В распоряжении «Ленты.ру» оказались результаты ведомственного исследования о самоубийствах столичных полицейских. В нем приводятся данные за пять лет, прошедших с момента переаттестации в ряды вновь образованной российской полиции (2011 год). В тексте эксперты изучают причины, по которым полицейские расстаются с жизнью, и приводят «типичные» случаи. Если верить исследованию, до 88 процентов смертей можно было бы предотвратить. Однако этого не произошло, а руководство сотрудников готово винить в случившемся кого угодно, кроме себя. Почему полицейские совершают самоубийства, как на это влияют семьи, кредиты и бумажная работа — разбиралась «Лента.ру».

Исследование для начальства

«Большинство из них отличались неадекватной (завышенной либо заниженной) самооценкой, импульсивностью, ранимостью, сниженными адаптационными возможностями. (…) Характеризовались эгоцентричностью, иногда демонстративностью, впечатлительностью, чувствительностью к критике в свой адрес».

Так в исследовании ведомственные психологи описывают личностные характеристики «суицидентов» — сотрудников, по тем или иным причинам покончивших с собой. При этом каждое подобное описание дается достаточно подробно.

Однако сразу бросается в глаза, что в исследовании отсутствует другой важный момент (как и в более ранних научных публикациях). Ведомственные психологи совсем не упоминают ни о «палочной системе», ни о разнообразных проявлениях самоуправства и самодурства начальства, хотя ряд правозащитников считают, что именно это толкает людей в пропасть.

Единственным отчетливым упреком в адрес руководства от лица психологов в погонах звучит, пожалуй, лишь указание на некачественную воспитательную работу, которая отчасти сохранила в МВД еще советские черты. Также отмечается пренебрежительное отношение к квалифицированной психологической помощи.

«Руководители сотрудника И. не владели информацией о его конфликтном поведении в семье, о фактах регулярного злоупотребления алкоголем, высказываниях суицидального характера. Руководители сотрудника Д. не направили его к психологу в связи с пережитой им психотравмирующей ситуацией (смерть отца), не посещали его по месту жительства», — написано в документе.

В пример приведен случай с одним из «суицидентов» — сотрудником Т., который одновременно переживал сложный развод с женой, онкологическое заболевание близкого человека и последствия автомобильной аварии, едва не стоившей ему жизни. Несмотря на все эти накладывающиеся одна на другую проблемы, к психологу мужчину никто не отправил.

Всего же за пять лет, которые охватывает исследование (с 2011 по 2015 год), покончили с собой 16 сотрудников московской полиции. Еще одному не удалось довести свой замысел до конца. И абсолютное большинство из них (88 процентов) действовали не спонтанно и наверняка могли бы вовремя получить необходимую специализированную помощь.

У всех из них были выявлены признаки «дезадаптации» к условиям работы, нервно-психической неустойчивости и другие проблемы, связанные с конфликтными ситуациями, гибелью родственников, склонностью к алкогольной зависимости.

Однако из всей этой статистики и предельно аккуратной критики в адрес руководства можно сделать вывод, что начальство попросту наплевательски относится к подчиненным, переживающим серьезный стресс, уверены нынешние и бывшие сотрудники полиции.

«Читая эти документы, озвучивая цифры на совещаниях, руководителям не приходит в голову, что мы как-то не так работаем. Мышление такое: кончают с собой единицы, люди со слабой психикой, а таким в наших рядах не место! Остальных же лечат в стиле: «соберись, давай, ты же мужик!»» — рассказывает «Ленте.ру» один из сотрудников правоохранительных органов.

По его словам, в большинстве случаев, о которых он знает лично, последней каплей для человека становился конфликт в семье. «И всем плевать, что этот конфликт, скорее всего, был спровоцирован вечными неоплачиваемыми переработками и свинским отношением начальника, выдергивающего подчиненного из постели по любому поводу», — говорит наш собеседник.

Примечательно, что нынешнее исследование и данные, публиковавшиеся профессором Волгоградского государственного университета Александром Сухининым в 2011 году, практически одинаково свидетельствуют, что к суицидальным инцидентам склонны люди, занимающие нижние позиции в служебной иерархии.

Получается, что якобы «прекрасному и уравновешенному» полицейскому руководству приходится без конца мучиться с не желающими или неспособными адаптироваться к заданным условиям труда подчиненным, а также бороться с колоссальной текучкой кадров, хотя вместо этого они могли бы попытаться изменить подходы к организации труда.

В некоторых же случаях начальники попросту игнорируют уже известную информацию о психических особенностях человека, если это удовлетворяет каким-то их личностным интересам. Порой доходит до абсурда.

«Я Анатолию Якунину, когда тот был начальником главка, сообщал, что во втором полку на воротах стоял прапорщик, который там из табельного [оружия] открыл стрельбу. Он стоял на психиатрическом учете, а командир его не увольнял, так как тот в футбол хорошо играл», — рассказал «Ленте.ру» руководитель профсоюза московской полиции Михаил Пашкин.

«Бытовуха зеркалит»

«Сотрудник И. проживал с престарелой матерью, женой (повторный брак) и новорожденным сыном в однокомнатной квартире, имел несколько кредитов на сумму более 1,5 миллиона рублей, выплачивал алименты бывшей жене и четверым детям. […] С бывшей супругой у И. складывались напряженные взаимоотношения. Периодически возникали ссоры с нынешней женой и матерью. Кроме того, И. регулярно злоупотреблял алкоголем».

Это еще одна из типичных ситуаций, которую описывают исследователи. У Сухинина, который оперировал данными служебных проверок МВД, семейно-бытовые конфликты назывались причиной большинства суицидов стражей порядка по всей стране (до 60 процентов случаев).

В нынешнем столичном исследовании формулировку смягчили. Домашние проблемы здесь указаны в качестве «наиболее распространенных неблагоприятных социально-средовых факторов». И такие «факторы» наблюдались у 76 процентов погибших.

Значительные трудности в материальном плане, непогашенные кредиты, долги перед знакомыми и так далее, — такое испытывал каждый четвертый «суицидент». Однако 82 процента имели свое отдельное жилье, а не комнату в общежитии. И это в Москве.

Создатель паблика «Омбудсмен полиции» во «ВКонтакте» Владимир Воронцов считает, что при поиске причин самоубийств сотрудников полиции приоритеты расставлены неверно, и что домашние проблемы лишь порождаются служебными: «Бытовуха зеркалит. Первичны проблемы на работе», — говорит он.

«Сидит начальник следствия и говорит подчиненным: ты в этом месяце пять уголовных дел направляешь в суд, ты — четыре. И ему плевать, что из-за глупой и пустой бюрократии это часто невозможно, — рассказывает Воронцов. — Кроме того, дела отправляются в суд через прокуратуру, а оттуда могут позвонить вечером 20 числа и сообщить, что, мол, завтра последний день, когда мы подписываем дела, а потом до конца месяца можете их не привозить. Чем это регламентировано? Ничем».

В таких условиях следователю, по словам Воронцова, остается либо уволиться, либо поселиться на работе, но и этого часто бывает недостаточно. Подгоняемый нереальными сроками, он начинает фальсифицировать документы, заполняя их задним числом, подделывает подписи.

«Не ради взяток, а просто чтобы угодить начальству и прокурору, — продолжает собеседник «Ленты.ру». — А руководство знает об этом и держит человека на привязи: «Если уволишься, я все твои материалы подниму. И посажу тебя»».

Дома у такого сотрудника также все постепенно рушится, так как положиться на него близким людям невозможно: ни забирать ребенка из сада, ни гулять с собакой, ни ходить в магазин регулярно он не способен.

«С детьми не занимается, по дому ничего делать не успевает. Отсюда ссоры, измены, разводы. А человек-то сам по себе хороший, умный, энергичный. И вот у него уже второй, третий брак. Проблемы, кредиты, заботы копятся», — объясняет Воронцов.

Человек с пистолетом

Личные проблемы полицейских и то, что они совершают самоубийства, обывателя вряд ли волнуют. Волнует вот что: рядом с ними находится человек с огнестрельным оружием. Многие еще помнят печально известного майора Евсюкова, открывшего стрельбу в московском супермаркете.

Однако, согласно исследованию, 71 процент суицидов полицейские совершили в нерабочее время, 59 процентов — у себя дома, и только — треть случаев, когда рядом с убитым находили табельный пистолет. Тем не менее некоторые эпизоды явно свидетельствуют о проблемах с контролем за хранением и порядком выдачи оружия в органах.

«Сотрудники дежурной части не проверили возврат по окончании смены выданного сотруднику Д. табельного оружия, в результате чего, убыв с места службы, данный сотрудник совершил суицид», — это один из примеров.

Другой полицейский получил оружие вообще в обход всех требований, приехав на службу в свободное время и без приказа руководителя. С табельным стволом он отправился на работу к супруге, ворвался в кабинет, пригрозил ей убийством, несколько раз выстрелил в пол, а затем покончил с собой.

Кризис среднего возраста

При всех проблемах люди с суициальными наклонностями в рядах силовых ведомств попадаются намного реже, чем среди «мирного» населения. Это косвенно подтверждает, что система отбора, в том числе и психологического, хоть как-то, да работает.

«Когда человек проходит тестирование при приеме на службу, там, между прочим, сразу все видно: какие у него проблемы могут возникнуть, даже потом, — говорит Михаил Пашкин. — Я когда в советское время проходил [тестирование], отвечал на сотни вопросов, мне психолог показала некий график, на котором отмечены мои способности. На нем было два пика: по службе и по общественной работе. Потом я продвинулся и по службе, и по общественной работе».

Однако некоторым полицейским годами удается каким-то образом избегать психологического обследования. Так было с «сотрудником К»..

«Сотрудник К. не направлялся к психологу ни при поступлении на службу, ни при проведении внеочередной аттестации в 2011 году. Индивидуально-воспитательная работа с К. не проводилась, по месту жительства он не посещался», — говорится в документе.

Возрастные особенности большинства самоубийц из числа московских полицейских (68 процентов — от 27 до 40 лет) навели исследователей на мысль о депрессии, связанной с кризисом среднего возраста. Это тот самый период, когда, по мнению ряда психологов, человек приходит к пониманию, что жизнь идет не так, как хотелось бы, и времени что-либо изменить уже якобы тоже не остается.

В исследовании Сухинина, к слову, также говорится, что наиболее «суицидоопасным» возрастом для стражей порядка является период от 31 до 40 лет.

Другая корреляция связана со стажем. Установлено, что чаще всего кончают с собой сотрудники, которые проработали от трех до семи лет. Среди тех, кто только пришел на службу или работает больше 25 лет, суицидов почти не происходит.

Чаще других к самоубийствам в Москве оказываются склонны сотрудники патрульно-постовой службы и вневедомственной охраны (еще находившейся до 2015 года в составе МВД). Любопытно, что там таких «бюрократических» проблем, как у упомянутых следователей, нет.

Слабое звено

По мнению врача-психиатра Петра Каменченко, внешние причины — это скорее повод к суициду. Куда важнее характерологические особенности самого человека. В психиатрии есть такое понятие — «слабое звено». У каждой личности оно есть, и в том случае, если максимальное давление приходится именно на него, происходит декомпенсация. То есть срыв, чреватый, в том числе суицидальным поведением.

«При изучении знаменитого «пост-вьетнамского синдрома», проявлявшегося в склонности ветеранов Вьетнама в США к суицидам, алкоголизму, наркоманиям и антисоциальным поступкам, были выявлены изначальные проблемы в личностной адаптации этих людей, — говорит Каменченко. — Другими словами, добровольно воевать во Вьетнам отправлялись люди, не сумевшие реализовать себя в обычной нормальной жизни. Еще раз подчеркну, в данном случае речь идет не о профессиональных военных, а именно о добровольцах. Ведь еще Наполеон говорил, что самые плохие солдаты получаются именно из добровольцев».

По мнению Каменченко, к группе риска можно отнести тех сотрудников полиции, кто не проявляет интереса к карьерному росту, профессиональному и личностному развитию, годами сидит в одной и той же должности.

«Формально эти люди могут быть недовольны своим положением, но у них недостаточно ресурса, чтобы что-то изменить. Есть вещи, которые заложены в человеке с рождения, и он, осознанно или нет, находит себе подходящую социальную нишу», — отмечает врач.

Авторы ведомственного исследования столичного главка МВД также говорят о личностных особенностях суицидентов. С одной стороны — это малообщительность, закрытость, недоверчивость к окружающим. С другой — слишком конкретное мышление, эмоциональная неустойчивость, инфантилизм, мнительность, фиксация на негативных переживаниях.

Каменченко видит проблему и в том, что работа полицейского в Москве не является престижной и привлекает соответствующие кадры, — людей посредственных, которым уже привиты некоторые отрицательные качества во время службы в армии (безынициативность, лень, подчиняемость, внушаемость, стремление отлынивать от работы).

«Ряд подразделений во вневедомственной охране, которая теперь отнесена к Росгвардии, нередко рассматривали как уютное место для того, чтобы скоротать время до пенсии, — рассказал «Ленте.ру» криминальный психолог Виктор Воротынцев. — Есть молодые люди, которые с первых дней службы целенаправленно стремятся к тому, чтобы ничего не делать. Они считают, что это очень здорово, но с годами им становится хуже. Человек начинает от скуки злоупотреблять алкоголем, у него развивается страх перед внешним миром от осознания того, что он ничего в сущности не умеет и уже не способен делать. Это и есть дезадаптация, которая в определенных случаях может привести к плачевным последствиям».

Однако тот факт, что следом за патрульными и сотрудниками вневедомственной охраны в своеобразном рейтинге «суицидноопасных» должностей указаны участковые и сотрудники ДПС, говорит о том, что «до ручки» полицейские доходят далеко не только от безделья.

Судя по данным столичного исследования, наличие или отсутствие детей на желание проститься с жизнью не отражается вовсе. Формальное одиночество также не является определяющим фактором: у большинства погибших были супруги (59 процентов).

Исследование также разрушает и сложившийся стереотип о том, что пик самоубийств приходится на весну и осень. По крайней мере, для московских полицейских это не так: 41 процент случаев произошли зимой, 29 — летом, а уже затем следует весна (24 процента).

Будет хуже

В документе указано, что за пять лет с 2011 по 2015 годы количество суицидов в московском гарнизоне полиции не менялось. Что происходит в последние три года — точно не известно, так как официально такие данные не публикуются. Возможно, их становится меньше, если ситуация в полиции примерно такая же, как и в целом по России. По данным Росстата, в 2015 году произошло 24982 самоубийства, в 2016-м — 22839, а в 2017 году — 20278. Полицейских Росстат в группы риска не записывает (но записывает, например, врачей).

Однако правозащитники утверждают, что будет только хуже. «В настоящее время ситуация сильно меняется. Даже это недавнее пятилетнее исследование уже не отражает реальную обстановку. По информации, проходящей через наш паблик «Омбудсмен полиции», получилось около 40 суицидов за последний год», — рассказал создатель паблика Воронцов.

По его словам, в предыдущие пять лет на сотрудниках полиции не было такой нагрузки, как не было и такой текучки кадров, как сейчас. «Прогнозируется, что только по Москве штатный некомплект в 2019 году составит порядка 40 процентов. Люди массово покидают службу», — заключил он. При этом все имеющиеся дела и заботы распределяются между теми, кто остается. Преступлений, обращений и заявлений меньше не становится.

Управляемая статистика

Нормативная база по профилактике суицидов в МВД, как и взгляды большинства экспертов в данной области, опираются на концепцию социально-психологической дезадаптации, разработанную Айной Амбрумовой.

«Эта концепция исключает из сферы суицидального поведения те случаи, когда опасные для жизни действия человек совершает без прямого устремления к смерти. Ведь, к примеру, самопорезы бритвой могут свидетельствовать о демонстративно-шантажных действиях, либо [относиться] к стремлению испытать боль», — объясняет Виктор Воротынцев.

Еще одним примером ситуации внешне похожей на суицид, по словам Воротынцева, можно назвать прыжок из окна, если он был совершен в состоянии белой горячки, и человек лишь пытался сбежать от наваждений.

Однако такая концепция позволяет при желании завышать или занижать уровень суициальности по желанию руководства. Достаточно лишь уничтожить предсмертную записку, если таковая была.

В среду, 3 мая, президенты России и Турции Владимир Путин и Реджеп Эрдоган показали, как надо договариваться. Пусть даже эти договоренности воплотятся в жизнь лишь годы спустя. В сочинской резиденции турецкий лидер продемонстрировал знание русских пословиц, но российский лидер научил его еще одной: обещанного три года ждут. О том, как поладили Путин и Эрдоган, предпочтя худой мир доброй войне, — в материале «Ленты.ру».

«Не хотят твои работать?» — заметил Владимир Путин на опоздание одного из членов турецкой делегации на протокольное приветствие лидеров. И обратился к переводчику: «Ты переведи, переведи». Замешкавшийся помощник пулей влетел в зал и наконец занял свое место. А российский президент продолжил приветствовать своего турецкого коллегу. Эрдоган в это время с интересом перебирал бумажки, которые уже успел разложить на столике, и деловито поправлял пиджак. Сутки назад на его месте аккуратно сидела канцлер ФРГ Ангеля Меркель: минимум движений и легкие улыбки на камеру.

Прошедшие переговоры Путина и Меркель сложно назвать теплыми. Главы государств и не пытались продемонстрировать радушие на публике. В случае с визитом турецкого лидера внешне все выглядело иначе. Президенты тепло приветствовали друг друга, но за закрытыми дверями обсуждали внушительный список противоречий. Озвучивать свое недовольство Эрдоган начал еще перед вылетом в Сочи, призывая Москву не терять ни секунды из-за бюрократических проволочек и отменить ограничительные меры.

Встреча, обида и снова встреча

Предыдущая встреча Путина и Эрдогана состоялась 10 марта в Кремле. Итоги саммита оказались скромными: запрет на наем турецких рабочих в России обещали снять, но продэмбарго не отменили. «Нам эти помидоры вообще неважны», — объяснял турецкий журналист коллегам. Куда важнее рабочие визы для строителей и предпринимателей. И со вздохом вспоминал времена большой стройки для сочинской Олимпиады: «Вот тогда многие наши приезжали».

Турецкие СМИ, до поры воздерживавшиеся от нападок на Россию, сразу после мартовских переговоров обрушились на Москву с критикой. Свою разочарованность не замедлил продемонстрировать и Эрдоган. Прекратилось паромное сообщение с Крымом, восстановленное в октябре прошлого года. Анкара вновь подчеркнула, что никогда не признает присоединение полуострова к России. И самое болезненное, разразился зерновой скандал.

Если российские шаги по приостановке ввоза товаров из Турции были ответом на сбитый Су-24, то повышение пошлины на российское зерно 15 марта больше похоже на шантаж. Ущерб для Москвы, по некоторым оценкам, уже составил 1,3-1,5 миллиарда долларов.

Впрочем, в Кремле основной темой предстоящих переговоров называли отнюдь не взаимные санкции, а военно-техническое сотрудничество. Еще в марте гендиректор госкорпорации «Ростех» Сергей Чемезов рассказал, что Москва и Анкара ведут переговоры о предоставлении Турции кредита на закупку российского вооружения, в том числе новейших систем ПВО С-400 «Триумф».

Однако закупки боевых авиационных комплексов и систем ПВО большой дальности — это всегда прежде всего политика, а только потом военные, технологические и финансовые соображения — так, во всяком случае, рассказывал в интервью «Ленте.ру» директор Центра анализа стратегий и технологий Руслан Пухов. По его мнению, коммерческие и политические выгоды от сделки, если она состоится, перевесят риски.

Состоится или нет, но непривычно радостный настрой министра обороны Сергея Шойгу, шутившего с журналистами, позволяет говорить о том, что в военной сфере переговоры пошли успешно. «А ну не обижайте девчонок!» — строго наказал он другим членам делегации, не желавшим отвечать на вопросы прессы.

Зоны безопасности

Выйдя к журналистам после трехчасовых переговоров, президенты России и Турции также выглядели довольными. Обсуждая сирийскую проблему, они старательно обходили острые углы. В том числе судьбу Башара Асада. Путин также предпочел ничего не отвечать на слова Эрдогана о химической атаке в провинции Идлиб, ответственность за которую турецкий лидер однозначно возложил на правительственные силы республики.

«Есть одна русская пословица, которая мне очень нравится: у кого что болит, тот о том и говорит», — процитировал Эрдоган. И назвал Сирию кровоточащей раной. «Мы из одного теста. Как мы можем закрыть глаза на страдания детей и стариков, на убийства химическим газом?» — напирал турецкий лидер. При этих словах Путин поднял глаза к потолку и что-то долго там рассматривал.

Впрочем, уже через несколько секунд Эрдоган сменил тему и отметил усилия «доброго друга Владимира» для окончания сирийской драмы.

Другая болезненная для Москвы и Анкары тема — курдский вопрос — публично затрагивалась лишь по касательной. Эрдоган, очевидно, имея в виду курдские силы самообороны, пригрозил, что не допустит на границе с Турцией формирований, угрожающих ее безопасности. Лидеры предпочли рассказать о совместном соглашении, к которому пришли, — создании зон деэскалации.

Ранее сообщалось, что Россия выступила с предложением создать на территории Сирии четыре зоны снижения напряженности: в провинции Идлиб, к северу от города Хомс, в Восточной Гуте и на юге страны. Для избежания огневого контакта между сторонами сирийского кризиса предлагается сформировать оборудованные блокпостами линии безопасности по всей длине границ зон снижения напряженности.

«Как контролировать соблюдение соответствующего режима — это вопрос еще отдельных переговоров», — не стал вдаваться в детали Путин. По его словам, страны-гаранты перемирия в САР (Россия, Турция и Иран) сделают все возможное для деэскалации ситуации. Кроме того, Путин обсуждал этот вопрос и в телефонном разговоре с президентом США Дональдом Трампом, состоявшемся накануне. «Насколько я понял, американская администрация поддерживает эти идеи», — подчеркнул российский президент.

Все, кроме помидоров

Как информационная бомба прозвучали слова Путина о том, что они с Эрдоганом договорились о «комплексном решении всех проблем, связанных с ограничениями». Но, как выяснилось, случится это не в одночасье.

Неспешность диктуется заботой о российских производителях, подчеркнул Путин. В момент введения эмбарго они «взяли значительные объемы кредитов», — напомнил он. В наших климатических условиях цикл производства овощей длителен, и фермеры не скоро отобьют свои вложения. Поэтому туркам придется подождать.

«Кроме помидоров, мы пришли к согласию по всем вопросам», — улыбался Эрдоган, демонстрируя, что ему нечего добавить к сказанному.

Подробности журналистам раскрыл российский вице-премьер Аркадий Дворкович. По его словам, механизм снятия санкций не выработан, нужны некие гибкие схемы, выгодные всем участникам. В частности, ограничения на поставки томатов в России могут сохраняться еще три-пять лет. Договоренности с Турцией подразумевает и снятие Анкарой ограничений по зерну. «Надеемся, что это займет несколько дней», — назвал сроки Дворкович.

Более того, по словам вице-премьера, Росавиация отзовет свое уведомление о возможном ограничении чартеров в Турцию. «По этому вопросу прозвучала команда от президентов сделать быстро», — заметил Дворкович.

Однако визовый вопрос, столь волновавший и строителей, и предпринимателей, и даже журналистов, также быстро решить не получится. Для этого предстоит согласовать действия спецслужб. Визовый режим будет частично либерализован лишь для специалистов, которые по делам службы постоянно бывают в России, — списки обсудят внешнеполитические ведомства.

35 лет назад в СССР завершился двадцатилетний период, который позже получит название «эпохи застоя». После смерти Юрия Андропова в 1984 году на вершине власти оказался последний из «кремлевских старцев» — Константин Черненко. Впрочем, ненадолго. Действительно ли его никто не воспринимал всерьез, правда ли то, что он хотел реабилировать Сталина, и мог ли генсек сохранить Советский Союз в то время, когда от дефицита продуктов и коммунистической идеологии уже все устали, и перестройка прорастала вовсю — «Лента.ру» узнала у доктора исторических наук, профессора Александра Шубина.

«То, что Союз сохранится как государство, был вполне реальный вариант»

«Лента.ру»: Если в целом посмотреть на 20-летие, предшествующее перестройке, существует два взгляда. Одни считают, что это эпоха застоя, а для других это период стабильности, когда люди наконец-то «пожили». По-вашему, какая оценка правильнее?

Шубин: У меня книга так называется «Золотая осень, или Период застоя». Эта альтернатива оценок достаточно очевидна. И, в общем, я прихожу к выводу, что тут нет какого-то принципиального противоречия, потому что застой и стабильность — это примерно одно и то же.

То есть если вы хотите стабильности, то у вас проблемы с динамичным развитием. Если у вас динамичное развитие, то понятно, что нельзя говорить о стабильности.

По сравнению с первой половиной века люди, что называется, «пожили». Но с другой стороны, если вы садитесь в кресло в начале длительного авиаперелета, и вам это нравится, то в конце авиаперелета вы уже это кресло ненавидите, ерзаете в нем, думаете, когда же это наконец закончится, когда же можно будет размяться?

Нечто подобное мы имеем и с любой стабильностью. В конце люди терпеть не могут то, к чему уже привыкли, потому что их надежды все реже осуществляются, возможности системы постепенно достигают пределов роста, хочется теперь пожить иначе, более творчески, более качественно. Так устроен человек и социальные системы. Поэтому думаю, что не в 1985-м, так в 1990 году все стало бы меняться достаточно радикально.

Черненко был последним из «кремлевских старцев», оказавшихся у власти. Правда, правил он всего 13 месяцев, после чего умер. И с его уходом в стране началась эпоха бурных перемен, которые привели в итоге к распаду государства. Был ли у советского строя в целом и у советского застоя в частности шанс пройти успешное реформирование? Или это — нежизнеспособная конструкция?

Шанс на успешное реформирование был, но все познается в сравнении. Когда мы говорим о Перестройке как о таком тотальном крахе, мне сразу хочется спросить, а сколько людей во время перестройки погибло? И мы понимаем, что, по сравнению со сталинскими преобразованиями, количество жертв сравнительно невелико. Даже за вычетом Великой Отечественной войны.

И особенно в территориальном ядре системы, там, где развивается советская цивилизация — Россия, Украина, Белоруссия. Там вообще это все прошло очень гладко и, как говорится, по-вегетариански. Не было ни такого страшного голода, как в 1932–1933 годах, ни массового террора, ни Гражданской войны всерьез, только отдельные вспышки. И если посмотреть на сам распад государства — главное ведь, что при этом происходит с людьми, а не со структурами.

Лично я сожалею, конечно, по поводу того, что сегодня Россия, Украина и Белоруссия — это разные государства. Но это сожаление человека, живущего в Москве. А может быть люди, живущие во Львове, по этому поводу совершенно не сожалеют. Даже подозреваю, что и не сожалеют. Так что тут — смотря какие предлагать критерии.

При этом до начала 1991 года, несмотря на то что крушение коммунистической идеологической монополии уже произошло, распад Советского Союза не считался предопределенным. Даже Ельцин говорил, не надо пугать людей, никакого распада не произойдет. Это было в начале 1991 года. То есть было очевидно, что Советский Союз, вероятно, как-то сократится в размерах. Но опять же, почему мы отказываем жителям Прибалтики в их желании жить отдельно?

Но то, что Советский Союз сохранится как государство, было вполне реальным вариантом развития событий. Из этого я делаю вывод о том, что в 1985 году, вероятно, был неизбежен в ближайшее время отказ от коммунистической идеологии, потому что она просто уже исчерпала себя в тех формах, в которых она существовала. Это было смешно и неразумно. Наверное, была неизбежна ликвидация однопартийной системы. Все-таки Советский Союз не был Китаем. Он был уже городским обществом, и реформы Дэн Сяопина в Советском Союзе были невозможны. Но то, что распалось государство, включающее Москву, Киев и Минск, это, на мой взгляд, результат конкретных обстоятельств политической борьбы 1990-1991 годов.

Могло сложиться иначе, мы бы жили в большой стране. Ну и вероятно, были бы те же проблемы, что и сейчас, только без войны в Донбассе и проблемы Крыма. У нас, вероятно, были бы проблемы, как и сейчас, с Японией, Курилами или с Западом. Это все было бы. Но страна была бы больше. Уровень бедности, вероятно, был бы таким же, как и сейчас. Может быть, немного меньше, а может быть, немного больше. Это все можно обсуждать.

Даже если бы сохранился Советский Союз, мы бы, вероятно, жили в системе периферийного капитализма. Хотя и были некоторые шансы создать тот синтез, конвергенцию, развитое социальное государство и хорошо регулируемый рынок, о котором мечтали Горбачев и Сахаров. Но это была очень сложная задача, и никто до этого такого не делал — превращение коммунистической системы в какой-то вариант шведской, швейцарской и канадской моделей. Верится с трудом, что это получилось бы с первого раза. Ну, может быть, когда-нибудь получится со второго.

«Благими намерениями был выстлан путь в ад»

Существует мнение, что, когда Черненко пришел к власти, все в стране воспринимали его как временную фигуру. Якобы все общество чувствовало необходимость и неотвратимость перемен после 20-летней эпохи застоя. По-вашему, насколько это соответствует истине?

Что касается временности фигуры Черненко, то это было очевидно, я думаю, для большинства. Во всяком случае, я помню свои ощущения как человека вполне обычного, что на трибуну выходит некто, кто не жилец — задыхающийся, очень старый человек, серое лицо… Учитывая, что это был уже третий руководитель за последнее время, двое предыдущих скончались… Конечно, было некоторое удивление, что такого политика ставят во главе страны.

Что касается перемен, то, я думаю, большинство людей перемен желало, потому что очень многое в советской жизни их раздражало. Хотя, конечно, представления о неотвратимости перемен не было. Очень многие пытались прожить свою жизнь так, как она после войны шла. Она постепенно улучшалась, но постепенно нарастали и раздражители. Тем не менее люди, с которыми я тогда общался, в основном считали, что рамки перемен возможны условно между Хрущевым, Андроповым, Брежневым. В таком треугольнике. Но, конечно, не в таких масштабах, как мы увидели позднее.

Но ведь не все поголовно хотели перемен? Много ли было тех, кого положение устраивало?

То, что нужны какие-то перемены, я думаю, было преобладающим ощущением. Не будем забывать, что уже Андропов анонсировал определенные перемены, что вызвало широкую поддержку. То есть если бы вдруг Андропов решил баллотироваться в президенты СССР в 1984 году (если бы он не умер), то он, конечно, эти выборы выиграл бы. Потому что были определенные надежды, что можно относительно легко искоренить многочисленные недостатки, недоработки, о которых все судачили — дефицит, очереди, коррупция, номенклатурные привилегии. Это были обычные разговоры на кухнях, в курилках заводов, учреждений. Поэтому, конечно, сами по себе перемены поддерживались. Другое дело — масштабы этих перемен.

То, что жизнь нужно просто сохранять так, как она течет, я думаю, считали очень немногие. Даже те, кто занимали «реакционные» позиции, мол, все слишком разболталось, они тоже хотели перемен. Просто в другую сторону. Не в сторону либерализации, а в сторону завинчивания гаек. Но не сохранения существующих порядков.

Какие проблемы более всего волновали рядовых граждан?

Это, конечно, дефицит — главная проблема, которая касалась каждого советского человека. Связанные с этим очереди, невозможность пойти в гости и просто, например, купить нормальный тортик — то, что сегодня кажется совершенно обыденным. Даже в Москве покупкой тортика нужно было озаботиться заранее, поискать, что нужно. Это все очень раздражало. Сейчас можно посмотреть в архивах целые потоки писем трудящихся, которые шли во все инстанции с возмущением по поводу нарастания дефицита и тех форм, которые он принимает. С этим и были связаны подозрения, что все в СССР разворовывается.

Но современные исследования показывают, что дефицит был вызван не коррупцией, как основной причиной, а скорее стремлением все распределить относительно равномерно по стране по плану. Но все ресурсы повышенного качества уходили тут же в теневое перераспределение, которое не было прямо коррупционным. Когда люди с заднего крыльца покупали качественное мясо, они его не крали. Они его именно покупали, потому что деньги у них на это были. А остальным гражданам оставались кости и низкосортное мясо. И это только один пример.

В данном случае благими намерениями был выстлан путь в ад. Потому что деньги тогда были. Но товары доходили, прежде всего, до тех, кто мог купить их первым, а также до их родственников, друзей, знакомых. Знакомых их знакомых… Возникала сеть теневого обмена качественной продукцией. На перекрестках этих путей стоял тот, кто регулировал потоки эти товаров. В благодарность за любезное отношение на экзаменах могли дать коньяк, который вы тоже получили потому, что съездили в командировку в Армению, и там хорошо вас принимали. А люди, которые ехали в Армению, ну, например, решать какие-то вопросы, везли с собой хорошую колбасу. И так далее.

Все это вовлекалось в теневой обмен, который совершенно высасывал продукцию с полок магазинов. Проблемы СССР были результатом не частных недоработок, а сложных системных причин, которые были вызваны стремлением решить все проблемы капитализма с его конкуренцией, социальным неравенством и т.д. В итоге получилась система, которая вызывала раздражение людей.

Если говорить о повсеместном раздражении и сравнивать эту ситуацию с той, которая предшествовала Февральской революции, — страна то одна, и даже столетие одно. Могло ли это вызвать какие-то широкие протесты? Мы помним, к чему это привело в феврале 1917 года.

Аналогия, конечно, условная очень, потому что совсем разные социально-экономические механизмы. Российская империя — рыночное общество с преобладанием аграрного сектора. Но есть здесь и важное сходство — в обоих случаях происходили сбои снабжения — и они вызвали недовольство. Но волнения людей в 1917 году все-таки происходили на фоне длительного военного конфликта, и, соответственно, альтернативой для восставших солдат было отправиться на фронт, где тебя могут убить.

В Советском Союзе тоже была военная проблема, только гораздо более мягкая — это война в Афганистане, которая тоже людей деморализовывала, люди боялись отдавать детей в армию, но, во всяком случае, военное восстание в столицах было в этот момент совершенно невозможно. Это, конечно, очень серьезная разница. И не будем забывать, что в феврале 1917 года некоторые люди в Петрограде практически голодали. Не вся, конечно, но рабочая масса оказалась перед угрозой очень серьезного недоедания, потому что людей массово увольняли, и что им делать? Каких-то денежных запасов у них не было, население было достаточно бедным в этот период.

Советский человек был зажиточным. Советского человека многое раздражало, но он видел перспективу и не боялся за завтрашний день. То есть жить-то лучше хотелось. Это все-таки были уже не вчерашние крестьяне, а горожане с качественными потребностями: не просто одеться, а одеться модно, не просто поесть, а поесть вкусно и разнообразно, и людям надоело «поститься». Но голодной смерти они точно не боялись. Поэтому, конечно, угроза социального взрыва именно в тот момент была минимальной.

Но мы понимаем, что при дальнейшем развитии тех же тенденций советские люди могли в принципе взбунтоваться. Не в 1984 году, конечно, но если бы все это продолжалось до 1994 года, ситуация продолжала ухудшаться, в итоге она бы как-то пришла по нисходящей на уровень жизни 1960-х годов. А мы помним, что в 1960-е были серьезные массовые выступления, сопровождавшиеся столкновениями. При дальнейшем царствовании лежа на боку это могло закончиться массовыми столкновениями с непредсказуемым развитием событий.

«До этого «реформизм» был ругательным словом»

Вы сказали о популярности Андропова, что он мог бы выиграть выборы, если бы они проводились. Ведь он действительно запомнился как руководитель, который после эпохи Брежнева стремился «навести порядок». При этом Черненко запомнился тем, что это андроповское «наведение порядка» остановил.

Это чистая иллюзия. Да, Черненко казался каким-то «застойным», при нем действительно не было судьбоносных решений, но все процессы, которые начал Андропов, продолжались. Именно при Черненко расстреляли директора Елисеевского магазина Соколова, застрелился Щелоков. Историческая память отличается от реальности, которую мы знаем сейчас, исследуя эти проблемы.

При Черненко, например, было принято решение одно из государственных мероприятий назвать реформой — до этого «реформизм» был ругательным словом. Речь о школьной реформе. Это было идеологическое зондирование — реформа тоже может быть хорошей. Хотя само содержание этой реформы очень скромное. И, в общем, это даже не реформа, а некоторые изменения политики в области просвещения. Но слово было брошено.

Не будем забывать, что руководство в этот период было коллективным. Черненко был верховным арбитром, также как Андропов и Брежнев. Но Черненко не был демиургом в политике. Андропов в значительной степени был. Брежнев в завершающий период времени искал баланса между разными группами влияния. Но если говорить о черненковской эпохе, то вся андроповская команда сохранилась, и в ней продолжалась конкуренция и поиск разных путей дальнейших реформ. Продолжались андроповские экономические эксперименты. Поэтому Черненко ничего не останавливал, просто мало что добавлял.

Хорошо, что вы заговорили о коллективном управлении. Каким в период Черненко, в середине 1980-х, было отношение простых людей к Коммунистической партии, к Комсомолу, вообще к Советской власти?

Я думаю, что большинство людей смотрело на это как на нечто само собой разумеющееся и неизбежное. Как мы относимся к уличному движению, к пробкам — они нас могут раздражать, но это такая часть нашей жизни. Конкретные чиновники часто раздражали, а некоторые, наоборот, вызывали к себе чувство поддержки, а иногда, может быть, даже и обожания. Например, когда разбился [первый секретарь ЦК Компартии БССР Петр] Машеров, то в Белоруссии, я знаю, многие люди лично очень переживали, что, вот, хороший руководитель разбился. Смерть Брежнева, например, не вызвала каких-то эмоций, похожих на смерть Сталина, но тем не менее на улицах радости на лицах тоже не было. Умер человек, который пользовался уважением. Посмеивались, конечно, над его странностями всякими и слабостями, но тем не менее это руководитель государства. По моим наблюдениям и по тем источникам, которые я изучал, у большинства было спокойное отношение к Советской власти. Без враждебности, но и без какого-либо фанатизма, похожего на 1930-1950-е годы.

Насколько серьезными при Черненко были планы по реабилитации личности и деятельности Сталина? Я сталкивался с информацией, например, что к 9 мая 1985 года готовилось обратное переименование Волгограда в Сталинград.

Мне такие факты неизвестны. И как-то я сомневаюсь, что могло быть принято подобного рода решение, учитывая еще брежневский курс на замалчивание всех этих явлений. Для того чтобы развернуть курс настолько серьезно и принять такой шокирующий шаг, нужно было быть реформатором гораздо более энергичным, чем Черненко. А в его окружении был баланс по этому поводу, и дискуссия вообще велась по совершенно другим вопросам.

Лично Черненко с большим уважением относился к руководителям сталинской эпохи. Вячеславу Молотову Черненко успел вручить партийный билет, восстановить его в партии. Но это не значит, что были бы приняты решения, которые вызвали бы серьезный резонанс, раскалывающие общество в момент, когда готовились преобразования. Так что, думаю, что нет. Хотя, может быть, будут опубликованы документы на эту тему, тогда посмотрим.

«Советская интеллигенция жила довольно насыщенной идеологической жизнью»

Если вернуться к тому, как чувствовали себя люди. Нередко эпоху застоя критикуют за повсеместное распространение лицемерия, когда считалось, что люди думали одно, говорили другое, а делали третье. Это было так?

Я в целом согласен с этой оценкой, потому что, конечно, коммунистические идеологемы огромными массами людей уже всерьез не воспринимались. Часть людей при этом говорили: «Ну, мы не разбираемся. Это как высшая математика. Наверное, они там что-то знают, что такое классы, и как они устроены, и что у нас жизнь лучше, чем при капитализме». Кто-то над этим откровенно смеялся. И только небольшая часть делала из этого какие-то альтернативные идеологические выводы.

Хотя идеологический спектр в советском обществе к этому времени был достаточно широким. Были и свои консерваторы, и либералы, социал-демократы, критики в одну сторону, критики в другую сторону, почвенники, западники. Советская интеллигенция жила довольно насыщенной идеологической жизнью. Кто-то читал самиздат, тамиздат. Несмотря на то что Андропов развернул с этим борьбу, но победить он это не смог. С другой стороны, люди, которые считали себя неспециалистами, жили как жили. А люди, которые считали, что все устроено не так, не имели доступа к широкой информации и жаждали ее получить. Общество было авторитарным, информационные каналы контролировались. Что случайно доходило — то читали с интересом. Был дефицит информации, как и дефицит всего остального. Поэтому над официозом посмеивались, но большинство интеллигенции вызов этой системе не бросало, а скорее, занимало выжидательную позицию: рано или поздно начнется какая-то дискуссия по развитию общества, тогда посмотрим.

Если немного остановиться на интеллигенции. Правление Черненко запомнилось борьбой, как тогда выражались, с самодеятельными эстрадными группами, с репертуаром, как его называл сам генсек, «сомнительного свойства», который «наносит идейный и эстетический ущерб». Это что, личная неприязнь к рок-музыке самого Черненко или госполитика такая была?

Эта кампания началась при Андропове. Уж не знаю, как Черненко относился к рок-музыке. Его, я думаю, скорее не форма, а содержание волновало, потому что была же официальная рок-музыка — вокально-инструментальные ансамбли, которые прекрасно себя чувствовали.

А вот Андропов развернул борьбу со всем неформальным. При Андропове было практически полностью разгромлено диссидентское движение. Во всяком случае, была разрушена вся его инфраструктура. При Андропове начали сажать, и при Черненко продолжили сажать за несанкционированную хозяйственную деятельность, в том числе и в музыкальной сфере — то, к чему более терпимо относились в брежневский период. Поэтому среди рок-музыкантов власть не устраивали именно те, которые не хотят «залитовывать» свои тексты. Сделать это было очень трудно, потому что там были комиссии музыкальных деятелей, ревниво относившихся к этому новому поколению музыкантов и их стилистике. Ну и плюс достаточно жесткие каноны и фильтры против графомании, против некачественной музыки, как они ее понимали. А что уж греха таить, все-таки у молодых рок-исполнителей качество стихов не сразу стало тем классическим, которое мы знаем. Были свои удачи, а была и графоманская волна.

И раз вы не встраиваетесь в эти структуры, при Андропове вы должны были как-то не то чтобы преследоваться, но хотя бы прижиматься. Их и прижимали, но не разгромили. Это не то отношение, которое было к диссидентам. Это такая все-таки более мягкая форма давления. Условно говоря, Александра Новикова посадили за «спекуляцию», а Жанну Агузарову поймали на том, что тогда называлось фальсификацией документов (она поглумилась над паспортом, написав в нем «датско подданная» или что-то такое, что-то шутливое), и это было формально серьезное преступление, но тем не менее не посадили, а отправили поработать в родную область — и все.

Но в то же время при Черненко продолжали существовать и массовые общественные движения, например — движение против поворота северных рек, которое в начале перестройки победило. Даже в окружении Черненко, и уж тем более «человека номер два» в КПСС Михаила Горбачева продолжались дискуссии о необходимости расширения рыночных отношений, о необходимости «нового мышления в ядерный век». Все это просачивалось и на страницы печати. Перестройка прорастала вовсю.