ты лежишь на моей ладони, почти зеро.
капля скользкой материи, немой язык,
лодка, танцующая очертания берегов,
дрожь, заменяющая и жест, и крик.
12 мая в малаховской библиотеке у оврага в литературном клубе Стихотворный бегемот свои стихи читала Валерия Исмиева – поэт, прозаик, культуролог, искусствовед, автор поэтических переводов с английского и немецкого языков, кандидат философских наук.
где твоё море, ленточка гребешка,
прянувшая вдогонку слепому азарту в шельф,
ушко, упрятанное внутри рожка
валторны, всасывающей созвучий шлейф?
— Конечно, я нахожусь в становлении, — говорит Валерия Исмиева. – Мне интересно в каждом стихе донести собственно смысл, а форма, понятное дело, она подстраивается под этот смысл. Мировоззрение-то у меня сложилось, но мне кажется, что когда поэт что-то начинает делать, он оказывается на перекрестке стольких измерений… дорог… И честный поиск формы – это то, что, наверное, мне самой себе хотелось бы пожелать. Моя интонация – наверное, она останется. Но я постоянно ищу ракурсы, мне неинтересно писать в одной и той же манере несколько стихотворений подряд. В этом смысле я не успокаиваюсь. Мне интересно развиваться, искать и ставить сложные задачи.
аргонавт хлорофилла! выскользнувший из недр
доисторического отрицаньем любых вершин,
равно и бездн, — как твой творец нещедр —
моноколий! босой сгусток морщин!
Кому-то из слушателей не понравилось утверждение поэта про сложившееся мировоззрение. Как это? Поэт говорит, что у него сложилось мировоззрение? А разве поиски формы не есть поиски мировоззрения?
— Может быть, я неточно выразилась, — улыбается Валерия Исмиева, — скорее, речь идет о базовых ценностях. А мировоззрение, конечно, трансформируется.
но — почти perpetuum mobile! каждым глотком
растящий свой дом (на колене? на животе?),
жующий окраину — о, сладость dasein! и в том
ты — клей присутствия, липнущий к пустоте
— Мне очень нравится читать ваше стихотворение «Улитка», — обращается к поэту одна из слушательниц. — Сегодня я его послушала – это был какой-то наплыв. Вы мне помогли. Я действительно стала понимать, что поэзия – дорога длинная. И если поэт в поиске, так это же замечательно.
ненасытней, чем тетис – к берегу (путь твой — сквозной пунктир —
с брешью двадцатого синхронизировал арп),
скромный поэт забвения, архитектор дыр,
отрицанье дионисовых лоз и арф
— По вашим стихам я бы мог, как Сталкер… нет, вернее, не как Сталкер, а как оператор, идти вслед за Сталкером, а Сталкер – это вы, — говорит другой слушатель. — Ваши стихи показывают какие-то лабиринты, причем ваши взгляды и ракурсы настолько необычны, что некоторые вещи я не мог поначалу определить. Я не могу назвать это ни стихами, ни прозой, но я вижу в ваших текстах драматургию.
аполлона, с такой же тубой, гермафродит,
бесконечность рисуешь удвоеньем тел —
о как в этом соитье волют сквозит
кисточка кроноса! малого беспредел!
— Вы свои стихи выдуваете, как стеклодув, — звучит мнение еще одного слушателя. – Получается ряд таких хрустальных бокалов. Они очень красивые – такие офигенные, прозрачные бокалы. Но они не имеют отношения к реальности.
трансформатор трепета в заученный поворот
левой руки! мнемозина врёт на твоём арго,
сдавая плинию карты и ублажая рот
всеми оттенками нежности эскарго…
— У всех нас разное переживание реальности, — улыбается Валерия Исмиева. – Мне кажется, что ничего придуманного и выдуманного в моих стихах нет. Когда я начинала писать, меня чудовищно раздражали бесконечные бытовизмы, очень густо поселившиеся в поэзии. Да еще в сочетании с такими нарочито небрежными ироническими интонациями, когда было принято моделировать в поэзии такого лирического героя, который ни на что не претендует, сидит на кухне, курит… Я не могу сказать, что это плохо, у некоторых авторов это получалось великолепно. Но когда это становится массовым явлением, хочется повеситься. Поэтому я шла от противного. Мне хотелось сказать то, что во мне жило и билось. Это не выдувание, это вынимание из себя своих потрохов. Но кого вы сегодня убедите открытым нарративом, если даже покажете… не знаю… кишки, намотанные на колесо, плетки, крючья, палачи… И людям кажется, что вот он, накал. А это уже не накал, а банальность. А как уйти от банальности и при этом рассказать о жизни и смерти? Какими словами? Я вообще против открытого нарратива в поэзии. В поэзии важна метафора. Но если метафора воспринимается как аналог красивого, то для меня это провал. Для меня метафора это способ увидеть и почувствовать ту реальность бытия во всей ее остроте – обжигающей, пугающей, мучающей. Если так, то тогда цель достигнута. А если нет, то я нахожусь в становлении.
В статье использовано стихотворение Валерии Исмиевой «Улитка». Необходимые пояснения к некоторым словам:
Моноколий – т.е. одноногий. Большую часть тела улитки составляет единственная «нога», за счёт сокращения мышц которой она передвигается.
Сгусток морщин – поверхность тела улитки испещрена глубокими морщинами, которые позволяют скапливаться влаге.
Ханс Арп – художник нач. XX в., примыкал к дадаистам и экспериментировал с абстрактными пятнами и линиями.
Dasein – в философии Гегеля — «наличное бытие», а также «здесь-бытие» — термин Хайдеггера, много писавшего о переживании полноты бытия как осознания человеком Dasein.
Гермафродит… — виноградные улитки сочетают в себе оба пола
Кронос – бог времени, пожиратель своих детей и т.д. (греч. античность)
Поворот левой руки – спираль виноградной улитки всегда раскручивается влево; допустимы коннотации с политикой и практиками левой руки
Мнемозина – богиня памяти (греч. антич.)
Плиний старший – древнегреч. историк, автор «Естественной истории», в его труде также впервые упоминается разведение виноградных улиток для пищи
Арго – (с франц.), то же, что в англ. сленг; а также – название корабля, на котором герои отправились за Золотым руном к берегам Колхиды
Эскарго – название блюда из жареных улиток
Фото: Любнарком
