— Видите ли, мы жили тут за железным занавесом. И сегодняшнее, и будущие поколения не поймут этого никогда. В эпоху интернета, в эпоху википедии невозможно понять, что такое железный занавес.
1 июня Михаил Веллер говорил о советской литературе. Вернее, о крушении Советского Союза с помощью советской литературы. О том, как советская власть боролась с инакомыслием и что из этого вышло. Примечательно, что выступал Михаил Веллер в самом центре Москвы в рамках книжного фестиваля «Красная площадь 2019».
Социализм неизбежно и очень быстро приводит к тоталитаризму. Эту доказал известный экономист Фридрих фон Хайек в своей программной книге «Дорога к рабству». В СССР эта книга, естественно, была запрещена. Потому что инакомыслие. Но выходили книги советских писателей. Например, в романе Юлия Даниэля «» говорилось о том, как по просьбе трудящихся Верховный Совет ввел день открытых убийств. Раз в год в Советском Союзе люди бегали с пистолетами и автоматами, можно было убивать кого хочешь. В 1965-м Даниэля посадили по обвинению в антисоветской агитации.
В 60-е годы началась бардовская песня. Люди перестали петь официальные песни, а пели только то, что звучало из магнитофонов и под гитару. Это было чистое инакомыслие. И возник Владимир Высоцкий. Это была самая знаковая фигура 70-х годов. Это был протест, это была воля, это был инстинкт жизни и решительный перпендикуляр всему – сдохну, но не покорюсь, буду петь свое. Что слышали люди в песнях Высоцкого? Государство – да, оно сильное, мощное, страшное, но оно ненадолго, поэтому к нему не хочется подключаться.
— Я помню истерику, которую закатила тетка – куратор эстонской литературы в Союзе писателей, — вспоминает Веллер. — Какой-то поэт в эстонском журнале опубликовал стихи без знаков препинания. Она билась в припадке: почему без знаков препинания!? Поэты ей говорили, мол, это поэзия, верлибры, французы… Она кричит: в стихах знаки препинания должны быть! Она все правильно понимала. Это – стилистическое инакомыслие, аспект инакомыслия вообще. А советская власть не терпела инакомыслия. Товарищ Суслов правильно понимал: если идти в ногу, то всем.
И вот появился Жванецкий. Оказывается, уборщицы в театре точно знают, насколько успешен тот или иной юморист. Для них признак успешности – это сколько кресел приходится протирать после концерта. После концертов Жванецкого приходилось протирать много. Жванецкий – это было что-то небывалое, этого не поймут новые поколения. Ему достаточно было выйти и сказать первую фразу: «Еще в школе нас отучают говорить правду». Инакомыслие! Но зал падал под кресла. «Министр мясной и молочной промышленности есть и хорошо выглядит», — и зал лежал от смеха. Сам Жванецкий вспоминал: «Они же меня звали к себе на дачи. Я им в глаза читаю про них, а они хохочут и говорят: давай еще. И платят за то, что я читаю про них».
— Это означало, что основ у здания Советского Союза уже не существовало, — уверен Веллер. — Уже никто ни во что не верил. Можно было сделать вывод, что это за народ, что это за страна и что вскоре будет.
Русская литература всегда любила человека маленького, угнетенного, неудачливого. Потому что жизнь – сволочная, власть – авторитарная, государство – жестоко и несправедливо. Потом пришла литература советская, «Как закалялась сталь», «Повесть о настоящем человеке». Советский человек – герой и победитель. Но после ХХ съезда появилась другая литература, и ее выразителем стал Юрий Трифонов – «Долгое прощание», «Обмен», «Дом на набережной». Если прибегать к метафоре, то произведения Трифонова написаны «серыми свинцовыми соплями». Все тяжело, ничего нельзя изменить, счастья ни у кого нет и не будет, никому ничего не светит, и вообще жизнь – тяжелое беспросветное говно. Инакомыслие? Но такое настроение оказалось страшно близко советской интеллигенции 70-х годов. С таким настроением невозможно построить будущее. А когда у народа такое настроение, то государство разваливается в два толчка. Оно и развалилось.
Инакомыслие было не только в литературе.
— Один ушлый старикан с тремя сыновьями организовал своего рода бригаду, — рассказывает Веллер, – с карьером они заключили договор, что будут вывозить из него гравий, а с железной дорогой заключили договор, что будут им поставлять этот гравий на подсыпку полотна. Доволен карьер, довольна железная дорога, с тех и с других бригада получает деньги, они разбогатели, построили дома, стали ездить в «Волгах» — это при советской-то власти. Всем было хорошо. Но их «раскулачили» и арестовали. За что? А за то, что если все так начнут работать, то не понадобятся советские чиновники и руководители. Это – экономическое инакомыслие! Подрыв советской власти!
Когда в 80-е годы всё начало рушиться, то сначала не верилось, что Советский Союз, который казался вечным, может рухнуть. А с другой стороны, всем было понятно: это государство не может существовать.
— Еще в 64-году в повести «Трудно быть богом» Стругацкие простым и ясным языком сказали, что когда из страны бегут ученые, когда стране не нужны умелые ремесленники и знающие врачи, то страна неизбежно отстает от соседей и будет ими захвачена. И так или иначе ей придет конец. И некоторые уже тогда, в 64-м, все понимали. Вот так вот оно все и рухнуло.
