25 августа в подмосковной Малаховке в библиотеке у оврага в литературном клубе «Стихотворный бегемот» выступил московский поэт Сергей Ташевский.
Сергей Ташевский
Сергей Ташевский – поэт, прозаик. В 80-е и 90-е годы вместе с друзьями выпускал литературный альманах «Твёрдый знакъ», участвовал в «самиздатских» проектах. Стихи публиковались в «Новой Юности», «Воздухе», переводились на английский. Автор десяти поэтических книг и двух книг прозы. Переводил Дилана Томаса (в том числе «Балладу о длинноногой наживке»), опубликовал более тысячи биографических и мировоззренческих статей. С 1999 года издает сетевой литературный журнал «Периферия»
Специально для «Стихотворного бегемота» Сергей Ташевский подготовил поэтическую программу, посвященную, по словам автора, «сомнительной на сегодняшней взгляд теме». А именно – спору о месте силлаботоники и верлибров в современной поэзии. Поэтому часть прочитанных им стихотворений были силлаботоническими, а часть – верлибрами.
Мне хочется две жизни – короткую и длинную,
Хочется две дороги – длинную и короткую,
Быструю и долгую,
С разной ценой мгновений,
Хочется две машины – глотающую все ямы
И жесткую с острым рулем, считающую колдобины,
Хочется два дома – огромный, полный друзей,
И маленький на отшибе,
Хочется юности и зрелости,
Делать невероятное – и думать о невероятном,
Изменять мир и наслаждаться миром,
Смиряться и бунтовать.
Две природы
Полные ошибок
Делают меня человеком.
Под Горьким
Сам Сергей Ташевский уверен, что никакого конфликта между верлибром и силлаботоникой не существует.
— В моем понимании и те, и другие стихи – это всего лишь разные способы высказывания, — считает Ташевский. – И нет противоречий между верлибром и силлаботоникой. Просто есть иное обращение со словом. В верлибре это больше семантические ряды, смысловые повороты, а в силлаботонической поэзии больше места уделяется звуку. Но все это перетекает их одного в другое. Мне кажется, что современная поэзия должна быть вне этого спора. У меня совершенно непроизвольно рождаются и силлаботонические вещи, и верлибры. В последнее время верлибр мне интереснее по ряду причин. Во-первых, силлаботоника – она не то чтобы исчерпана, она работает с ограниченным количеством тропов, там все сложнее находить новые рифмы. Во-вторых, это постмодернистский дискурс, и нам надо играть с интонацией так, чтобы она нас отсылала к кому-то из великих, либо нужно делать вид, что ты сам только что открыл эту интонацию, что несколько фальшиво. В силлаботонике сегодня много ловушек. Тем не менее, то опьянение словом, которое возникает в процессе написания рифмованного текста, конечно, все это заслоняет.
О Сергее Ташевском рассказывает Данила Давыдов
Корень из квадрата куба,
Цифр табун. Словам – табу.
Что тебе еще, Гекуба?
Не раскатывай губу.
Слово – мелкая монета,
Очарованная звоном.
Мы последние поэты
Переходного эона.
Наши книги с верхних полок
Так заманчиво свести
К перепалке перепелок
В семантической сети.
Закрывайте это пламя,
Заглушайте этот свист,
Чтоб не разводил руками
Якобсон-структуралист.
Под разлом машинных кодов
Ляжет каждая строка —
Человеческой природы
И природы языка.
Избавление от ритма,
От нелепого повтора,
От Царьграда и от Рима,
Па-де-Кале и Босфора.
Результат давно желанный
С точки зрения машины.
Тайна – недостаток данных,
Все загадки разрешимы.
Здесь структура ищет коду,
Слепо мыкается в темя.
Здесь была ошибка ввода,
Остановленное время.
Восемь бит в глухой ограде
У начал всего живого,
И машине знать не надо,
Что вначале было слово.
Корень, суффикс, окончанье.
Чувство, вера, разуменье.
Озаренье, одичанье.
Погруженье, растворенье.
Камень – он всегда неровен,
Знак – всегда неосязаем.
Только мы об этом помним,
Только мы об этом знаем.
Для порядка мирового
Триггер даст одно из двух —
И носись, как хочешь, снова
Над водою, божий дух.
От заката до рассвета,
Где безвидная земля,
Мы, последние поэты,
Начинаем все с нуля.
Малаховская библиотека у оврага
Каково место Сергея Ташевского в современной поэзии? Об этом собравшимся в Малаховке любителям современной поэзии рассказал поэт, прозаик, литературный критик и литературовед Данила Давыдов:
— В определенную эпоху, когда создавались новые институции (в значительной степени умершие) современной культуры, было непонятно, какая из этих институций выживет и какая умрет. Сергей Ташевский сделал чрезвычайно много для некоторых умерших институций, которые тем не менее остаются фактом литературы, они доступны всем для прочтения. Я имею в виду альманах «Твёрдый знакъ», газету «Первое сентября», где в рамках просто педагогической газеты возникла фантастическая культурологическая и философская рубрика, где мы все печатались. Ну и дальнейшие проекты, связанные с сайтом Периферия. Это чрезвычайно важно, чтобы вы понимали масштаб личности этого тихого, спокойного человека. И немаловажно, что Сергей Ташевский переводил и переводит Дилана Томаса – одну из центральных фигур вот этого промежуточного, странного поколения. Как Жуковский и Батюшков переводили то, что на западе давно считалось какой-то фигней, а у нас считалось поэтическим открытием, так же и мы вынуждены сегодня это переводить, чтобы дополнить русский язык и воссоздать его в полноте.
