складировал свои запасы по привычке, вряд ли осознавая, что все это когда-нибудь ему пригодится. Получая пенсию, какую-то часть он обязательно тратил на спички, соль, сахар, тушенку, макароны и бережно прятал это на антресоль, под кровать или на тот же балкон».
Пожалуй, желание непременно скупать соль, мыло и спички с рождения заложено в разум россиян, которым больше 30 лет. Зачем это все — вряд ли кто-то сможет объяснить. Ну вот, предположим, действительно закроют какой-то город на карантин, а улицы будут патрулировать. Ладно — крупы, ладно — макароны, но спички-то зачем? Электричество вроде никто не собирается выключать, газ перекрывать — тоже, зажигалки исправно работают.
Хорошо хотя бы керосин достать не так просто — а ведь когда-то и он был неотъемлемой частью семейного неприкосновенного запаса. Канистра с ним стояла рядом с двумя керосиновыми лампами «Летучая мышь». А кое у кого и примус стоял где-нибудь на шкафу.
Такое случалось в современной истории России и задолго до коронавируса. Например, в 2006 году, когда россияне внезапно начали раскупать соль из-за слухов о грядущем дефиците этого продукта. Блогер Катя Метелица тогда отмечала, что вместе с солью они по привычке берут и крупы, и сахар, и масло — «включилась ассоциативная память предков». «Скупали бы и керосин, но только его днем с огнем не сыщешь», — писала она.
Тем не менее у ее свекрови еще с советских времен хранилась початая бутыль с керосином, который, оказывается, нужен был для того, чтобы было чем лечить ангину. Смочив им бинтик, полагалось намазать горло. «Адское ощущение, доложу я вам. Но горло действительно тут же прошло — просто от ужаса, я думаю», — рассказывала блогерша.
Свекровь Кати Метелицы — экономист-хозяйственник, и поэтому знает, что настоящему дефициту соли у нас взяться неоткуда. Однако на даче «у нее припасено столько пачек соли, что хватило бы на осаду небольшой крепости», а также настоящий стратегический запас круп. Потому что этот самый запас «карман не тянет».
Такое потребительское поведение несомненно сформировалось у сограждан по большей части во время Великой Отечественной войны, однако сметать товары с полок народ привык задолго до этого, наученный еще опытом Первой мировой. Как отмечает в своей книге «Сталин. Жизнь одного вождя» доктор исторических наук Олег Хлевнюк, еще в 1927 году, когда партия проводила активную кампанию, посвященную внешней угрозе, подтягивая под это дело все международные новости, «в ответ на призывы к бдительности и боевой готовности поднималась волна слухов и панических закупок промышленных товаров про запас, на случай войны».
То же самое происходило и в 1939 году, когда Германия, заключив пакт о ненападении с СССР, вторглась в Польшу. Историк Никита Ломагин в своей книге «Неизвестная блокада» пишет: «Информаторы обращали внимание на повышение спроса на продукты питания, соль, спички, мыло и др. За два дня в магазинах Московского района был распродан месячный запас этих товаров, а в Свердловском универмаге 7 сентября 1939 года было распродано 7 тонн соли, что равнялось восьмимесячному запасу».
Настоящая паника началась 22 июня 1941 года, когда Левитан зачитал по радио знаменитое объявление о начале войны. Историк Вячеслав Парамонов в своей работе, посвященной распределению и теневому рынку в период 1941-1945 годов, отмечает, что часть населения ринулась в сберкассы снимать деньги с вкладов со вполне логичной целью: чтобы потратить их на пополнение продовольственных запасов. Вот выдержка из информации организационно-инструкторского отдела Московского горкома ВКП(б):
«В Свердловском районе в магазине ТЭЖЭ (ул. Горького) большая очередь за мылом, в магазине No102 (ул. Горького) в продаже нет хозяйственного мыла, покупатели берут семейное мыло, которого раньше продавалось по 50 кусков в день, а сегодня за два часа было продано 500 кусков. В магазине No1 «Гастроном» кроме сахара, круп, макаронных изделий, консервов, хлеба и других продуктов разбирают также и кондитерские изделия. В булочной No5 Октябрьского райхлебторга в 14 часов 15 мин. директор магазина Дирябо закрыл магазин перед очередью 100-130 чел. и объявил, что «Москва в угрожающем положении, а поэтому магазин закрывается». После вмешательства представителя Свердловского райторготдела т. Яковлевой магазин был открыт, и торговля продолжается. В магазинах, торгующих мясом, рыбой и зеленью, торговля проходит нормально».
Все это случилось сразу после 12 часов дня, после объявления. Люди ринулись в гастрономы и тратили все, что у них было. Была и давка, и вопли «вас здесь не стояло», и возмущение граждан, которые просто зашли купить немного хлеба посреди дня.
Впрочем, с ажиотажным спросом первого дня быстро справились, организовав оперативный подвоз продовольствия и введя ограничительные меры. Однако этим дело не закончилось, и в ход пошли в том числе репрессии, что можно проследить по статье «Образцовый порядок в столице» в газете «Известия». В ней начальник московской милиции Романченко обрисовывал три группы граждан, которые, по его мнению, были виноваты в создавшейся ситуации.
«У некоторых продовольственных магазинов и нефтелавок образовались очереди. Они возникли по вине шкурников, спекулянтов и любителей создавать запасы, — сообщалось в статье. — Население Москвы само провело борьбу с этими очередями, поднимая на смех людей, создававших очереди».
Далее в статье перечисляются люди, привлеченные к ответственности. Это «спекулянты» из города Плавска — две женщины, которые привезли на рынок 60 кило гречки и продававшие ее по завышенным ценам, грузчик Кириллов, которому не повезло купить слишком много сахара, а также инженер Разумова. Она просто приобрела 25 литров керосина. Задержали и некую Бурыгину, в руках которой оказалось 25 килограммов хлеба.
Советские люди рассудили, что раз желание «создавать запасы» наказуемо, значит делать их просто необходимо. Нужно лишь не попадаться. Риск, что тебя объявят врагом народа, есть, но остаться без гречки и керосина страшнее. И если со «спекулянтами» все более-менее понятно, внятно расшифровать слово «шкурник» наверняка не смог бы и сам Романченко. Вероятно, под это определение попадала Бурыгина, которая просто зашла в магазин и купила очень много хлеба. И, что примечательно, ей его продали — так в чем же ее преступление? Ведь никаких ограничений на тот день и не существовало. Да и в чем вина инженера Разумовой, которая просто пошла на рынок и взяла пару канистр керосина?
Впрочем, это было только начало войны, и продукты в магазинах можно было еще покупать свободно. Уже очень скоро в стране будет введена карточная система, и ни о каких импульсивных закупках речь идти не будет — не потерять бы талон, чтобы не остаться без хлеба.
Война стала тяжелым испытанием для всего советского народа. Она не только приучила бережно относиться к еде, но и возвела ее буквально в культ. Если вновь обратиться к рассказу Александра Варго, то в нем он описывает, что тот самый дед очень любил зефир в шоколаде, однако, когда заботливая соседка покупала ему эту сладость, он съедал утром лишь половину зефиринки, а вторую оставлял на вечер. «И было бесполезно его убеждать, чтобы он ел вдоволь, что этот зефир не такой уж дорогой — деда все равно невозможно переубедить: слишком сильны воспоминания о войне и голоде», — пишет автор.
И, конечно же, у этого поколения закрепилось чрезвычайно тревожное поведение, связанное с ожиданием неминуемой новой войны. Как вспоминал московский старожил Г. Е. Андреевский, после денежной реформы 1947 года в магазинах выстраивались огромные очереди, бывшие приметой той эпохи. В них «говорили о том, что подорожает хлеб, что будет война, что на Москву упадет метеорит, и вообще чего только не говорили». И при каждом тревожном слухе начинали запасаться солью, спичками и мылом.
Страх войны преследовал советского человека на протяжении всей оставшейся истории СССР. Как пишут в своей книге «Опасные советские вещи: Городские легенды и страхи в СССР» Александра Архипова и Анна Кирзюк, поколение людей, видевших войну, всегда готовилось к тому, что следующая будет такой же — с голодом, бытовыми трудностями и постоянными усилиями по физическому выживанию. А значит, как только они понимали, что война возможна, то сразу бежали в магазин за крупами, макаронами, солью.
В 1975 году писатель Юрий Нагибин в своем дневнике писал о том, что вокруг говорят о близкой войне, для которой вроде бы нет никаких оснований. «Руководители по-прежнему играют в разрядку, а простые люди чувствуют, что она рядом, и приглядываются к соли, спичкам и консервам на пустынных полках магазинов», — отмечал он.
Причиной ожидания грядущего конфликта служили любые новости. Например, мать одного из информантов Архиповой и Кирзюк решила обновить запасы сухарей, которые хранила в специальной наволочке на черный день, после того как в 1968 году СССР ввел танки в Чехословакию. Подобные же настроения можно было увидеть и во время Карибского кризиса 1963 года. Телекомментатор Юрий Фокин вспоминал, что сразу понял, что страна ожидает новую войну, когда увидел во дворе своего дома женщину с авоськой, в которой та несла спички, мыло и соль. «Женщина готовилась к войне, как в 1941 году», — отмечал он.
Большого повода для паники было не нужно — даже стычка московской милиции с китайскими студентами возле мавзолея в 1969 году истолковывалась советскими гражданами как прелюдия к войне с Китаем, а значит, и поводом для панической закупки стандартного апокалиптического набора продовольствия. «Так, например, в городе Конотопе Сумской области (ныне — Украина — прим. «Ленты.ру») было за 14 дней продано 81,3 тонны соли и 39,2 тонны мыла, то есть в 3-4 раза больше, чем обычно», — пишут авторы «Опасных вещей».
Впрочем, для того чтобы заподозрить надвигающуюся катастрофу, людям вовсе не обязательно нужно было знать о конкретных событиях — они делали выводы о близкой войне уже только по малейшим перебоям в снабжении продовольствием. «Логика здесь была такой: в войну продовольствие обычно исчезает, поэтому любые «временные трудности» с продуктами и предметами первой необходимости указывают на то, что война вот-вот начнется или даже уже идет», — отмечают Кирзюк и Архипова.
Особым индикатором того, что все плохо, считали «военный» хлеб — то есть хлеб низкого качества. Если он плохой, значит хороший отдали представителям «братских стран» — а отдали почему? Потому что мы либо уже воюем на их стороне, либо скоро будем.
Те, кто сейчас идет в магазин с твердым желанием «закупиться на всякий случай», конечно же, делают это не в ожидании новой войны. Однако память поколений работает именно так: причина явления забывается, остается лишь стимул — стрессовая ситуация. Будь то боязнь перед обвалом национальной валюты, страх перед эпидемией или слухи о том, что некий важный продукт пропадет с прилавков. И на этот случай в голове уже есть готовый список: макароны, греча, туалетная бумага… И, конечно же, мыло, соль, сахар, спички. Был бы и керосин, но керосин сейчас не найти.
В Москве по инициативе российских предпринимателей Года Нисанова и Зараха Илиева открылся Общинный центр Объединения горских евреев. Теперь диаспора имеет возможность чувствовать себя еще более сплоченной и чаще собираться для общения и совместных молитв. О том, как появление центра будет способствовать сохранению уникальных культурно-исторических традиций горских евреев, забота о которых является одним из основных направлений благотворительной деятельности Года Нисанова и Зараха Илиева, — в материале «Ленты.ру».
Духовное родство
Традиции горских евреев очень древние и чрезвычайно богатые. Ранее местом сосредоточения горско-еврейских общин были в основном территории современных Азербайджана и Дагестана. Владельцы группы компаний «Киевская площадь», одного из крупнейших девелоперов России, Год Нисанов и Зарах Илиев — выходцы из Азербайджана. Они родились и выросли в уникальном месте под названием Красная Слобода, которая примерно с середины XVIII века является одним из центров ортодоксального иудаизма в Азербайджане.
Первые евреи-переселенцы, которые впоследствии получили название «горские», появились здесь примерно две тысячи лет назад, но до сих пор жители Красной Слободы чтут и хранят традиции еврейского народа. Практически в каждом квартале были построены синагоги, в которых люди собирались для чтения Торы и молитв. И сегодня потомки сельчан вспоминают рассказы предков, передававшиеся из поколения в поколение, о том, как дружно жили евреи в Красной Слободе в стародавние времена. И хотя за последние четверть века численность общины сильно сократилась, слобода по сей день является одним из крупнейших поселений горских евреев, а также центром притяжения для выходцев из этих мест, чьи семьи давно живут в других странах.
Духовное единение горско-еврейской общины сохраняется, чему во многом способствует тот факт, что местные жители смогли сохранить древний язык джуури. Важно и то, что сельчане искренно гордятся многими своими земляками, добившимися успехов в разных сферах деятельности. Так, Год Нисанов, например, в 2014 году был избран вице-президентом Всемирного еврейского конгресса, объединяющего общины 115 стран мира. Примечательно, что он стал первым горским евреем, вошедшим в состав руководства конгресса за всю историю этой организации.
Ради связи поколений
Если на территории относительно небольшой Красной Слободы общине естественным образом удается сохранять свою культурную идентичность, то в таком крупном мегаполисе, как Москва, сделать это гораздо сложнее. Собственно, на поддержку единства диаспоры, сохранение языка, а также на передачу уникальных традиций горско-еврейской общины подрастающему поколению и нацелены многие благотворительные проекты Года Нисанова и Зараха Илиева в России.
В Москве, например, важным направлением в деятельности меценатов является поддержка традиционного еврейского образования — открываются новые школы для детей и взрослых, в которых слушатели проходят обучение, приобщаются к традициям и чтению Торы. Так, в 2015 году в здании Еврейского образовательного центра в торжественной обстановке, с произнесением благословения и прикреплением на входной двери традиционного обозначения еврейского дома Мезузы, Год Нисанов и Зарах Илиев открыли школу «Хедер Менахем».
По сути, образовательная организация является начальной школой для детей из верующих семей. Долгое время система хедеров являлась основой классического еврейского образования. В определенный исторический период она была почти утеряна, однако в XXI веке возрождается во многих странах.
Московская «Хедер Менахем» рассчитана на 250 детей, которые будут учиться в классах малой наполняемости. Оснащение школы — самое современное, а особой ее гордостью являются малая и большая синагоги, а также обширная библиотека. Принявший участие в церемонии открытия школы главный раввин России Берл Лазар напомнил, что заповеди еврейского народа требуют от человека постоянно стремиться радовать других. «Как вы видите, наши спонсоры полностью исполняют то, что написано в Талмуде», — подчеркнул он. К слову, в том же году, когда была открыта школа, Год Нисанов и Зарах Илиев получили престижную награду от еврейских общин России за поддержку образовательных проектов.
Новая жизнь исторических объектов
При этом нельзя сказать, что благотворительная деятельность известных предпринимателей ограничивается только поддержкой московской диаспоры горских евреев. Очень многое они делают и для своей исторической родины — Азербайджана. В частности, Год Нисанов инвестировал средства в реконструкцию консервного завода в Губинском районе. Предприятие практически выстроили заново и оснастили современным оборудованием. В результате модернизации создано более 200 новых рабочих мест. Кроме того, по инициативе и при поддержке Года Нисанова и Зараха Илиева в Хачмазском районе, недалеко от границы с Россией, строится крупный логистический комплекс по переработке и хранению сельскохозяйственной продукции. Окончание строительства намечено на лето следующего года. После открытия хаба экспортеры смогут оптимизировать логистику поставок своей продукции в Россию.
В приоритете у бизнесменов и развитие проектов, направленных на повышение туристической привлекательности Азербайджана. В частности, этому будет способствовать открытие в Красной Слободе первого в мире музея горских евреев, которое должно состояться в недалеком будущем. Проект стартовал в 2017 году по инициативе Года Нисанова, Зараха Илиева и благотворительного фонда СТМЭГИ. Музей займет отреставрированное здание одной из синагог поселения, а коллекция, которая будет в нем представлена, станет единственным крупным собранием предметов быта и культурного наследия горских евреев.
Так или иначе нацеленными на сохранение культурного и исторического наследия можно назвать и многие проекты, реализуемые Годом Нисановым и Зарахом Илиевым в последние годы в России. Так, во время реконструкции одной из московских гостиниц они отреставрировали уникальную коллекцию картин мастеров эпохи соцреализма. В марте 2019 года предприниматели открыли в российской столице на территории Миусского трамвайного депо, старейшего в городе и признанного объектом культурного наследия, современный гастрономический квартал «Депо». Все строения архитектурного ансамбля конца XIX века отреставрированы и сохранены в первозданном виде. При этом территория депо обрела вторую жизнь в новом формате. В настоящее время Нисанов и Илиев реализуют сложный проект по строительству гостиницы, находящейся в непосредственной близости к парку «Зарядье». Здание будет возведено по исходным чертежам доходных домов позапрошлого века.
Проекты, реализуемые бизнесменами, позволяют придать памятникам культуры новое функциональное наполнение. При этом сохраняется их значение в качестве объектов трансляции традиций подрастающему поколению. Так же и новый общинный центр горских евреев призван стать местом единения, где каждый член диаспоры сможет ощутить себя частью и носителем древней культуры своего народа и его духовных ценностей.
Неслучайно его открытие совпало с месяцем Элул, в течение которого читаются покаянные молитвы слихоты. В Красной Слободе, на исторической родине Года Нисанова и Зараха Илиева, этой традиции придают особое значение. Даже после того как в поселке появилось электричество, люди не перестали приносить с собой в синагоги фонарики — символы просветления через покаяние. Теперь эти фонарики появились и в общинном центре в Москве.
16 апреля в Государственной Думе рассмотрят законопроект об ответных мерах в отношении стран, поддержавших американские санкции против России. Документ предполагает не только фактический разрыв международных отношений, но и запрет импорта из США и стран — их союзников (преимущественно государств-членов ЕС) фармацевтических препаратов. Речь идет о тех лекарственных средствах, аналоги которых формально есть в России, то есть о большей части импортных лекарств. Ожидается, что законопроект будет принят, поскольку его авторы — лидеры думских фракций. «Лента.ру» узнала, почему их инициатива может стать смертным приговором вовсе не для американцев, а для россиян.
Майя Сонина, директор фонда помощи больным муковисцидозом «Кислород»
В России около трех тысяч больных муковисцидозом. В том случае, если законопроект примут, мы им не поможем, даже если разорвемся. Те препараты, которые они получают пожизненно, как правило, импортного производства — из Америки и Европы. Это и гепатопротекторы, и муколитики (препараты для отхаркивания мокроты), и антибиотики, и инсулин — диабетиков среди них достаточно. Российские аналоги не выдерживают критики: на фоне их приема возникают тяжелые осложнения. Мы, к сожалению, это знаем на печальной практике: пациент выписывался из клиники, где ему назначали отечественные дженерики, и через короткое время у него ухудшалось состояние, отказывала печень.
Восстановиться после их приема невозможно, потому что это приводит к дальнейшей невосприимчивости к любым препаратам — в частности, сильнодействующим антибиотикам и, как следствие, к летальному исходу. Колистин, тобрамицин для ингаляций — долго можно перечислять этот список, наши больные принимают их пожизненно, и только на этих препаратах и держатся, только благодаря им выживают.
Российские аналоги — это неочищенные препараты, не прошедшие клинические испытания… Испытания проводят прямо на пациентах: каждый раз они должны вызывать скорую и регистрировать побочные эффекты, затем идти к начальнику поликлиники, который собирает консилиум и решает, что препарат не подошел. Только после этого по индивидуальному заказу закупается оригинальный препарат. Это небезопасно для самих пациентов, и эта практика — по замещению российскими дженериками — идет уже давно.
Но теперь получается, что рабочее лекарство нельзя будет выписать даже после решения консилиума. Более того, под угрозой запрета вообще все препараты. Наш основной муколитик «Пульмозим» (Дорназа альфа), который дает возможность продлить жизнь (без специального лечения больные живут до 16 лет), пока не имеет аналогов. Но он уже разрабатывается, и как только выйдет — все.
В законопроекте говорится не только о лекарствах, а вообще о любых товарах. Мы закупаем в Америке и Европе кислородные концентраторы, ингаляторы, компрессоры для ИВЛ-аппаратов, дыхательные тренажеры, вибромассажеры для дренажа мокроты, откашливатели, аспираторы и так далее. Не дай бог встретиться с отечественными: тот же кислородный концентратор перегорает моментально! И если человек кислородозависим, а в сети происходит скачок напряжения, аппарат просто отключается, и пациент задыхается.
Лазейка с личным провозом лекарств вряд ли сработает. Представьте себе обычную семью из деревни в Челябинской области. Как они будут ездить? Это же огромные деньги! Безусловно, наши волонтеры как могут используют все способы доставить лекарство, в том числе полулегально, но они сильно рискуют, потому что бог его знает, что придет в голову таможеннику. При легальном способе надо было ждать решения врачебного консилиума федерального профильного учреждения. Теперь легальных способов не остается.
За границу на операцию мы перестали отправлять — это дикие деньги. Однажды мы попытались отправить за государственный счет, но документов ждали настолько долго, что девушка, которую отправили в Страсбург, не доехала до клиники и скончалась на вокзале.
По итогам санкций наша возможность помочь подопечным снизилась в восемь раз. Раз в квартал назначают внутривенный курс антибиотиков: 9 граммов меронема при тяжелой синегнойной инфекции легких, курсом 21 день и стоимостью 300 тысяч рублей. Порой у родственников больных возникает ситуация, когда нечем платить за похороны, и мы предлагаем кремацию. Сейчас у нас очередь на полтора года. Некоторые не успеют дождаться.
Гуманитарное убежище удавалось получить лишь единицам, а пациентов с редкими заболеваниями порядка полумиллиона в стране. Еще больше диабетиков и астматиков, которым совсем не жизнь без иностранных препаратов. Всем срочно эмигрировать? Так не выйдет. Никогда не знаешь, как работать в стране, где издаются суровые законы, которые компенсируются как бы необязательностью их исполнения, да еще и на фоне огромнейшей коррупции. Все настолько непредсказуемо и странно, что я не могу прогнозировать, как мы будем с этим работать.
Я даже не знаю, что про это сказать. Это война против собственного народа. Как можно запретить привозить в страну лекарства или медицинское оборудование, которое мы сами производим плохо? Как?
Каждому третьему нашему подопечному нужен кардиостимулятор. Мы имплантируем аппараты только иностранного производства. Российские аналоги в нашей стране есть, но мы не рискнем заказывать их нашим пациентам, потому что срок годности, качество и все остальное разнится примерно, как «Запорожец» и «Мерседес». Они, конечно, не сразу ломаются, но гораздо чаще и быстрее, ведь западные стандарты качества у нас не приняты. Сейчас мы пользуемся услугами дилеров, и если их запретят, я не знаю, как мы будем выкручиваться. В законопроекте есть пункт о том, что разрешается ввоз товаров для личного использования, но, понимаете, на 600 человек ввезти кардиостимуляторов в кармане не получится.
Да, кого-то мы продолжим отправлять на операции за границу — хотя бы здесь, надеюсь, что-то будет в порядке, но всех за границу не отправишь, никаких денег не хватит. Нам уже их не хватает, потому что все цены привязаны к курсу доллара. Так что это будет просто гибель какая-то. Это очень глупая мера, которая не приведет ни к чему, кроме урона тощей и больной экономике и ущерба здоровью жителей страны. Хотя они [депутаты] этого не заметят.
*По данным фонда, ежегодно в России рождается 14 тысяч детей с врожденным пороком сердца, 10 тысяч из них могут быть прооперированы за счет бюджета, остальным остается надеяться на помощь фондов.
Запрет на ввоз лекарств из США и других противных иностранных государств, согласно законопроекту, не коснется тех препаратов, аналогов которых нет в России (или которые можно, скажем, ввезти из Индии). Это хорошая новость. Судя по тексту, новые препараты, которые находятся под патентной защитой и не могут быть воспроизведены (те же «Адцетрис», «Опдиво», «Китруда»), нас не покинут по причине нового закона.
По многим другим препаратам мы перебьемся тевовскими дженериками. Или венгерскими (наверное). Ну или российскими аналогами. То есть доступность лекарств снизится, но не глобально (будет сильно зависеть от списка стран, которым откажут в импорте лекарств).
На этом хорошие новости заканчиваются. Плохие новости такие. Пострадают пациенты с лекарственными аллергиями. Например, у препарата есть российский и израильский аналог, но на них аллергия, и нужно немецкое лекарство (а оно под санкциями). Это гипотетическая ситуация.
Могут пострадать пациенты с тяжелыми хроническими заболеваниями, которым нужны препараты пожизненно и в больших дозах. Например, антибиотик для лечения воспаления легких может быть условно любого качества, так как курс лечения длится недолго и дозы невелики. Но тот же антибиотик для пациента с муковисцидозом должен быть самым высококлассным (с точки зрения токсичности, в частности), так как принимается ежедневно, пожизненно и в больших дозах.
Может пострадать конкуренция на лекарственном рынке. Для того чтобы все производители работали над качеством и доступностью своих препаратов, нужно, чтобы рынок был большим. Но если доступ лекарств на российский рынок ограничат, то конкуренция может съежиться.
Впрочем, все эти последствия пока гипотетические. Реальная ситуация очень сильно зависит от того, какие именно лекарства войдут в ограничительный список — если, конечно, закон будет принят.
Есть и две нейтральные новости. США точно не пострадают. Российский лекарственный рынок — не очень лакомый пирог. Народу в России много, а вот денег — маловато. А что интересует любую фарму, даже американскую? Правильно — деньги, которые можно выручить от продажи лекарств. От принятия этого закона могут пострадать только бедные, а богатые точно не пострадают. Проект закона не ограничивает возможность граждан ввозить любые лекарства для личного применения. А кто может съездить в Германию за таблетками? Уж точно не бедные. А вот богатые могут, поэтому после принятия закона они ощутят разве что некоторые неудобства.
Это санкции против своего народа. Это нарушение международных норм в отношении права на охрану здоровья, в том числе прав инвалидов, для которых есть особая конвенция. Американских препаратов немного у нас на рынке, но замены им нет. У оригинального препарата молекулярная формула всегда чище, они качественнее. Результат реакции организма зависит даже от длины формулы молекулы, из-за добавочных компонентов она может по-другому действовать. Фактически люди просто останутся без лекарств и погибнут, и это будет на совести депутатов.
Ограничения для некоторых иностранных препаратов у нас действуют не первый год, и пациенты часто жалуются. Переводить человека с одних таблеток на другие, если речь не идет о хроническом заболевании, — это неполезно. А поскольку у нас в стране нет нормальной мониторинговой, надзорной системы, то масштаба последствий мы с вами не узнаем, за исключением отдельных жалоб. Решение таких вопросов происходит через врачебные комиссии и потом через прокуратуру и суд. Все это — на фоне ухудшения состояния человека или покупки нужных лекарств за сумасшедшие деньги.
Конечно, мы будем пытаться их привезти любыми способами: через благотворительные фонды, через поездки за рубеж. Лет десять назад я столкнулся с ситуацией, когда посольство Норвегии начало получать массу запросов на предоставление убежища россиянам, которые утверждали, что в России у них нет возможности лечиться. Поток людей, которые могли уехать по здоровью, был достаточно приличный до 2014 года, пока не взлетел доллар. Сейчас будет такая же ситуация: люди побегут в Америку за убежищем, потому что у нас опять нечем лечиться. Американцы окажутся в интересном положении, когда отказать больным людям сложно, тем более что лекарство есть только у них.
В конце 2015 года уже принималось похожее постановление в отношении лекарств — под названием «третий лишний», об ограничении допуска иностранных лекарств при госзакупках. То есть оговорка про «неимение аналогов» у препарата уже работает в стране. А сейчас речь идет о полном запрете. Я надеюсь, что этого не случится, но инициатива выдвинута, и даже непонятно, у кого рука поднялась.
Василий Штабницкий, эксперт фонда помощи людям с БАС и другими нейромышечными заболеваниями «Живи сейчас», врач-пульмонолог
У нас в стране уже несколько лет действует правило, что при тендере на закупку лекарств побеждает самое дешевое. То есть фактически государство уже давно не закупает американские и европейские оригинальные лекарства, а использует более дешевые аналоги. Уже во времена акта Магнитского в России ввели «антисанкции», тогда хотели полностью запретить зарубежную медицинскую технику, но общественность отстояла этот пункт. В любом случае, сейчас, если отечественный производитель предлагает более дешевый, но, как правило, менее качественный антибиотик, то он побеждает в государственных закупках. Так что сейчас в российских больницах, как правило, нет оригинальных, качественных и, соответственно, дорогих антибиотиков. Есть антибиотики российского, китайского и индийского производства. Но у людей должно быть право на приобретение тех лекарств, которые они хотят приобрести. Совершенно несправедливо, не этично и, на мой взгляд, незаконно лишать их права покупать более качественные препараты. У каждого из производителей, которые сейчас могут подпасть под санкции, есть несколько хороших антибиотиков, которые нельзя заменять. В список также попадает препарат номер один по продажам в России «Виагра». Дело в том, что это препарат лечения не только эректильной дисфункции, но и легочной гипертензии. Это оригинальный силденафил, так что его запрет очень пагубно скажется на пациентах с легочными проблемами.
Антон Красовский, директор благотворительного фонда «СПИД.ЦЕНТР»
(…) Итак, у нас отнимут «Эвиплеру» — единственный комбинированный препарат 3-в-1, внесенный в список жизненно важных средств. Она канадская или ирландская, а компания, ее разработавшая, самая вражеская — американская. Отнимут «Труваду», главный в мире препарат доконтактной профилактики. Исчезнет «Эдюрант», важнейший компонент нетоксичных схем. Пропадет «Маравирок», редкий ингибитор слияния. В тартарары полетит «Ралтегравир» — основной препарат, одобренный в детских схемах. Запретят «Совальди» — главный хит в лечении гепатита С. Ну и не станут даже регистрировать новые американские разработки, на которые штатовских и европейских ВИЧ-позитивных людей перевели еще в позапрошлом году — «Генвойю», «Дескави» и «Одефси».
Все это, вероятнее всего, заменят так называемыми аналогами. По закону аналог — это не аналогичный препарат, а препарат схожего действия. Ну, снижает вирусную нагрузку, и отлично. Никого не будут волновать побочки, прорастающие в почках камни, ломающиеся кости, гниющая печень и отказывающее сердце. Наш ответ Чемберлену важнее.
Чемберлен меж тем срать на нас хотел, ибо объем российского рынка этих лекарств минимален — сравним, наверное, с польским. И уж точно меньше танзанийского. Компании посмотрят на все на это, покрутят пальцем у виска и уйдут из России. И в результате вместе со сложными лекарствами исчезнут и простые — элементарные антигистаминные и антибиотики. И я очень надеюсь, что когда кто-нибудь из авторов законопроекта или его родных будет помирать, а на Запад их лечиться, конечно же, уже не пустят, то кому-нибудь из его внешторговских друзей все же посчастливится найти заветный талон.
Илья Фоминцев, исполнительный директор фонда профилактики рака «Живу не напрасно»
Запрет не только американских, но и европейских лекарств — это перебор, это «бомбардировка Воронежа». В лечении онкологических больных используются в основном препараты иностранного производства. Есть крупные американские компании — MSD, Bristol-Myers Squibb, Pfizer — у которых очень приличные препараты. Некоторые аналоги находятся на разных стадиях испытания в России, и есть даже те, которые уже зарегистрированы, но очень часто аналоги сильно недотягивают, есть серьезный вопрос к качеству сравнительных исследований этих аналогов.
Многие специалисты говорят, что наши препараты неплохие и работают, но когда речь заходит о своих пациентах — родственниках, то все хотят оригинал. Именно потому, что нет доверия к качеству: эквивалентность этих препаратов исследована плохо. Больные любым раком — например, легких или меланомой — под угрозой.
Например, у нас пока нет нормальных аналогов для ингибиторов контрольных точек иммунного ответа. Хорошо, что есть аналоги, хорошо, что они дешевле, но зачем запрещать оригиналы? Последнее время они нормально конкурировали, был даже рост российской фармацевтики на фоне поддержки производителей. Но запрет конкурента не приведет к дальнейшему росту нашей фарминдустрии. Люди окажутся в ситуации, когда их возможности в лечении рака ограничены.
Сейчас будут петь песни про то, что наши препараты ничуть не хуже. Чтобы в эти песни поверить, нужно получить очень серьезные доказательства. Никто не знает, хуже российские лекарства или не хуже, — чтобы это узнать, надо провести нормальные исследования. Будут возмущаться: как же так, их провел Росздравнадзор. Лично у меня нет никакого доверия к Росздравнадзору. Если будет проведено независимое ни от нас, ни от американцев исследование, выложенное в открытый доступ, тогда я поверю. Но на моей памяти еще ни разу такого не делали.
В качестве пилотного проекта я бы предложил попробовать отказ от американских препаратов на самих депутатах, когда они заболеют, но скорее всего они просто уедут лечиться за границу.
Алексей Кащеев, врач-нейрохирург, кандидат медицинских наук
(…) Среди моих пациентов самые разные люди — от нищих до фантастически богатых. Среди последних тоже всякие, в том числе и те, кто «принимает решения»: есть федеральные судьи, депутаты Государственной Думы, топовые журналисты кремлевского пула, один посол (в отставке) и несколько сотрудников МИДа, немало высокопоставленных сотрудников ФСБ и МВД, серьезные чиновники из Администрации Президента, всяческих министерств и ведомств, топ-менеджеры госкорпораций, чьи имена еженедельно мелькают в новостных лентах, и даже один очень известный практически руководитель одной непризнанной республики. (…)
Они нередко оперируются в России, тем более что некоторые из них невыездные. Я уже не говорю о том, что когда их настигает острая медицинская проблема (инфаркт миокарда, автотравма, белая горячка), они вызывают ту же самую скорую помощь, ту же 03, что и прочие смертные. И точно так же их родственники начинают панический обзвон «своих каналов», чтобы найти «нормального врача». И ровно так же эти близкие, а по сути бабушки и дедушки, дяденьки и тетеньки, телочки и пацанчики, трясутся за их здоровье и жизнь, как все остальные. Эти высокопоставленные люди носят дорогие костюмы, но под этими костюмами обычное человеческое тело — несчастное, болезное, смертное. И все они заслуживают помощи и спасения, потому что они — люди.
И вот я думаю про этих людей в хороших костюмах, которые хотят сейчас запретить ввоз на территорию России американских препаратов (а они понимают последствия и прекрасно знают, что это означает для российских пациентов, — я видел этих людей в хороших костюмах и не замечал среди них слабоумных, все они сплошь умны, а порой чрезвычайно, исключительно умны), — так вот, впервые я думаю, обязан ли я оказывать им впредь медицинскую помощь лишь на основании того, что они живые люди, а я работаю врачом, или же правильнее им отказать?
Нюта Федермессер, учредитель благотворительного фонда помощи хосписам «Вера»
(…) Мы уже пережили кучу войн, терактов, дебильных законов, собственных ошибок, пережили — и живем дальше. Мы живучие, и память у нас короткая. Мы малообучаемы. Поэтому опять, когда Дума инициировала закон о запрете на ввоз препаратов и медоборудования американского производства (а, кстати, масса неамериканских компаний имеет производства в США), мы смотрим на это, словно на зоопарк, не понимая последствий. «И этот идиотизм мы переживем», — думаем мы. «Надо же, — думаем мы, — Сколько же дебилов и мудаков собралось в самом центре Москвы». Мы думаем про это спокойно и смотрим на это как бы уже из «потом», когда мы и этот ураган уже пережили…
Все верно, это и есть зоопарк. Только они смотрители, а звери — мы. Очень важно иногда вспоминать, кстати, что звери сильнее. И что зверей больше… Несколько сотен детей, которых мы годами переводили из отделений реанимации домой, постепенно обучали их родителей работать с аппаратами вентиляции легких, с откашливателями и прочим непростым оборудованием, чтобы их дети могли иметь детство, ходить на улицу, в школу, даже в бассейне чтобы могли плавать на аппарате ИВЛ, — так вот несколько сотен этих детей уже несколько лет живут на американском оборудовании с американской расходкой.
Но Дума не думает про несколько сотен детей, которых придется снова выдернуть из дома и передать в отделения реанимации. Дума не думает про то, что этих детей снова придется навсегда закрыть в отделениях реанимации по всей стране, навсегда снова отделить их от мам, как в концлагере, потому что в реанимации по-прежнему не пускают, потому что Дума по-прежнему не внесла поправки в закон о посещении реанимаций.
Что для Думы несколько сотен детей? Если каждого члена Думы выбрали несколько миллионов взрослых… Для Думы важна геополитика. Дума думает стратегически и на годы вперед, а несколько сотен неизлечимых детей — это здесь и сейчас. (…)