В России слабые регионы регулярно получают дотации из федерального бюджета, но жизнь в них особенно не меняется. Этого и не произойдет, пока там не найдут собственные конкурентные преимущества. Так считает профессор географического факультета МГУ, эксперт по региональной экономике Наталья Зубаревич. Но еще до этого, по ее мнению, в стране нужно изменить систему институтов и начать поддерживать деньгами как раз перспективные, а не депрессивные регионы. И перестать бояться внутренней миграции. Почему риски регионального неравенства преувеличены, эксперт рассказала на Х «Чтениях Адама Смита» в Москве. «Лента.ру» публикует главное из этого выступления.

Модернизация мозгов и дедовский патернализм

Пространство никогда не развивается равномерно. Соответственно, неравенство является основой развития, потому что территории развиваются, опираясь на те или иные конкурентные преимущества.

Я в разные регионы езжу и всегда тестирую публику там: какие у вас преимущества? И вы знаете, тут даже не поведенческая экономика, тут либо тупой патриотизм, либо тупая чернуха. Либо «нет ничего», либо «все у нас отлично». Рациональность — полезная история, когда вы хотите понять страну, и мы попробуем это сделать вместе.

Вот набор конкурентных преимуществ — назовите мне российские конкурентные преимущества, как вы их видите. Ресурсы? Даже не обсуждается. А что-нибудь еще есть? Человеческий капитал — для оптимистов. Еще что-то найдете?

Агломерационный эффект. У нас каждый пятый россиянин живет в городе-миллионнике, на минуточку. Нам есть, вообще-то, как формировать преимущества от эффекта масштаба, экономя на издержках. И в городах не менее важен эффект разнообразия. Есть у нас это? Другое дело, что все это обставлено такими институтами, что они этим преимуществам очень плохо дают реализоваться.

Если мы вспоминаем про неравенство еще раз, территории развиваются по центр-периферийной модели. В России она работает как часы. Все центры самого разного уровня, от райцентров до Москвы, стягивают ресурсы — человеческие, финансовые, — и при хорошо действующей системе взаимодействия эти ресурсы концентрируются, рождая инновации. А потом инновации тихо-мирно распространяются на периферию.

Только проблема в том, что стягивать у нас получается хорошо, институционально все отстроено, а вот сгенерить инновации и потом направить их на периферию в России получается плохо. Как вы думаете, если взять великие «дураки и дороги», что жестче препятствует движению? Дороги, конечно, имеют значение. Без сомнения, в стране с плохой инфраструктурой инновации не очень здорово распространяются. Но вы обратили внимание на то, с какой скоростью пролетел страну сокол телефонизации? Ведь получилось! Частный бизнес поставил все, что нужно. Сейчас — интернет. Медленнее, но пролетает. А вот модернизация образа жизни, мозгов, уход от патернализма нашего дедовского как-то вот туда, на периферию, не очень двигается.

И здесь вопрос не только дорог. И здесь вопрос скорее не дураков. Институтов и ценностей. С ценностями проблема.

Страна середины без преимуществ

Теперь вот наша дифференциация. Тоже картинка, которую я везде показываю. Если вам будут ставить, что мы страна чудовищных различий, — расслабьтесь и попробуйте не обращать внимания. Мы — страна безумно большой середины без явных конкурентных преимуществ. Потому что те, кто наверху — все их знают, это Тюменская [область] с округами, Сахалин, Москва, — у них все в порядке, либо это агломерационный эффект суперразвитых городов, либо это огромная концентрация ресурсов. Если мы берем аутсайдерскую группу, то ее тоже все знают.

Но беда-то в том, что у нас относительно развитых немного. А вот эта зона [средних регионов] — гигантская. Это значит, страна в большинстве территорий имеет такой невнятный набор конкурентных преимуществ, который надо еще от пыли отчистить и под микроскопом посмотреть. И тогда сразу диагноз. Если явных конкурентных преимуществ нет, то вы не пробиваетесь через барьеры российских институтов, правил игры. Поэтому без институциональной расчистки эта середина не вылезет, она так и будет полуполная-полупустая. Это ведь не только точки, регионы. Это люди.

У нас ровно так же в регионах-лидерах каждый девятый живет, приличная, почти пятая часть, — в относительно развитых, что радует, ведь это перспектива, это надежда. Но почти две трети — опять середина. С аутсайдерами явно не заморачивались. Для такой страны, как наша, это не так много. Можно перераспределять, и ничего смертельного в этом нет. Проблема России не в неравенстве, еще раз. Проблема в гигантской середине, малоподвижной, мало меняющейся вследствие кирпича плохих институтов и отсутствия явных преимуществ.

Будет ли это меняться? Сможем ли мы выйти из этой колеи? Вот вам прогноз Росстата. Это структура инвестиций по 2017 году. Куда пошли деньги в России? Почти 15 процентов всех инвестиций в стране — Тюменская область с автономными округами. Вопросы есть по слезанию с нефтяной иглы или вам все понятно? Вторая порция — 12,5 — Москва. Добавляем, по-честному, еще четыре с лишним, итого 17 — Московская агломерация. Вопросы есть? 30 процентов всех инвестиций в стране пошли в территории с суперконкурентными преимуществами. Вот и все. Эта матрица воспроизводится.

О значении нефтегазовой ренты

Теперь обратите внимание, как она еще институционально дополняется. Ведь преимущество Москвы как крупнейшей агломерации объективно: концентрация всего и вся, это все работает. Но помимо этого — суперинституциональное преимущество столичного статуса в сверхвертикальной стране.

Вы здесь такие крутые и умные, потому что живете в агломерации, но у вас или у ваших родителей, друзей заведомо больше доходов еще и потому, что столица стягивает почти все качественные рабочие места, за исключением тех, которые немного перепихнули в Санкт-Петербург. Вы знаете, как это происходило. Рента просто перешла в Санкт-Петербург, и он ожил. Генерятся новые рабочие места. И, в том числе, за счет того, что туда переехала «Газпром нефть», «Газпром» уже доползает окончательно. Появляется спрос, появляются качественные рабочие места в сервисах.

Посмотрите на долю Москвы и Санкт-Петербурга. Питер в 2,5 раза меньше. Вот вам, институты имеют значение. 42 процента всей внешней торговли, включая 42 процента экспорта, сидит в Москве. Москва, что, нефть с газом качает? Нет, она просто централизует на столицу за счет штаб-квартир.

Поклонник вы Собянина, не поклонник, это не суть важно. Давайте обратимся к цифрам. Если взять расходы всех бюджетов регионов, на транспорт, от 60 до 69 процентов — это доля Москвы. Вы понимаете, что может этот город сделать? А если мы возьмем не к ночи будет упомянутое благоустройство, то это под 60 процентов. Вся остальная страна благоустраивает себя на 40 процентов, а Москва — на 60. И ни в чем себе не отказывайте в других регионах, когда соберетесь все это делать. Это же фикция. Но это фикция ровно потому, что стяжка денег на Москву фантастическая. И у них деньги не потому, что Собянин крутой, а потому, что страна с точки зрения налогов так устроена.

Мертвому не больно

Ключевой вопрос — где сидят самые глубокие барьеры, которые нужно преодолевать. В том числе, может быть, через либеральную идею, хотя мой внутренний голос мне говорит, что она будет преодолеваться через левую идею, и этот риск — он, в общем, понятен.

Обратите внимание на дифференциацию регионов Российской Федерации. Вы увидите, что, как и во многих странах, неравенство между регионами росло, а потом аккуратненько начало падать. Мы еще не досчитали последние два года, там они довольно стабильные. Почему стало сокращаться экономическое неравенство, можете догадаться? Примерно с середины нулевых? В середине нулевых у нас перло, как больше никогда не было. У нас были годы, когда реальные доходы населения росли на 11 процентов.

Правильно — нефтяная рента поперла. У государства появились ресурсы на перераспределение. Деньги перекидываются в менее развитые регионы, идут в их бюджеты. Соответственно, расходы на образование растут, на здравоохранение, соцзащиту, культуры и далее по списку, и это все считается ВРП (валовой региональный продукт — прим. «Ленты.ру»). Перераспределение мощной нефтяной ренты смягчило экономическое неравенство.

Неравенство по доходам сокращалось до последнего кризиса 2015 года, сейчас легло на дно. И это означает, что мы страна, которая смогла довольно прилично снизить межрегиональные неравенства по доходам. Хорошо это или плохо? Отвечу — хорошо.

Теперь смотрите: мы, казахи, Украина. Кто как развивается? По неравенству региональному мы были с Казахстаном примерно одинаковыми. Две нефтегазовые страны, судьбы похожи. И вы видите, что мы начали смягчать [региональное неравенство] в середине нулевых, а казахи немного подумали в эту сторону, а потом остановились. Там особо насчет социальных вещей не заморачиваются, там гораздо более жесткий либеральный режим. И только Украина демонстрирует устойчивое нарастание неравенства. В чем причина? Нет ренты. Нечем выравнивать. Жизнь идет так, как она идет. А она идет по-простому. Те территории, — вы помните, с чего я начала? — где есть конкурентные преимущества, они больше, сильнее притягивают инвестиции бизнеса, развития, и неравенства позже из них вырастают.

Совсем другая ситуация на рынке труда, то вверх, то вниз. Давайте я вам вопрос детский задам. Есть регион, в котором все плохо, всегда, и рабочих мест нет. Есть регион живой, в котором создаются рабочие места. В кризис где положение ухудшится сильнее? В живом. Потому что мертвому не больно. Поэтому у нас рынки труда демонстрируют сближение в кризисы [между Россией, Казахстаном и Украиной] и разрывы [в благоприятный период]. У нас вообще рынок труда, хоть мы его обычно плохим считаем, абсолютно четко реагирует на ситуацию. У Украины тоже, как-то. А вот чудесный Казахстан, который забил на экономические циклы. У них система регистрации безработицы близка к никакой, у них уровень безработицы один процент. Все хорошо. Так что если вдруг захочется подрихтовать картинку…

Почему я и говорю, что мы абсолютно не самый жесткий вариант. И эти вопли, крики… Я даже как-то у президента прочла фразу, что в 80 раз душевой ВРП больше у богатого Ненецкого автономного округа, чем у бедной Ингушетии. Так вы как считали? Вы, на минуточку, стоимость жизни заложили? Вы понимаете, что регион, в котором 50 тысяч живет [Ненецкий автономный округ], его вообще сравнивать ни с чем нельзя. Знаете ли вы, что там половина людей — это вахтовики, если не две трети? Они в знаменателе «подушевки» не сидят.

Не надо приписывать стране экстремальных проблем там, где у нее их нет. У нас слишком много реальных, больших и тяжелых, проблем.

Мы прилично выравнивались, особенно по доходам; казахи утомились на этом пути, и в кризис уже пошел рост неравенства.

Догоняющие страны делают ставку на сильные регионы

Теперь про то, как живут другие, что они делают. Потому что, если читать документы о региональной политике, становится плохо, потому что: а) за все хорошее против всего плохого, а так не бывает, все имеет цену; б) чудная невнятица стратегических направлений. Вот сейчас я вам рассказываю картину жестко, как она есть в мире.

Логика номер раз: догоняющие страны делают ставку на сильные регионы. Потому что они бегут быстрее и тащат за собой страну. Развитые страны гораздо более гуманитарно-ориентированные, долгое время просто кормили трансфертами менее развитые регионы. Это, конечно, Евросоюз. Толку оказалось немного. И потом, где-то в нулевых, поменяли стратегию: в более слабых регионах стали искать точки роста, методами проектного финансирования начали их вытаскивать.

У кого что получилось? Конечно, чемпионы мира по неравенству — кто говорит Бразилия, кто говорит Китай. Я спорить не буду, это смотря что считаете, [индекс] Джини или фондовые коэффициенты. Мы рядом с ними, даже чуток помягче.
Первое, что было сделано в Китае, — стимулирование массовой миграции в территории с конкурентными преимуществами. У нас такое происходит? Даже стимулировать не надо! Руки в ноги и — в Москву. В крайнем случае — в Питер. Но они [Китай] стимулировали миграцию к побережью, и они стимулировали в крестьянской стране с низкой мобильностью. И у них это получилось. Гигантский переход.

Теперь вот вам [большое] китайское неравенство. И они живы до сих пор и продолжают развиваться. Я понимаю, что у Китая могут быть какие-то проблемы, как у всех, но, в общем, я бы из-за них сильно не заморачивалась с точки зрения пространственных диспропорций. Восточный пояс — суперконцентрация экономики. Уже заходит экономика вглубь, и даже на тяжелую периферию, кроме Тибета. В Сычуане уже все неплохо. [Развиваются] точки, где месторождения нефти либо крупный региональный центр. На стыке с казахской границей они сделали очень приличную зону. Поэтому китайцы в этом смысле предельно рациональны и, я вам честно об этом скажу, очень умны в своей территориальной политике.

И вы знаете, там есть очень важная вещь. Первое — они играют вдолгую, и второе — они не любят себя пугать, как мы. То китайская угроза, то европейская угроза, то американская… Они просто делают по уму и долгу.

Чем они отличаются в своей политике? Они видят дифференцированные цели. И для востока страны, который уже развит, это усложнение экономики, рост потребления, развитие агломераций — все по уму. На территориях северо-восточных, где советская индустриализация, — убирать советское железо, пускать частный бизнес, учить людей. И идти из побережья вглубь у них получается. И на западе, в слабо развитых территориях, — инфраструктура, города, образование. То есть точки, за которые они эти территории вытаскивают.

Вот когда вдруг вам на глаза попадется «Стратегия пространственного развития Российской Федерации», она выпущена будет в декабре, ради интереса сравните, что я вам рассказывала про Китай и что «нарожали» мы. С констатацией там все неплохо, но у нас с вами директивно назначены 40 агломераций, которые мы будем развивать, директивно назначены специализации регионов… Ну, вперед и с песней. Очередная «хотелка». Потому что нет трезвого взгляда.

Что в развитых странах? Вы знаете, здесь уже картинка, когда вошла Центрально-Восточная Европа, и она поразительная. До какой степени наши соседи по карте слева, бывший соцлагерь, делают ставку на развитие сильных регионов. То есть это регионы пристоличные, где-то приморские, где-то граница с развитыми западными странами, потому что всегда плюс — перепад цен, стоимости рабочей силы, инфраструктура и электроэнергия выгодны. И вот вы видите, каким было неравенство между странами и что с ним стало [оно снижалось] и каким было неравенство между регионами внутри стран. Оно не только сохранилось, оно даже маленько выросло. То есть ценой опоры на регионы с конкурентными преимуществами вытаскивается вверх скорость развития всей страны.

И это то решение, которое должны были принимать мы. Но у нас получилось то, что получилось: гиперстоличная агломерация, нефть и газ. Да, страна большая, издержки территориальные есть, но нельзя ли бы как-то поумнее?

Важная история, почему европейцы выравнивают, но они выравнивают не столько экономическое развитие, они пытаются выравнивать домашние хозяйства. Людей, по-простому. То есть нельзя допускать большого разрыва уровня жизни. И выравнивают они не столько через региональную, сколько через очень сильную социальную политику. Лучше, больше помогают бедным домашним хозяйствам. А, поскольку в отстающих регионах доля бедных домашних хозяйств выше, как следствие, происходит некоторое выравнивание и межрегиональных различий.

Устранение неравенств — вопрос морали

(...) Благодаря нефтегазовой ренте мы стали страной с меньшей дифференциацией между регионами. Но тем не менее мы страна с латиноамериканским уровнем неравенства между доходными группами в целом по стране (в 16 раз коэффициент фондов), а в регионах — до 17-18. То есть внутрирегиональное неравенство подоходных групп. Проблема не в межрегиональном неравенстве доходов. Проблема в диком социальном неравенстве по доходам как в целом по стране, так и внутри регионов.

Попробуем как-то суммировать то, что я вам сказала. Будет две стороны. Первая будет близка к либертарианской идее: не режьте курочек, несущих золотые яички. Не мешайте экономически сильным регионам развиваться быстрее. Не отдирайте у них такое количество денег, что это замедляет их экономическое развитие. Знайте меру.

И второе — социальное неравенство обязательно должно смягчаться. И ведь это вопрос не только политических последствий. Это вопрос морали в обществе, это вопрос социальных лифтов для значительной части людей. Поэтому каждая страна на этой кривой [дилемма «равенство — эффективность»] (в каждый момент времени она может быть разной, и решение может быть разным) сдвигает свой выбор либо в сторону роста эффективности, но тогда с равенством будет напряженка, либо в сторону роста равенства, но, пардон, тогда будут вопросы с эффективностью, то есть скоростью развития.

Прежде чем я перейду дальше и покажу, как мы-то это делаем, у меня вопрос к аудитории. Будет три ответа: первое — сдвигаться в сторону эффективности, второе — сдвигаться в сторону равенства, потому что жуть у нас что творится, и третье — все оставить как есть, как-нибудь разберемся. Я его задаю потому, что мне нужно сравнить поведение государства и отношение аудитории.

Теперь я попробую вам объяснить, почему этот вопрос имеет значение. Потому что от того, как мы принимаем решение, формируется наша бюджетная политика — основной механизм выравнивания. Первое, и печальное: оставить регионы в покое, дать им те деньги, которые они зарабатывают, и дальше жить, как живется не получится. Потому что мы страна с чудовищными масштабами перераспределения, от которых мы быстро не уйдем. Как вам картинка последнего [2014-го] нефтяного года, когда еще цена была высокой? 27 процентов всех налоговых доходов федерального бюджета давал Ханты-Мансийский автономный округ, а три региона, с Москвой и Ямалом, — половину всех доходов. Вот [в 2016 году] грохнулась нефть, и вы видите, что теперь четыре — Питер добавился — дают больше половины. Как будете отпускать регионы на свободу, как потопаешь, так полопаешь, поработай сам, при таком адском неравенстве налоговой базы?

Причем государство собирает прежде всего рентные налоги, это налог на добычу полезных ископаемых, и, во-вторых, государство берет НДС, у которого очень сильный агломерационный эффект. Потому что конечное потребление — Москва, Московская область, Питер — там самый большой сбор НДС. Вы как это раздадите регионам? Потому что еще больше вырастут неравенства между [регионами с] суперконкурентными преимуществами и всеми остальными.

В двух словах — как шла наша политика поддержки. Доля дотаций в целом по доходам бюджетов субъектов Федерации все время снижалась. Наше государство стало маленько либеральным. Я скажу поточнее. Наше государство в 2015-м, 2016-м, 2017-м имело дефицит бюджета. И когда у вас дефицит федерального бюджета, что надо делать с регионами? Ну, маленько сэкономить. В 2017-м только начали добавлять, потому что выборы были на носу.

Теперь смотрите на уровень дотационности. Вам нравится вот это? От 85 до, где-то у Ямала, у Москвы, 2-3 процентов. То есть если мы не будем перераспределять, а бюджет — основной инструмент выравнивания, то у нас с вами получится интересная картинка. Как будет воспроизводиться человеческий капитал в слаборазвитых регионах? Ответа на это нет.

Геополитика вместо борьбы с бедностью

Ответ есть на то, почему мы перераспределяем именно так, как мы перераспределяем. (…) Россия не просто много перераспределяет. Она перераспределяет еще и непрозрачно.

Кому мы помогаем? Мы уже договорились, что помогать надо бедным, слабым. Вопрос: эти приоритеты соответствуют критериям бедности? 11 процентов — Дальний Восток (это не критерий бедности; это критерий очень высоких бюджетных издержек, там очень дорого все содержать), 11 процентов — республики Северного Кавказа, и рост с 4 до почти 7 процентов доли Крыма с Севастополем. Это про бедность или про геополитику?

Теперь, как мы довыравнивались. Потому что, помните, принцип оспаривать невозможно. Разбираться нужно в инструментах. И здесь много чего скрывается. (…) Мы дораспределяли чаще всего так, что, если ты бедный, чего тебе трепыхаться, все равно догонят до какого-то стандарта, это где-то 70 процентов от среднедушевых расходов по России. Кто наверху? Два типа: у кого нельзя отнять налог на прибыль и на доходы физлиц, и второе — кто считается главным геополитическим приоритетом. Калининград немножко другая история, там особая зона. Вот как мы выравниваем. Может, в этой модели надо что-то поправить?

И вот я подвожу как бы итог. Мы много берем у экономически сильных регионов? Да. Но мы берем в основном рентные или квазирентные налоги, и это более или менее справедливо. Потому что западносибирскую нефть поднимала вся страна, и дивиденды не могут идти только в Тюменскую область с округами.

Второе. Мы большое перераспределительное государство? Да. И это наша беда, потому что большое перераспределительное государство — это много бюрократии со своими частно-групповыми интересами.

Далее. Мы должны перераспределять? Да, конечно. Но по более прозрачным критериям и не так, «заборчиком», а все-таки дифференциация должна быть между теми, кто топает лучше и топает хуже.

Что еще мы пытаемся делать? Как избавиться от нашей родовой проблемы? Первое: ну если у Москвы так все отлично с рентой, давайте мы и Питеру эту ренту пересадим? Вот, «Газпром» уезжает в Питер, «Газпром нефть» уже там, а Валентина Ивановна Матвиенко вообще родила гениальную идею: а давайте все крупные российские компании рассадим по городам-миллионникам? Вы представляете, какая прибыль будет у «Аэрофлота»? Уже «Сапсанов» давно не хватает, а так летать-то мы будем по всей стране. Конечно, это маразматические предложения, связанные с рентоориентированным мышлением. Это беда российская — видеть прежде всего ренту.

Второе. То, что мы наделали особых экономических зон, стимулирующая политика, — толку грош. Потому что маленькие, плохонькие, и, когда у вас есть вот такая дырочка вымытая, а тельце все еще покрыто коростой, в этой дырочке экономики как-то много не становится.

Про программы развития рассказывать даже не буду, там одна печаль.

Главное в России — не неравенство. В России главная проблема — чудовищные институты, которые задавливают регионы, не имеющие суперъявных конкурентных преимуществ. Это первое.

Второе. У нас не получится хорошо реализовать либертарианскую идею дерегулирования, децентрализации. Не верьте тем, кто будет говорить «сбросим налоги». А что мы можем сбросить? Налог на прибыль, НДС и НДПИ (налог на добычу полезных ископаемых — прим. «Ленты.ру»). НДПИ — значит, жирные коты получат еще больше. НДС — Москва уже лопается от денег, а получит еще больше.

Нет простого решения. Это беда. Можно поукрупнять все к чертовой матери, [сделать] 5-6 субъектов, но тут-то я начну беспокоиться о территориальной целостности Российской Федерации.

Если мы будем внедрять хоть какие-то вменяемые институциональные меры, пожалуйста, имейте в виду, платой за это будет рост территориального неравенства. Это неизбежно. А вот вопрос по социальному неравенству требует отдельной дискуссии, потому что это не только помощь государства, это инвестиции в человеческий капитал, и они должны быть терпимо сопоставимы на разной территории. В вашей аудитории, я надеюсь, не надо опровергать лозунг «хватит кормить Кавказ»? Я очень устала его опровергать. Ну, пожалуйста, инвестируйте в пенитенциарную систему, у вас всегда есть альтернатива, ни в чем себе не отказывайте. Или в ФСБ на территории Северного Кавказа. Я предпочитаю инвестировать в человеческий капитал. А мобильность России будет расти, и следующие поколения будут более свободны в выборе.

Но я бы сказала так. В моем понимании все очень просто. Быстро в стране ничего не изменится. У регионов права выбора очень мало. У нас вертикальная, очень жесткая система. А у человека право выбора все равно остается. И шоб оно у вас было.

В обывательской среде принято считать, что в России представителей секс-меньшинств не преследуют, просто не дают им устраивать парады и пропагандировать нетрадиционные отношения среди несовершеннолетних. Однако в стране есть люди, которые целенаправленно борются с представителями ЛГБТ-сообщества. Один из наиболее известных — Тимур Булатов, хвастающий тем, что «уволил» уже почти сотню учителей. Чтобы стать объектом охоты для созданного Булатовым проекта «Действие», педагогу не обязательно быть представителем секс-меньшинств — достаточно просто поговорить с детьми о толерантности. В беседе с корреспондентом «Ленты.ру» активист рассказал, зачем и при чьей поддержке выполняет «санитарные функции» в учительской среде, а также о том, что Земля плоская.

«Ленин был педерастом»

«Лента.ру»: Расскажите о проекте «Действие», занимающемся выявлением представителей ЛГБТ-сообщества среди российских учителей.

Булатов: Проект находится под руководством организации «Первый нравственный российский фронт». «Действие» — это прежде всего мусульманское движение. Однако де-факто никому, кроме меня, обозначенная вами работа сегодня не важна.

А когда это стало важным для вас?

В 2008 году моему ребенку было три года. А я тогда купил самый мощный компьютер из тех, что вообще продавались. У меня подход к жизни такой, что я стараюсь максимально глубоко проникать в любой вид деятельности, которым занимаюсь. И я стал изучать принципы систематизации данных, поиска данных, основы программирования, хакинг и так далее. Любимым занятием было выбрать точку на карте — любой город — и выяснить, какие ролики пользуются максимальной популярностью именно в этой точке мира. Систематизировал данные по YouTube.

И вот я нахожу в Канаде видеоролик, пользующийся там наибольшей популярностью, где две девочки 11-13 лет прыгали на кровати и раздевались, а внизу педофилы давали им всякие комментарии, подсказывая, как нужно двигаться и так далее. Судя по обстановке, съемки велись где-то на территории бывшей советской республики. Увидел я этот видеоролик в 23 часа. К четырем часа утра я вскрыл этот аккаунт на YouTube, скачал все видео, уничтожил канал и нашел по IP-адресам, откуда они выходили. Это оказалась Украина, Одесса, еврейская школа.

Стал тут же рассылать письма повсюду. Это была ночь на первое сентября. И уже утром школа была окружена полицейскими машинами. Прокуратура туда приехала. Телефон у меня разрывался.

Тогда я понял, что никому кроме нас — простых людей, воспитывающих своих детей, заниматься выявлением педофилов неинтересно. А мы — родители — заинтересованы именно в превентивной борьбе с этой нечистью, еще когда конкретного преступления в отношении наших детей не совершено, но планы такие есть.

С тех пор только по России мне удалось посадить 12 педофилов. Сотрудничал в деле по выявлению таких уродов с Интерполом, за что мне даже благодарность выписали.

С педофилами все понятно, но причем здесь ЛГБТ?

На определенном этапе произошла корректировка цели. Я, как человек системно мыслящий, принялся искать максимальное сосредоточение вражеского контингента.

Работая координатором движения «Охотники за головами», я занимался связями с общественностью и СМИ. Расстался я с ними из-за того, что у его руководителя тоже выявил проблемы с нравственностью. Ведь я проверяю и друзей. Так вот, я ему говорил, что рассадником педофилии является ЛГБТ-сообщество, а он со мною не соглашался. Говорил, что преследование геев и лесбиянок — это гнилое дело, на нас все СМИ накинутся, и все такое. В итоге он сам оказался «заднеприводным».

Однажды мне пришлось побывать на одном гей-параде, где я, кстати, познакомился и обменялся координатами с Виталием Милоновым, правда, он это знакомство затем отрицал. Он казаков привел, а я от нашего мусульманского движения привел муллу. И мы провели сначала православный, а затем мусульманский молебен. Все были на одной волне. С тех пор я основной упор стал делать на среду ЛГБТ.

А потом я понял, куда они проникли: в высшие учебные заведения, школы, детские сады. И понял, что им там не место.

Так в чем же от этих людей вред?

Тут не нужна статистика. Есть математика. Берем данные об общем количестве населения Земли. Где-то от 5 до 7 процентов людей принадлежат к секс-меньшинствам. Теперь посчитаем концентрацию педофилов в ЛГБТ-среде — и все.

А есть какие-то цифры?

62 процента.

Это в интернете вы нашли?

Да можно просто взять калькулятор и посчитать. Тут не нужны статистические агентства. Калькулятор, здравый смысл и знания за четвертый класс о пропорциях. Потом есть официальные данные МВД о том, что более половины (54-56 процентов) половых преступлений совершаются гомосексуальным методом.

Есть еще психиатр из института Бехтерева. В интернете ее часто можно видеть. Она говорит, что мои выкладки верны, но даже они немного занижены, потому что есть такая штука, как инициация через педофилию к педерастии.

Это как?

У нас крайне неразвит институт реабилитации жертв педофилов. Эти люди остаются наедине со своим горем. И 92 процента жертв совершат такое же преступление рано или поздно. Это социальный вирус, который передается через насилие, оставляя рану на психике человека.

Это я понял году в 2010-м и стал работать конкретно против всех этих педерастов, лесбиянок, транссексуалов и так далее. Через психиатров и сам я понял, что это самая управляемая часть населения. Их можно очень легко побудить к аморальным действиям.

Мудрые мира сего используют секс-меньшинства для достижения политических целей. Все революции у нас были сделаны кем? Ленин был педерастом. Французская революция — они там все были извращенцами. На той же самой Украине...

Как вы получаете информацию о представителях ЛГБТ и как много их, на ваш взгляд, работает в российских школах?

Не в каждой школе они есть, но есть толерантные к ним люди. Если какой-то учитель заведет разговоры о гендере хотя бы — что якобы это некий социальный конструкт и его можно выбирать, ко мне эта информация рано или поздно придет. От самих школьников.

Меня в основном, кстати, узнают подростки. Они мне рассказали об учительнице, которая была стриптизершей. А еще о ее коллеге, подрабатывавшей моделью на показах нижнего белья.

У меня есть информаторы, в том числе в ЛГБТ-среде, которые сообщают мне о планах активистов. Кто-то бесплатно, кто-то за небольшое вознаграждение. Я с ними общаюсь, у меня есть информаторы из той среды. Они разделяют мои позиции и все почти рассказывают, что не были педерастами с рождения. Их инициация произошла в детском или подростковом возрасте. Этих людей можно и нужно лечить.

Но болезнью официально это ведь уже не является. В психушку их уже не примут.

Мы в России имеем право использовать все версии МКБ, а не только последнюю. Кстати, в следующей, одиннадцатой версии, уже хотят гомофобию сделать психическим заболеванием, а трансгендерность — вариантом нормы.

«Уничтожаю всякую погань»

Как вы добиваетесь увольнения не понравившихся вам педагогов?

Есть статус учителя. Есть ФГОС, где говорится, что морально-нравственные качества учителя в работе и в жизни являются основополагающими для воспитания у подрастающего поколения патриотизма, нравственных ценностей и так далее. Вот это «в жизни» и помогает мне увольнять любого поганца из школы.

И скольких учителей вы так «уволили»?

Примерно 90 человек. Петербургские учителя уже очень хорошо обо мне знают. Вернее, знают, что есть такой чувак в тюбетейке и зовут его Тимур.

Недавно был праздник, День учителя. Я его отмечаю уже как свой. Для учителей я — как волк в лесу: «уничтожаю» (в кавычках, но слово хорошее) всякую погань, которая позорит древнейшую и самую уважаемую на свете профессию.

Есть такое понятие, как исполнение родительских обязанностей. И я чувствую, что игнорирование подобных угроз для своих детей — это правонарушение со стороны его мамы и папы. Все, кто молчат, виновны.

То есть родители должны полностью контролировать личную жизнь учителей?

Да. Кто с кем. Какие у него политические взгляды, ходит ли он в церковь или в мечеть. Я не беру какие-то биологические подробности.

Что вы можете рассказать о себе и своей семье?

Я родился на Урале, в Свердловске-45. Моя мама руками своими изготавливала то, чего до сих пор боятся США. И папа тоже. Мы оттуда уехали, когда я учился в четвертом классе, потому что я сильно болел. В общем, там бывали радиоактивные выбросы, и у меня из-за них развился аналог ревматизма, как у пожилого человека. Болели все суставы.

Уехали мы в Ивангород, в Прибалтику. Родители перешли работать на другое предприятие.

Сверловск-45 был весьма милитаристским городом, там зарождался стрелковый спорт. Шипулин, к примеру, оттуда. Я сам мастер спорта по стрельбе, отец — международник. Он оружейный мастер и ювелир. И я тоже.
Он не углублялся в кузнечное дело, но я считаю себя обязанным поднимать фамильное родовое ремесло. Фамилия у меня Булатов, и я кузнец ручной ковки. По образованию я художник по металлу.

«Прокурор был педераст»

Как вы угодили в тюрьму?

Да, меня пытались запереть в Кресты (тюрьма в Санкт-Петербурге). Именно пытались.

Я просто устал пилить золото на верстаке и решил заняться бизнесом. Отучился в одной серьезной школе столичной с иностранными преподавателями от одной фирмы. Занимался на уровне топ-менеджера продажами бронестекла. У меня были заказы от крупнейших банков. ДПС-кабины вокруг КАДа все бронированы нашим стеклом. Были многомиллионные выручки. Я, как человек не очень грамотный финансово, просто потерял небольшую сумму — около 148 тысяч. Часть из них нашли. Я доплатил из своих. Однако завистливый замгендиректора написал на меня заявление в БЭП о растрате. В 2006 году возбудили на меня дело, но я показал справку, что все выплатил.

А в 2008 году, когда я стал активно бороться с педофилами, вдруг выяснилось, что меня заочно осудили на 2,5 года. Без меня и моих адвокатов. И приговор положили под сукно до 2014 года.

Всплыло все только тогда, когда я должен был ехать в Москву на телепередачу, чтобы рассказать о десяти выявленных мною педагогах — педерастах и лесбиянках — в прямом эфире, с фотографиями, досье и претензиями.

За день до выезда меня задержали в районе проспекта Просвещения и повезли в Кресты. Я семь месяцев из-за решетки отменял приговор и добился увольнения судьи. Мне смягчили статью, оштрафовали и не оправдали только лишь потому, что замириться в суде мне было не с кем — фирма прекратила существование в 2009 году.

На суд приходили активисты из ЛГБТ-альянса. Мы их оттуда выгнали.

Как вам жилось за решеткой? И как вы относились к характерным для мест лишения свободы гомосексуальным контактам?

У меня все было в порядке. В моей камере был аэрогриль, стиральная машина, горячая вода, большой телевизор на стене и интернет, но я не мог от себя вести через сеть какую-то деятельность, чтобы не подводить людей, создавших мне такие условия.

Я считаю, что нужно вводить уголовную статью за гомосексуальность и гомосексуальные контакты в тюрьмах. Добавлять срок людям, вступающим в такую связь.

Родители вас воспитывали в строгости?

Родители как родители. Они научили меня работать и вообще все делать на отлично.

В Прибалтике маму поразила местная молодежь — разнузданная, матерящаяся, не уважающая старших. И чтобы у меня не оставалось свободного времени на праздные прогулки, я уходил в 7:30 из дома и возвращался, когда шла вечерняя программа «Время». Домашнее задание делал на переменах — иначе бы просто не успевал.

В армии служили?

О моей службе в армии я рассказывать не могу. Скажу лишь, что была снайперская школа и несколько заданий. Все. Об этой части своей жизни я рассказывать не могу.

Был в Донбассе в течение пяти дней. Пока жена с ребенком были на отдыхе за границей. Поехал, посмотрев видеоролик, на котором в донецкую школу попал снаряд, и оттуда вынесли пятерых мертвых детей. Девять пораженных целей — иностранных военных специалистов, и я уехал. Наводчик при последнем отходе был ранен в ноги, и я его еле дотащил до базы. После чего уехал, восприняв это как сигнал от Всевышнего. Мол, хватит, Булатов.

«Я адепт теории плоской Земли»

Религиозность вам прививали с детства?

Я не помню, чтобы у нас дома был Коран. Он появился потом, когда я вырос. Религиозными были бабушки и дедушки, иногда приезжавшие к нам в гости.

Сам я однажды просто посмотрел на небо и понял: что-то там есть, и не все в нашей жизни зависит от нас. Начал искать, интересоваться. Отец у меня башкир, мама — татарка, поэтому я пошел по пути ислама, но параллельно изучал православие, иудаизм и буддизм.

Но жена у вас пока одна?

Да. Мы не находимся в состоянии войны, чтобы плодить воинов. А для чего несколько жен нужно? Чтобы рожать больше детей. Мы с женой были одноклассниками в школе. У нас один ребенок, и вряд ли появится еще.

Вы часто говорите, что боретесь с либералами как таковыми.

Я пытаюсь сделать эту страну лучше. Каждый день звоню в полицию по несколько раз и сообщаю о замеченных мною правонарушениях.

Либералы говорят о толерантности и уважении, но у меня есть право, закрепленное в Конституции — главном законе страны (к которому у меня тоже есть претензии), на личное мнение, воспитание своего ребенка согласно своим религиозным и морально-этическим взглядам.

Либералы же насильно навязывают свои ценности и говорят, что я плохой, называют гомофобом. Я такой же человек, как они.

Но ведь именно либералы отстаивают права граждан перед лицом государства, в том числе право родителя на контроль за ситуацией в школе, за педагогами. Разве не так?

У них нет прав. У тварей из ЛГБТ-движения нет прав. Это больные животные.

Я написал президенту, сообщил ему, что проблем у меня много, но я решу их сам. В администрации президента собрали обо мне всю информацию, даже карту из Елизаветинской больницы взяли. В итоге половину ипотеки за трехкомнатную квартиру мне оплатило мое любимое государство.

Но кто же вас задерживал и отвозил в Кресты в 2014 году, разве не любимое вами государство?

Государственные органы, которые были в сговоре с ЛГБТ-активистами. Мы это доказали, и именно поэтому судья была уволена. Прокурор был педераст.

А за экстремизм вас не пытались привлекать?

Попытки были, но ничего не получилось. Вызывали в Центр «Э», спрашивали, почему я говорю именно так. Я все объяснял. И, кстати, ЛГБТ — это четыре разные социальные группы.

Вы боретесь с теми, кто говорит о гендере и толерантности к секс-меньшинствам в школе, но ведь такие взгляды являются естественным следствием изучения биологии и вообще естествознания в нынешнем его виде.

Если в школе преподают всякую чушь, то это значит, что там о нравственности нельзя говорить?

Нравственность в религиозном и светском понимании отличаются. Согласно конституции, у нас светское государство, в котором все люди имеют равные права — и представители секс-меньшинств тоже.

У человека есть право на жизнь и так далее, но нет права у него распространять педерастию в детской и подростковой среде, потому что у нас законодательно это запрещено. Хвала Всевышнему.

В Санкт-Петербурге это все началось, и скоро в других странах будут принимать решения о запрете пропаганды ЛГБТ.

Тогда нужно идти дальше: запрещать преподавать в школах теорию эволюции и не божественного происхождения человека. Если человек — животное, хоть и высокоразвитое, как можно предъявлять к нему претензии по поводу его сексуальной ориентации, если подобное есть и в природе его млекопитающих сородичей?

Все говорят, что есть теория Дарвина, а не факт Дарвина или закон. Я не верю в теорию эволюции. Сейчас другие знания распространяются. Я вот поддерживаю мнение о том, что наша Земля вовсе не вращающийся в космосе шар. Как тело вращения она не подчиняется законам физики, и я это доказал учителю физики на уроках в девятом классе. Мой вес в Санкт-Петербурге должен быть на 17,5 процента меньше, чем на экваторе. Сила тяготения тоже не должна быть одинаковой.

А какая наша планета? Плоская?

Я по угловому расстоянию могу посчитать, что Солнце от меня не в миллионах километров находится, а в шести-восьми тысячах. Я адепт теории плоской Земли. Я еще в школе учителю доказал, что вся эта шарообразная теория — ложь полная. У меня физичка убегала в коридор в слезах.

Ясно. Давайте вернемся к теме нашего разговора. Что вы будете делать, если государство перестанет преследовать ЛГБТ?

Если мне государство не будет помогать бороться, я возьму винтовку и просто буду их тупо отстреливать.

В Европу мне уже ход закрыт. К своим родителям, которые живут в Эстонии, я приехать не могу, а если все же решусь — то меня арестуют. Я сделал запрос в наш МИД, и мне ответили, что лучше не экспериментировать.

А все потому, что некоторые ЛГБТ уехали за границу и написали на меня заявление, что я их тут угнетал. Хвала Всевышнему, что меня Россия не выдает этим странам.

Когда жена моя ездила во Францию, педерасты из альянса натравили на нее полицию. Думали, я вместе с ней приехал. Ведь я и правда публиковал фотки оттуда, сопровождая комментариями, что везде там грязь, смрад, бездомные.

Но до откровенного насилия дело не дошло?

Нет. Просто задержали минут на пять, расспросили и отпустили. А я разместил тогда в интернете видеозапись, в которой призвал мигрантов-мусульман, приехавших в Европу, совершать над ЛГБТ шариатские суды. Европа — их новый дом, и они могли бы освобождать ее от этой грязи.

Планами на будущее поделитесь?

Скоро в Москве мы планируем публично изъять водительские права у человека, сменившего пол. Кандидат уже есть. Он был когда-то мужчиной и помощником депутата от КПРФ в Госдуме.

Как к вам относятся представители государственных органов, в которые вы обращаетесь с жалобами на учителей?

Меня в штыки не воспринимают, поэтому у меня что-то получается.

За прошедший месяц в России прогремело несколько скандалов с участием женщин на ведущих постах в органах государственной власти. Все они закончились показательными увольнениями: свердловскую руководительницу регионального департамента молодежной политики лишили должности за высказывание о ненужности молодежи, министра занятости, труда и миграции Саратовской области отстранили от работы после скандального заявления о прожиточном минимуме, а чиновница из аппарата правительства России былa уволена за раскрытие служебной переписки. О том, как эта тенденция демонстрирует не только ситуационные проблемы, но и гендерные стереотипы, «Ленте.ру» рассказала соавтор исследования о роли женщин во властных структурах, старший преподаватель кафедры государственной и муниципальной службы факультета социальных наук НИУ ВШЭ Валерия Уткина.

В материале вашего исследования женщины названы «работниками второго сорта». Почему?

Это цитата одной респонденток, которая слышала подобное в свой адрес. Есть претенденты первого уровня принятия решения, а есть второго. «Работникам второго сорта» нужно в два раз больше трудиться, чтобы выйти на уровень первого эшелона из-за системы стереотипности. Было проведено много исследований: женщине, чтобы продвинуться вверх по карьерной лестнице, надо работать в два, а то и в три раза больше.

Связано ли это с тем явлением, о котором недавно упомянула глава Центрального банка Эльвира Набиуллина, призвав россиянок участвовать активнее в борьбе с гендерным «стеклянным потолком», и, если да, то что это за «потолок»?

«Стеклянный потолок» — это невидимые ограничения как в коммерческих компаниях, так и в органах власти, которые мешают достичь управленческих должностей. Ограничения могут быть не только по гендерному, но и по расовому и другим признакам. Этот потолок действительно есть. Если взять в качестве примера госсектор, то, по официальным данным, женщин в нем более 70 процентов, однако очень хорошо видна так называемая «гендерная пирамида»: максимальное количество женщин сосредоточено на младших и средних должностях, в то время как на высших большинство мест занимают мужчины. Формально придраться не к чему: женщины есть? Есть. Но по факту это дискриминация.

В реальности выглядит так: мужчина и женщина — замначальники какого-то отдела. Они одинакового возраста, с идентичным образованием, возможно, бывшие однокурсники. Но как только объявляется конкурс на должность начальника подразделения, исследователи указывают, что у мужчины по умолчанию шансов занять эту должность больше. Даже если по каким-то профессиональным качествам он уступает претендентке. То есть женщина идет вверх по карьерной лестнице и в какой-то момент упирается в «стеклянный потолок».

То есть ваше внимание исследовательницы привлек именно феномен «стеклянного потолка» как ограничения для женщин?

Отчасти. Мне всегда была интересна совокупность тех сложностей, с которой сталкиваются женщины при построении карьеры. Помимо «стеклянного потолка» есть и другие трудности: негативные стереотипы о том, что женщина более эмоциональна, что она больше устает или что она не склонна к аналитической работе. Современные исследования говорят: это пережитки прошлого, стереотипы, искусственные конструкты, но все же сегодня многие люди по-прежнему ими руководствуются.

В 2016 году мы сами вместе с Ольгой Исуповой, которая всегда больше занималась репродуктивным поведением, проблемой баланса семьи и работы, собрали 32 глубинных интервью с женщинами от 25 до 35 лет, работающими на госслужбе. В этом интервью все сошлось воедино: моя учеба на факультете государственного и муниципального управления в Московском государственном университете имени М.В. Ломоносова, опыт работы на службе и нынешний в департаменте государственного и муниципального управления НИУ ВШЭ, а также собственный научный интерес к гендерной проблематике.

Интересно, что, когда спрашиваешь женщину, сталкивалась ли она со «стеклянным потолком», она говорит «нет», поэтому мы спрашиваем иначе: как проходит работа, как происходит повышение, с какими сложностями связано карьерное продвижение. Получаемые данные кодируем, а коды анализируем. Например, если женщина не может долго получить повышение — ее карьерное развитие задерживают, для нас это код — «стеклянный потолок».

Ответы на некоторые вопросы мы продолжаем интерпретировать до сих пор. Часть из них связана с домогательствами. Если в отечественной социологической литературе есть публикации с попытками рефлексии по этому вопросу, то в госуправлении создается ощущение, что этой проблемы просто нет. Хотя, безусловно, такие кейсы встречаются. Госслужба — это закрытая система. И во многом сохраняет пережитки прошлой системы — культуры, которая не нацелена на придание гласности какой-либо ситуации. Она не только связана с патриархатом, но и с тем укладом, который был в советский период, когда не выносить сор из избы было жизненной необходимостью.

Насколько остро в России стоит проблема домогательств в госструктурах? И как именно она решается?

Многие респондентки признавались, что кто-то мог на них не так посмотреть, какую-то шуточку отмочить. В ответ на фразу, что в США за такое бы уже посадили, обидчик мог отшутиться и хлопнуть по попке. И все — тупик. «Не нравится — увольняйся».
Сейчас в нашей стране беспрецедентное количество чиновников — это целая армия людей, которая живет по своим законам, своему внутреннему порядку. Продолжая наше исследование в Израиле, Финляндии — в странах с архетипом разных укладов, мы сравниваем результаты и видим, что в нашей стране нет институционального решения проблемы. Кейс со Слуцким, чьи действия думская комиссия по этике не признала наказуемыми, ярко это показал. Зачастую случай с домогательствами, с гендерной дискриминацией у нас вовсе не идентифицируется как проблема.

Вы можете перечислить стереотипы, которые чаще всего мешают женщинам строить карьеру?

Один из классических — «устроитесь на работу, нарожаете детей, будете сидеть в декрете, а работать в подразделении будет некому». В госорганах сложности с наймом на декретную ставку: на краткосрочный договор не хотят идти. Человека надо вводить в курс дела, но пока это сделаешь, контракт уже закончится. Оставшиеся сотрудники берут на себя дополнительную нагрузку. Порой из пяти человек работают лишь три, что никого не устраивает. Поэтому неоднократно респондентки сообщали о необходимости лукавить при устройстве на работу, отвечая на вопросы, есть ли молодой человек, планируете ли замуж и собираетесь ли заводить детей.

Случалось, что респонденток оценивали не по профессиональным качествам, а через призму «красивый — хорошо, некрасивый — плохо». Одна женщина, идеальная по всем канонам современной моды, с шикарным образованием и физико-математическим классом в бэкграунде, была заместительницей подразделения. Начальник всегда брал ее на совещания, но относился к ней, скорее, как к вещи: ему было приятно, что рядом с ним сидит красавица и говорит какие-то умные слова. Она также рассказывала про моменты, когда ей приходилось самой идти в другой отдел, где она за улыбку получала подпись на документ, который ее коллеги ранее не могли продвинуть. Все это имеет отдаленное отношение к уровню профессионализма — впоследствии женщина уволилась.

Свердловскую чиновницу Ольгу Глацких уволили после высказывания о том, что «государство вас не просило рожать». В то же время глава администрации в Ивановской области Алексей Предтеченский отделался лишь извинениями за то, что на жалобу матери-одиночки, получившей квартиру без сантехники, ответил еще грубее: «Вы какого хера рожаете детей-то?» Создается впечатление, что у нас женщин проще отчитать и уволить. Это также связано с патриархатом?

Да, грубое высказывание мужчины простительно в рамках нашей патриархальной системы. Например, до сих пор можно услышать слово «бабы» по отношению к женщинам. Это же пережиток прошлого, пещерный уровень, тем не менее он существует. Часто рассуждают так: мужчина сказал что-то грубое — бывает, извинился же!

Но неужели сами мужчины не испытывают трудности из-за стереотипов?

Почему же. Как и для женщин, для мужчин имеет значение представительная внешность, физические показатели: рост, возраст, вес. Но основная проблема — эйджизм, дискриминация по возрасту. В госорганах есть тенденция на запрос молодых и энергичных специалистов: XXI век, цифровая экономика. Однако сотрудники среднего и старшего возраста имеют больше возможностей для карьерного продвижения.

Но все-таки женщины от стереотипов страдают больше: у мужчин они более поверхностные, а у женщин есть стереотипы про ее работу, про ее профессиональные качества. Никто не будет проверять, действительно она эмоциональная или нет — она по умолчанию считается эмоциональной. Подобные стереотипы прижились, они вросли в корпоративную культуру.

В редких исключениях стереотипы могут влиять положительно. Так, в госорганах есть запрос на соглашательную позицию: принято считать, что женщина более сговорчива и она находится в подчинительном положении. Когда требуется «ручной сотрудник», женщина может быть крайне полезна. Однако чаще стереотипы приводят к самоисключению. На вопрос о карьерных ожиданиях многие женщины отвечали, что не против быть заместителями директора департамента. На работе серьезные карьерные ожидания «схлопываются» из-за ограничивающей женщин организационной культуры. Мол, ты молодая и неопытная — тебе сложные проекты ни к чему. В такие представления начинают верить и отказываются принимать участие в конкурсе на повышение.

Как женщины решают эту проблему? Стремятся ли, например, походить на мужчин в работе?

Карьерно ориентированные женщины — безусловно. Классический пример — Хиллари Клинтон, которая во время президентской кампании поменяла стиль: она стала носить мужской костюм, брюки, хотя всегда до этого отдавала предпочтение юбкам. Или Маргарет Тэтчер, которая, готовясь стать премьер-министром, училась с инструктором по технике речи делать свой голос ниже. Она пыталась мимикрировать под мужской стиль, чтобы голос был глубокий, так как это придает слушателям некую уверенность в том, что ты говоришь что-то серьезное. Вы представляете, к каким вещам надо прибегать!

Зачем они это делают?

Они делают это, чтобы преодолеть по отношению к себе некий барьер восприятия себя через гендерную специфику, нежели через профессиональные качества. Однако надо признать, что отношение руководства к российским женщинам стало лучше, чем лет пять назад, когда в госорганах могли откровенно сказать, чтобы девочек на практику от университета не присылали, потому что, по мнению работодателей, те непременно сразу после трудоустройства (в случае положительных результатов практики) уйдут в декрет. Сейчас такого становится меньше — больше ориентация на профессионализм. Иногда даже отдельно говорят прислать девочек, потому что они эффективны по результатам. Это положительный тренд.

А какой должна быть женщина, чтобы получить руководящую должность?

Сильной женщиной с «мужским» поведением. Без эмоций. Сухой, спокойной, очень четкой, работающей в три раза больше остальных. Она должна быть «замужем за работой». Я эту фразу услышала от одной успешной женщины.

«Мужской» и «женский» стиль работы действительно существуют? Чем они отличаются?

Это типология, основанная на стереотипах: «женский» тип предполагает больше эмоционального включения, эмпатию, а руководитель-мужчина руководствуется сухими фактами, исключительно результатом и в меньшей степени готов входить в положение.

Есть данные, что в корпоративном секторе компании, которыми руководят женщины, чаще всего более результативны по оценке эффективности своей деятельности. Несмотря на это, существует понятие glass cliff (дословно в переводе с английского «стеклянная скала») — это ситуация, когда женщине предлагают руководить организацией, находящейся на грани фола, чтобы потом легче было объяснить причину банкротства компании тем, что женщина взялась за дело. Хотя, если смотреть по показателям, ее вины нет: компания в любом случае шла к краху.

В вашем исследовании также говорится о тактике «серого кардинала».

Да, бывают случаи, когда женщина является вторым или даже третьим человеком в организации, например, секретарем какой-то комиссии, и при этом на ней сосредоточена вся работа: она владеет всей информацией по работе этой комиссии, находится на связи со всеми ее членами. Если она заболеет или поменяет работу, то комиссия на определенное время будет парализована. В этом и заключается тактика «серого кардинала»: женщина осознанно или иногда бессознательно замыкает на себе все процессы и опосредованно, а порой напрямую влияет на принятие решений. Некоторых это удовлетворяет: они отказываются бороться за должность начальника, потому что и так считают себя самыми главными. Это одна из стратегий выстраивания карьеры.

Некоторые женщины стремятся стать признанными экспертами в своей сфере — это тоже вариант развития событий. Погоня не за звездочками, а интерес к работе, проектам, попытка найти уникальные решения с помощью своего наработанного опыта, знаний и компетенций.

Правда ли, что есть тенденция к феминизации руководящих постов в органах власти?

Процесс проходит очень медленно — о тенденции пока говорить нельзя. На Западе ситуация другая, но сравнивать некорректно: отношение к женщинам и их правам иное. Наши женщины в другое время и при других обстоятельствах — это принципиальный момент — получили свои права. В Великобритании, например, женщины исторически боролись за получение прав: выходили на улицу, отстаивали право ходить в университет, а у нас все получили одним махом после Октябрьской революции, поэтому осознать, что есть, а чего нет, мы до конца толком и не можем.

Однако очень часто можно услышать, что Россия занимает ведущее место в мире по числу женщин во власти. Это не соответствует реальности?

По количеству занимает, а по уровню власти? Женщин много, однако едва ли они обладают реальной властью. Например, есть страны, в которых женщина является министром обороны. У нас это возможно? В обозримом будущем, боюсь, что нет, потому как у нас эта система очень гендеризированна: сохраняется установка, что защитой и обороной может заниматься только мужчина.

Женщины в госорганах есть, но большинство из них не ставят актуальные для женщин вопросы в повестку дня. Да, есть Оксана Пушкина, которая предпринимает попытки обсуждать проблему насилия, домогательств. Наконец-то приняли Национальную стратегию действий в интересах женщин на 2017–2022 годы, но этого всего мало. У нас в стране по-прежнему не принят закон о гендерном равенстве.

Насколько для этого равенства важен вопрос отображения роли женщины как лидера в русском языке? То есть важно ли употребление феминитивов для обозначения женских статусных профессий?

Важно, потому что генерал есть, ректор есть, а генеральша и ректорша — это жены генералов и ректоров. Начинаешь использовать слово «авторка» — оно звучит неестественно и непривычно для нашего уха, «авторша» — опять-таки «жена автора». В немецком языке такой вопрос не стоит: по суффиксу сразу понятно, где Kanzler, а где Kanzlerin, но в русском языке не хватает феминитивов.

А еще начинается: я прошу называть меня поэтом, а не поэтессой писала Марина Цветаева, а Мария Захарова в недавнем интервью просила называть ее «чиновник», а не «чиновница». От слова «дипломат» я точно не знаю, как сделать корректно женский род. Вот Мария Захарова — она не чиновник и не чиновница, она дипломатка. Если бы она про себя так сказала, заявив, что считает это нормальным, не унизительным и не уничижительным, то обращение, может быть, постепенно прижилось. Но такого пока нет.

Какими мотивами вообще руководствуются женщины, когда идут работать в госорганы?

Некоторые идут на госслужбу, потому что хотят быть в центре событий, помогать стране, изменить жизнь к лучшему или самореализоваться. Другие идут по стопам родителей, причем они сталкиваются с латентным патриархатом, так как зачастую именно мужчина в семье, будь то папа, дядя или дедушка, принимает решение о том, что девушке нужно делать карьеру в госорганах.

Стоит ли перед ними выбор: карьера или семья?

Печально, что да. Одновременно развиваться на работе и быть полноценной матерью, что предполагает «двойную занятость», неоплачиваемый домашний труд, заботу о близких (причем не только о муже и детях, но еще и о старшем поколении) невозможно: это все в большинстве случаев блокирует возможность построения карьеры.

В развитых странах, чтобы необходимость принять такое решение не возникала, строят ясли, детские сады продленного дня и другие учреждения, предназначенные для массового, общедоступного решения проблемы занятости родителей. У нас же для того, чтобы забирать ребенка в девять вечера после ненормированного рабочего дня, надо доплачивать фантастическую сумму в частном детском садике. Например, в федеральном законе «О государственной гражданской службе» ненормированный служебный день устанавливается для гражданских служащих, замещающих высшие и главные должности гражданской службы. Это такая прописанная в законодательстве дискриминационная позиция. Она даже никого не смущает.

Звучат заявления, что нужно изменить демографическую ситуацию, сделать так, чтобы женщины больше рожали, но едва ли для этого что-то серьезно предпринимается. Материнский капитал на второго ребенка — это капля в море, которая проблему не решает. Хорошо, если в регионах он позволит немного расширить жилищные условия, но жить на что? Как совмещать с работой?

И как же?

Выход один: family-friendly политика (то есть дружелюбная к сотрудникам с семейными обязанностями). Нужно менять кадровые стратегии, прорабатывать изменения в законодательстве, вводить новые практики. Иначе этот выбор не исчезнет, а женщина так и будет оставаться или на периферии карьерной траектории, или без возможности организовать свою личную жизнь.

Несколько месяцев назад депутат Астраханской областной Думы Елена Шеина дважды приходила на заседания комитета с двухмесячным младенцем на руках. На предложение нанять няню женщина ответила отказом. Ее поведение, по словам мужа, в грубой форме признали в Думе недопустимым. Что вы можете сказать об этой ситуации?

Ситуация крайне неприятная по отношению к Елене Шеиной. В Новой Зеландии на заседании Генеральной Ассамблеи ООН тоже произошел подобный случай, но там грубить женщине не стали. Новая Зеландия считается первой страной мира, где женщины получили права, там процесс с принятием развивается спокойно и равномерно. У нас критика была вполне ожидаема: произошедшее в России — это нонсенс, слишком непривычно для людей.

Если подумать, вся история изначально писалась мужчинами про мужчин и для мужчин. Подобное можно сказать и про госсектор: он тоже был организован мужчинами для мужчин. Даже здания для госорганов строились для мужчин: например, курительная комната предусмотрена, а комната матери и ребенка, чтобы работающие женщины могли делать законный перерыв на кормление, — нет. Так что перестройка потребуется всесторонняя, начиная от законодательства и заканчивая перепланировкой зданий.

Получается, высокие посты в органах власти в России пока не для женщин?

Нет, до тех пор, пока некоторые должности, кабинеты и даже целая система не приведены в соответствие с основным законом (в котором прописано гендерное равенство) и актуальными трендами современности. Я убеждена, что XXI век — это век женщин. Уровень многозадачности, эмпатии, вовлеченности и стрессоустойчивости любой, самой обычной женщины восхищает. Часто в повседневности женщины совершают ежедневный и совершенно закрытый от глаз подвиг (в том числе связанный с двойной нагрузкой). Хотя хотелось бы без него: у кого есть свободное время, тот и помыл посуду, кто лучше справляется с работой, того и повысили. Но пока не совсем так. А над вопросом соответствия стоит еще подумать: кто и до чего не дотягивает? Женщина до должности, или наоборот?

Девятилетней Арише Головеньковой из Буденновска этим летом поставили страшный диагноз: гипоплазия (недоразвитие) почек и хроническая почечная недостаточность в терминальной стадии. Девочка страдает от болей в пояснице, на ногах не проходят синяки и каждый вечер поднимается температура. За пять месяцев Ариша похудела на четыре килограмма. Спасти жизнь девочке может только пересадка почки. Донором готов стать ее папа. Но чтобы почка прижилась, необходимо очень дорогое лекарство, на которое в бюджете денег нет.

Ариша с Темой двойняшки. Они родились на два месяца раньше срока, крошечными, но дышали сами. Две недели малышей выхаживали в реанимации, затем перевели в детское отделение центральной районной больницы в Буденновске.

— Дочка — вылитый я, — радовался папа Андрей, — а сын в маму. Будут счастливыми!

Проблемы начались вскоре после выписки из роддома. Ольга стала замечать, что Тема заметно отстает от сестренки в развитии. В год ему поставили диагноз ДЦП.

А еще через два года у Ариши произошло нарушение работы мочевого пузыря.

— В этом возрасте такое бывает, — успокаивали маму местные педиатры. — Все наладится, не волнуйтесь.

Время шло, но ничего не налаживалось.

В мае 2014 года пятилетнюю девочку впервые обследовали нефрологи краевой детской клинической больницы в Ставрополе. Арише сделали УЗИ почек, но нарушений не обнаружили. И лишь через два месяца, после проведения дополнительных исследований в отделении урологии, поставили диагноз «гиперактивный мочевой пузырь» и назначили медикаментозное лечение.

Урологи взяли девочку под наблюдение, на протяжении трех лет все было хорошо. Но прошлой осенью очередной контрольный анализ выявил высокий уровень креатинина — это продукт белкового обмена, позволяющий судить о состоянии почек. Его уровень превышал норму почти в шесть раз.

Аришу срочно госпитализировали в отделение нефрологии детской городской больницы в Ставрополе. УЗИ показало значительное уменьшение размеров почек. Девочке рекомендовали перитонеальный диализ — процедуру искусственного очищения крови, но в Ставрополе не было необходимого оборудования. Знакомые посоветовали Ольге обратиться в Филатовскую больницу в Москве.

Самочувствие Ариши постепенно ухудшалось. Девочка слабела, быстро уставала и жаловалась на боль в боку, к вечеру у нее поднималась температура. В Филатовской больнице Аришу тщательно обследовали, провели нефросцинтиграфию — лучевую диагностику почек, рентген и УЗИ.

— Функции почек снижены на 82 процента, — сказал врач. — У Арины хроническая почечная недостаточность 4-й степени. Пока еще почки справляются, поэтому диализ делать не будем. Но этот процесс необратим, дальше будет только хуже.

Аришу отправили на консультацию к трансплантологу Михаилу Каабаку из Российского научного центра хирургии имени Петровского.

— Ищите донора, — сказал доктор. — Девочке необходима трансплантация почки, иначе она не выживет.

Операцию назначили уже на ноябрь. Откладывать ее нельзя: врачи опасаются, что почки у Ариши в скором времени совсем перестанут работать.

— Да я за свою доченьку не то что почку — жизнь отдам, — сказал отец ребенка.

Чтобы папина почка хорошо прижилась и дольше прослужила, Арише необходимы два препарата — солирис и лемтрада, которые снижают агрессивность донорского органа. В министерстве здравоохранения Ставропольского края отказались помочь приобрести дорогие лекарства. Лемтраду Ольге обещал купить благотворительный фонд. А на солирис у семьи, где мама ухаживает за двумя детьми-инвалидами, денег нет.

— Раньше Ариша присматривала за Темой, — говорит Ольга, — заступалась, когда его обижали, собирала карандаши и ложки, которые он часто ронял. А теперь Тема ухаживает за сестрой: приносит ей тапочки, угощает сладостями. Он даже отказался от операции на правой ножке, которой ждал несколько лет (мальчику должны были провести ахиллотомию, чтобы он мог наступать на полную стопу). Сказал: «Пусть сначала Арише сделают операцию, ей важнее. А я могу подождать».

Заведующий отделением трансплантации почки Российского научного центра хирургии имени академика Б.В. Петровского Михаил Каабак (Москва): «Девочке по жизненным показаниям требуется срочная пересадка родственной почки. Чтобы снизить риск отторжения донорского органа и увеличить срок его службы, перед операцией, во время и после нее необходимо применение специальных препаратов. Они не покрываются государственной квотой на лечение».

Стоимость лекарства — 2 370 376 рублей.

Дорогие друзья! Если вы решите помочь Арише Головеньковой, пусть вас не смущает цена спасения. Любое ваше пожертвование будет с благодарностью принято.

ПОМОЧЬ АРИШЕ

Для тех, кто впервые знакомится с деятельностью Русфонда

Русфонд (Российский фонд помощи) создан осенью 1996 года как благотворительный журналистский проект. Письма о помощи мы размещаем на сайте rusfond.ru, в газетах «Коммерсантъ», интернет-газете «Лента.ру», эфире Первого канала, социальных сетях Facebook, «ВКонтакте» и «Одноклассники», а также в 170 печатных, телевизионных и интернет-СМИ в регионах России.

Всего частные лица и компании пожертвовали в Русфонд свыше 12,238 миллиардов рублей, на эти деньги возвращено здоровье более чем 20 тысячам детей. В 2018 году (на 1 ноября) собрано 1 304 235 677 рублей, помощь получили 1725 детей. В 2017 году Русфонд вошел в реестр НКО – исполнителей общественно полезных услуг и получил благодарность Президента РФ за большой вклад в благотворительную деятельность. В ноябре 2018 года Русфонд выиграл президентский грант на издание интернет-журнала для потенциальных доноров костного мозга «Кровь5».

Серьезная поддержка оказана сотням многодетных и приемных семей, взрослым инвалидам, а также детдомам, школам-интернатам и больницам России. Фонд организует акции помощи в дни национальных катастроф. Русфонд помог 118 семьям моряков АПЛ «Курск», 153 семьям пострадавших от взрывов в Москве и Волгодонске, 52 семьям погибших заложников «Норд-Оста», 100 семьям пострадавших в Беслане.

Фонд — лауреат национальной премии «Серебряный лучник», награжден памятным знаком «Милосердие» №1 Министерства труда и социального развития РФ за заслуги в развитии российской благотворительности. Руководитель Русфонда — Лев Амбиндер, член Совета при президенте РФ по развитию институтов гражданского общества и правам человека, лауреат премии «Медиаменеджер России» 2014 года в номинации «За социальную ответственность медиабизнеса».

Дополнительная информация о Русфонде и Отчет о пожертвованиях региональных бюро Русфонда.

Сын вице-президента «Лукойла» Руслан Шамсуаров, известный как участник гонок по Москве на Mercedes-Benz Gelandewagen, обвинен в изнасиловании 23-летней Вероники Максимовой из Ростова-на-Дону. Шамсуаров свою вину отрицает: по его словам, девушка занимается эскортом, а секс был добровольным. Скандалы с участием эскортниц не редкость в последнее время. Рынок эскорт-услуг находится в серой зоне. Агентства, предлагающие мужчинам женское сопровождение на мероприятиях, работают в России открыто, хотя секс в официальный прайс не включен, так как проституция запрещена законом. Девушки вовлекаются в торговлю телом без каких-либо гарантий и защит. О том, почему этот выбор не всегда свободный, как попадают в эскорт и что скрывается за красивой витриной, они рассказали «Ленте.ру».

«Это длилось целую вечность»

Марина, 22 года

После школы я поехала поступать в Москву. Приехала, поступила, но до бюджета не хватило баллов. Пришлось идти на платное [отделение]. За первый семестр заплатила, нужно было искать [деньги] на второй. Сначала пошла в официантки. Там постоянно кричал менеджер: то я не могла запомнить всю барную карту в меню, то какие-то другие косяки… К тому же, чаевых было недостаточно. Cнова начала искать вакансии, но в той же сфере: рестораны и клубы — прибыльное дело.

В интернете увидела объявление о работе хостес (администратором) с оплатой за каждую смену. Деньги предлагали хорошие, да еще в очень навороченном месте: закрытом клубе, где для девочек были бесплатные солярий и услуги визажиста. Собеседование назначили вечером в «Чайхоне», что меня не смутило: сейчас часто встречаются по работе в кафешках. Моя будущая коллега рассказала, что предлагает не обычный хостес, а консумацию, то есть развод на деньги: сопровождать гостя вплоть до столика, поддерживать с ним беседу и делать все, чтобы он в этом клубе выпил и, соответственно, заплатил как можно больше. Мне предложили бонус с каждого бокала: чем дороже бутылка, тем больше денег. Плюс чаевые. Она заверила, что интима никакого не будет, и мне показалось, что это не требует особых усилий.

На первую смену я надела самое красивое платье и каблуки. В клубе мне профессионально сделали макияж, уложили волосы. Я встала на ресепшен встречать гостей. И один из клиентов выбрал меня, чтобы я проводила его.

Мы сели за столик, выпили. Я, естественно, попросила дорогущее вино. Он говорил про кино, музыку — в общем, ни о чем. Потом потанцевали. Он начал прижиматься, но тогда меня это не напрягло. Сказал, что я классная, поблагодарил за компанию и спросил, не подвезти ли меня до дома. Я ответила, что сегодня у меня первый день. Клиент оставил мне две тысячи рублей в качестве чаевых. На следующий день мне выдали проценты за его заказы — около шести тысяч рублей.

На третий день, после того как я посидела с гостями, к нам с девочками подошел менеджер и сказал, что я понравилась клиенту, и он хочет со мной в отель. За это — 12 тысяч [рублей] сверху. Я была в шоке и не могла решиться, потому что думала, что работаю без интима. Менеджер ответил, что на самом деле на одних попойках много не заработаешь, с выездами же — до двадцати тысяч за смену.

В машине я честно сказала, что еду в первый раз и не знаю, что делать. Клиент сказал: мы что-нибудь придумаем, посмотрим, что ты умеешь. Мне показалось, что это длилось целую вечность… Хотя на самом деле — минут десять. Перед этим мы, конечно же, еще выпили, на трезвую голову я бы не смогла. Непосредственно полового контакта у нас не было — он меня пожалел, наверное. Деньги заплатил, как и обещал. Но тогда я поняла, что только в этот раз так «легко» отделалась.

В итоге я просто не вышла на следующую смену. Решила, что просто не могу, не мое. Меня не искали: паспортных данных моих у них не было, да и в принципе им параллельно на девочек. Сегодня одна — завтра другая.

За полторы недели нашла другую работу и устроилась в другой клуб пиар-менеджером, и никому о своем опыте никогда не рассказывала: о таком просто не говорят. Хотя я знаю, что мои нынешние коллеги тоже работают в эскорте два-три раза в неделю. Например, одна девочка — потому что маленький ребенок: покупает ему игрушки, регулярно возит на море, балует.

Эскорт — это не совсем проституция: эскортница выходит в свет и торгует не телом, а имиджем. Клиенту предоставляют красивую упаковку, с которой не стыдно показаться на людях, предварительные ласки в виде общения. Девочкам — тоже «полный пакет»: охрана, регулярное медицинское обследование, контракты касательно сексуальных предпочтений. У проституток гораздо меньше прав.

С некоторыми девочками из того закрытого клуба до сих пор общаемся. Город только на первый взгляд большой — на самом деле клубная индустрия очень маленькая, и все в ней друг друга знают. Конечно, не от хорошей жизни идут в эту профессию. Не бывает такого, что девушка идет туда, потому что хочет накопить на машину или хочет найти мужа — обычно это более серьезные проблемы, связанные с отчаянием.

«У нас столько миллиардеров в стране?»

Артемия, 23 года, администраторша группы «ВКонтакте»

Работа в эскорте сама меня нашла. Подруга тогда встречалась с владельцем гольф-клуба. Он решил устроить двойное свидание и пригласил друга, тоже важного типа, которому нужна была девушка. Подруга подсуетилась и выступила в роли гаранта — от мужчины деньги уже ушли, а я получила их только на месте. Мы пошли в ресторан, потом в караоке. Можно было заказать что угодно, но я этим не воспользовалась: чувствовала себя неловко, потому что места были очень дорогими, а я привыкла сама за себя платить.

Когда пришла сумма, я была в шоке — это был мой шестимесячный бюджет: съемная квартира в Москве и питание, то есть около 150 тысяч рублей. Мужчина заплатил за знакомство и не воспользовался им. Позвонил бы он через три дня — не знаю, как бы все сложилось...

После того двойного свидания я стала внимательнее читать, что мне пишут в сообщениях. 99 процентов — мусор, но можно найти и хорошего человека. Главное — правильно расставить акценты и не колебаться. Тут важно качество, а не количество — реальных предложений всего 0,1 процента от общего потока поступающих. Обычно их фильтруют менеджеры: они узнают, что за мужчина, можно ли ему доверять, реально ли он состоятелен — и все в этом духе. Плохие менеджеры гонятся за наживой, «светят» девушек всем подряд и готовы отправлять кому угодно. Они подставляют таким образом хороших девчонок, которым еще замуж в будущем выходить.

Поэтому если менеджер постоянно скидывает предложения, то стоит задуматься, откуда они все? У нас столько миллиардеров в стране? И отвечать лучше с левого аккаунта, чтобы не подставиться. Безопасность очень важна, все девушки знают об этом. У меня два аккаунта для таких задач. Кроме того, для каждой встречи я завожу одноразовую симку. У нас особые правила общения с мужчинами: например, во время встречи нельзя сидеть в телефоне. Недостатка в светских темах не бывает — у меня два высших образования. Оплата идет безналично: беря деньги в руки, девушка подставляет себя, так как они могут быть меченые или даже отравленные.

Большинство девушек не знают, с кем они встречаются: достаточно того, что мужчина дорого одет и ведет в хорошее место. Детали встречи обговариваются с менеджером, и если что-то идет не по плану, — сворачиваемся. Но человек не может быть сначала добрым и галантным, а потом резко в номере сойти с ума. Если только не наркотики. Как правило, люди из бизнеса, с репутацией и реальными делами, не употребляют. А вот всякие политики, чиновники, эмвэдэшники и эфэсбэшники плотно сидят на веществах и виагре.

Менеджерша, с которой я начинала, всегда учила: бери презервативы, смазки, полотенца, купальник, тапочки — на всякий случай, но этого никогда не требовалось. И вот наконец она позвонила и сказала: через два часа, гостиница такая-то. У меня ничего не оказалось, потому что я ехала после вождения. Она сказала: «Ему так и надо». Договорились, что я буду там до 12:00 следующего дня. Он встретил меня на улице. Мы зашли в номер, поболтали. Я пошла в душ, он за мной. Мы сидели в полотенцах, продолжали болтать о всяком. Так и закрутилось. В пять утра он ушел и сказал, что если не вернется через три часа, то я могу его не ждать и идти домой. Больше мы не виделись.

Еще до эскорта, в университетские годы, я поняла, что мальчики на дорогих авто всегда интереснее тех, что ездят на метро. Но даже с таким нужно до последнего не терять достоинство. Мужчина должен думать, что ты с ним не из-за денег, а из-за его уникального успеха. Зачем им девушки из эскорта? Ну, просто каждый мечтает побыть с наибольшим количеством женщин, такова мужская природа. Когда есть деньги, то проблема поиска отпадает сама собой, и можно даже выбирать. После определенной планки состоятельности деньги воспринимаются как цифра: например, при счете в десять миллионов долларов можно безбедно жить, завести кучу любовниц, отдыхать где угодно и снимать документальные фильмы о себе любимом.

Я почти ни о чем не жалею — разве только о том, что не занялась своим медиапродвижением раньше. Сейчас я уже не встречаюсь с мужчинами — у меня появился друг. О прошлых «победах» мы не говорим, да он и сам не без греха.

Те девочки, с которыми я поддерживаю связь и сотрудничаю, крайне обеспокоены деятельностью таких сообществ, как «Рынок шкур». Контент там делается по принципу: берем красавиц из инстаграма, пишем текст, ставим свой значок и собираем кассы. 100 процентов тех историй, что там публикуют, хоть и выглядят убедительно, являются полнейшим вымыслом. Я против таких каналов. Дуров дал возможность не самым адекватным представителям человечества разносить свою ложь и провокации совершенно безнаказанно.

Эскорт — это не грязь или проституция. Проституция — это чисто физический процесс секса, цель которого состоит в том, чтобы собрать как можно больше клиентов за единицу времени, а эскорт — это свидание, общение, поездка в другую страну, ужин, ночь с одним клиентом. В проституции работают девушки, которые совсем ничего не умеют в жизни. Как правило, они плохо учились в школе, банально не могут накраситься и привести себя в порядок, поддержать беседу. В эскорте — только топовые девушки с высшим образованием и знанием языков, поэтому это так дорого. Тех, кому за 26 лет, мало, и все они с явной пластикой. Как правило, у всех есть другая профессия, и эскорт не основной способ заработка. Хотя такое хобби, конечно, надо держать в секрете: знать могут только мама и самые близкие подруги, которые не осудят.

Даже без эскорта у девушек масса вариантов стать популярными и богатыми, но большинство из них вместо этого бегают за всякими козлами и ничего не делают. Однако в эскорте нельзя найти мужа. Бывают, конечно, истории, когда девушка ездила с мужчиной в отпуск, все отлично, она себе напридумывала уже будущее, но по приезде они расстаются: эта любовь очень быстро проходит, и сознание девушки отрезвляется.

«Я привыкла к тому, к чему он меня приучил»

Jasmine Spice, 21 год

Я тогда окончила десятый класс. Мне было семнадцать, а он — старше на семь лет. Мы познакомились «ВКонтакте»: продолжительное время он писал мне, а потом пригласил на кофе.

На первой встрече он сказал, что мы больше не встретимся. Но в итоге мы встречались около года. Он дарил подарки, давал деньги на личные расходы. Мыслей о содержании у меня не было, так как я испытывала к нему чувства. Когда любишь, не думаешь ни о каких деньгах. Тем не менее, он меня поддерживал финансово и в какой-то момент сказал: «Ты экономная содержанка». Я запомнила это на всю жизнь. После этого я узнала, что у него жена и ребенок.

Я сказала, что наши отношения больше не могут продолжаться. Либо я могу быть содержанкой, но уже не экономной. Он предложил свести меня с людьми, которые мне «помогут», и я согласилась — нужно было оплачивать институт. К тому же я привыкла к тому, к чему он меня приучил. Так я попала в эскорт-агентство. У меня были смешанные чувства, но я понимала, что начинается новый этап и моя жизнь изменится. Меня проинформировали, как себя вести: что стоит говорить, чего не стоит, когда вообще лучше молчать.

Первым моим клиентом стал один политик. Через его помощника мы договорились встретиться в отеле «Украина». Я заранее посмотрела его фото (он довольно симпатичный), поэтому особой неловкости не возникло. Это длилось около трех часов, после чего он оставил деньги — тысячу долларов наличными — и уехал. Было немного волнительно, но я понимала, на что иду.

В основном, клиенты — женатые мужчины. В браке им может не хватать разного: кому-то секса, кому-то тепла, кому-то любви. Но они не разводятся, потому что на это нужно время. И для того, чтобы найти другую женщину, тоже нужно время. А его у них нет, поэтому им удобнее обратиться в эскорт и получить там то, чего они не получают от своих жен.

Поскольку у них мало времени, все нужно делать качественно и быстро. Кто-то приходит чисто потрахаться и не хочет никаких разговоров, потому что очень устают на работе. Но некоторые не хотят даже сексом заниматься: им нужно просто спокойно полежать и поговорить на те темы, которые им интересны. Искренность сейчас на вес золота.

Мужчины любят настолько разных, что нельзя выделить какой-то конкретный образ эскортницы. Кто-то любит умных женщин, для кого-то чем меньше мозгов — тем лучше. Есть те, кому нужны маленькие девочки, которые просят их «открыть бутылочку с водой». Что касается возраста, то работают и женщины за сорок, потому что в эскорте нужно в первую очередь уметь поддержать любую тему для разговора, а женщины с опытом делают это гораздо лучше девятнадцатилетних девочек.

Конечно, все очень ухоженные. Я, например, только на маникюр и педикюр трачу около пяти тысяч рублей. Есть и негласное правило: ты должна одеваться так, чтобы никто и не подумал, кем ты работаешь. Скромность — наше все. Мужчины любят минимум макияжа: если хорошая кожа, достаточно подкрасить только ресницы. Брэндовая одежда значения не имеет.

Все мои знакомые девушки, работающие в эскорте, самодостаточны, имеют высшее образование. Хотя замуж никто из них не выходил — многие из них становились содержанками. Обычно мужчины попадаются уже знакомые, новые лица редко появляются.
И хотя это довольно статусные клиенты, риск есть всегда. Недавно двух моих знакомых девочек без предупреждения «спихнули» на других мужчин, уже когда они приехали в отель. Один из них был пьян и неадекватно себя вел. Кое-как они пробыли с этими мужчинами оговоренное время и уехали. Радует, что это единичный случай.

Год назад я решила сняться в порно. Почему бы и нет? Снялась я сразу у Вероники Харт (американская постановщица). Если и буду продолжать, то только в хороших фильмах и за хорошие деньги. Пока мне хватает тех, которые я зарабатываю в эскорте.

Я окончила тот же вуз, в котором учился мой первый мужчина. Мы стабильно видимся раз в полгода. Он узнает, как у меня дела, и продолжает следить за моей жизнью. Я достаточно эмоциональная девушка, поэтому не смогла бы долго быть с человеком, к которому ничего не чувствую.

Россиянин Андрей Дьяченко исколесил США за рулем грузовика, хотя еще пять лет назад не знал, что покинет Москву и уедет в Америку, променяет роскошную квартиру и дом успешного бизнесмена на кабину трака. Сейчас он уже чувствует себя американцем, помогает освоиться другим эмигрантам и возвращаться не собирается. Примерно столько же времени прошло и с тех пор, как крымчанка Юлия Лазарева превратилась из владелицы конноспортивного клуба на Украине в российскую дальнобойщицу. Она уже изрядно поколесила по стране, ставшей для нее второй родиной. Андрей и Юлия поделились своими историями с корреспондентом «Ленты.ру».

Андрей: «Я плакал, падал на колени»

Я эмигрировал в Штаты четыре года назад. Мне было 49 лет, я жил с семьей в Москве.

Все началось с того, что моя жена забеременела. Я увидел в интернете рекламу «роды в Америке». Заинтересовался, стал обсуждать эту тему с супругой. Она сначала посмотрела на меня как на идиота, но потом я ее убедил.

У нас не было никаких родственников, друзей и знакомых в Штатах. Мы там никогда не были даже как туристы. И вот приехали туда на пять месяцев, потратив за это время сто тысяч долларов.

При этом оставался бизнес в России, и я мотался туда-сюда: две недели в Майами, две недели в Москве.

Вернувшись с ребенком на родину, мы еще не думали об эмиграции. У нашего сына уже было два гражданства, и это, по нашему мнению, существенно расширяло его возможности в будущем. Вот и все.

Но затем, в конце 2013-го — начале 2014-го, в России начались известные политические и экономические проблемы, связанные с украинским Майданом. Пострадал и мой бизнес.

Были наезды со стороны налоговой, БЭП и прочих структур. У меня накопились претензии к этому государству, но не эти проблемы сыграли решающую роль. В конце концов, я многое повидал, и меня уже ничем особо не напугаешь. В 88-м я, к примеру, был добровольным спасателем в Спитаке.

Мы с женой сели и подумали о том, что дальше у нас будет в жизни. Мы с голоду не умираем. Спокойная жизнь обыкновенных мещан нам вполне обеспечена. А дальше что? Жить от понедельника до пятницы, выходные — на дачу — это все?

Решили попробовать. Мы ничего не продавали, не сжигали мосты. Что касается материальных благ, то у меня есть шикарная квартира в Москве, хороший дом на Новой Риге с причалом и лодочками. Разве что машины продали.

Я приехал в Америку первый, на три месяца — на разведку. Интересно, что в воскресенье я прилетел, а в понедельник уже вышел на работу. Времени на акклиматизацию я себе не дал.

Пошел работать в moving простым грузчиком и за первый месяц похудел на 16 килограммов. Я плакал, падал на колени, был в полуобморочном состоянии от усталости. Жена звонила и спрашивала: «Ну как ты?» Я отвечал: «Обалденно. Очень нравится».

Потом работал на стройке: подметал, клал ламинат. Мне было интересно попробовать себя в реальном деле. И мне нравилось себя испытывать.

Теперь я живу в траке (кабине грузовика), а моя семья — в Майами, на берегу океана. У меня двое сыновей, старшему 21 год, младшему шесть. Они учатся, а жена следит за этим сообществом.

Хотя если бы еще лет пять назад мне сказали, что я стану дальнобойщиком, это вызвало бы у меня искреннее удивление.

Хочу добавить, что не могу работать, не получая удовольствия, и я его получаю. Объездил уже всю Америку, континентальную ее часть. Кроме того, эта работа позволяет мне кормить семью и оплатить колледж детям.

Юлия: «Будут воровать, какую зарплату ты им ни плати»

Никакая семейная жизнь мне не нужна. Мне это неинтересно, и я об этом даже слышать не хочу. Для меня это смешно.

Конный спорт — это не увлечение, а дело всей моей жизни. С детства я работала в конюшне, причем работала на себя. Это не была какая-то одна конюшня — лошадей содержала в разных местах. После того как поняла, что все люди — твари, все будут воровать, какую зарплату ты им ни плати, решила, что ничего «своего» у меня в жизни больше никогда не будет.

Теперь вот я занимаюсь тем, что кручу руль на фуре. В отличие от бизнеса, где если ты споткнешься, тебя каждый постарается добить лопатой по голове, здесь принято друг друга поддерживать, помогать, подсказывать. У водителей нет агрессии к коллегам, нет нужды конкурировать.

Для меня это было очень удивительно сначала, так как я привыкла быть одна против всех. Но «старики» орут, что вот сейчас уже не то, что настоящее братство было раньше. Может, так и есть.

Я у одного такого спросила: вот ты говоришь, что раньше достаточно было просто встать на трассе — и тут же каждый бы останавливался и спрашивал, что случилось. А представляешь, что было бы, если бы так было сегодня, когда за пять минут по трассе двести фур проезжает? Всем останавливаться? Если тебе нужна помощь, ты по рации сообщи или выйди из фуры и подними руку. Тебе помогут.

Никакой романтики я не чувствовала. Для меня это был просто отдых после тяжелой работы. Меня никто не трогал, никто не звонил.

Андрей: «За такие выкрутасы очень легко угодить в тюрьму»

Я работал грузчиком и рабочим, пока у меня не появился Social Security Number и Work Authorization. Потом я подготовился и сдал экзамены, которые являются американским аналогом ГАИ, и получил разрешение на работу тракдрайвером (водителем грузовика).

Экзамены ты сдаешь на английском языке — это полтысячи билетов.

Побочным бизнесом для меня, кстати, стала помощь русскоговорящим ребятам, желающим сдать на права. У меня есть специальная договоренность с автошколой. Я их туда привожу, даю какие-то вводные, помогаю подготовиться.

Сразу отмечу, что коррупционным путем права в Штатах получить не удастся. Есть персонажи, которые пытаются надуть тех, кто только приезжает. Так вот — за такие выкрутасы очень легко угодить в тюрьму.

Человек, которого поймают на экзамене с каким-нибудь электронным устройством, получит criminal record (судимость) и никогда уже не станет тракдрайвером.

Еще могу сказать, что очень отличаются друг от друга люди, которые «через тернии к звездам» едут в Америку, и те, кто выигрывает гринкарту в лотерею. Я вообще противник последнего способа отбора людей.

Буквально на днях жена повела одного студента в автошколу. Великовозрастный дядя 58 лет от роду. Наверное, по воссоединению семьи приехал. Он вроде бы совершенно адекватный человек, но вместо того чтобы просто готовиться к экзаменам, ходит и собирает негатив, задается бессмысленными вопросами: кто не сдал экзамены, почему нет индивидуальных занятий на русском языке, почему нужно стоять в одной очереди с мексиканцами.

Юлия: «Заплатила человеку семь тысяч долларов — и он меня учил»

Как сдают на права в России — я не знаю, в Украине в 2013 году это было легко и просто. У меня уже была категория B, сдавая на которую, нужно было определенные вещи знать и уметь. Категория С и E — это не надо делать вообще ничего. Тебе дают ЗИЛ с прицепом. Он стопорится, и ты задом, из угла 90 градусов, сначала с левой стороны назад сдаешь, а потом — с правой. При сдаче в ГАИ из трех раз ты должен попасть два раза.

Просто нужно четко траекторию поймать. Я сдала с первого раза. Хотя из группы в 15 человек меньше трети людей сдали с первого раза. Город мы не сдавали, теорию тоже.

Я не знаю, кто там платит, кто покупает. Мне не нужно было задумываться об этом, потому что это было очень легко. До этого я несколько месяцев ездила в Украине на фуре, заплатила человеку семь тысяч долларов — и он меня учил. Плюс я ездила на своей легковой машине с двухосным прицепом, а схема парковки там точно такая же.

Андрей: «Лишь выбирать приемлемые для себя условия»

Здесь, в Штатах, на январь 2018 года потребность в водителях тракдрайверов была около миллиона человек. По этой причине представители этой профессии — в массе своей избалованные, капризные люди. В таких условиях им остается лишь выбирать приемлемые для себя условия.

Есть три основные разновидности тракдрайверов: компанидрайвер (человек, который работает на машине компании и получает зарплату в зависимости от пройденных миль), оуноператоры (ездишь на своей машине и сам себе ищешь грузы либо поручаешь это фирме за процент) и нечто среднее между ними (работаешь в компании, но машину взял в лизинг).

Я работаю по второй схеме — купил себе абсолютно новую машину. Благо это вообще здесь не проблема.

Юлия: «Текучка кадров сумасшедшая»

Я слышала, что в США и Канаде не хватает водителей, у нас их вроде бы достаточно. Есть крупные фирмы, которым порой нужно прямо сейчас триста-четыреста человек, но в то же время они не сильно парятся, чтобы этих водителей на работе удержать. Они понимают, что сегодня 20 человек у них уволится, а завтра столько же или больше придет устраиваться. Текучка кадров сумасшедшая.

Про маленькие фирмы не говорю, там, наверное, какие-то другие отношения к водителям. Я сама в маленькой фирме работаю. Тут принято за каждого человека держаться.

В общем, если по статистике у нас имеется какая-то нехватка дальнобойщиков, то уверена: она будет меньше процентов на 90, чем в Америке.

В 2011 году я свой грузовик купила, пыталась на нем заработать. Но это не было необходимостью, просто меня так перло. Разнообразия какого-то хотела, интересно было. Сейчас я уже в этой стране не хочу себе ничего такого большого и ценного покупать. Нет смысла.

Я много общаюсь с теми, у кого сейчас свой грузовик или раньше был. Однозначный вывод: не меньше, а часто больше зарабатывают те, кто работает на фирму и на ее же машине. А уж забот у них точно никаких нет.

Андрей: «Эмигранты зарабатывают значительно больше американцев»

Тракдрайверы зарабатывают, по-американским меркам, чуть выше среднего. Вернее, могут зарабатывать.

Есть огромные компании типа Swift, J.B.Hunt , у которых десятки тысяч траков. Там работают американцы, там действуют профсоюзы. Зарабатывают они немного, но имеют большие премии и медстраховки.

Русскоязычных водителей там не встретишь, потому что для нас важно заработать деньги здесь и сейчас. Мы работаем больше на износ. И создаем свои компании либо находим свое место в других маленьких компаниях, которых сейчас на американском рынке очень много.

Здесь уже никаких профсоюзов. Работаем очень много, но и прибыли больше. Эмигранты зарабатывают значительно больше американцев в этом бизнесе.

Если обозначить самую нижнюю планку, то у обычного компанидрайвера минимальная зарплата будет две — две с половиной тысячи долларов в неделю (до вычета налогов). Но налоговая здесь позволяет тракдрайверам по 50 долларов в день списывать, и в целом к дальнобойщикам эта служба относится очень и очень лояльно.

Да, год назад было сложно: подорожал дизель, и платили меньше. За последний месяц дизель вновь сильно подорожал, но здесь топливо не только дорожать умеет, но и дешеветь, как только рынок это позволяет. И я такое наблюдал не раз.

Юлия: «На грузоперевозках навариваются всякие перепродаваны»

По деньгам у меня, к сожалению, в прошлом месяце получилось заработать всего двадцать тысяч рублей. Это вообще катастрофа, при том что я три недели была в рейсе. А так у нас зарплата, как и в Америке, зависит от километража.

Если месяц ты будешь ездить постоянно по 16-18 часов в сутки, если у тебя быстрые загрузки и выгрузки, то получается сто тысяч рублей. У нас воруют многие, о чем мерзко говорить, но так и есть. Но я беру в пример честную работу.

Если же работаешь две недели, а потом две недели отдыхаешь, то тысяч 50-60 получается.

У меня где-то один рейс в неделю, потом стою. Могу неделю простоять, могу две. И получается в месяц, дай бог ,40 тысяч выходит, и то редко.

Я знаю, что в России и в Европе женщины часто зарабатывают примерно на 30 процентов меньше мужчин на тех же работах. Меня это не касается. Я зарабатываю наравне с коллегами.

Многие мне рассказывали, что в 90-е и начале 2000-х все было прекрасно. Всем хватало грузов. Спрос и предложение соответствовали друг другу. Водители стали неплохо зарабатывать и покупать собственные грузовики. В итоге машин стало очень много, а грузов больше почему-то не становилось, или их стало труднее раздобыть. Не знаю почему.

У нас на грузоперевозках навариваются всякие непонятные перепродаваны. Вот появляется заявка: доставить что-то из Москвы куда-то за 100 тысяч рублей. Эти умники перекупают заказ друг у друга, пока какой-нибудь Петя на старой развалюхе не везет его за 60 тысяч.

Андрей: «Три недели ездишь — неделю дома»

Наиболее распространенный график работы — три недели ездишь, неделю дома. В дороге проводишь 11 часов в день. Из-за хорошего качества хайвеев, которые в подавляющем большинстве покрыты бетоном, а не асфальтом, средняя скорость движения здесь большая — около 70 миль в час (112 километров в час).

Вайоминг, Оклахома, Небраска — в этих штатах разрешенная скорость для траков 80 миль в час (около 130 километров в час).

Основное место сосредоточения тракового бизнеса — Чикаго. Там находится большинство американских транспортных компаний. Это город с крупнейшим транспортным хабом. Оттуда я иногда приезжаю домой на машине, но Майами находится в таком аппендиксе, куда быстро и дешево не доедешь, поэтому, как правило, лечу на самолете.

Юлия: «Ты работаешь постоянно»

Насколько я знаю, все пути ведут в Москву и Подмосковье. Огромное количество грузовиков съезжается сюда за три копейки, чтобы увезти груз оттуда уже по нормальной ставке — неважно куда.

Я работаю на частника. У него одна машина и один водитель. Если вдруг я захочу куда-нибудь поехать отдыхать, то машина будет простаивать, а это убытки. Так что работаешь постоянно, в зависимости от загрузки. То же самое с теми, кто работает на себя или на небольшие компании, у которых 30-50 машин.

Когда начальство понимающее, оно может периодически дать возможность передохнуть, посидеть дома. А если начальству плевать, как у меня было на предыдущей фирме, то два-три месяца ездишь без конца по России. Потом на два дня домой — и опять несколько месяцев катаешься. Это ужасно.

А так, если в фирме, к примеру, тысяча машин, ты две недели работаешь — две недели дома проводишь. Или по месяцу. Там два человека на одну машину приходится, и она не простаивает.

Андрей: «Отличает некий налет интеллигентности»

Средний возраст тракдрайвера в Штатах — 50 лет, так что я не чувствую себя белой вороной.

Еще нас, русскоговорящих тракдрайверов, отличает некий налет интеллигентности: почти у всех высшее образование. Местные же водители — ребята попроще, хотя это и не совсем уж реднеки (крестьяне с красными от солнца шеями). Ну, а что? Это тяжелый физический труд, не предполагающий большой умственной активности.

А еще здесь нет особой конкуренции между тракдрайверами, так что и мафиозных групп не образуется. Грузов хватает на всех с избытком. Практически на каждом втором трейлере висит объявление: «Ищем водителей».

Кто не знает, вся американская логистика завязана на автомобильных грузоперевозках, в России же более развит железнодорожный транспорт. Не хочу рассуждать, почему так сложилось. Это отдельная история.

В США на линии, то есть в работе, находится около девяти миллионов траков. Это все сплошь современные машины, и весь дорожный сервис — рестерии, тракстопы и так далее — им под стать.

Юлия: «Всю жизнь крутят руль и гордятся этим»

Не знаю точно насчет распределения грузов между железнодорожным и автотранспортом в России, но своими глазами вижу, что каждый год фур становится все больше и больше. И они ездят из одного пункта в другой с одним и тем же грузом, по пять-пятнадцать машин в день.

Парк грузовиков у нас очень старый. Много машин 80-х, 90-х годов выпуска. Новые фуры — у крупных компаний. А частники скупают весь хлам на лысой резине и добивают его.

Российские дальнобойщики — люди самые разные. И в возрасте люди встречаются, которые много десятков лет эти занимаются. И молодежь, которая только-только пришла. Контингент здесь очень подозрительный. Я их не могу понять, так как я сама пришла из другой области. Я не понимаю людей, которые всю жизнь крутят руль и гордятся этим, которые не понимают, как можно в этой жизни к чему-то стремиться.

Максимальное стремление многих моих коллег — порулить сегодня на час больше или проехать на сто километров сегодня больше, а завтра устроиться на фирму, где машина получше и зарплата побольше. Предел мечтаний для таких людей — купить свою фуру или несколько фур. У них мозг в другую сторону даже не работает.

Может быть, это от родителей идет. Из поколения в поколение передается.

Но ни дворники, ни продавцы, занятые таким же монотонным физическим трудом, не гордятся своим делом так, как дальнобойщики. Наши водители гордятся собой так, будто они работают в 70-е, когда рулить грузовиком действительно было физически напряжно.

Я понимаю, общаясь с коллегами, что многие из них — выходцы из какого-то глухого села, где нет никакой работы, и вот они идут крутить руль, чтобы им не приходилось вставать каждый день в пять утра и ехать на службу в город. Мне кажется, что и весь сервис придорожный у нас рассчитан на таких людей.

А ведь есть и другие, кому нравится быть в дороге, кто по другим причинам пришел в эту профессию. И таким людям — да, хочется вылезти из кабины и чувствовать себя человеком... Поэтому чаще всего стоянки не асфальтированные, и когда выходишь из душа летом — то пока дойдешь 50 метров до машины, эта пыль, стоящая столбом, облепит тебя снова. Это катастрофа. А весной, осенью и зимой там болото и грязь. Чтобы вылезти, нужно надеть высоченные ботинки или сапоги. И ходишь там по этой жиже. В общем, отношение — как к скотам.

Хотя многое зависит от трассы. Я сейчас чаще всего езжу по М4, и она рассчитана на тех, кто едет отдыхать летом. Есть стоянки для фур, рядом гостиницы — похуже или получше, туалеты женские и мужские. Короче, я стараюсь такие комплексы выбирать, где все по-нормальному и по-человечески, где нормальные душевые.

Есть такие комплексы, где женские душевые отдельно. Стараюсь туда попадать, но не всегда по времени совпадает.

На этой трассе есть и кафе нормальные, а не для бомжей. Знаете, многие владельцы придорожных заведений считают дальнобойщиков бомжами.

В гостиницах, конечно, водители стараются не останавливаться, только если сильно устали. Я опять же на М4 знаю гостиницы нормальные. А есть и на быдло рассчитанные — страшные и непонятные.

Андрей: «Cначала будут стрелять, а потом уже разбираться»

Предлагать какие-то деньги американскому полицейскому чревато серьезными проблемами. Во многих штатах, если вы себя неадекватно ведете, они сначала будут стрелять, а потом уже разбираться.

Я советую всем: когда тебя останавливают — будь максимально лояльным. Обращайся к полицейскому «сэр» и «офисер».

Хочу добавить, что на тракдрайверов тут не распространяются некоторые послабления, доступные водителю обычной легковушки, — например, сесть за руль с 0,8 промилле в Техасе.

Впрочем, в Майами полицейских больше беспокоит наркотическое, чем алкогольное опьянение. Такая вот специфика.

Юлия: «Я плачу за платные дороги, а другие — нет»

В России гаишникам платят те, кто нарушает правила. Я не нарушаю и не плачу.

А вообще у российского народа это в менталитете, видимо, — искать любую возможность за что-нибудь не платить. Постоянно вводятся какие-то вещи, направленные на то, чтобы деньги собрать, и почти тут же придумываются способы их не давать.

Вот ввели платные дороги, но люди все равно не платят. На той же М4 сначала проезжали друг за другом, а теперь и это лень делать. Медленно подъезжают к шлагбауму, толкают его, и он сначала чуть в сторону отходит, а потом вверх поднимается сам.

И машину не калечишь, и шлагбаум не портишь. Так и проезжают.

Ввели «Платон», но и его не платят почти все. Это я знаю точно. Вернее, люди сначала не платили, потом платили, а затем снова перестали платить. Накупили бортовых устройств, а потом просто выключили их.

Транспортный налог не заплатить никак нельзя. Тут да. А за «Платон» платят только крупные компании, да и там не все гладко.

Мне это кажется дикой несправедливостью: я плачу за платные дороги, а другие — нет.

Андрей: «Не люблю диванных эмигрантов»

Мне говорили, и я сам думал раньше, что американская вежливость, улыбка — липа. Но теперь я здесь работаю и вижу, как эти мохнатые, хмурые, бородатые дядьки по утрам на стоянках улыбаются тебе, желают доброго дня или хотя бы просто приподнимают кепку в знак приветствия.

Вообще, все эти взгляды из-за океана не дают увидеть реальную картину.
Я не люблю диванных эмигрантов, которые, сидя дома и ничего не делая, только страдают, публикуя посты в Facebook. Если тебе так плохо в стране живется, если ты государство ненавидишь, то собирай манатки и уезжай. Да, надо будет напрячься. И тут же находится 358 обстоятельств, препятствий.

Причем среди этих диванных эмигрантов есть люди с развитым интеллектом. Но им нужно, видимо, о чем-то грезить. О том, чтобы жить на берегу океана. А я реально живу на берегу океана, и сейчас у нас так называемый «красный прилив» — водоросли, от которых гибнут дельфины и киты. И жена у меня что-то закашляла. По телевизору сказали, что из-за этого прилива как раз. Вот она — реальность.

Если ты не проявляешь интереса к жизни, активности у себя на родине, то и в Штатах тебя ничего хорошего не ждет. У тебя, как говорится, либо горячие яйца, либо холодные.

Юлия: «Это создание даже мужиком не может называться»

Нытье и дальнобойщик — это неразделимые вещи. Еще раз скажу, что водители грузовиков, работавшие в советские годы, — это герои настоящие. На каких они машинах работали! По каким дорогам ездили! Какой инфраструктурой пользовались!

А в 2018 году — где здесь тяжелая работа, я не пойму. Пять лет кручу руль и не понимаю. Вот он сядет — малолетка 20-летний — в новую фуру, а сейчас им уже сразу их дают, и начинает ныть, что ему тяжело. А я думаю: вернись в свое село и поработай там грузчиком каким-нибудь, попаши лет пять, и когда ты вернешься в свой дальнобой, то будешь с утра до ночи сидеть и кайфовать от того, что твоя жопа сидит на одном месте и ты ничего не делаешь. У тебя мизерные обязанности, которые даже мартышке можно поручить: из пункта А в пункт Б доехать, загрузиться, выгрузиться — и все.

Феминистки ко мне не обращаются. Женщины в основном мне пишут — наверное, дочери и жены дальнобойщиков — о том, как их мужья и отцы устают от этой работы, а я вот всем рассказываю, что это безделье. А я думаю: кем же это надо быть, чтобы после месяца ничегонеделания за рулем приезжать домой и рассказывать жене, которая вкалывала на хозяйстве, как ты устал. Это создание даже мужиком не может называться.

Андрей: «Проститутки в Штатах не стучатся в кабины грузовиков»

У многих американских тракдрайверов оружие на руках, поэтому к ним обычно на дорогах никто не пристает, так как чрезмерная наглость может быть чревата последствиями.

Возможно, по этой же причине и проститутки в Штатах не стучатся в кабины грузовиков на стоянках. Здесь так не принято. Интимные услуги здесь, конечно, есть. Это выглядит следующим образом: перед тобой останавливается машина и подает знак фарами.

В целом же подобный «сервис» здесь распространен не так широко, как представляется многим, и вдоль трассы девочки не стоят.

Юлия: «Мне хотелось всех убивать»

Проститутки на стоянках часто встречаются, но с каждым годом их все меньше и меньше. Даже самая замухрыжная проститутка из какого-нибудь села, видимо, находит клиентов через интернет.

Раньше домогательства со стороны коллег-дальнобойщиков были действительно проблемой. Мне тогда хотелось всех убивать, а сейчас попроще. Меня многие узнают из-за канала на YouTube — примерно восемь человек из десяти.

Сейчас пристает разве что какой-нибудь дебил из каменного века, который меня не знает.

Андрей: «У парня из Луганска произошел конфликт с украинцами»

На эмиграцию способен далеко не каждый. Это очень большой стресс, скажу больше: вряд ли я смог бы пройти этот путь еще раз. Каждый здесь съедает свою ложку дерьма.

У меня есть несколько знакомых ребят 30-летних из Донецка. Они бежали от войны. Лишились бизнеса, возможности спокойно существовать там. У них теперь ничего за спиной нет, от этого они злее и нахрапистее.

Но, видимо, у тех, кого так или иначе насильно оторвали от родины, остается вот эта тяга хотя бы к внешнему проявлению своей национальной принадлежности. После 2014 года здесь, в Штатах, возникают проблемы во взаимоотношениях между украинцами и русскими. Год назад у парня из Луганска произошел конфликт с украинцами, которые считали его предателем. Я знаю некоторых хлопцев украинских, у которых весь трак в трезубцах и флагах жевто-блакитных. Мы даже как-то с одним зацепились языками.

«Я горжусь, что я украинец», — говорит мне он.

«Очень приятно, что ты гордишься, но, может, нужно гордиться достижениями? Тебе что, перед родами предложили варианты? Место рождения — это ведь данность, от тебя не зависящая», — ответил я ему.

Такие же и русские бывают: наклеивают на траки наклейки в стиле «можем повторить» и так далее.

Юлия: «Лучше вам, крымчанам, стало жить?»

Остались знакомые с Украины, но я с ними уже почти не общаюсь. Рада, что политические проблемы моих отношений с людьми оттуда не затронули, и они меня не просят ругать Кремль.

А вот россияне любят спрашивать: лучше вам, крымчанам, стало жить? Я уже отвечаю: хуже, потому что устала говорить на эту тему, как попугай. И все ждут, что я буду описывать, какая Россия распрекрасная.

Да, инфраструктура в России намного более развитая. В Украине меньше социальных благ, но там и меньше с людей требуют налогов, меньше поборов.

Андрей: «Крыса, бегущая с корабля»

Когда была острая фаза конфликта в 2014-2015-м, я перестал общаться со многими друзьями и знакомыми из России. Позвонишь, бывало, чтобы справиться о здоровье, о делах, а тебе с обидой говорят: вот ты в Штаты уехал, как крыса, бегущая с корабля.

Но и с теми, с кем тогда не поругался, теперь, спустя годы, тоже говорить трудно, потому что не осталось общности интересов. На воспоминаниях о школьных годах или совместном производственном опыте долго не протянешь.

До сих пор периодически накатывает желание позвонить в Россию, хотя каждый раз потом понимаешь, что больше этого делать не стоит. Тебе рассказывают о том, как все плохо, а ты в ответ: «А я вот машину купил» — вроде как выпендриваешься.

Я безмерно счастлив, что здесь живу, и грущу лишь от того, что господь не сподвиг меня переехать хотя бы на десять лет раньше.

Юлия: «Выкинули в другую страну»

Я не знаю, кто там всегда был русским в Крыму. Да, по национальности я русская, но паспорт у меня украинский. Я 1988 года рождения и не помню никакого Советского Союза. Помню одну страну — Украину.

Тяжело, неприятно. Я обычно за себя сама все решала с детства, а здесь так получилось, что меня взяли и выкинули в другую страну, причем никто меня даже ни о чем не спрашивал. С годами у меня это чувство если не усилилось, то осталось на том же уровне.

Мне говорят: а чего ты жалуешься? Могла бы свалить на Западную Украину. А я отвечаю: куда это я должна сваливать, почему я должна уезжать из родного дома, продавать конюшню в один миг, лошадей? Это не то, что можно сделать за считаные дни или недели.

Перестраиваться неприятно, неудобно и отвратительно. Страна другая, законы другие. Когда человек переезжает в другую страну, то он знает, на что идет, а я ни на что не хотела идти. Мыслей об эмиграции у меня никогда не было.

Менталитет же и мозги вообще у украинцев и русских одинаковые. По ту и эту сторону границы люди рождаются уже с желанием своровать.

В России я увидела и отвратительные, и плохие, и хорошие дороги. Хороших все больше, и новые постоянно строятся, но страна огромная, и есть такие ямы, куда полколеса грузовика проваливается.

Но тем, кто жалуется, я рекомендую покататься по Украине. Я ее объездила всю, вдоль и поперек, так что знаю, о чем говорю.

Скандал в Уфе, где трое офицеров полиции подозреваются в жестоком групповом изнасиловании 23-летней дознавательницы, вскрыл теневую проблему сексуального насилия и домогательств в силовых структурах. По словам правозащитников, они регулярно получают обращения от сотрудниц органов, однако довести их жалобы до суда практически невозможно: женщины боятся огласки, из-за которой рискуют раз и навсегда потерять работу. Так и случилось с бывшей сотрудницей полиции, многодетной матерью из Челябинска Любовью Герасимовой. Корреспондентка «Ленты.ру» Лариса Жукова записала ее монолог о домогательствах, отказе в интимной близости начальнику, его безнаказанности и своей расплате за это.

«Свои пуговицы я тебе дам расстегнуть не здесь»

В органы я пришла в 2005 году. На тот момент мне было 32 года. Поздновато, конечно, но это была моя мечта с детства, сколько себя помню. У нас недалеко от детского сада был районный отдел, там висела доска: «Их разыскивает милиция», и мы с подружками переписывали их приметы и искали преступников. А в школе я всегда вступалась за тех, кого обижают, поэтому из них никто не удивился, что я пошла в полицию.

В институт МВД я поступила за полгода до службы, как только смогла позволить себе учиться в учебном центре всем тонкостям патрульно-постовой службы (все оттуда начинают, если нет покровителей), получая две тысячи рублей в месяц. По первому образованию я швея, и даже три года отработала на фабрике, но, когда начались голодные 90-е, единственным местом в городе, где можно было заработать, стал рынок. Я продавала там подсолнечное масло на разлив. Потом развелась с первым мужем (он пил), от брака с ним остался старший сын, встретилась со вторым. У нас родились двойняшки.

Выбрала специализацию по уголовному праву и защитила диплом по теме отягчающих и смягчающих обстоятельств наказания. Было очень интересно учиться, и все курсовые я писала от руки. По окончании я мечтала устроиться либо в следствие, дознание, либо в отдел по делам несовершеннолетних — я всегда находила общий язык с детьми.

Раньше я думала, что все ситуации с домогательствами зависят от девушки: как она себя проявляет, хочет — не хочет. Я даже представить себе не могла, что бывает иначе. Никакого негативного отношения к женщинам я сначала не замечала. У нас вообще был экспериментальный взвод девушек. Я, конечно, понимала, что мне до больших званий и чинов не дослужиться без покровителя, но никто откровенно не домогался и не говорил, что наше место — калитки открывать.

Муж меня очень поддерживал, мы были вместе шесть лет. А дальше — ну, кто у нас любит полицию? Я стала «отвечать» за всех гаишников, которые неправильно останавливают. Но разошлись из-за измены. Недостаток вот такой у него был. Младшим тогда было по два с половиной года.

В 2012 году я получила диплом и собиралась получить офицерскую должность. В этот момент назначили нам заместителя командира полка — майора Медведева Константина Петровича. Мужчина статный, самолюбивый, можно сказать, нарцисс. Всем выдавали в ППС ботинки, а он носил гражданские туфли. Всегда выбрит, подтянут, с дорогим парфюмом. Официально он был в браке.

Мне тогда было почти сорок, трое детей, и мне не нужны были отношения с руководством. Он начал оказывать мне знаки внимания. Все начиналось безобидно: встречались в коридоре, он просил зайти в кабинет, чтобы передать бумаги командиру роты. Потом стал предлагать чай. Как отказать руководителю? «Хорошо». Потом предложил конфету. «Спасибо».

И поехало. Встречает в коридоре: «Очень жарко на улице». Я соглашаюсь. Он продолжает: «Надо как-то подумать, как организовать отдых твоим детям на выходные». Я отвечаю: «Какой отдых, кругом работа» и быстренько вдоль стеночки на выход. Снова встречает: «Пуговица тут у тебя отстегнулась». И тянется застегнуть. Я глаза в пол: «Виновата, исправлюсь».

Все это — с попытками задеть меня за руку, коснуться плеча. Я начала избегать его. Вижу, что идет, — заворачиваю за угол, чтобы не встречаться. Лишний раз боюсь выйти в туалет. Но мы же на одной службе — все равно встречаемся. Подходит ко мне и говорит: «Свои пуговицы я тебе позволю расстегивать не здесь и не сейчас». Вот что он хотел этим донести? Явно же не узнать, какая обстановка на вверенной мне территории.

Однажды он спустился в наш кабинет и начал что-то обсуждать с коллегами. Я шла мимо, он вскользь обратился ко мне: «Да, Люба?» Я подтвердила и собиралась идти дальше, а он меня — хлясь! — и прижал к себе. Понятно, что у нас мужская структура, и могут по-товарищески хлопнуть по плечу. Но он приобнял, как мужик, это же всегда понятно. Я сказала: «Константин Петрович!» и вырвалась. На моем лице было все написано. И в этот момент он тоже изменился в лице. Я тогда поняла, что скоро начнет мстить.

В тот момент я была беременна от любимого человека. И меня включили в список «неблагонадежных» сотрудников, склонных к нарушению дисциплины и негативному поведению, замеченных в употреблении алкоголя. Там была такая формулировка: в связи с беременностью может меняться настроение, поэтому может запить и загулять. Я была в шоке.

У меня случилась угроза прерывания: из-за нервов сильно скакало давление. Врач настаивала на госпитализации. Я написала отказ только потому, что дома оставались дети.

Командир обещал разобраться и говорил, что после декрета все забудется, и я смогу нормально работать. Хотя на самом деле он, конечно, понимал, что никто не будет вступаться за меня. Дальше стало хуже.

«У вас вообще адекватные есть в полиции?»

Я вернулась из декрета через полтора года, в 2015-м. Медведев по-прежнему был заместителем командира. Он приходил на работу и начинал с порога в дежурной части кричать: «Где Герасимова?» Он стал маниакальным. Доходило до того, что со мной коллеги стали бояться вставать в наряд, это было для них наказанием: все знали, что придет Медведев и начнет придираться. Те, кто постарше, говорили: «Ты чего, ему не дала? Что он такой дерганый?»

Я могла перевестись со своим образованием куда угодно, но он сказал: я тебя уволю. У нас не как на гражданке: везде нужны рекомендации, характеристики. С увольнением меня бы уже никто не взял.

Законы Российской Федерации не распространяются на нашу структуру. Например, Трудовой кодекс. Мне полагался отпуск летом, так как маленьких детей нужно было возить на оздоровление на юг, но он все перечеркивал в заявлении и писал: в декабре. И я не могла обратиться за помощью в соцзащиту, потому что у нас совпадали графики работы. Да даже ребенка сводить в больницу меня не отпускали на час. Хотя другие договаривались.

Вступиться было некому: как потом нести службу? У нас какая специфика. Даже если ты кругом прав, но начальник подходит и говорит: ты осел, ты должен опустить голову и сказать — виноват, исправлюсь. Скажут — пей, и ты должен сесть и пить. Не видела никого, кто шел бы против воли государевой.

Меня отправляли в наряд одну. По маршруту мимо СИЗО и гаражей. С оружием. Я приходила и говорила: «Вы что делаете? Туда же приходят к задержанным их подельники. Они же видят, что я иду с пистолетом одна. Ну, ладно, по башке дадут, но если покалечат и заберут оружие? Вы чем думаете?» Мне, честно, становилось страшно за свою жизнь: детей в случае чего оставить было не на кого.

Когда мы пересекались, Медведев орал, что мне пора валить на гражданку, что я никто, просиживаю штаны, позорю детей, что родила и не замужем, что он во много раз умнее и красивее меня, а я стояла и не имела права рот открыть. Краснела, губы кусала и могла только сказать, что «виновата, исправлюсь».

Как-то после операции (у меня была пупочная грыжа) у меня некоторое время были ограничения: нельзя было таскать тяжелое, пока не рассосется шов. Но заместитель командира заставил меня надевать бронежилет — это семь килограммов, плюс автомат — три. Сказал: ничего страшного, упадешь — оттащим.

9 мая 2016 года меня вызвали на усиление в центр города. Об этом я узнала за несколько часов — это специально, чтобы не успеть ни с кем договориться о детях. Но раз сказали прибыть — прибыла. Разбудила в шесть утра детей, собрала, одела. Очень жалко их было. Потом, видать, подумали и, чтобы не позориться перед властями, оставили меня в здании полка. А у нас ни столовой, ни автоматов, ни даже туалета нормального. Так я детей помучила до полудня и увезла домой.

Однажды его заместитель меня вызвал и прямо спросил: «Ты понимаешь, какая ситуация?» Я говорю: какая? Он отвечает: «Ты не пройдешь аттестацию». Аттестация проходит каждые четыре года, и обычно там всего несколько вопросов, на которые легко ответить с юридическим образованием, но ее фишка как раз в том, чтобы проводить только угодных начальству. Он стал назначать мне время, когда я на операции была и на больничном. В открытую подходил и убеждал: увольняйся.

Потом ко мне домой начали засылать проверяющих из роты. Они ходили по подъезду и спрашивали, не пью ли я, не собираю ли я пьяные компании у себя в квартире. Соседи меня встречают и спрашивают: Люба, у вас вообще адекватные есть в полиции? Они же знают, что в квартире только я и дети. Я в подъезде навела порядок: у нас и парни перестали собираться, и алкаши. Полтора года уже, как ушла из органов, но в подъезде до сих пор порядок.

Мне все говорили: что же ты не согласилась. Знал бы прикуп — жил бы в Сочи. Мне же было не 20 лет, я тоже в жизни что-то видела, и это был не первый мужик, которому отказала. Но даже представить не могла, что в органах можно так себя вести. Не знаю, как бы я поступила сейчас.

Последней каплей стало то, что, когда мою роту расформировали, и нас начали определять в другие отделы, всем шли навстречу и распределяли ближе к месту проживания, а меня отправили в центр города. Там постоянно пробки и максимально далеко от дома, чтобы я не успевала ни отвести в садик ребенка, ни забрать вовремя, и ругалась то с начальством, то с воспитательницами. Специально по мне выписали такое распоряжение. Командир сказал туда — значит, туда.

У меня не осталось сил на борьбу с ветряной мельницей. Я проплакала неделю и написала рапорт. Это было 1 апреля 2017 года. Может быть, если бы я обратилась в Следственный комитет сразу, когда все только началось, все было бы иначе. Но тогда я даже представить себе не могла, что все надо было фиксировать, и что, если я скажу «нет» — то потеряю все.

Очень жалко этих 12 лет. Я чувствовала себя на своем месте. У граждан есть недоверие к полиции, еще с 90-х. Но, когда мы в итоге задерживали кого-то, кто убегал, а я вежливо предлагала присесть, воды, никогда не повышала голос, они сильно удивлялись. Было такое, что и обед свой отдавала, если видела, что кто-то из задержанных хочет есть, и воды приносила тем, кто был с похмелья, однажды даже пришлось пойти купить носки мальчишке, который попал к нам в отдел, чтобы он не сидел босой. Я просто знала, что действительно могу кому-то помочь.

Год я простояла на бирже труда. Сложно устроиться бывшему полицейскому, да еще в 45 лет. Меня даже в коллекторы не взяли! Тех, кто хоть как-то знаком с законом, туда не берут.

Иногда знакомые говорят: Люба, мы тебя в пример всем ставим, как ты со всем управляешься. Я говорю: да, конечно, хоть книгу пишите «Как жить нельзя». Нам еще на службе по закону полагалась два раза в год государственная помощь, но я ни разу ее не брала. Единственное, о чем не жалею, — о рождении детей. Со стороны может показаться, что я безумная, что родила четвертого ребенка в 40 лет. Но он был желанный, запланированный, и мы с его отцом хотели пожениться. Не сложилось, так бывает, но по документам все равно отец и платит ежемесячно 4,5 тысячи рублей. Младший — наше счастье и отрада, а старший — моя гордость, он уже начальник в своей области.

«Давала присягу переносить тяготы и лишения»

До декрета, когда Медведев был заместителем командира, я обращалась к главе полка. Все это были письменные заявления. Просила разобраться в ситуации, которая сложилась между мной и заместителем командира после того, как я не ответила на его внимание — как мужчины к женщине. Я конкретно перечислила все случаи и попросила внести ясность — и даже готова была пройти полиграф. Но тот отмахнулся.

В 2015 году я пошла уже в городское управление. Объяснила, что меня вынуждают уволиться, но я не могу — у меня четверо детей. И почему вообще я должна это делать за отказ начальнику в близости! Мне обещали помочь. Но через месяц пришел ответ: принимала присягу — должна соблюдать Конституцию и с честью и достоинством переносить тяготы и лишения воинской службы.

Я пошла с этим ответом в Главное управление по области, попросила объяснить, какие тяготы и лишения я должна переносить, если я отказала начальнику. В ГУВД не стали заморачиваться — дали отписку: что попросят не допускать межличностных конфликтов. Когда Медведева вызвали писать объяснительную, он подошел ко мне и спросил: «Ты проблем не боишься?» После этого его назначили командиром полка.

Во время обращений я узнала еще о нескольких случаях его домогательств. Одной девушке он открыто предложил пойти с ним в сауну. Она позвонила в слезах: Люба, я не знаю, что делать, он говорит, что буду «на воротах» сидеть, если не пойду. Я говорю: не знаю, я вот отказала — посмотри, что со мной случилось.

Несколько девочек были вынуждены уволиться. Но они могли позволить себе начать жизнь заново. Я же понимала, что больше не найду работу. Пошла к уполномоченной по правам ребенка. Рассказала, что на мне четверо детей, ипотека — не в приют же их сдавать? Она пожала плечами — власть и полиция в любом регионе друг от друга зависят.

Сейчас читаю все новости про изнасилованную девушку из Уфы, просто поверить не могу — безумие какое-то. Они [насильники] потеряли разум. Следующее действие — взять пистолет и... Пишут в интернете, что «могла отказаться, могла не прийти». Да не могла! Это может понять только человек, который служил. Девочка всего пару месяцев проработала, жизнь поломана: она теперь на своей службе остаться не сможет, а на другой — могут заклевать. Это клеймо: она вынесла сор из избы.

Но в Уфе даже не побоялись ее отца — генерала из Росгвардии! А я кто? У меня нет никого. Единственная надежда, что сейчас, после этой истории, как-то это осиное гнездо будут шебуршить и наведут порядок. Может быть, хотя бы анонимно девушки начнут рассказывать.

У нас есть статья 133 УК («принуждение к действиям сексуального характера»). Но она не рабочая — сложно доказать и стыдно вообще признаться, что с тобой такое произошло. С изнасилованиями ведь только сейчас стали обращаться, всегда это было стыдно, хотелось скрыть. А когда это происходит в полиции — это нонсенс! Мне было стыдно до безумия, когда мне в открытую говорили: «Не дала, тебе жалко было, что ли? Нашла, чего жалеть! Радоваться надо было!»

Недавно у нас в Челябинской области застрелилась дознавательница, и это никто не освещает. Я все искала информацию, от какой жизни она застрелилась? Честно, у меня тоже были такие мысли. Я понимала, что, если там [в органах] останусь, до оружия недалеко… Спасли только дети.